Антонов-Овсеенко Владимир Александрович
Он родился 9 (21) марта 1883 года в семье поручика резервного пехотного полка в Чернигове, дослужившегося до чина капитана и умершего в 1902 году. В 1901 году Владимир окончил Воронежский кадетский корпус и поступил в Николаевское военное инженерное училище, однако отказался присягать «на верность царю и отечеству», объясняя это «органическим отвращением к военщине», и после ареста был выпущен. В 1902 году он ушёл из дома, некоторое время работал чернорабочим и извозчиком, после чего поступил в юнкерское училище в Петербурге.
Антонов-Овсеенко участвовал в левосоциалистическом крыле революционного движения с 1901 года, когда он вступил в социал-демократический студенческий кружок в Варшаве. Весной 1902 года отправился в Санкт-Петербург, где был сначала чернорабочим в Александровском порту, а затем кучером в «Обществе покровительства животным». В конце 1902 году через болгарского революционера Бориса Спиридоновича Стомонякова, будущего заместителя наркома иностранных дел в Советской России, стал членом РСДРП и создал революционную организацию в пехотном Владимирском военном училище в Петербурге, где он был юнкером. В 1904 году Антонов-Овсеенко окончил Владимирское военное училище и был распределён в Колыванский 40-й пехотный полк, дислоцировавшемся в Варшаве, где основал Варшавский военный комитет РСДРП. В 1905 году пытался организовать восстание. Был арестован, но вскоре освобождён. Антонов-Овсеенко дезертировал из армии, затем стал членом Петербургского комитета РСДРП. В 1906 году он пытался организовать восстание в Севастополе, за что был вновь арестован, затем приговорён к смертной казни, с заменой её 20 годами каторги. Бежал в Финляндию, затем нелегально действовал в Петербурге. В 1910 году эмигрировал во Францию, где примыкал к эмигрантам-меньшевикам, однако после начала Первой мировой войны выступил против империалистической войны и порвал с ними, став меньшевиком-интернационалистом. Февральская революция позволила Антонову-Овсеенко в июне 1917 вернуться в Россию и вступить во фракцию большевиков.
Будучи членом Военной организации при ЦК РСДРП(б), он был направлен в Гельсингфорс (ныне Хельсинки) для ведения агитационной работы среди солдат Северного фронта и моряков Балтийского флота, параллельно редактируя газету «Волна». Один из наиболее активных участников Всероссийской конференции фронтовых и тыловых организаций РСДРП (б), проводившейся в июне 1917, Антонов-Овсеенко принял непосредственное участие в организации демонстраций против наступления Керенского, вылившихся в Июльский кризис. После кризиса он был арестован Временным правительством и заключён в петроградскую тюрьму «Кресты», где совместно с Фёдором Фёдоровичем Раскольниковым от имени арестованных большевиков составил письменный протест против необоснованного ареста. (В 1920-е годы этот эпизод жизни Антонова-Овсеенко в официальных советских источниках описывался так: «За участие в июльском восстании был арестован Временным правительством и вместе с Троцким заключён в «Кресты»). После последовавшего освобождения под залог (4 сентября) Центробалт назначил Антонова-Овсеенко комиссаром при генерал-губернаторе Финляндии.
Он стал делегатом Всероссийского Демократического совещания и Второго съезда моряков Балтфлота (сентябрь-октябрь 1917), на котором огласил текст воззвания «К угнетённым всех стран». 30 сентября избран в состав Финляндского областного бюро РСДРП (б). Член Организационного комитета и Исполкома съезда Советов Северной области. Участвовал в работе конференции военных организаций РСДРП (б) Северного фронта 15 октября, от которого был избран в Учредительное собрание. В своём докладе на заседании Петроградского Совета РСД 23 октября Антонов-Овсеенко отметил, что гарнизон в целом выступает за установление власти Советов, красногвардейцы заняли оружейные заводы и склады и укрепили внешнее кольцо обороны Петрограда, парализовав действия штаба Петроградского военного округа.
