Самарский край в 20-е – 30-е годы

Самарский край в 20-е – 30-е годы

В течение 1914-1920 годов почти непрерывные военные действия на огромных пространствах России привели в общей сложности к гибели 15-25 миллионов человек. Советское правительство, развязывая в 1918 году красный террор, не могло не знать, что к тому моменту выращивать хлеб в стране стало практически некому: наиболее работоспособная часть крестьянства либо пребывала на фронтах, либо уже лежала в могилах.

Голод и разруха

В конце второго десятилетия ХХ века производство хлебного зерна в России по сравнению с 1913 годом упало в 5-6 раз (в некоторых регионах – даже в 8-10 раз). По этой причине резко сократился завоз продовольствия в крупные города, что вынудило советское правительство еще более ужесточить выполнение планов продразверстки. Однако в 1920 году сбор продовольствия на селе осложнился еще и тем, что весна и лето в Среднем Поволжье выдались засушливыми (рис. 1).

Урожайность зерновых злаков резко снизили горячие среднеазиатские суховеи. В итоге в 1920 году Самарская губерния смогла вырастить всего 20 млн. пудов зерна против 146 млн. пудов, собранных в 1913 году. При этом значительная часть выращенного хлеба была вывезена из губернии в соответствии с планом продразверстки.

В итоге в 1920 году в нашем крае резко усилился социально-экономический кризис в деревне. Планы сбора и безвозмездной реквизиции продовольствия, непосильные даже для крепких хозяйств, резко снижали производительность труда крестьян, уменьшали количество зажиточных хозяев и провоцировали рост числа неимущих крестьян, не имевших ни скота, ни сельхозинвентаря, ни семенного зернового запаса. В Самарской губернии сокращались посевные площади, но зато увеличивалось количество нищих, просящих милостыню не только у церквей, но и на пристанях, железнодорожных станциях, базарах и прямо на дорогах (рис. 2).

Несмотря на неурожай 1920 года, власти все-таки продолжали выкачивать продовольствие из деревень и сел Самарской губернии, чтобы выполнить план продразверстки, причем хлеб, вопреки практике прошлых лет, зачастую изымали не только у кулаков и середняков, но и у беднейших крестьян. В Государственном архиве Самарской области хранится вот такое письмо жителей села Тимашево за 1920 год, в котором говорится следующее:

«Товарищи разоряют нас, берут сено, солому, каждый день три пуда картошки. Теперь мужики стали как мертвые, не знают, что им делать. Говорить ничего нельзя, ничего не признают, теперь хоть с голоду умирать. Скотину у нас берут беспощадно. Нам очень плохо жить».

Из-за недобора урожая зерна продотряды собирали с крестьян другие продукты питания: сало, мясо, яйца, масло, и так далее. Непрерывные конфискации вызвали закономерные протесты крестьян, которые в 1918-1920 годах не раз перерастали в вооруженные конфликты, прокатившиеся по Самарской губернии.

В результате в 1921 году политика продразверстки, как известно, привела уже не к восстанию, а к невероятному по масштабам голоду, охватившему все Поволжье (рис. 3, 4).

При этом историки уже давно сошлись во мнении, что истоки поволжской голодной трагедии в первую очередь следует искать не в погодных условиях, а в социальных катаклизмах предыдущих лет. Дело в том, что голод в Поволжье начался отнюдь не зимой, а как минимум на полгода раньше – почти сразу же после того, как в 1921 году майская жара и палящее солнце уничтожили хлебные посевы на огромных площадях. Но даже в этом случае до критической обстановки в стране дело могло бы и не дойти, если бы правительство Ленина в течение 1918-1920 годов не довело бы до абсурда политику военного коммунизма и вытекающей из нее продразверстки.

Сейчас большинство экспертов считает, что эта политика практически никак не учитывала сложившуюся в то время историческую ситуацию в стране и была направлена вовсе не на интересы российского народа, а лишь исключительно на удовлетворение великодержавных амбиций большевистской партии. И тут, ко всему прочему, пришли на редкость неблагоприятные погодные условия, которые еще больше усугубили ситуацию.

Решающее значение для спасения вымирающего Поволжья имел сбор продналога в тех районах страны, которые не пострадали от засухи. Благодаря этому уже в сентябре 1921 года Самарская губерния получила более двух миллионов пудов зерна, которым осенью было засеяно 440 тысяч десятин озимых злаковых культур. Плюс к этому к весеннему севу к нам было доставлено еще 2,8 млн. пудов семян, и этого хватило, чтобы засеять 850 тысяч десятин яровых площадей. И поскольку урожай 1922 года оказался хорошим, к концу 1922 года Самарская губерния понемногу стала выбираться из тисков голода (рис. 5, 6).

Здесь нужно рассказать, как в течение 1921-1922 годов на почве борьбы с голодом в Поволжье складывались отношения Советской Республики и Русской православной церкви. В августе 1921 года Всероссийский комитет помощи голодающим выпустил воззвание к 62 епархиям урожайных местностей страны с просьбой сделать все возможное для спасения населения поволжских губерний. Самарская епархия стала одной из наиболее активных в богоугодном деле. С этой целью 26 августа на общем собрании членов церковно-приходских общин был образован Епархиальный комитет помощи голодающим под руководством епископа Павла. Решено было срочно изыскивать средства для открытия столовых, в которых могло бы питаться все голодающее население, независимо от национальности и вероисповедания людей.

