Куйбышев Валериан Владимирович
Считается, что город Самара был основан в 1586 году. Несколько столетий подряд он носил это имя, бесспорно, красивое, пока в январе 1935 года по воле правящей тогда в нашей стране партии Самара в один день вдруг превратилась в город Куйбышев. Как писали в те дни газеты, переименована Самара была в честь скончавшегося накануне пламенного революционера, верного ленинца Валериана Владимировича Куйбышева, который в 1917 году провозглашал Советскую власть в Самаре, а потом несколько лет подряд был руководителем ее партийной организации.
Самара вернула обратно свое исконное имя в январе 1991 года, пробыв Куйбышевом ровно 56 лет. А автор этих записок, покопавшись досконально в архивах и в специальной литературе, решил познакомить читателей с подлинными, не искаженными фактами из биографии Валериана Владимировича Куйбышева, чье имя наш город носил более полувека (рис. 1-5).
В.В. Куйбышев: ангел или дьявол?
В самый разгар перестроечных идеологических баталий, в конце 1990 года, полным ходом шел сбор подписей среди населения за возвращение городу Куйбышеву его исконного названия. Тогда же в газете областного комитета КПСС «Волжская коммуна» от 16 ноября 1990 года под заголовком «Право на идеалы» появилась заметка А. Никулковой, ветерана труда, члена КПСС с 1946 года. Автор заметки, возмущенная поднятой в средствах массовой информации кампанией, как она считала, очернения В.В. Куйбышева и вообще идеалов Великого Октября, писала следующее:
«…Почему-то плюрализм мнений порой выходит однобоким: высказывается какое-то суждение, и, будь оно правдивым или неправдивым, комментария к нему не бывает. Приведу пример. 17 октября по телевидению транслировалась передача о В.В. Куйбышеве «Вглядываясь в зеркало истории». В ней ведущий (к сожалению, фамилии его не запомнила) с издевочкой развенчивал «мифы» о революционерах Самары - Куйбышеве, Масленникове и других, стараясь представить их трусами, в трудное для города время сбежавшими в Симбирск. По его мнению, за Советскую власть в Самаре вообще не было никакой борьбы. Просто стихийно сложилась такая обстановка, что Советская власть была провозглашена мирно. И единственная заслуга В.В. Куйбышева в том, что именно он провозгласил ее. Самое печальное: ведь та часть молодежи, которая не знает подлинной истории родного города, может поверить ему».
В одном только была права ветеран труда А. Никулкова: действительно, тот, кто не знает нашей подлинной истории, не искаженной никакими партийными цензорами, может поверить любому вздору о том или ином государственном деятеле, тем более, что жил этот человек много десятилетий назад. Поэтому давайте выясним: а что же в те закрытые времена знал о В.В. Куйбышеве простой советский обыватель? Ведь даже жители того самого города, который долгие годы носил имя «пламенного большевика-ленинца», могли видеть только тот образ Валериана Владимировича, который за десятилетия советской власти был для них нарисован официальными партийными историками. Мол, если хочешь узнать, кто такой был Куйбышев - возьми книгу и почитай. А биография этого профессионального революционера, как теперь выясняется, изрядно подчищенная и подкрашенная, тогда тиражировалась в миллионах справочников и энциклопедий: читай, пролетарий, и учись делать свою жизнь по товарищу Куйбышеву.
Но, оказывается, мы не знали, что и в советские времена были активисты (самое удивительное - тоже ветераны труда, старые коммунисты), которые не боялись протестовать, читая в различных изданиях небылицы о В.В. Куйбышеве и описания его «подвигов», которые он никогда не совершал. В частности, Государственном архиве Самарской области (ЦГАСО) ныне хранится уникальный документ - копия письма, направленного в 1978 году тогдашнему секретарю ЦК КПСС, главному идеологу партии М.А. Суслову группой членов историко-литературного объединения старых большевиков Куйбышевской области. Его авторы - А.И. Салманова (член КПСС с 1917 года), И.Я. Галкин (с 1918 года), Е.Б. Шнейдер (с 1918 г.), А.И. Кондратьева (с 1919 г.), И.В. Курицын (с 1919 г.), Е.В. Ильин (с 1924 г.), М.С. Рутес (с 1925 г.). А поводом для упомянутого письма стал вышедший незадолго до того в Москве, в «Воениздате», биографический роман о В.В. Куйбышеве «С открытым забралом» (автор - М.С. Колесников)1.
