Первые топографы Заволжья

Первые топографы Заволжья

(XVII век)

Крепость Самара

Самара, конечно же, была далеко не первым русским населенным пунктом Среднего Поволжья. В предыдущей главе уже упоминались поселения русских людей в нашем крае, существовавшие здесь, по крайней мере, с начала XIII века. А за два года до падения Казанского ханства, в 1550 году, у западного края Жигулей возникла слобода Усольская. Ее название объясняется просто - слобода стояла «у соли», то есть около соляных ключей. Здесь из соленой воды издавна выпаривали отличного качества соль и везли ее вверх по Волге до самой Москвы. Больше трех десятков лет усольцы жили крестьянской общиной, пока в 1583 году Иван Грозный не одарил «большой и малой солью» купца Строганова. Вместе с ключами купцу достались и земли чуть ли не всей западной части Самарской Луки.

Что же касается Самарского городка, то он, как считает большинство историков, был построен около устья реки Самары весной 1586 года, через 65 лет после предполагаемого разрушения ногайцами существовавшего здесь ранее поселения Самар. Отряд стрельцов под руководством князя Григория Осифовича Засекина из-за заранее приготовленных и привезенных сюда бревен соорудил крепость всего за несколько дней (рис. 1, 2).

  

Вот что пишет об этом доктор исторических наук, профессор Эдуард Дубман в своей книге «Сказание о первых самарцах»: «Самарский город построили на возвышенности над рекой Самарой, там, где она делилась на два русла, примерно в двух километрах от волжского берега. Крепость полностью перекрывала водный путь казакам с Яика по Самаре в Волгу, с ее башен хорошо просматривалась засамарская степь и Волга».
Более подробных сведений об этом событии не сохранилось, потому что документы о постройке крепости, скорее всего, сгорели во время большого самарского пожара 1703 года (рис. 3).

Князь Григорий Засекин расположил город-крепость Самару на стратегически выгодном месте волжского левобережья – на стрелке реки Самары, в двух верстах от Волги. Крепость была окружена частоколом из заостренных бревен высотой в 3-4 метра, по периметру которого располагались 11 сторожевых башен. В плане крепость имела прямоугольную форму, и по углам этого прямоугольника возвышались шестигранные башни, а в пряслах стен – четырехгранные.

Некоторые данные о новом городе можно найти в других источниках 1586 года, в частности, в официальной правительственной переписке. Так, первым сохранившимся известием о Самаре того времени считается письмо царя Федора Ивановича к воеводе Самары князю Григорию Засекину (датируется сентябрем 1586 года): «А будет де Федор Гурьев с товарыщи с нагайскими послы придут в Самару и в Самаре (реке - В.Е.) замерзнут… и ты б нагайских послов отпустил полем… А Федору Гурьеву… велел в те поры побыти в Самаре…». Кстати, из этого письма становится понятным, что устье реки Самары еще до основания здесь крепости было местом зимовки русских судов, о чем было известно и царю.

Гарнизон Самарского городка выполнял важную военно-стратегическую задачу - охранял поселенцев Заволжья и Самарской Луки от набегов кочевников. Поэтому неудивительно, что постройка новой крепости, да еще в таком выгодном для русских месте, вызвало сильное беспокойство и неудовольствие ногайских мирз. Сохранился любопытный документ, который как раз и рассказывает о том, насколько беспокоила ногайцев крепость Самара.

В конце 1586 года в Астрахани жил изгнанный в свое время из Крыма царевич Мурат Гирей. В дипломатических целях русское правительство окружило его почестями, однако в то же время через своих людей тайно следило за его действиями, и при необходимости его как свое орудие в отношениях с кочевыми племенами.

В начале ноября 1586 года к царевичу прибыли послы ногайского князя Уруса и ногайских мирз. В числе других просьб послы вручили Мурат Гирею
для передачи астраханскому воеводе коллективное прошение. О содержании этого прошения нам известно из отписки воеводы Астрахани Федора Михайловича Лобанова-Ростовского царю Федору Иоанновичу, датируемой 2 ноября 1586 года. Воевода пишет царю следующее: «И мы, холопи твои, с царевичевых грамот переводы послали тебе, государю… А пишут, государь, Урус князь к царевичу и к нам, чтоб твоим государевым городам на Уфе и на Самаре вперед не быти» (рис. 4).

Что же ответил астраханский воевода на весьма недвусмысленную угрозу ногайцев? Об этом он пишет далее в той же отписке: оказывается, объяснил Лобанов-Ростовский царевичу и послам, что русский царь поставил в их владениях вышеупомянутые крепости для защиты… самих же ногайцев! Буквально же записано так: «И мы, холопи твои, поговоря ж меж себя, говорили царевичу… поставил государь городы, оберегаючи Уруса князя и мирз от казачьего воровства».