Владимир Александрович Антонов-Овсеенко в качестве секретаря Петроградского Ревкома принимал активное участие в Октябрьском вооружённом восстании в Петрограде. Именно он возглавлял отряд красногвардейцев, революционных солдат и матросов во время штурма Зимнего дворца, после чего арестовал Временное правительство. На проводившемся параллельно II Всероссийском съезде Советов 26 октября (8 ноября) 1917 года Антонова-Овсеенко избрали членом Комитета по военным и морским делам при Ленинском Совнаркоме.
Как специалист в области военного дела (отслужил в 1904-05 в чине подпоручика в Польше) в декабре 1917 года Владимир Александрович Антонов-Овсеенко принял командование над красными войсками на юге страны, воевавшими с казаками атамана Каледина и частями Украинской армии, поддерживающими Украинскую Центральную раду. Во главе южной группы войск Советской России Антонов-Овсеенко вступил в Харьков, где съезд Советов провозгласил советскую власть на Украине, после чего передал командование войсками, дислоцированными на Украине, левому эсеру Муравьёву, а сам возглавил борьбу против казачьих войск в качестве командующего советскими войсками Юга России (март-май 1918 года). В числе прочего, по личному указанию Антонова-Овсеенко, 1 апреля 1918 года в Таганроге был расстрелян отставной генерал царской армии П.Ф. Ренненкампф.
После отхода немецких войск Антонов-Овсеенко, будучи с января по июнь 1919 года командующим Украинским фронтом, а позже и наркомом военных дел УССР, принял активное участие в военных действиях против армии Украинской народной республики и восстановлении советской власти практически на всей территории Украины. Активно привлекался и к решению вопросов социально-экономического характера: так, когда владельцы харьковских предприятий отказались выплатить рабочим заработную плату, протестуя против введения 8-часового рабочего дня, Антонов-Овсеенко посадил 15 капиталистов в вагон поезда и потребовал миллиона наличными, угрожая в противном случае отправить их на работу в рудники.
Антонов-Овсеенко активно участвовал в подавлении Тамбовского восстания. В 1919—1920 годах он пытался бороться с народным недовольством на посту председателя исполкома Тамбовской губернии, а в 1921 году получил чрезвычайные полномочия председателя комиссии ВЦИК по борьбе с бандитизмом в Тамбовской губернии и активно содействовал Михаилу Тухачевскому в подавлении Красной Армией антибольшевистского восстания крестьян в Тамбовской губернии, известного в советской историографии как «Антоновщина». В 1920 году у него родился сын Антон - в будущем известный российский историк и публицист.
Летом 1921 года в Поволжье разразился катастрофический голод. Осенью того же года Антонов-Овсеенко был назначен председателем Самарского губисполкома и одновременно – председателем Самарской губернской комиссии помощи голодающим (Помгол). Основной его задачей стало продовольственное снабжение губернии, в основном за счет иностранных благотворительных организаций. В тяжелейших условиях к февралю 1922 года Помголу удалось вывезти из голодающих деревень более двадцати тысяч детей. В Самаре и губернии для них было открыто 230 детдомов, а при всех школах губернии и других учреждениях действовали сотни пунктов питания для голодающих. Хотя в течение 1921-1922 года только в Самарской губернии погибло от 2 до 3 миллионов человек, эксперты признают, что благодаря Помголу примерно столько же людей было спасено от голодной смерти. Когда Антонов-Овсеенко выполнил свою миссию в нашем городе, осенью 1922 года он был переведён из Самары на ответственную должность в Москву.
Благодаря огромному стажу работы с людьми, полученному в ходе Гражданской войны, Антонов-Овсеенко стал опытным партийным функционером, и после переезда из Самары в октябре 1922 года он был назначен начальником Политуправления РВС республики, и работал в этой должности до 1924 года. Антонов-Овсеенко активно выступал против усиления власти Сталина, считая его деспотом, стремящимся к личной диктатуре. Поэтому Владимир Александрович поддержал Льва Троцкого, с которым у него наладились хорошие отношения, и примкнул (в 1923-27 годах) к троцкистской «левой» оппозиции, но в 1928 году под давлением был вынужден порвать с ней. В это время он занимал должности полпреда в ряде восточноевропейских стран, включая Чехословакию (с 1924), Литву (с 1928) и Польшу (с 1930). В 30-е годы ему на некоторое время было разрешено работать на разнообразных должностях, связанных с юриспруденцией, включая должности прокурора РСФСР (с 1934) и наркома юстиции РСФСР (с 1937).