Авторы письма не церемонятся: роман они называют не много не мало «искажением истории партии» и «принижением роли В.И. Ленина». По мнению старых большевиков, книга грешит «вульгарным, детективно-лубочным изображением образа В.В. Куйбышева, бесцеремонным извращением его собственных воспоминаний, наглой и заведомой клеветой не только на Куйбышева, но и на его соратников по революционной борьбе в Самаре…»2
Вот некоторые выдержки из того же письма самарских ветеранов КПСС: «На стр. 167 своего романа автор утверждает, что летом 1917 года «Куйбышев объявил беспощадную войну Временному правительству». Но тогда он придерживался прямо противоположной точки зрения, по его докладу на общегородской конференции было принято ошибочное решение – оказать давление на Временное правительство, близкое к меньшевистской». «На стр. 150 мы читаем, что «Куйбышев создал на трубочном заводе кассу взаимопомощи». Но на самом деле эту кассу создали Н.П. Теплов, Ф.Е. Самойленко, С.А. Коротков, С.И. Корнеев и А.П. Галактионов». «На стр. 151 романа утверждается, что якобы стачка на трубочном заводе 3 августа 1916 года произошла с целью вернуть уволенного рабочего Нестеренко. На самом же деле забастовщики требовали повысить расценки, отменить штрафы, сделать более гуманным отношение контролеров к женщинам. Кроме того, вопреки утверждению Колесникова, ни Куйбышев, ни Шверник на заводском митинге в тот день не выступали»3.
А вскоре после того, как ветеранское послание было получено в ЦК КПСС, еще одно письмо по тому же поводу поступило и в «Воениздат». Оно было подписано одним из наиболее авторитетных куйбышевских историков советского времени профессором К.Я. Наякшиным, автором многочисленных публикаций по истории нашего края4. Автор письма со ссылками на конкретные страницы романа резко раскритиковал произведение Колесникова, высказав мнение, что тот в силу некомпетентности и слабого владения материалом при написании книги грубо фальсифицировал исторические факты.
Разумеется, сам Суслов не стал отвечать авторам жалоб. Оба указанных письма в итоге попали в Главное политуправление Министерства обороны СССР, откуда старички-правдоискатели получили стандартную отписку: мол, в романе действительно имеются отдельные недостатки, на которые автору указано. В следующем издании, пообещали чиновники политуправления, ошибки обязательно будут исправлены. Однако своего обещания они не сдержали: в 1983 году в «Воениздате» вышел трехтомник произведения М.С. Колесникова, куда был включен и упомянутый роман о В.В. Куйбышеве - без каких бы то ни было изменений5.
Но какие же именно места из злополучного романа вызвали такой гнев у старых самарских коммунистов? Оказывается, они посчитали, что автор книги М.С. Колесников абсолютно незаслуженно поставил В.В. Куйбышева в ряды руководителей подпольной организации РСДРП (б) в Самаре в предреволюционный период. Дело в том, что старые партийцы уже тогда имели доступ к закрытым архивам, где хранились подлинные документы о дореволюционной деятельности Самарской партийной организации РСДРП (б). В связи с этим ветераны прекрасно знали, что не только в 1916 году, но и в период между Февральской и Октябрьской революциями Куйбышев не играл более-менее заметной роли в рабочем и социал-демократическом движении нашего города. Более того: по многим данным, почти все это время этот «пламенный ленинец» стоял не на большевистских, а на меньшевистских позициях.
Что же касается памятной даты 25 октября 1917 года, когда в наш город пришло известие о взятии Зимнего дворца революционными массами, то Куйбышев вечером того дня всего лишь вел объединенное собрание Советов - и в результате именно ему было доверено зачитать итоги голосования по вопросу об установлении Советской власти в Самаре. Согласитесь, что это не слишком серьезный повод для того, чтобы в честь председательствующего на таком собрании менять название города…
Но самое главное, против чего в перестроечные времена ополчились все коммунистические ортодоксы – это дискуссия по поводу поведения Куйбышева во время наступления чехословацких войск на Самару в июне 1918 года. В 1990 году, в период борьбы общественности за возвращение Самаре ее исторического имени, главный библиограф Самарской областной библиотеки А.Н. Завальный поднял из запасников своего учреждения воспоминания одного из видных большевиков - И.П. Трайнина. Правда, в тот момент его мемуары вряд ли можно было бы назвать неизвестным документом: ведь их обсуждение в среде историков шло еще в 60-е годы. Но самое главное здесь другое: в воспоминаниях говорилось, что Куйбышев, а вместе с ним - и весь горком партии в самый критический момент обороны города не только не руководили действиями красных войск, а наоборот, поддались жуткой панике. В результате вместо того, чтобы защищать позиции «до последней капли крови», как это положено большевикам, Куйбышев и сотоварищи позорно бежали на пароходе из Самары аж до Симбирска6.