Осенью 1921 года в распоряжении Самарского епархиального комитета оказалось уже 20 миллионов рублей, однако дальше произошло неожиданное: в ноябре губчека заключила в тюремную камеру епископа Павла, который был обвинен в антисоветской пропаганде под прикрытием помощи голодающим, а на собранные епархией средства тогда же был наложен арест. Епископ пробыл за решеткой две недели, в течение которых следствию так и не удалось найти в его действиях ничего антисоветского, и потому чекистам пришлось владыку отпустить. Тем не менее на заседании губкомпомгола, состоявшемся 16 декабря 1921 года, было принято следующее решение: «Существовавший Епархиальный комитет помощи голодающим закрыть. Собранные денежные средства предложить сдать в губфинотдел».

Объяснение этому инциденту довольно простое: в ходе сбора средств на помощь голодающим резко вырос авторитет Самарской епархии и всей Русской православной церкви, что никак не могло понравиться лидерам советской власти и ее идеологам. Поэтому вполне закономерным итогом этого противостояния государства и церкви стал декрет от 23 февраля 1922 года «Об изъятии церковных ценностей в пользу голодающих» (рис. 7, 8, 9).

В Самарской губернии кампания по изъятию таких ценностей проходила с марта по июнь 1922 года, причем в большинстве храмов властям для этого пришлось прибегнуть к помощи войск ЧОН. В целом же эта конфискация церковного имущества потрясла не только вымирающую от голода Россию, но и весь мир.

По этому поводу В.И. Ленин в своем письме к членам Политбюро ЦК РКП (б) от 19 марта 1922 года, совсем недавно рассекреченным, с чудовищным цинизмом высказался следующим образом: «Именно теперь, и только теперь, когда в голодных местностях едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи, трупов, мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией, не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления. Взять в свои руки фонд в несколько миллионов золотых рублей (а, может быть, и в несколько миллиардов) мы должны во что бы то ни стало. А сделать с успехом можно только теперь… Позже сделать нам этого не удастся, ибо никакой иной момент, кроме отчаянного голода, не даст нам такого настроения широких крестьянских масс…»

Это ленинское письмо со всей очевидностью показывает, что идеологи большевизма в 1921-1922 года использовали поволжский голод, до которого довела их же собственная политика продразверстки, всего лишь в качестве повода для того, что реквизировать в свою пользу гигантскихразмеров церковное имущество. Все собранные на местах ценности в итоге были вывезены в Москву. В частности, Самарской губернии тоже не разрешили оставить у себя ни грамма золота, чтобы купить хлеба в урожайных губерниях и спасти умирающих от голода. По поводу золота и прочих ценностей ответ из Центра был один: «Все – в Москву, все в Гохран» (рис. 10).

Шаги новой экономической политики

К 1921 году социально-политическая обстановка в России настолько накалилась, что даже постороннему наблюдателю стало ясно: политика военного коммунизма и продразверстки переживает свои последние дни. Крупнейшим народным выступлением этого периода стало Кронштадское восстание марта 1921 года, которое в советской литературе называли не иначе, как Кронштадским мятежом (рис. 11, 12).

Осознав всю напряженность ситуации, сложившейся вокруг сбора продовольствия на селе, советское правительство вынуждено было резко изменить свои методы (рис. 13).

Декрет ВЦИК от 21 марта 1921 года «О замене продовольственной и сырьевой разверстки натуральным налогом» стал началом перехода от эпохи военного коммунизма к новой экономической политике (НЭП) (рис. 14).

Уже в ближайшие месяцы его дополнили декреты СНК от 7 апреля «О потребительской кооперации» и от 24 мая «О частной торговле».

Согласно новым правовым документам, теперь для каждого крестьянского двора устанавливался твердый объем поставок различных видов продовольствия государству. Эти цифры по сдаче хлеба были почти в два раза ниже, чем раньше, а по мясу – более чем в четыре раза ниже. При этом всеми излишками, оставшимися после уплаты продналога (рис. 15),

крестьянин имел право распоряжаться по собственному усмотрению: либо оставить себе для пропитания, либо продать на рынке по свободной цене. С 1924 года натуральная форма уплаты продналога была заменена денежной, в размере примерно 10 процентов от стоимости собранного урожая.

Одновременно по всей стране была отменена трудовая повинность (рис. 16), существовавшая еще с 1918 года, когда население по приказу местных органов власти было обязано выходить на общественные работы. В их перечень входили, например, разгрузка дров и угля на железнодорожных станциях, уборка улиц и железнодорожных путей от снега, помощь крестьянам в заготовке сена и уборке урожая, и так далее.

С мая 1921 года началось восстановление частного сектора в российской экономике, стали понемногу открываться частные фирмы, лавки, магазины, трактиры, рестораны и прочие предприятия (рис. 17, 18).

Тогда же была срочно разработана система налогообложения вновь открывающихся точек, а в губернских и уездных финотделах начался срочный набор и обучение финансовых инспекторов, ответственных за взимание налогов и сборов на своих участках.

Уже 20 мая 1921 года при Самарском губфинотделе состоялось совещание заведующих уфинотделами с участием губфининспекторов. В течение ближайшего месяца во всех уездах были организованы налоговые столы при волостных исполкомах. В связи с вышедшими декретами о сельхозналоге и разрешении частной торговли по всей губернии прошла агитационная кампания в поддержку новой государственной политики (рис. 19, 20, 21).

В городах и селах проводились совещания, собрания и сходы, в местной печати вышли разъясняющие статьи.

В «Отчете Самарского губпродкома (губернского продовольственного комитета – Ред.) о проведении продналоговой кампании 1922—1923 года» говорится о чрезвычайно успешной работе этого ведомства по сбору налоговых платежей. В указанный период план по единому натуральному налогу был выполнен на 113% от цифр, намеченных Наркомпродом. Промысловый налог с мельничных предприятий также был собран более чем на 100% от планового задания. Более того: план по взиманию натурналога в 1922-1923 годах самарцы выполнили значительно раньше срока. «Губпродком считает, что такому успешному проведению натурналога в Самарской губернии, способствовало прежде всего сознательное отношение самого крестьянства к сбору налога, а во-вторых, преданная работа продовольственников по выполнению возложенной на них задачи и содействие губисполкома, губкома РКП (б), уисполкомов и укомов РКП (б) продаппарату в сборе налога» - говорилось в упомянутом выше документе (рис. 22, 23, 24).