Это было время, когда бежавшие от непосильного гнета на Самарскую Луку крестьяне объединялись здесь в отряды или ватаги, известный под именем жигулевской вольницы. Они грабили как проходящие по Волге купеческие суда, так и ногайские улусы, в связи с чем здешние мирзы постоянно жаловались русским царям по поводу участившихся казацких набегов на их селения. Но поскольку жигулевская вольница служила как бы неофициальной защитой восточных границ Русского государства от набегов кочевников, такое  положение весьма устраивало правительство. Не принимая, с одной стороны, никаких серьезных мер против грабителей, оно, с другой стороны,
всегда подчеркивало свою непричастность к походам казаков на ногайские улусы, что видно из приведенного документа (рис. 5).

Ногайские князья, конечно же, не смирились с объяснением воеводы, и неоднократно пытались уничтожить крепость Самару. Однако место для нее было выбрано удачно, и за всю историю крепости за ее стены ни разу не вступил кочевник (может быть, лишь в качестве пленного).

Первые самарские зеки

А беглые крестьяне и вообще вся жигулевская вольница с тревогой следили за строительством Самарского городка, за его последующим укреплением и расширением. Волжские пираты сразу же поняли, что с возведением крепости закончилась их свободная жизнь. Ведь приход в эти места стрельцов и закладка ими города означали, что отныне царские порядки добрались и до Среднего Поволжья. Их опасения не были напрасными. Одно из первых указаний, которое князь Засекин получил от государя после окончания строительства крепости, было требование о наведении порядка в этих местах и «ограждение ногаев от казачьего воровства».

Самарский воевода в первый же месяц после возведения крепости показал волжским разбойникам, кто теперь хозяин во всем Жигулевском крае. По его приказу уже в июне 1586 года стрельцы стали рыскать по степям и горам в поисках «воровских атаманов», под предводительством которых казаки грабили ногайские улусы. Вскоре им удалось задержать двоих местных «авторитетов» - Матвея Мещеряка и Ивана Камышника. Кстати, оба этих казака совсем незадолго до ареста служили в дружине знаменитого Ермака Тимофеевича, который, как известно,
именно с Самарской Луки ушел покорять Сибирь (рис. 6).

Отдельной острожной тюрьмы в крепости в то время еще не было – ее стрельцы выстроили только через год. Поэтому первых самарских зеков держали в одной из башен городка, и здесь же их допрашивали с применением пыточных орудий того времени. Дознание проводилось все лето и всю осень, после чего все записи допросов отправили в Москву.

Царь Федор Иоаннович, конечно же, не упустил предоставленной ему возможности улучшить отношения Русского государства с ногайскими племенами. Но дело двигалось медленно, 
и поэтому первые самарские зеки сидели в башне до конца февраля 1587 года, когда в крепость наконец-то доставили царский указ, решивший их судьбу. Казенный свиток с сургучной печатью содержал в себе приговор разбойникам – казнить через повешение. Воевода Засекин поспешил тут же исполнить повеление государя, но прежде приказал пригласить представителей ногайских племен, а также собрать на крепостной площади не только его немногочисленное население, но и весь окрестный вольный люд.

Вот как описывает профессор Эдуард Дубман происходящее в тот день в крепости: «Морозным мартовским утром на заснеженной площади Самарского городка стояли два столба с перекладиной, а под ними с петлями на шеях казацкие атаманы Матвей Мещеряк и Иван Камышник… В зловещей тишине была произнесена речь: «Так и впредь будет царь поступать с казаками, нападавшими на улусы ногайские». В присутствии ногайских послов Григорий Засекин совершил первую в Самаре публичную казнь через повешение».

В последующие годы во вновь срубленном остроге Самарского городка содержались не только местные волжские разбойники, пойманные за грабежи, но и пленники из кочевых племен, постоянно нарушавших хрупкое перемирие. Кроме того, значительное удаление Самары от Москвы
сразу же сделало ее и местом политической ссылки. Царские свитки гласят, что самым первым опальным противником государя Федора Иоанновича, отправленным в Самару в том же 1586 году, стал князь Андрей Иванович Шуйский, который вскоре здесь же и скончался.

В целом же гарнизон Самары весьма охранял новые земли как от степных налетчиков, так и от волжских разбойников. Это и другие обстоятельства позволили переселенцам уже в конце XVI - начале XVII века основать целый ряд сел на Самарской Луке. Благодаря крепости понемногу стало расти население этих мест, развиваться промыслы и торговля. А еще леса Самарской Луки оказались удобными для развития пчеловодства. Например, в писцовой книге Казанского уезда от 1594 года сообщается, что одному из служилых татар за его службу дан был «бортной ухожей (пасека - В.Е.) близко Комшери горы по сей  стороне Девичьих (Жигулевских - В.Е.) гор на реке на Волге» (рис. 7).