Во время Гражданской войны в Испании Антонов-Овсеенко был назначен генеральным консулом СССР в Барселоне (1936—1937 годы) и оказал большую помощь республиканским войскам как военный советник. Сборник документов, условно названный «Дневником Антонова-Овсеенко», свидетельствует о том, что он пытался выступать в защиту оппозиционных сталинской линии анархо-синдикалистов и марксистов из ПОУМ, контролировавших антифашистское движение в Каталонии, за что был назван Хуаном Негрином «большим каталонцем, чем сами каталонцы». После возникшего конфликта с советским генеральным консулом Негрин даже собирался подать в отставку.
В конце 1937 года Антонова-Овсеенко отозвали из Испании, после чего 13 октября в ходе кампании «Большого террора» он был арестован НКВД. 8 февраля 1938 года Антонов-Овсеенко был приговорён ВКВС СССР к расстрелу «за принадлежность к троцкистской террористической и шпионской организации». Его расстреляли 11 февраля в Бутырской тюрьме. Антонов-Овсеенко был посмертно реабилитирован в 1956 году.
В честь В.А. Антонова-Овсеенко впоследствии назвали одни из крупнейших улиц в Самаре, Воронеже, и в Санкт-Петербурге.
Улица в нашем городе была названа в честь В.А. Антонова-Овсеенко в соответствии с решением Куйбышевского горисполкома от 11 мая 1967 года.
По материалам Википедии.
***
В зиму с 1920 на 1921 год Антонов-Овсеенко, будучи на посту председателя Тамбовского губисполкома, запретил топить здания губисполкома и горисполкома, пока не будет налажено отопление во всех школах и детдомах города. Сам, в своем кабинете, когда было совсем невмоготу, согревался пляской вприсядку. Два чиновника скончались от пневмонии. Отопление наладили в рекордные для того времени сроки, и к Новому Году в кабинетах стали топить.
Во второй половине 1921 года Антонов-Овсеенко уже работал в Самарской губернии, где ему пришлось иметь дело с иностранными организациями помощи голодающим. В декабре в Самару приехала экспедиция Шведского Красного Креста. Шведов разместили в красивом и удобном особняке в центре города. На следующий день к ним в гости пришли знакомиться американцы из АРА. Дом им очень понравился и Уильям Шафрот, руководитель АРА в Самаре, написал откровенно наглое письмо в Губисполком с требованием передать особняк АРА, так как АРА делает большую работу и вообще шведы обойдутся. Губисполком поинтересовался: чем АРА не устраивают выделенные ей здания. Шафрот подумал и написал, что в штаб-квартире протекает потолок. Председатель Губисполкома Антонов-Овсеенко прочел этот ответ, по прямому проводу позвонил Шафроту и сообщил, что сегодня, после работы, сам зайдет с инструментами и все починит. Течь в крыше у американцев сразу же исчезла, и к вопросу переезда они больше не возвращались.
***
Фрагмент из книги: Кондратов Э.М. Жестокий год. Роман. – Куйбышев, кн. изд-во, 1987. С. 198-204.
В тексте изменена фамилия начальника Самарского губернского ЧК: вместо Бирн автором написано «Вирн».
Операция «Степь»
Зал опустел. Только несколько человек, в их числе и трое чекистов, не потянулись к дверям за всеми. Вслед за руководящей четвёркой из президиума они прошли через боковую дверь в приёмную, а оттуда — в кабинет председателя губисполкома.
Там было гораздо уютнее: с утра затопленные голландки уже начали делиться теплом с людьми. Все расселись по обе стороны длинного стола, Антонов-Овсеенко сел в торце, напротив двери. Иван Степанович устроился поближе к начальнику особого отдела военокруга Ратнеру — их пути пересекались частенько. Кроме Ратнера, приглашены были ещё двое военных. Слева от предгубисполкома с папкой, которую распирали бумаги, сел Карклин, особоуполномоченный советской власти при АРА — Американской администрации помощи.