Согласно «Отчету…», в 1922-1923 годах при выполнении задания по сбору единого натурналога в закрома поступило 2,4 млн. пудов хлебного зерна, по промсбору – 414 тысяч пудов, в счет возврата семенной ссуды – 47 тысяч пудов, а всего – 2,86 млн. пудов. Выдано же в эти годы семенной ссуды 2,93 млн. пудов, и, кроме того, была погашена задолженность по семенной ссуде за 1920 год в размере 80 тысяч пудов.

При подведении итогов этого мероприятия Самарский губисполком в своем приказе № 161 от 13 октября 1923 года объявил «пролетарскую благодарность населению Пугачевского и Балаковского уездов за примерное выполнение натурналога…» Далее в этом приказе говорилось, что «за сознательное и честное отношение к государственным повинностям Балаковский и Пугачевский уезды записываются на Красную доску почета с опубликованием о сем в печати».

Соответственно Самарскому губпродкому предлагалось выдать денежные премии продработникам названных уездов «за энергичное и успешное проведение налоговой кампании при крайне трудной обстановке». В заключение составители «Отчета…» не забыли вставить в его текст фразу о «дальнейшей заботе правительства» в отношении крестьянства, подчеркивая тот факт, что с 1923 году все виды денежных налогов и единый натуральный налог заменили «Единым сельскохозяйственным налогом» (рис. 25, 26, 27).

В 1923-1927 годах в Самарской губернии были сделаны крупные шаги в развитии сельскохозяйственной и потребительской кооперации (рис. 28, 29).

Так, в период с 1 октября 1923 года по 1 октября 1925 года число членов потребкооперативов в городах губернии возросло с 10 до 21 тысячи человек, а в сельской местности - с 42 до 87 тысяч человек. Люди поверили в выгодность этой формы производства и потому стали вкладывать в кооперативы свои сбережения. Благодаря этому в стране стала расти и укрепляться сеть сберкасс – отделений Сбербанка (рис. 30, 31, 32).

А вскоре налоговыми органами была отмечена массовая тенденция к объединению рабочей кооперации в городах с сельской потребкооперацией. Одновременно происходило бурное развитие системы торговли. Уже в 1923 году в Самарской губернии в руки частников перешло более 90% розничных торговых предприятий, хотя одновременно происходил и заметный рост объектов кооперативной и государственной торговли. Стала развиваться легкая промышленность, а также сеть бытовых услуг, через которую в советское общество постепенно внедрялись новинки не только отечественной, но и западной моды (рис. 33, 34, 35).

В 20-е годы Самара стала постепенно восстанавливать свое значение как крупнейшего торгового центра Поволжья и всей России. К 1925 году здесь уже развернули предпринимательскую деятельность отделения многих трестов и синдикатов, в том числе и зарубежных, возросло количество банковских операций. В Самаре вновь стала бурно развиваться хлеботорговля, резко увеличилась доля зерна, идущего на экспорт. В это же время на биржах Амстердама и Лондона цена пуда самарской пшеницы уже была сравнимой с той, какой она была в 1912-1913 годах.

Но одновременно в период расцвета НЭПа в Самаре происходила жесткая концентрация промышленного производства, которая сопровождалась повсеместным сокращением штатов рабочих и служащих. В результате реорганизации из 347 госпредприятий, подчиненных губсовнархозу, в 1922 году осталось только 125. На государственном снабжении и финансировании остались только трубочный завод и некоторые другие крупные предприятия. Остальные объединялись в тресты или оставались самостоятельными, но должны были сами покрывать свои расходы и зарабатывать прибыль.

Впрочем, и госпредприятия переживали не лучшие времена: к 1925 году в железнодорожных мастерских станции Самара из 1400 рабочих осталось только 150, а на Самарском трубочном заводе - всего 500 рабочих. В связи с этим в нашей губернии происходило массовое разгосударствление мелких и средних промпредприятий и передача их обществам, кооперативам или частным владельцам. Так, к 1925 году 48 процентов мельниц в губернии уже находились в руках частных лиц.

Но руководство ВКП (б), как известно, уже тогда взяло курс на ускоренную индустриализацию страны, и при этом оно считало, что такую колоссальную работу в кратчайшие сроки методами НЭПа выполнить невозможно. Скорее всего, именно из-за резкого увеличения индивидуального сектора в производственной сфере советское правительство уже с 1926 года фактически запустило процесс вытеснения частников из промышленности и торговли, избрав тем самым путь свертывания НЭПа. В печати стало появляться все больше статей и карикатур, в которых раскрывались негативные стороны НЭПа и нэпманов. Им вменялись в вину уклонение от платы налогов, стремление к роскоши, увлечение западной культурой в ущерб отечественной, поддержка пережитков буржуазной морали и нравственности, и так далее (рис. 36, 37, 38).

Социалистическая индустриализация

На 1 декабря 1923 года в Самарской губернии насчитывалось 253 предприятия, из них 43 – частные, остальные - государственные и кооперативные. Однако из последней категории реально работало только 121 предприятие, да и на этих производственные мощности были крайне невелики, потому в условиях войны и разрухи на них более 10 лет не обновлялся станочный парк, а производственные корпуса не ремонтировались и находились в ветхом состоянии.