Как мы видим из этих примеров, отнюдь не в перестроечные годы впервые появились историки, утверждавшие, что в течение десятилетий в угоду идеологическим соображениям биографию человека, в честь которого в 1935 году была переименована Самара, в свое время изрядно подчистили и подлакировали, убрав из нее все темные пятна. А теперь судите сами, кто же в конце концов прав: ветеран партии А. Никулкова, уверявшая, что образ товарища Куйбышева намеренно очерняют, или другие ветераны, требовавшие более не выставлять этого человека под видом кристально чистого ангела революционных времен? Заметьте, что при этом и та, и другая сторона в качестве основного аргумента своей правоты приводила тот факт, что подлинной-то истории тех событий мы сейчас не знаем…
Что ж, думается, все спорящие тогда были абсолютно правы. Лишь одной только матушке-истории дозволено рассудить, кем был тот или иной человек - ангелом или бесом. Конечно же, абсолютно безгрешных людей на свете не бывает, но и приукрашивать ту или иную биографию история никогда не позволяет. Рано или поздно истина всегда всплывает на поверхность. Поэтому нам в данном случае лучше всего будет обратиться к подлинным историческим документам, тем более что после 1991 года оказались рассекреченными очень многие архивные фонды, касающиеся того времени, когда в нашем городе жил и работал В.В. Куйбышев.
Указатель источников к главе
1Колесников М.С. 1977. С открытым забралом. М., «Воениздат», с. 1-407.
2ЦГАСО, ф.1000, оп.3, д.106, л.д. 3-23.
3Там же.
4Там же, л.д. 25-32.
5Колесников М.С. 1983. Избранные произведения в трех томах. Т.3. С открытым забралом. М., «Воениздат». С. 3-363.
6Трайнин И.П. 1919. Июньский переворот. – В сб. «Четыре месяца учредиловщины». Самара, с.40-41.
Куйбышев приезжает в Самару
Свои нынешние заметки автор в основном посвятил только самарскому периоду жизни В.В. Куйбышева. При этом следует учесть, что его жизнь и деятельность в нашем городе в 1917 и в последующие годы исследователями уже достаточно хорошо изучена. В частности, один из ведущих самарских историков, профессор госуниверситета П.С. Кабытов посвятил В.В. Куйбышеву свою статью в сборнике «Голос земли самарской»1, а также подготовил о нем материал для «Историко-культурной энциклопедии Самарского края»2.
А вот дореволюционный период пребывания этого человека в нашем городе до недавнего времени оставался настоящим «белым пятном» в его биографии. Неудивительно, что в многочисленной краеведческой литературе из книги в книгу бесконечно переходят одни и те же эпизоды, причем подлинность каждого из них за все годы Советской власти толком так никогда и не проверялась. Впрочем, в то время сделать это было затруднительно: значительная часть документов о В.В. Куйбышеве, в частности, находившаяся в фондах Самарского губернского жандармского управления, носила гриф «Секретно». Только теперь у нас впервые появилась возможность опубликовать эти документы.
Но сначала вкратце необходимо рассказать о жизненном пути нашего героя до марта 1916 года, то есть до того момента, когда он впервые приехал в город, которому через много лет будет присвоено его имя. Родился Валериан Владимирович Куйбышев 25 мая (по новому стилю - 6 июня) 1888 года в городе Омске. Его отец — Владимир Яковлевич Куйбышев (скончался 24 ноября 1909 года), дворянин, потомственный военный, подполковник Сибирского казачьего войска, участник русско-японской войны 1904—1905 годов, возглавлял военное присутствие в Тюмени. Был похоронен в этом же городе на бывшем Текутьевском кладбище. Мать — Юлия Николаевна Куйбышева (в девичестве — Гладышева), учительница, дочь чиновника из Семипалатинска, где служил Владимир Яковлевич. Они поженились в 1883 году. А детство будущего деятеля большевизма прошло в казахском городке Кокчетаве (рис. 6-12).
В 1898 году Валериан поступил в Омский кадетский корпус, который окончил в 1905 году, буквально накануне известных социальных событий. В самый разгар Первой русской революции, в октябре того же года приехал в Петербург, где поступил в военно-медицинскую академию. Из академии Куйбышев был отчислен через девять месяцев за участие в социал-демократических кружках, после чего был выслан в Томск. Здесь он продолжил революционную деятельность, и на протяжении последующих десяти лет был трижды судим и восемь раз арестовывался, ссылался в Каинск Томской губернии, в Нарым Иркутской губернии и в Туруханск, что в нынешнем Красноярском крае (рис. 13-34).
Ещё одним местом ссылки нашего героя в 1915 году оказалось село Тутуры Верхоленского уезда Иркутской губернии. Здесь Куйбышев познакомился с некоторыми другими ссыльными, в том числе со своей будущей гражданской женой Прасковьей Афанасьевной Стяжкиной, а также с самарской жительницей, членом РСДРП (б) с 1903 года Бертой Осиповной Перельман.