С этой-то папки и начал Владимир Александрович совещание в узком кругу. Раскрыл её, взял за утолок верхний лист, и, тряхнув им, сказал:
— Это не что иное, как телеграмма из Москвы от полномочных представителей РСФСР и УССР при всех заграничных организациях помощи. Нас она касается в особой степени. И вот что в ней говорится: «Категорически запрещается вступать в конфликты связи третьим пунктом Рижского договора точка Питание детей требует уступок точка Случае упорства примем суровые меры воздействия точка».
Все молчали. Антонов-Овсеенко положил листок обратно в папку, достал из кармана галифе платок, протер очки.
— Трудно, товарищи, выполнять такое указание. Понимаю, крайне трудно. Все мы знаем, что АРА приехала в Россию вроде бы только с благотворительными целями. По предложению Советского правительства американцы перенесли центр тяжести своей работы на наиболее бедствующую от голода губернию — на нашу, Самарскую. Мы взяли на себя все её расходы по транспорту, охране, оборудованию столовых и содержанию её русского персонала. Большая, конечно, обуза. Но Париж, как говорится, стоит мессы: через свои столовые американцы уже сегодня кормят двести тысяч голодающих наших детей. К весне они обещали удвоить-утроить помощь. Сотни тысяч детей, которых у нас в губернии спасает АРА от голодной смерти, должны всегда стоять перед глазами. Поэтому, пусть у нас даже зубы от справедливой злости будут крошиться, но в случаях конфликтов с АРА мы должны ей уступить. И будем уступать.
Он сделал паузу и обвёл взглядом собравшихся: угрюмые лица, хмуро сдвинутые брови. Кто смотрит в стол, кто — в сторону, и ни один — глаза в глаза.
— Я догадываюсь, о чём вы сейчас думаете. Что американцы, которые приехали кормить наших детей, не очень-то похожи на сердобольных филантропов. Да, скажу вам прямо: среди них — заклятые враги нашего строя. Они с радостью утопили бы всех нас в вонючей луже. Наверняка, что и цели перед ними поставлены не одни только благотворительные. Не исключены ни провокации, ни диверсии, ни военный и экономический шпионаж. Да что гадать: уже налицо факты поддержки аровцами ошмётков старого мира, вплоть до белогвардейского отребья, что прячется в подполье. Мы знаем это. Мы ни на миг не должны утрачивать революционную бдительность. Но всеми силами мы должны избегать конфликтов. Слишком сильный у них аргумент: угроза закрыть столовые, свернуть помощь. Что мы можем сегодня этому противопоставить? Ничего. К сожалению, не все наши коммунисты понимают это. Товарищ Карклин, вам слово.
Щуря близорукие глаза, поднялся Карклин.
— Конфликт с подбором помещения для их конторы мы, наконец, уладили, — сказал он устало. — Городские власти им лучший особняк на Троицкой выделили, строители сто миллионов рублей убухали на ремонт. А они закапризничали, отказались. Пришлось выселить несколько учреждений, дать им дворец, а не дом…
Карклин сделал паузу, покосился на Вирна.
— Губчека арестовала Бородина, помощника их директора. На самом же деле это ярый белогвардеец Сафатеров. Арестовали и делопроизводителя Муханову, его сообщницу. Шафрот заявил протест.
— И что же? — быстро спросил Антонов-Овсеенко.
— Освободили, — бесстрастно ответил за Карклина Вирн.
— Члена партии Афанасьева аровцы выгнали. Заявили, что коммунист, дескать, вносит в их работу политическую окраску.
Секретарь губкома, стукнув кулаком по колену, пробормотал: «Так вот они…»
— Есть и похуже факты, — продолжал Карклин. — Какие-то антисоветчики сфабриковали липовый документ. В нем от имени Самарского губтруда требуют арестовать аровцев за то, что они самостоятельно принимают к себе на работу людей. Шафрот встал на дыбы, разумеется…
— Ещё бы! — Антонов-Овсеенко нахмурился. — Это ведь их главный конёк — право свободного найма. Сегодня же собираем особое заседание губисполкома исключительно по этому вопросу. Дадим официальное опровержение. Решение немедленно направьте Шафроту.
