Пугачевцы в Самаре

Наш город был занят сподвижниками легендарного атамана накануне нового 1773 года

К середине XVIII столетия в России заметно усилилось возложенное на жителей окраин бремя налогов, сборов и казенных повинностей. Подворный налог, введенный еще Петром I, при Екатерине II (рис. 1)

был заменен системой подушного обложения, что в итоге резко усилило налоговый гнет. Кроме того, крестьяне продолжали также нести еще и тяжелые натуральные повинности в пользу государства. Сюда входили рекрутские наборы, обязанность по сопровождению казенных грузов и колодников, прием войск на постой, и так далее. Самарское казачество в своих челобитных на имя государыни тоже жаловалось на тяжесть службы, которую по прихоти местных властей оно было вынуждено нести безо всякого казенного жалованья.

«Спасшийся император Петр III»

Ко второй половине XVIII века свод новых либеральных законов Российской Империи, на которые так рассчитывали широкие массы, по-прежнему не был создан. Из-за этого нарастало недовольство казаков, лишаемых воли, происходили волнения крестьян, ожидавших отпущения на свободу после их отобрания у монастырей, начались бунты среди горнозаводских работников Южного Урала. Именно крах иллюзий, связанных с надеждами народа на грядущие реформы, по мнению многих историков, как раз и явился одной из предпосылок усиления социальной напряженности на российских окраинах, что в итоге вылилось в знаменитое крестьянское восстание 1773-1775 годов под руководством Емельяна Пугачева (рис. 2).

Справка. Емельян Иванович Пугачёв (1742—1775) — донской казак, предводитель Крестьянской войны 1773—1775 годов в России. Он находился на государственной военной службе с 18-летнего возраста. Участвовал в Семилетней войне 1756—1763 годов, где состоял в дивизии графа Чернышева. Со смертью Петра III войска были возвращены в Россию. С началом русско-турецкой войны в 1769 году Пугачёв находился в команде полковника Кутейникова, где дослужился до чина хорунжего. Впоследствии Пугачев по своему желанию получил направление на поселение в Мечетную слободу на реке Иргиз в Заволжье. Приехав на место в ноябре 1772 года, он услышал о произошедших волнениях в Яицком казачьем войске.

Как известно, Емельян Пугачёв выдавал себя за императора Петра III (рис. 3), супруга Екатерины II, чудом спасшегося после дворцового переворота, организованного фаворитами Екатерины братьями Орловыми в июне 1762 года. Он оказался одним из нескольких десятков самозванцев, называвшихся Петром III, и при этом самым удачливым из них. И хотя лишь немногие из участников восстания по-настоящему верили, что Пугачёв действительно является Петром III, они тем не менее почти поголовно пошли за ним, как за очевидным предводителем.

Вскоре после своего переезда на Яик (ныне река Урал), в начале декабря 1772 года, Пугачёв встретился с одним из участников только что подавленного восстания Денисом Пьяновым. В разговоре с ним Пугачёв впервые назвал себя спасшимся Петром III. Однако Пьянов донес на него, и Пугачев долгое время был вынужден скрываться. Это продолжалось до тех пор, пока в начале августа 1773 года Пугачев не добрался до хутора Таловый Умет в 60 вёрстах от Яицкого городка, на постоялый двор казака Степана Оболяева. Пугачёв знал его и раньше и был с ним в хороших отношениях. Здесь он снова назвался «императором Петром Фёдоровичем» и попросил Оболяева организовать встречу с кем-либо из зачинщиков предыдущего восстания. В течение нескольких дней самозванец неоднократно встречался с казаками (рис. 4), и каждый раз объявлял им, что он «спасшийся Пётр III». С того момента вокруг Пугачева постепенно стало собираться его будущее войско.

Кстати, после одной из таких встреч Пугачёв признался казакам, что он никакой не царь, а донской казак, на что хозяин хутора Зарубин ответил за всех: «…вить-де мне в том нужды нет: хоша ты и донской казак, только-де мы уже за государя тебя признали, так тому-де и быть». В итоге 16 сентября 1773 года казакам, служивым калмыкам и татарам был зачитан «императорский» указ о благословенном явлении «спасшегося царя Петра III», вызвавший всеобщее одобрение. Однако самозванец этого указа не подписал, объяснив, что до приезда в Петербург никаких бумаг он подписывать не может. Попросив собравшихся вызвать сторонников из ближайших хуторов, Пугачёв решил на следующий день выступить к Яицкому городку (рис. 5).