Иноземные путешественники

К началу XVII века увеличилась добыча соли на соляных ключах. С 1632 года по царскому указу усольские земли перешли к купцу Надее Светешникову, и с того времени в отличие от Усолья Камского село Усолье у Жигулей стало называться Надеинским Усольем. Выварка соли происходила здесь в значительных для того времени масштабах, после чего продукция местных заводиков с большой выгодой сбывалась в верхневолжские города и в Москву.

Освоение природных богатств Среднего Поволжья сопровождалось все более подробным географическим изучением края. Еще в 1552 году Иван Васильевич Грозный специальным указом «велел землю измерить и чертеж государству сделать». Безвестные землемеры за 40 с лишним лет засняли огромные территории по Северной Двине, Оке, Каме, Волге. Результатом гигантской работы около 1600 года явился «Чертеж всему Московскому государству», в литературе известный как «Большой Чертеж». Это была дорожная карта, отражающая бескрайние земли от Белого до Черного моря и от Финского залива до реки Оби (рис. 8).

В 1627 году карта была перечерчена и дополнена, поскольку от частого употребления чертеж сильно обветшал, и стало «впредь ни нем урочищ смотреть не можно». К сожалению, и старый, и новый чертежи до нас не дошли - они оба оказались утрачены, видимо, еще в XVII веке. Сохранилось лишь описание («роспись») обеих карт, составленное также после 1627 года и известное как «Книга Большому Чертежу».
В «Книге» значительное место занимает и описание бассейна Волги. Так как это была дорожная «роспись», то в «Книге» в основном перечисляются и описываются реки; населенные пункты лишь упоминаются в качестве точки отсчета на местности (рис. 9).

Так, мы читаем здесь следующее: «А по нагорной стороне по Волге от усть реки Свияги и до усть реки Самары, и до Царицына берегом горы Юрьевы, и Девичьи, и Змеовые». В данном отрывке под названием «Девичьи» упоминаются Жигулевские горы; в документах первой половины века упоминания о них насчитываются единицами. Крепость Самара лишь отмечается в ряде мест «Книги»: «А выше города Самары 20 верст пала в Волгу с луговой стороны река Сок, протоку (длина - В.Е.) Сока реки 230 верст». Всего же на территории нашего края в «Книге Большому Чертежу» описано пять рек - Самара, Сок, Уса, Сызран и Иргиз.

С начала XVII века, после того, как достаточно безопасным стал торговый путь по Волге в страны Востока, целью многих иностранных посольств, приезжавших в Москву, было получение разрешения на торговлю с Персией через русские земли. Московское правительство неохотно шло на выдачу таких разрешений, боясь экономического захвата государства, и одновременно старалось наладить с Персией более тесные торговые и дипломатические связи.
Поэтому в первой половине столетия быстро стало увеличиваться число проплывавших по Волге как русских, так и иностранных купцов  дипломатов; многие из них в своих записках дали описание крепости Самара и прилегающих к ней земель (рис. 10).

Однако чаще всего это были лишь краткие заметки. Так, в мае 1603 года мимо Самары проследовало возвращавшееся из Австро-Венгрии посольство персидского шаха. Сопровождающий послов венгерский дворянин Стефан Какаш оставил нам следующую запись: «…мы ехали большей частью днем и ночью, и прибыли 16-го того же месяца (мая - В.Е.) в Самару, первый пограничный город, 21 мая в Саратов…».

В 1623 году в Персию с товарами из государевой казны отправился купец Федот Котов. Записки Котова об этом путешествии больше двухсот лет пролежали в архивах и были опубликованы лишь в 1852 году. При этом первые четыре листа рукописи оказались утраченными; видимо, на них было и описание Самары. Опубликованный же в 1910 году текст якобы найденных этих листов считается учеными сомнительным; подлинный же текст так и не найден до сих пор.

Но наиболее известным и богатым по содержанию иностранным изданием о России XVII века считается книга Адама Олеария, секретаря посольства германского герцогства Голштинии. Книга впервые опубликована в Германии в 1647 году под названием «Описание путешествия в Московию и через Московию в Персию и обратно»; впоследствии она была переведена и на русский язык.