Карклин кивнул, и, уже садясь, вспомнил:
— В Мелекесском уезде инспектор АРА Тагер занимался подстрекательством, настраивая народ против законов республики…
— Тагер? — ухватив в кулак щеголеватую бородку, переспросил Булис. — У нас есть данные, что он тайком собирал сведения о призывниках.
— Вот это другой разговор, — оживился Антонов-Овсеенко. — Теперь уже мы вправе заявить официальный протест о нарушении Рижского соглашения… Молодцы чекисты!
— Не очень-то молодцы, Владимир Александрович, — невесело отозвался Вирн. — Я хочу доложить товарищам, что вчера ночью опять объявилась банда Коптева. Да ещё как о себе заявила — ограбила квартиру американца Энтони Купера. У нас были данные, что он скупал на рынках золотые вещи, разный там антиквариат, камешки… Ну как все они. Так вот…
— Так вот, — жёстко перебил Антонов-Овсеенко. Кожа на бледно-желтых скулах натянулась. — Это означает, что губчека не обеспечила выполнение пункта договора об охране лиц, пользующихся дипломатической неприкосновенностью. Откуда вам известно, что это тот самый Коптев?
— Подстрелили одного из бандитов. Только ночью он умер и… Товарищ Белов занимается этим самолично. Есть уже некоторые соображения.
Морозов повернулся к Белову, мотнул головой.
— Партийным билетом ответите, Иван Степанович, — сказал он с нажимом.
Белов поморгал и смолчал. А что скажешь?
Тягостная пауза была довольно долгой. Антонов-Овсеенко сделал пометки в большущей, как добрая книга, записной книжке, и заговорил деловито, «без нервов»:
— С бандитизмом в самом городе, с воровством, грабежами мы, товарищи, не справляемся. Это факт неоспоримый. Военное положение и комендантский час — первая необходимость. С двух до шести ночи. Форму пропусков сами разработайте. Позже, через два дня, не больше, товарищи из губчека, угрозыска и милиции представят губкому партии и губисполкому свои разработки. Считаю правильным предложение товарища Соколова об организации в дворах и кварталах самоохраны. Если надо, поможем оружием. Но это детали. Давайте по второму вопросу. Товарищ Краевский, доложите, пожалуйста.
Доклад командующего военным округом был очень лаконичным по форме и весьма тревожным по существу. Ошмётки разгромленной в прошлом году мятежной дивизии Сапожкова, рассеявшись по заволжской степи, стали объединяться. Не так давно банды Мазанова и Турсенина влились в серовскую «Группу восставших войск воли народа», и сейчас она представляет грозную силу: у них полторы тысячи всадников и трудно поддаваемое учёту число пехоты. Состав её всё время меняется: крестьяне, которые пошли за Серовым, предпочитают, однако, не уходить от своих сёл.
— Кто преследует банду Серова? - быстро спросил Антонов-Овсеенко, сделав пометку в записной книжке.
— Восемьдесят вторая бригада под командованием Уварова. В его подчинении двести восемьдесят девятый полк и Тридцатый батальон ВЧК… Но непосредственно лоб в лоб столкнуться с их главными силами пока никак не удаётся: уходит Серов, как лис.
— Где ожидается его появление? — рука с карандашом замерла над страницей.
Краевский переглянулся с начальником штаба. Встал высокий располневший военный. «Типичный военспец, — подумал Белов. — Из бывших полковников, а то и генерал».
— Направление движения Атаманской дивизии Серова, как они её перекрестили после слияния, — уточнил начштаба с вежливым полукивком в сторону председателя губисполкома, — предположительно таково: на юго-восток, в киргизские степи. Там он хочет набраться свежих сил в станицах враждебного нам уральского казачества. Не исключены и другие варианты. Так…
Белов, скучая, слушал военспеца, который перебирал вариант за вариантом направления, какие может выбрать Серов, мотаясь по необъятным степям. «Получается, что там, там, там и ещё вон там… — думал Белов. — То есть всюду! Куда их разведка смотрит, спрашивается?»
Опять слово взял Краевский. Он не был многословен, как его начштаба. Командующий вынужден был признать, что в ближайшие несколько недель войскам округа будет практически невозможно быстро передислоцироваться в районы рейда Атаманской дивизии Серова. Придется покамест давать отпор бандитам силами местных гарнизонов и отрядов спецназначения. Как сообщает военная разведка, моральный уровень массы бандитов невысок, есть дезертиры.