В 1923 году Самарским губсовнархозом стали приниматься экстренные меры по возрождению промышленности. На первом этапе были объединены однотипные предприятия – например, кирпичные заводы, мельницы, кожевенные фабрики и так далее. Это позволило сократить непроизводственные и управленческие расходы, благодаря чему заметно снизилась себестоимость продукции. Стала быстро расти численность персонала, занятого на предприятиях. Если на 1 октября 1923 году в губернии насчитывалось около 50 тысяч промышленных рабочих и служащих, то на 1 января 1924 года их стало почти 70 тысяч, а на 1 января 1925 года – уже около 77,5 тысяч человек.

Рабочих рук в послевоенное время остро не хватало, и потому в стране началось массовое движение по привлечению женщин по все сферы промышленности, сельского хозяйства, государственной службы (рис. 39, 40, 41, 42).

А поскольку современному промышленному рабочему, а тем более служащему необходимо было достаточно серьезное образование, в СССР развернулась широкая кампания по ликвидации неграмотности (рис. 43, 44, 45, 46).

К 1927 году была восстановлена нормальная работа всех фабрик и заводов губернии, которые у нас действовали еще в дореволюционное время. На некоторых из них даже была проведена реконструкция и установлено новое оборудование. Так, макаронная фабрика в 1927 году уже давала своих изделий на 25 процентов больше, чем перед Первой мировой войной, многие мельницы – столько же, чем в тот период. В целом же объем выпуска промышленной продукции в Самарской губернии в 1927 году составил 105 процентов от объема 1913 года.

Проходивший в Москве с 18 декабря по 31 декабря 1925 года XIV съезд ВКП (б) вошел в историю нашей страны как «съезд индустриализации» (рис. 47, 48, 49).

В политическом докладе генерального секретаря коммунистической партии И.В. Сталина (рис. 50, 51)

тогда были поставлены следующие задачи на ближайшие годы:

а) дальнейшее увеличение продукции народного хозяйства;

б) превращение страны из аграрной в индустриальную;

в) обеспечение в народном хозяйстве решительного перевеса социалистических элементов над элементами капиталистическими;

г) обеспечение народному хозяйству необходимой независимости в обстановке капиталистического окружения (рис. 52, 53, 54);

д) увеличение удельного веса доходов неналоговых в общей системе государственного бюджета (рис. 55).

В истории остались сказанные на XIV съезде слова вождя об одном из важных методов наполнения государственного бюджета. Вот выдержка из доклада И.В. Сталина:

«Кстати, два слова об одном из источников резерва — о водке. Есть люди, которые думают, что можно строить социализм в белых перчатках. Это — грубейшая ошибка, товарищи. Ежели у нас нет займов, ежели мы бедны капиталами, и если, кроме того, мы не можем пойти в кабалу к западноевропейским капиталистам, не можем принять тех кабальных условий, которые они нам предлагают и которые мы отвергли, то остаётся одно: искать источников в других областях. Это всё-таки лучше, чем закабаление. Тут надо выбирать между кабалой и водкой, и люди, которые думают, что можно строить социализм в белых перчатках, жестоко ошибаются».

В связи с этим вскоре после окончания партийного съезда в Самаре началась реконструкция одного из старейших предприятий губернии – казенного спиртового завода на улице Никитинской, который позже был переименован в Самарский (Куйбышевский) ликеро-водочный завод. В те же годы происходила и серьезная реорганизация бывшего пивоваренного завода Альфреда фон Вакано, который был национализирован еще в 1918 году, но в период гражданской войны не работал (рис. 56, 57).

Только в апреле 1923 года на возрожденном предприятии прошла первая после окончания войны варка пива. Тогда же управляющий Самарского губсовнархоза Семен Викснин и наследник основателя завода Лотар Вакано подписали договор аренды предприятия сроком на 12 лет. В итоге было создано товарищество «Жигулевское Акционерное Общество пивоварения Вакано и К^о». Но в конце 20-х годов в связи со свертыванием политики НЭПа в нашей стране завод окончательно перешел в государственную собственность и претерпел неоднократные переименования.

До революции двумя основными марками пива здесь были «Венское» и «Жигулевское». Первое из них получило имя по названию города Вены – родины Альфреда фон Вакано, второе – от Жигулевских гор, главной достопримечательности Самарской губернии. Но по окончании реконструкции предприятие полностью прекратило выпуск пива марки «Венское», что связывают с визитом в 1934 году в Самару и на пивоваренный завод тогдашнего наркома пищевой промышленности Анастаса Микояна (рис. 58).

Во время дегустации он одобрил вкус напитка, но когда узнал, что оно носит имя «Венское», резко раскритиковал руководство завода за такое «буржуазное» название. С того времени самарский пивоваренный завод стал выпускать лишь исключительно пиво с «патриотическим» именем «Жигулевское».

Наряду с реконструкцией крупных промышленных объектов, в Самарской губернии с началом всеобщей индустриализации страны развернулось и строительство новых предприятий. Наиболее крупными из них в 1928-1929 годах стали спичечная фабрика «Победа» и кожевенный завод в Самаре, алебастровый и силикатный заводы в Чапаевске, а также многочисленные промышленные объекты на территории Средне-Волжского края, который был образован в 1928 году в результате административно-территориальной реформы в СССР.

Центром этого края стала Самара. В сферу подчинения краевых властей тогда вошли обогатительная фабрика в городе Халилове (впоследствии она вошла в Орско-Халиловский металлургический комбинат Оренбургской области), цементный завод в Сенгилее, бисквитная фабрика в Пензе, экстракционно-дубильный завод в Мелекессе, новые производства на предприятиях треста «Илецксоль», а также молокозаводы в нескольких районных центрах.