Отряд в 60 человек с развернутыми знаменами 17 сентября двинулся в поход, собирая по пути людей, и при подходе к Яицкому городку в нем уже насчитывалось около 200 человек (рис. 6).

После взятия этого пункта войско направилось в Илецкий городок, и на следующий день (20 сентября) Пугачёв беспрепятственно въехал в него, приняв весь илецкий казачий полк в свое войско. Взятие других крепостей Яицкой линии проходило по похожему сценарию. Везде казаки добровольно переходили к Пугачёву. Лишь офицеры дрались до последнего, так как знали, что оставшихся в живых дворян ждет виселица (рис. 7).

После этого 5 октября 1773 года Пугачёв направился на Оренбург. При его приближении часть оренбургских казаков также влились в армию восставших. Но одновременно по приказу губернатора Рейнсдорпа незадолго до подхода восставших удалось укрепить валы крепости, расширить и углубить прилегавший к ним ров. Поэтому все атаки пугачевцев на Оренбург были успешно отбиты, и губернатор, воодушевленный этим, принял решение держать осаду до последнего. В итоге она продлилась до середины марта 1774 года, после чего восставшие, которым надоело бесполезное сидение, ушли отсюда вниз по Яику (рис. 8).

Хлеб-соль и колокольный звон

Во время осады Оренбурга по приказу Пугачева в разные концы отправлялись команды, чтобы охватить восстанием как можно большую территорию. В числе прочих в начале декабря 1773 года такой отряд под руководством атамана Ивана Арапова был отправлен и к Самаре. Уже 8 декабря об этом стало известно военному коменданту города капитану Ивану Балахонцеву, который немедленно направил рапорт астраханскому губернатору с просьбой прислать хотя бы «легкие полевые команды для защиты города от бунтовщиков». Из Астрахани на этот счет никакого ответа получено не было, а вот казанский губернатор фон Брант сообщил, что в Самару направляется 25 солдат нижегородского батальона, «ибо к сохранению заволжской стороны всегда я первым предметом полагал Самару усилить» (рис. 9).

Со своей стороны Балахонцев 12 декабря отдал распоряжение самарскому градоначальнику направить в его распоряжение 50 пеших и 10 конных людей из купцов и ремесленников с оружием для защиты города от пугачевцев. Однако ни одного человека комендант в итоге так и не получил, а глава города сослался на отсутствие «пригодных для того людей, а прочих силой заставить идти на брань никак не можно». А тем временем гонец доставил на имя Балахонцева срочное донесение, из которого следовало, что немалое по числу войско Арапова уже заняло Бугурусланскую слободу, и сейчас конным маршем движется на Самару.

Согласно отчету, гарнизон Самары в середине декабря 1773 года состоял из «60 увечных, престарелых, малолетних и бесконных казаков». В распоряжении коменданта также было 16 чугунных пушек (рис. 10)

на ветхих лафетах, но при них «не стояло ни одного канонира». Таким образом, самарская артиллерия в деле отражения атак неприятеля оказывалась совершенно бесполезной в связи с отсутствием людей, умевших правильно с нею обращаться. Считается, что именно это обстоятельство в дальнейшем и предопределило всю судьбу немногочисленного и плохо обученного самарского гарнизона, а также и коменданта города.

Донесение о появлении пугачевцев всего лишь в 30 верстах от Самары Балахонцев получил днем 23 декабря. По сведениям лазутчиков, в передовом отряде насчитывалось не менее 500 хорошо вооруженных казаков с пушками (рис. 11).

Силы оказывались явно неравны, и потому комендант, наскоро обследовав состояние вверенного ему гарнизона, отдал приказ об отступлении его из города. Утром 24 декабря вся дворянская рота, большинство солдат и сам Балахонцев ушли из Самары, захватив с собой городскую казну и весь порох, «дабы оставляемыми пушками не смогли воспользоваться бунтовщики». А на следующий день торжествующие самарские обыватели встретили входившее в город войско Арапова хлебом-солью и колокольным звоном. Об этом сам атаман в своем рапорте писал Пугачеву так:

«Сего декабря 25 числа со всею вверенною мною командою я под город Самару подошел, из коего города все жители, вышед мне навстречу, со всем освященным собором, со святыми образами, с молением встретили, и без всякого бою и пролития крови его императорскому величеству покорились… Близ же города Самары окольные селы и деревни жители все в подданство покорились его величества, от которых частыми розъездными меня уверяли, что еще неприятельской силы следуют в город Самару гусаров в числе шестисот человек, и при них орудия двенадцать пушек…»

Действительно, командующий срочно сформированной для противодействия пугачевцам армией генерал-аншеф Александр Бибиков (рис. 12), получив донесение о бесславной сдаче капитаном Балахонцевым Самары, немедленно направил сюда со стороны Сызрани конный полк с приданной ему артиллерией под командованием майора Карла Муфеля.

Уже 28 декабря полк прибыл в село Рожествено, о чем тут же стало известно пугачевцам. Сражение между правительственными войсками и восставшими произошло 29 декабря на волжском льду напротив нашего города, о чем Муфель в своем донесении на имя Бибикова писал следующее: «…узрев меня из городу, били везде набат, и встречен был их волнующейся толпой конницы, от города в версте, на самой реке Волге. Сперва напали на команды моей левый фланг, который закрывали казаки… Я воспрепятствовал их стремлению отряжением некоторого количества драгун к подкреплению казаков… чем понудил их ретироваться к городу… Но злодеи, допустив меня поближе, открыли действие пушечной стрельбы из привезенных ими в Самару орудий… Хотя оны и сильно сопротивлялись, однако помощью Божией и оружием его императорского величества были разбиты… Захвачено из той злодейской сволочи разного звания 200 человек, и те все пушки с немалым количеством пушечных ядер и картечи».

В течение всего дня 30 декабря в Самаре происходила, как бы сейчас сказали, тотальная зачистка города. Правительственные войска выявляли непосредственных участников беспорядков, а также сочувствующих. К утру 31 декабря сопротивление восставших было полностью подавлено. Остатки отряда Арапова, преследуемые драгунами, отступили к пригороду Алексеевка, где были добиты окончательно. Оставшиеся в живых пугачевцы по приказу Муфеля были жестоко пороты плетьми на городской площади, от чего многие тут же и скончались (рис. 13). Тех же, кто выдержал истязания, заковали в кандалы и отправили на дознание в Симбирск.

Комендант, отданный в солдаты

Дальнейшая история пугачевского бунта нам хорошо известна еще со школьной скамьи (рис. 14). Потерпев неудачу в осаде Оренбурга, войско самозванца в течение лета 1974 года смогло захватить Казань и Пензу, после чего Пугачев намеревался совершить поход на Москву.

Однако от этого его отговорили ближайшие сподвижники, после чего крестьянская армия под руководством своего атамана направилась на Дон и Кубань. Конечно же, пугачевские отряды повсюду преследовались и уничтожались правительственными войсками (рис. 15),

и при этом в подавлении крестьянского восстания и последующем аресте атамана участвовал также и легендарный российский полководец Александр Суворов (рис. 16). Этот широко известный исторический факт в советское время всемерно замалчивался официальной пропагандой, поскольку считалось, что он ложится темным пятном на биографию Суворова.

А развязка в крестьянской войне произошла 25 августа 1774 года в районе села Черный Яр, что неподалеку от Астрахани. Здесь Пугачёв неожиданно для себя был пленен группой своих же приближенных казаков (рис. 17),

который вскоре выдали его правительственным войскам в обмен на обещание об их собственном помиловании. В тесной клетке предводителя восстания привезли в Симбирск (рис. 18),

где проходило дознание, а затем доставили в Москву (рис. 19).

Здесь он был казнен четвертованием 10 (21) января 1775 года (рис. 20).

Не менее жестокой были и расправы с его многочисленными сподвижниками (рис. 21).

А еще в мае 1775 года состоялось заседание Казанского военного суда по делу бывшего коменданта Самары капитана Балахонцева, который по причине позорного бегства из города был обвинен в государственной измене, трусости и утрате казенного имущества. Первоначально ему вынесли смертный приговор, который, правда, вскоре был заменен «отдачей в солдаты, с правом дальнейшей выслуги и возвращения звания». Однако, по сохранившимся сведениям, до конца выслуги Балахонцев не дожил и уже скончался через несколько лет после приговора.

Валерий ЕРОФЕЕВ

Просмотров: 9127