Голштинское посольство выехало из Москвы вниз по Волге в июне 1636 года, а 28 августа суда подошли к крепости Самара. В литературе можно достаточно часто   встретить ее рисунок, а также описание, сделанное Олеарием: «…До восхода солнца дошли до города Самары, который считается в 350-ти верстах от Казани.
Этот город лежит по левую руку, в 2-х верстах от берега, построен в виде четырехугольника, имеет небольшое количество каменных церквей и монастырей и получил свое название от реки Самара, которая в трех верстах над городом дает рукав (его называют сын-Самары) в Волгу, но главным течением своим вливается в нее лишь тридцатью верстами ниже…» (рис. 11).

Из этого описания мы видим, что 370 лет назад Самара впадала в Волгу не там, где мы сейчас привыкли ее видеть, а гораздо ниже по течению – по рукаву, ныне называемому Сухая Самарка. Город же стоял на второстепенном рукаве (Отсюда и название – сын Самары).

При этом далеко не все знают, что в книге Адама Олеария имеются также интереснейшие сведения о достопримечательностях природы нашего края, которые он во время плавания смог увидеть с Волги. Так, ученого весьма заинтересовала «разбойничья» река Уса, о которой он пишет: «…название этого притока - Уса. Ради густого темного леса, красиво покрывающего берега с обеих сторон, местность здесь приятна на вид, но в то же время она очень
опасна для путешественников, ввиду удобств, какие она представляет для разбоя…» (рис. 12).

Олеарий приводит также сведения о Девьей горе (ныне Молодецкий Курган), которая «…лежит по правую руку, очень высока, крута у берега и очень приятна на вид…». Однако описания гряды Жигулевских гор в книге Олеария нет. 
По какой-то причине он из всех Жигулей выделил лишь одну гору; вероятнее всего, судно прошло мимо волжской гряды ночью, и ученый из Голштинии не увидел Жигулевской горной цепи по причине того что он в эти часы… просто спал.

Гораздо менее известными до недавнего времени были другие записки о путешествии по Волге из Москвы в Персию XVII века,
принадлежавшие перу секретаря шведского посольства Энгельберта Кемпфера. На судне голландского купца он проплыл по нашей реке в конце лета - начале осени 1683 года. Впоследствии Кемпфер смог побывать также в Аравии, Индии, на Цейлоне, в Сиаме и Японии, а в Европу вернулся только в 1694 году. Некоторые свои произведения он сумел напечатать при жизни, в том числе и описание поездки по Волге, которое на русском языке впервые было выпущено в 1827 году. Остальные его записки вот уже около 300 лет хранятся в Британском музее, причем начали они исследоваться совсем недавно (рис. 13).

В своей книге Кемпфер оставил весьма любопытное описание Самары и ее окрестностей. В частности, он сообщает следующее: «Эту ночь (на 9 октября – В.Е.) мы плыли под парусом до Самары… Нас приветствовали воевода Александр Петрович Головин (Астраханский воевода – В.Е.) и воевода Самары Кирилл Панкратьевич Пущин, и угостили в крепости обеденной трапезой.
В Самаре к нам прибыло известие о том, что из отправившихся на Дон никто не вернулся… Магометане-калмыки, приплыв на лодках, ограбили царевых рыбаков и похитили под Саратовом около 60 девушек и женщин, собиравших ягоды. В Самаре мы купили 2 горных куропаток, 3 горных фазанов и 1 утку за 8 копеек»

Из Самары вниз по течению судно с Кемпфером на борту отплыло на другой день, 10 октября 1683 года. В течение последующих нескольких дней путешественник смог осмотреть достопримечательности и поселения на Самарской Луке, из которых он отметил деревню Ермаковку и город Сызрань, а также описал некоторые волжские острова и устья рек Чагра и Иргиз. Ниже Сызрани судно встретило лодки с казаками, которые объяснили, что они ищут разбойников, ограбивших царевых рыбаков и уведших в плен женщин, о чем говорилось выше. Напуганный этим сообщением, владелец судна приказал на всем пути до Саратова время от времени стрелять из пушки холостыми зарядами в воздух, и вполне возможно, именно поэтому Кемпфер и прочие пассажиры уже вскоре смогли спокойно добраться до следующего города на Волге.

Тем не менее на описания более поздних путешествий иностранцев по Волге больше всего повлияла книга Олеария, которая, 
в отличие от произведений Кемпфера, была отпечатана большим по тому времени тиражом и потому хорошо известна ученому миру. Вплоть до начала XVIII века почти во всех публикациях о волжском пути в Персию фактически лишь повторялся с вариациями рассказ секретаря голштинского посольства. Этого не избежали и голландцы - Ян Стрейс, проплывший по территории нашего края в августе 1669 года, и Корнилий де Бруин, путешествовавший по Волге в мае 1703 года.

Просмотров: 4503