В феврале 1930 года в связи с пересмотром первоначального варианта пятилетнего плана правительство СССР решило разместить на территории Средне-Волжского края еще несколько крупных промышленных и энергетических объектов. В частности, в это время было начало строительство новых сланцевых рудников и сланцеперегонного завода в поселке Кашпир (пригород Сызрани) (рис. 59, 60, 61).

В 1929 году дала свой первый ток Сызранская ГЭС, построенная по плану ГОЭЛРО (рис. 62, 63).

Тогда же в крае начались работы по расширению и реконструкции электростанций в Самаре, Оренбурге, Кузнецке, Пензе, Ульяновске, Рузаевке, и одновременно были заложены новые ТЭЦ в Кинеле, Сарокташе, Лунине, Сорочинске, Кашпире, Абдулине, Бугуруслане и других городах.

В рамках плана индустриализации в Самаре в первой половине 30-х годов началось строительство заводов «Автотрактородеталь» (впоследствии завод клапанов) и карбюраторно-арматурного (впоследствии КАТЭК) (рис. 64),

а также мясокомбината, жиркомбината и толерубероидного завода. Одновременно с ними в областном центре реконструировалось бывшее механическое предприятие Журавлева-Бенке, которое было переименовано в Средневолжский станкостроительный завод. Около станции Безымянка проводились крупные работы по обновлению Самарского железнодорожного ремонтного завода («Сажереза»), который здесь действовал еще с 1912 года.

В Пензе в это же время расширялись бумажная фабрика, стекольный завод «Красный гигант», текстильная и швейная фабрики, предприятия пищевой промышленности. Новые соляные рудники появились в это же время в Соль-Илецке, а близ села Алексеевка Кинельского района готовилась площадка для строительства серного комбината (рис. 65).

Масштабные нефтеразведочные и буровые работы в начале 30-х годов начались на территории Сызранского района, в результате которых здесь были обнаружены крупные по тем временам залежи «черного золота» (рис. 66, 67, 68).

В 1939 году на базе этих месторождений в Сызрани был заложен нефтеперерабатывающий завод, первая очередь которого вступила в строй действующий в грозном 1942 году.

В общей сложности в 1940 году в Куйбышевской области объем валовой продукции по сравнению с 1913 годом увеличился в 14 раз, в том числе в сфере машиностроения и металлообработки – в 68 раз, в легкой промышленности – в 77 раз, в выпуске стройматериалов – в 13 раз, в производстве электроэнергии – в 11 раз.

Региону лучше быть меньше, да лучше

С весны 1928 года в СССР началось проведение самой масштабной в истории страны административно-территориальной реформы, о которой стоит рассказать поподробнее. Известно, что в период с XVI до середины XIX века Самара неоднократно меняла свое административное подчинение. Но после образования Самарской губернии в 1851 году в течение 70 лет границы нашего региона не менялись (рис. 69).

Преобразования советского времени начались с того, что в декабре 1918 года рабочий поселок Иващенково по решению местного Совета переименовали в поселок Троцк в честь тогдашнего военного наркома РСФСР Льва Троцкого. Затем в апреле 1919 года Ставропольский уезд Самарской губернии был разделен на два – Ставропольский и Мелекесский. Затем в течение того же года от региона несколько раз «отрезали» значительные куски ее территории. Так, в марте к Башкирии отошла часть Бузулукского уезда, в апреле южные волости Новоузенского и Пугачевского уездов вошли в состав вновь образованной Трудовой коммуны немцев Поволжья, а в августе к Саратовской губернии присоединили оставшуюся часть Новоузенского уезда. Затем в мае 1920 года к Татарии отошел почти весь Бугульминский уезд. А приобретать новые территории Самарская губерния начала только в октябре 1921 года, когда из Сызранского уезда Симбирской губернии к нам присоединили Рождественскую волость. В итоге к началу 1923 года в Самарскую губернию входили Балаковский, Бугурусланский, Бузулукский, Мелекесский, Пугачевский, Самарский и Ставропольский уезды (рис. 70).

В течение последующих пяти лет административные преобразования происходили только внутри нашего региона, где шло постепенное укрупнение уездов. В феврале 1924 года по решению ВЦИК СССР и в связи с сокращением населения в результате катастрофического голода город Ставрополь был переименован в село. Соответственно Ставропольский уезд тогда ликвидировали, а его территория оказалась разделенной между Самарским и Мелекесским уездами. В мае того же года был упразднен Балаковский уезд, территория которого перешла в подчинение городу Пугачеву. А в сентябре 1925 года из Симбирской в Самарскую губернию была передана Сосново-Солонецкая волость Сызранского уезда, и, таким образом, вся Самарская Лука вплоть до села Переволоки перешла в подчинение нашему городу. А в августе 1927 года рабочий поселок Троцк получил статус города и был переименован в Чапаевск.

А крупнейшая в истории страны административно-территориальная реформа началась 14 мая 1928 года, когда ВЦИК СССР принял постановление об укрупнении европейских губерний и их переименовании. В числе прочих на карте СССР с указанного дня появилась и Средне-Волжская область с центром в Самаре, в состав которой вошли Пензенская, Самарская, Ульяновская и Оренбургская губернии. Одновременно был объявлен переход от губернского, уездного и волостного административного деления территории СССР на областное, окружное и районное. С 16 июля 1928 года произошло разделение Средне-Волжской области на 9 округов: Мордовский (23 района), Самарский (10 районов), Бугурусланский (12 районов), Бузулукский (7 районов), Пензенский (14 районов), Сызранский (8 районов), Ульяновский (15 районов), Оренбургский (15 районов) и Кузнецкий (12 районов).