— Именно поэтому наша с вами задача сегодня всеми способами ускорить разложение серовский своры изнутри, — подхватил Антонов-Овсеенко. — Во-первых, необходимо политически воздействовать на крестьянство. Надо разъяснять им политику нэпа, оповещать о зверствах бандитских шаек, прощать тех крестьян, которые по несознательности поддерживали Серова. А во-вторых, надо, чтобы чекисты, проникая в банды, разъясняли «степным волкам» всю бесперспективность их борьбы, надо от имени советской власти давать им гарантии прощения в случае добровольной сдачи. Товарищ Вирн, у вас есть план, как это можно практически осуществить?
— Есть! Иван Степанович, покажите.
Белов вынул из кармана сложенный вдвое листок на тонкой бумаге и пустил его по рукам к Антонову-Овсеенко.
— Что это? — предгубисполкома поправил очки, развернул бумагу и вполголоса стал читать:
«БАНДИТ!
Перед тобою две дороги: сложить оружие и зажить мирной жизнью или вечно-скитаться по голодным степям Заволжья и ожидать удара с трёх сторон: 1) от Красной Армии, 2) от местных жителей, 3) от твоего атамана Серова.
Пойдешь по первой дороге — будешь помилован и заживёшь честно. Пойдешь по второй дороге — тебя ждет беспощадная смерть. ЗАДУМАЙСЯ И РЕШАЙ! Больше надейся на самого себя. На Серова не надейся. Советская власть ему много раз предлагала сдаться, но он предпочитает грабёж, чем мирную жизнь. Ради того, чтобы побольше награбить, ему не жалко послать на смерть сотни людей, таких, как ты!
В ПОСЛЕДНИЙ РАЗ РЕШАЙ И ВЫБИРАЙ СВОЮ БУДУЩУЮ СУДЬБУ.
На обратной стороне этого листка пропуск для всех, кто желает сдаться. Покажешь пропуск и будешь помилован!
Саратовский губисполком Советов Политический отдел 32-й стрелковой дивизии».
Антонов-Овсеенко поднял голову:
— Ничего не скажешь, воззвание написано толково, но что же в нём принципиально нового?
— Владимир Александрович, — сказал Вирн, — переверните листовку.
— Пожалуйста. Ах вот он что! Читаем дальше.
«ПРОПУСК
Бандиту (фамилия) в том, что с предъявлением настоящего пропуска на предмет сдачи оружия его жизнь будет пощажена любой красноармейской частью, любым Советом рабочих и крестьянских депутатов.
Предгубисполкома Брасов
Начподив 32 Копп».
— Если мы доставим к Серову побольше таких пропусков, — сказал неторопливо Вирн, — хотя бы тысячу, то очень многие, я уверен, не устоят. Бандиты давно не хотят воевать, да нашей кары боятся. Нагадили.
— В прошлом году, тоже осенью, в районе Стерлитамака и Демы красный лётчик Михаил Громов целыми пудами разбрасывал подобные листовки, — сказал Краевский. — Успех был большой: в Уральской губернии тысяча сто дезертиров сами явились.
— У Серова сейчас очень жёсткие порядки, — покачал головой Белов. — Если у него на глазах сыпануть листовки с неба, проведут обыски. А если найдут — расстреляют. У нас с саратовцами родилась несколько иная идея. Тоже интересная. Разрабатываем подробности…
Антонов-Овсеенко кивнул.
— Что ж, коли есть идея — это уже неплохо. И давайте закодируем её… Скажем так: операция «Степь».
На том и закончил совещание.
***
Старшее поколение хорошо помнит сцену из знаменитого фильма Михаила Рома «Ленин в Октябре», в котором об аресте Временного правительства объявляет некий рабочий, ворвавшийся в зал вместе с группой матросов и солдат. Между тем авторам фильма было хорошо известно, что штурмом Зимнего дворца и арестом министров руководил вовсе не безымянный большевик, а совершенно конкретный человек - член Военно-Революционного комитета, а впоследствии председатель Самарского губисполкома В.А. Антонов-Овсеенко.