К этому моменту в Средне-Волжской области насчитывалось 116 районов. Однако 21 января 1929 года Бузулукский округ был упразднен, а все его районы, кроме одного, вошли в Самарский округ. В том же году переименования и изменения продолжились. Решением правительства 20 октября 1929 года Средне-Волжская область была переименована в Средне-Волжский край (рис. 71),

а с 29 июля 1930 года по постановлению ВЦИКа и СНК СССР в стране было вовсе упразднено окружное административное деление как ошибочное. По этой причине после 1 октября того же года все полномочия бывших окружных советов были переданы районным исполнительным комитетам.

Такие же значительные по размерам территориальные образования в те годы были созданы на всей территории СССР. Их возникновение, как и в наши дни, объяснялось стремлением центральных властей уменьшить численность бюрократического управленческого аппарата на местах и тем самым снизить затраты государства на их содержание. Однако уже в первый год существования этих «административных монстров» стало очевидно, что управленческие расходы в областях и районах не только не уменьшились, но, наоборот, весьма заметно выросли.

В первую очередь это было связано с плохой управляемостью столь громадных территориальных образований, с увеличением числа низовых административных структур (округов, районов и сельсоветов), но больше всего – с резко возросшими тратами на разъезды чиновников, не считая командировочных расходов различных заводских, сельских и общественных представителей. Судите сами: Средне-Волжский край, например, вытянулся в длину почти на 600 километров, и, стало быть, любая поездка на совещание из отдаленных районов в Самару (особенно коллективная) оборачивалась для государства внушительными денежными суммами. Что же касается рядовых граждан, то для них визит в областной центр за какой-нибудь справкой или другим важным документом теперь становился серьезным испытанием не только для нервов (надо ведь было на 2-3 дня отпрашиваться с работы), но и для кошелька…

Неудивительно, что уже с середины 30-х годов в стране пошла постепенная обратная реорганизация структуры краевого административного деления. В Средне-Волжском крае она началась с постановления ВЦИК от 10 декабря 1934 года, согласно которому из его состава выделилась Оренбургская область. Еще одним постановлением ВЦИК от 20 декабря 1934 года была образована Мордовская АССР. После смерти В.В. Куйбышева и переименования Самары в соответствии с постановлением ВЦИК от 27 января 1935 года Средне–Волжский край превратился в Куйбышевский край, а с принятием Конституции СССР от 5 декабря 1936 года он стал именоваться Куйбышевской областью. В октябре 1937 года разделение продолжилось: тогда в состав вновь образованной Тамбовской области вошли 23 района тогдашней Куйбышевской области. В феврале 1939 года из нашего региона выделилась Пензенская область, а в январе 1943 года на основе ее западных районов решением правительства была образована самостоятельная Ульяновская область. После этого границы Куйбышевской (Самарской) области больше не менялись (рис. 72).

Колхозная кооперация

В 20-е – 30-е годы серьезные преобразования происходили в аграрном секторе Самарской губернии. После начала НЭПа главным торговым посредником между городом и деревней стали кооперативные общества. К 1929 году через их сеть на село поступало более 70 процентов товаров. Одновременно крестьяне объединялись в сельские кооперативы для сбыта продукции. Подобная кооперация охватывала 60 процентов крестьянских хозяйств России (рис. 73, 74, 75).

Все более широкое распространение получала и производственная кооперация, предполагавшая объединение крестьян, чтобы совместно пользоваться техникой, перерабатывать продукцию, проводить мелиоративные работы. Производственной коопераций была охвачена треть крестьянских хозяйств.

Сама жизнь подталкивала разобщенное крестьянство к объединению в кооперативы, где сельские труженики могли намного быстрее и дешевле решать вопросы по улучшению обработки своих наделов, сбыту продукции, и т.д. Однако принятый большевистской партией в конце 20-х годов курс на массовую коллективизацию и обобществление крестьянских хозяйств привел к постепенному сворачиванию кооперативного движения, ставшего пасынком колхозно-совхозной экономики.

Вольные кооператоры в сельском хозяйстве уже давно не устраивали верхушку ВКП (б), где в то время все более и более чувствовалась концентрация всей власти в руках И.В. Сталина. К середине 20-х годов он в целом завершил разгром левой партийной оппозиции во главе с Л.Д. Троцким (рис. 76),

а 2-19 декабря 1927 года по инициативе Сталина состоялся XV съезд ВКП (б), взявший курс на коллективизацию сельского хозяйства.

Еще более накалилась ситуация после одного из пленумов ЦК ВКП (б), состоявшегося 10-17 ноября 1929 года, на котором было принято решение об ускорении темпов коллективизации. Одновременно в «правом» уклоне был обвинен Н.И. Бухарин (рис. 77),

которого вывели из состава Политбюро. А политика коллективизации, как известно, предполагала объединение крестьян в коллективные хозяйства – колхозы, где пахотная земля, скот и сельхозинвентарь находились в общей собственности.

Колхоз выполнял планы сбора сельхозналога и закупок сельхозпродукции, устанавливаемые государством. А оно, в свою очередь, занималось материально-техническим обслуживанием колхозов, начав поставлять им технику, созданную на отечественных заводах. У колхозников сохранялся в личном пользовании приусадебный участок земли под сад и огород, а также некоторое количество домашнего скота. Так государство добилось контроля над производством и распределением продовольствия.

Как известно, колхозная политика сопровождалась репрессиями против зажиточных слоев деревни, которых назвали кулачеством. Кулаков насильственно направляли на север и на стройки пятилетки. Одновременно начался отток значительных масс крестьян из деревни, которые использовались как дешевая рабочая сила на предприятиях, возводимых в соответствии с планами индустриализации.

По этой причине в конце 20-х – начале 30-х годов в стране стали набирать обороты силовые методы подъема советской экономики, утвержденные партийным съездом. Как итог экономической политики, проводимой правящей партией, 30 января 1930 года было принято постановление ЦК ВКП (б), ВЦИК и СНК СССР «О ликвидации кулачества как класса» (рис. 78, 79, 80).

В стране сразу же началась широкомасштабная борьба с зажиточным крестьянством, в результате чего были репрессированы и сосланы в Сибирь и на север миллионы кулаков и членов их семей. Однако эта кампания изобиловала многочисленными перегибами, когда ярлык кулака приклеивался тысячам и десяткам тысяч середняков, а то и вовсе бедняков, которых тоже лишали имущества и ссылали на Соловки (рис. 81).

Так, только за первые четыре месяца 1930 года по восьми «кулацким» делам, рассмотренным Средне-Волжским краевым судом, к высшей мере социальной защиты (то есть к расстрелу) было приговорено 16 человек. В числе осужденных оказались не только кулаки, но и крестьяне-середняки, а также служители культа, отказавшиеся сдавать хлеб по чрезмерно завышенным ставкам единого сельхозналога. Еще 313 человек по аналогичным делам тогда же были приговорены к другим мерам наказания (к принудительным работам, к ссылке, высылке, заключению в лагерях и так далее).

Уже в те годы было известно, что развернувшаяся кампания изобиловала многочисленными перегибами, когда ярлык кулака приклеивался тысячам и десяткам тысяч середняков, а то и вовсе бедняков, которых тоже лишали имущества и ссылали на Соловки (рис. 82).

Некоторое сокращение нарушений закона в борьбе с кулачеством произошло только после 2 марта 1930 года, когда в «Правде» была опубликована статья И.В. Сталина «Головокружение от успехов» (рис. 83, 84, 85).

В ней вина за ошибки в проведении коллективизации целиком возлагалась на местные власти. На основе этой статьи 14 марта было принято постановление ЦК ВКП (б) «О борьбе с искривлениями партлинии в колхозном движении». Статья Сталина и последовавшее за ней постановление ЦК вызвали широкий резонанс в среде крестьянства, после чего начался их массовый выход из колхозов. За четыре месяца доля коллективных хозяйств упала с 55 до 24 процентов.

Однако все это отнюдь не означало, что изменился курс партии на коллективизацию сельского хозяйства. Он остался прежним, но зато другой стала тактика власти, которая от насильственных действий перешла к финансовым методам воздействия на крестьянина. В том же году для всех вошедших в колхозы были введены серьезные платежные льготы, а единоличников стали облагать повышенными налогами, которые порой в десятки раз превышали ставки обложения колхозников. В такой обстановке крестьяне вынуждены были либо разоряться, либо вступать в колхоз. В результате уже к 1934 году доля колхозов в сельском хозяйстве страны достигла 71 процента (рис. 86, 87, 88, 89, 90).

Государство стремилось стать независимым от индивидуальных хозяйств. Важным шагом в этом направлении стало строительство крупных совхозов, которые могли бы в течение ближайших лет давать не менее 100 млн. пудов хлеба в год. В Средне-Волжском крае такие совхозы строились главным образом на целинных и залежных землях. Только в 1928 году было организовано 11 крупных зерносовхозов: Старо-Марьевский, Серноводский, «Рабочий», имени А.М. Масленникова, имени М.В. Фрунзе и другие. В 1929 году образовались еще 16 зерносовхозов, для которых было отведено более 1 млн. гектаров земель.

В новые совхозы было направлено около 20 тысяч рабочих, свыше 600 тракторов, много других сельскохозяйственных машин, в первую очередь зерноуборочных комбайнов. Хозяйства старались укрепить квалифицированными агрономами, семеноводами, зоотехниками, инженерами. В 1930 году в крае действовало уже 26 зерновых совхозов-гигантов, 62 семеноводческих хозяйства и 1 коноплеводческий (рис. 91).

К этому времени Средне-Волжский край стал одним из важнейших в стране регионов совхозного строительства. В том году совхозы у нас засеяли 1,2 млн. гектаров земли, на которых затем было собрано и сдано государству 7,7 млн. пудов хлеба и значительное количество продуктов животноводства.

Но основным видом преобразований на селе по-прежнему оставалась колхозная кооперация. Поскольку большинство вновь организованных колхозов не имели достаточных средств для закупки новейшей по тем временем сельскохозяйственной техники, в стране была организована сеть государственных машинно-тракторных станций (МТС). Они оснащались современными тракторами, комбайнами и прочими машинами, которые на договорных условиях предоставлялись колхозам для обработки земли и прочих работ (рис. 92, 93, 94, 95, 96).

Такая система технической поддержки села в СССР действовала вплоть до 50-х годов, когда МТС были упразднены, а все машины, агрегаты и прочий инвентарь были переданы в собственность колхозов.

В целом же при подведении итогов первой пятилетки (1929-1932 годы) в отчете Средне-Волжского крайисполкома отмечалось, что они «оказались очень значительными». За это короткое время в нашей области были реконструированы многие старые предприятия и построено еще 65 новых заводов, а также начато строительство еще 22 объектов. Тем самым в начале 30-х годов в Средне-Волжском крае был заложен фундамент для нынешнего индустриального потенциала Самарской области. Тогда же благодаря тщательной разведке месторождений полезных ископаемых появились предпосылки для развития на территории края горнодобывающей, металлургической, химической и нефтехимической промышленности, для расширения его топливно-энергетической базы.