Вот как образно описывает этот эпизод в своей поэме «Хорошо!» Владимир Маяковский:
И один из ворвавшихся,
пенснишки тронув,
объявил,
как об чём-то простом и несложном:
«Я,
председатель реввоенкомитета Антонов,
Временное правительство
объявляю низложенным».
Владимир Александрович был арестован незадолго до начала съёмок «Ленина в октябре» и объявлен врагом народа, поэтому сценарий фильма пришлось срочно переписывать.
***
Фрагменты из книги Равиля Байбурина «Владимир Александрович Антонов-Овсеенко» (интернет-версия).
Он был арестован НКВД в ходе кампании «Большого террора» в СССР. Случилось это в ночь с 11 на 12 октября 1937 года. Ордер на арест был подписан заместителем наркома внутренних дел Фриновским.
Сразу же были произведены обыски в его квартире, в служебном кабинете и на даче в посёлке Николина Гора.
А. Ракитин пишет:
«…Поздний вечер 11 октября 1937 г. Кинорежиссёр С. Васильев никак не расстанется с Владимиром Александровичем: уж очень интересные подробности рассказывает герой Октября. Постановщику фильма «Ленин в Октябре» М. Ромму разрешено показывать на экране только Ленина, Сталина, Дзержинского и Свердлова. Такова воля самого Сталина. Антонов-Овсеенко знает об этом. Знает, но консультирует создателей фильма. Так же, как он делал это для редакции «Истории гражданской войны», книги, из которой его имя также вычеркнули. …Васильев ушёл поздно ночью. А через полчаса Антонова-Овсеенко арестовали».
Почти одновременно была арестована его жена («знала о террористической деятельности своего мужа»).
Она будет расстреляна за два дня до расстрела мужа…
***
Владимир Александрович был доставлен во внутреннюю тюрьму НКВД. А 13 октября 1937 года был направлен в Лефортовскую. Там он находился до 17 ноября. Затем его перевели в Бутырскую тюрьму. Там он содержался до 8 февраля 1938 года. Потом его вновь возвратили в Лефортовскую.
В тюрьме Владимира Александровича вызывали на допросы не менее 15-ти раз. Иногда по два раза в день. Причём 7 раз допрашивали по ночам. Наиболее продолжительным был первый ночной допрос 13 октября — он длился семь часов.
Допрашивали Антонова-Овсеенко в основном работники госбезопасности Ильицкий и Шнейдерман. Первые двое суток он категорически отвергал все возводимые на него обвинения. Говорил, что ни в чём не виноват, что допущена ошибка. И требовал от следователя предоставить ему «уличающие материалы».
Затем, видимо, не выдержал нажима — и появилось его короткое «признательное» письмо на имя Ежова. В нём Антонов-Овсеенко писал:
«Контрреволюционный троцкизм должен быть разоблачён и уничтожен до конца. И я, оруженосец Троцкого, раскаиваясь во всём совершённом против партии и Советской власти, готов дать чистосердечные признания. Надо прямо сказать, что обвинение меня врагом народа правильно. Я на деле не порвал с контрреволюционным троцкизмом… Эта контрреволюционная организация ставила себе целью противодействие социалистическому строительству, содействие реставрации капитализма, что её смыкало по существу с фашизмом… Я готов дать развёрнутые показания следствию о своей антисоветской, контрреволюционной работе, которую осуществлял и в 1937 году».
Можно с уверенностью предположить, что после вырванного у В.А. Антонова-Овсеенко признания он вновь отказался от своих показаний и стал все отрицать. Лишь этим можно объяснить тот факт, что, несмотря на неоднократные вызовы к следователю, протоколы допросов не составлялись. В них просто нечего было писать.
Потом следователи все-таки заставили его вернуться к признательным показаниям…
***
Обвинительное заключение по делу В.А. Антонова-Овсеенко было составлено работником госбезопасности Ильицким и утверждено 5 февраля 1938 года заместителем Прокурора СССР Рогинским.
Он обвинялся в том, что:
- Ещё в 1923 году, работая начальником ПУРа, совместно с Л.Д. Троцким разрабатывал план вооружённого выступления против Советской власти.
- А затем, занимая должность полпреда в Чехословакии, Литве и Польше, вёл «троцкистскую деятельность в пользу польской и германской военных разведок».
- Не забыт был и испанский период службы.
В обвинительном заключении указывалось, что Антонов-Овсеенко вошёл в организационную связь с германским генеральным консулом и фактически руководил троцкистской организацией в Барселоне в «борьбе против Испанской республики».
Дело Владимира Александровича рассматривалось Военной коллегией Верховного суда СССР 8 февраля 1938 года.
Судейская «бригада»:
- председатель Ульрих,
- члены Зарянов и Кандыбин, и
- секретарь Костюшко.
Заседание было закрытым и проводилось без участия обвинения и защиты, без вызова свидетелей.
Судебное заседание по делу В. А. Антонова-Овсеенко открылось в 22 часа 40 минут.
На нём Владимир Александрович заявил, что:
- виновным себя не признаёт,
- свои показания, данные на предварительном следствии, не подтверждает, и дал их ложно,
- шпионажем он не занимался и
- троцкистом никогда не был, был только примиренцем.
В последнем слове он просил провести дополнительное расследование, так как он оговорил себя.
Понятно, что это заявление никак не повлияло на приговор суда.
Он был кратким и предельно жёстким — расстрел с конфискацией имущества «за принадлежность к троцкистской террористической и шпионской организации».
Судебное заседание закрылось через 20 минут, в 23 часа.
Сокамерник Антонова вспоминал:
«Когда его вызвали на расстрел, Антонов стал прощаться с нами, снял пиджак, ботинки, отдал нам и полураздетый ушёл на расстрел».
Вот таковы они – зигзаги судьбы…
21 год назад, в шляпе набекрень, с волосами до плеч, он объявил низложенным Временное правительство.
Теперь его босого вели к расстрельной камере…
Перед смертью Антонов-Овсеенко произнёс слова:
«Я прошу того, кто доживёт до свободы, передать людям, что Антонов-Овсеенко был большевиком и остался большевиком до последнего дня».
Расстреляли Антонова-Овсеенко 10 февраля 1938 года.
Его не стало в 55 лет.
После гибели Владимира Александровича и Софьи Ивановны репрессии обрушились и на их детей, высланных из Москвы в административном порядке.
***
25 февраля 1956 года Военная коллегия Верховного суда СССР отменила приговор в отношении Владимира Александровича Антонова-Овсеенко и полностью его реабилитировала.
Он вновь был причислен к «героям революции».
Литература
Антонов-Овсеенко В.А. В семнадцатом году. Государственное издательство художественной литературы, Москва, 1933 г.
Антонов-Овсеенко В.А. Записки о Гражданской войне. Том 1. Октябрь в походе (с 6-ю схемами и 17-ю фотографиями). Издание Высшего Военного Редакционного Совета. Москва. 1924 г.
Антонов-Овсеенко В.А. Записки о Гражданской войне. Том 2. Издание Высшего Военного Редакционного Совета. Москва. 1928 г.
Антонов-Овсеенко В.А. Записки о гражданской войне, Т.3. — М.—Л.: 1932 г.
Антонов-Овсеенко В.А. Записки о гражданской войне, Т.4. — М.—Л.: 1933 г.
Васильев М. Дневник советского военного консула в Барселоне. 1936 год.
Кондратов Э.М. Жестокий год. Роман. – Куйбышев, кн. изд-во, 1987. 608 с.
Млечин Л.М. Полководцы — революционеры. СПб., изд. ООО Торгово-издательский дом «Амфора». 2015 год.
Ракитин А. В.А. Антонов-Овсеенко. — Л.: Лениздат, 1989. 351 с.
Ратьковский И., Ходяков М. История Советской России. Глава 1. V. Боевые действия в конце 1918 — начале 1919 гг.
Улица Антонова-Овсеенко. – В кн.: Липатова А.М. Самарских улиц имена. Самара, ОАО «Самарский дом печати», 2008. С. 15-16. - 288 с., илл. Издание второе, испр. и дополн.
Якупов Н.М. Трагедия полководцев. — М.: Мысль, 1992. С. 267—281. — 349 с.
Просмотров: 4955