Цена успеха

Однако нынешние историки отмечают, что ускоренное индустриальное развитие нашего края в первую очередь производилось за счет ослабления сельскохозяйственной отрасли. Так, несмотря на суровые репрессивные меры при сборе единого сельхозналога и при борьбе с расхитителями, заметного увеличения производства продовольствия в стране и роста налоговых поступлений в бюджет так и не произошло. В первую очередь это объясняется тем, что стимулов к хорошему труду у колхозников практически не было. К тому же в годы первой пятилетки значительно упал общий уровень жизни сельского населения страны.

Еще одним результатом политики сплошной коллективизации и обескровливания деревни историки считают массовый голод, который в ряде регионов начался еще в 1931 году (рис. 97).

Пик его пришелся на 1932-1933 годы, когда обширные плодородные районы Украины и юга России фактически остались без продовольствия. Конечно же, определенную роль в этом сыграли и неблагоприятные климатические условий тех лет, однако основной причиной голода сегодняшние историки считают непомерные поборы крестьян, у которых порой изымали все зерно подчистую, вплоть до семенного фонда. По некоторым оценкам, число погибших от голода в те годы превысило 3 миллиона человек.

В марте 1937 года на должность первого секретаря Куйбышевского обкома ВКП (б) был избран П.П. Постышев (рис. 98),

перед этим только что освобожденный с поста секретаря ЦК ВКП (б) Украины. Как известно, в 1932-1933 годах он проявил себя как инициатор и главный вдохновитель завышенных зернопоставок на территории этой республики, ставших причиной массового голода. Постышев и после своего перевода в Куйбышев продолжал политику массовых репрессий, и тогда по его доносам, направляемым в НКВД, «тройкой» были безвинно осуждены сотни людей. Однако уже в начале 1938 года Постышев сам был арестован, обвинен в нарушениях соцзаконности и антисоветской деятельности, и в 1940 году расстрелян.

А незадолго до этих событий все самарцы вдруг в одночасье стали куйбышевцами, и связано это было с тем, что 25 января 1935 года в Москве скончался, как тогда писали в газетах, «видный советский и партийный деятель» Валериан Владимирович Куйбышев (рис. 99).

Правда, в истории нашего края он был знаменит лишь тем, что в октябре 1917 года со сцены театра-цирка «Олимп» огласил решение собрания представителей трудящихся о переходе власти в Самаре в руки Советов, а в декабре на первом губернском съезде Советов был избран председателем губисполкома. Говорят, многие этим решением были недовольны, однако они вынуждены были молчать: ведь тогда все понимали, что за переименованием старинного волжского города стоит единоличная воля «вождя всех народов».

В номерах всех советских газет от 26 января 1935 года был помещен некролог В.В. Куйбышева, а 27 января на их страницах советские граждане увидели постановление ЦИК СССР о переименовании города Самары в Куйбышев, а Средневолжского края – в Куйбышевский (рис. 100, 101).

Рядом было опубликовано следующее сообщение: «Крайком ВКП (б), крайисполком и крайпрофсовет с целью увековечения памяти В.В. Куйбышева приняли постановление о присвоении имени В.В. Куйбышева Самарскому железнодорожному ремонтному заводу (Сажерез), Самарскому индустриальному институту, а также о переименовании ул. Советской в Самаре в Куйбышевскую, и Кротовского сельского района в Куйбышевский». Это постановление было утверждено Совнаркомом СССР 1 февраля 1935 года.

Правда, в 1991 году Самара вернула обратно свое исконное имя, пробыв городом Куйбышевом более полувека. При этом стоит отметить одно знаменательное историческое совпадение: и смерть человека, фамилия которого в 1935 году в одночасье заменила на географических картах красивое слово «Самара», и возвращение городу его исконного имени приходится на одну и ту же дату – на 25 января, только с временным промежутком в 56 лет.

Но вернемся снова ко второй советской пятилетке (1933-1937 годы). К этому времени, согласно директивным планам, наш край должен был превратиться в центр мощного транспортного машиностроения, электрохимической промышленности, нефтедобычи, нефтепереработки и развитой промышленности по переработке сельскохозяйственного сырья. Также планировалось ускоренными темпами развивать горнодобывающую промышленность в районе городов Оренбурга и Орска, которые в то время входили в Средне-Волжский край, и на основе открытых здесь месторождений развернуть строительство Орско-Халиловского комбината цветной металлургии.

Эти планы в значительной степени были выполнены. Так, только за три предвоенных года выпуск промышленной продукции в Куйбышевской области увеличился почти на 80%, а за 13 довоенных лет (в течение 1928-1940 годов) общий объем промышленного производства в области вырос в 14 раз.

Накануне Великой Отечественной войны в сельском хозяйстве Куйбышевской области насчитывалось 58 совхозов, 95 МТС, 1482 колхоза (рис. 102, 103, 104).

Посевные площади у нас в это время составляли 2235,1 тысячи гектаров. На полях работало 13260 тракторов мощностью 198,8 тысяч лошадиных сил, 4703 комбайна, 2288 автомашин. Действовало 99 сельских электростанций. В области началось строительство оросительных систем, в том числе всего за несколько лет была создана одна из крупнейших в РСФСР Кутулукская оросительная система. Официально ее строительство завершилось буквально за несколько дней до начала войны.

Однако при этом нынешние аналитики отмечают, что экономические успехи 20-х – 30-х годов достались нашему народу за непомерно дорогую цену. в результате широкого применения мер внеэкономического принуждения (в том числе административного и уголовного) к 1940 году было фактически разорено крестьянство Среднего Поволжья, подорваны стимулы к саморазвитию деревни, заметно упал общий жизненный уровень всего населения страны. В первую Очередь это связывают с воплощением в жизнь теории И.В. Сталина (рис. 105)

об усилении классовой борьбы в советском обществе по мере продвижения по пути строительства социализма.

Валерий ЕРОФЕЕВ.

Просмотров: 26943