Здесь стоит остановиться на весьма интересном моменте, на котором обычно никак не акцентируют внимание самарские краеведы: а почему после бегства из Иркутской губернии Куйбышев поехал именно в наш город? Почему он выбрал захолустную Самару, а не гораздо лучше известные ему другие российские города, где он во время своих революционных скитаний неоднократно бывал - скажем, Тамбов, Харьков, Вологду, наконец, столицы - Москву или Петербург?
В советской литературе считалось, что Самару он выбрал потому, что здесь уже работал его знакомый по большевистской партии А.С. Бубнов. Но, во-первых, единомышленников у Куйбышева в тот момент было немало по всей России, а во-вторых, о том, что в Самаре тогда присутствовал Бубнов, согласно воспоминаниям последнего, Валериан узнал только после своего приезда в наш город. А вот известный исследователь и краевед Ф.Г. Попов в середине 60-х годов ХХ века обнаружил архивные документы, которые проливают свет на историю появления Куйбышева в Самаре, весной 1916 года. На основе этих материалов Поповым еще в то время была написана статья под заголовком «Я от Берты», рукопись которой хранится в ЦГАСО3. Была ли эта рукопись когда-нибудь опубликована, автору неизвестно.
Как следует из документов, собранных Поповым, в Иркутской ссылке Куйбышев познакомился с самарской большевичкой Б.О. Перельман (о ней уже сказано выше). Ее родной брат, Исай Осипович Перельман, в то время работал в Самаре главным бухгалтером в пекарне купчихи Неклютиной. Разумеется, Берта Осиповна неоднократно говорила с Валерианом Владимировичем о своем брате. Как только Куйбышев узнал о том, что в Самаре Перельман занимает довольно высокую должность на промышленном предприятии (по тем временам пекарня считалась таковой), то у него сразу же возникла идея сбежать из ссылки в этот волжский город и некоторое время там отсидеться, пока жандармы будут его искать по всей стране. А уж что дальше – потом будет видно.
Чтобы сбежать из ссылки, необходимо было достать «чистые» документы на любое имя. В течение двух-трех месяцев Валериан подбирал себе подходящий паспорт, пока ему не удалось купить документы местного крестьянина, сына ссыльного поляка Иосифа Андреевича Адамчика. Вот с этим-то паспортом Куйбышев при первом же удобном случае и подался в бега. Одновременно, как уже было сказано, к побегу готовилась и его гражданская жена - П.А. Стяжкина. Документы для нее нашлись позже - Стяжкина приобрела паспорт на имя крестьянки Иркутской губернии Людмилы Мамонтовны Воробьевой. Уехала она из села Тутуры через два месяца после своего друга (рис. 35).
К слову сказать, в царские времена сбежать из сибирской ссылки было проще простого – не то что при Сталине, в 30-е-50-е годы. Оказывается, в начале ХХ века политическому ссыльному отнюдь не запрещалось перемещаться в пределах уезда, где находилось его село. В частности, тот же Куйбышев имел право без согласования с уездным исправником ездить по всей территории Верхоленского уезда Иркутской губернии из одной деревни в другую. Поскольку от одного села до другого здесь чаще всего было не меньше сотни верст, то такие поездки обычно затягивались на несколько недель, а то и на два-три месяца. А исправнику, который иногда навещал село, чтобы проверить ссыльных, хозяин квартиры, где жил тот или иной ссыльный (в данном случае – Куйбышев), всегда отвечал, что его подопечный совсем недавно уехал в соседнюю деревню к своим знакомым. И пока блюститель закона не проверил все окрестные деревни (а на это, как правило, уходило несколько месяцев), он не мог сказать точно, пребывает ли ссыльный в данный момент на территории уезда, или же на ближайшем поезде сбежал в центральные губернии России. Обо всем этом начальник Иркутского губернского жандармского управления сообщил в своем оправдательном письме в Петроград, в департамент полиции от 1 ноября 1916 года4.
В литературе можно найти подтверждение, что в случае с Куйбышевым полиция достоверно убедилась в его побеге из Иркутской губернии лишь через три месяца после этого происшествия. Лишь 3 июня 1916 года исправник Верхоленского уезда направил начальнику Иркутского губернского жандармского управления докладную о том, что «административные Валериан Владимиров Куйбышев и Григорий Еремеев Евдокимов, высланные в пор. 34 ст. Положения о государственной охране, с места водворения сел. Тутурского скрылись»5.
Одним словом, после приобретения в селе Тутуры «чистых» документов у Куйбышева до момента объявления его в розыск по причине побега из ссылки было как минимум три месяца на то, чтобы добраться до Самары. В итоге он приехал в наш город в самом начале марта 1916 года. Как впоследствии вспоминал Исай Перельман6, в один из вечеров в его квартиру в доме N 130 на улице Николаевской (ныне улица Чапаевская) кто-то постучал. За дверью стоял молодой человек с копной вьющихся волос на голове, в довольно потрепанной одежде. «Я от Берты», - сказал человек и протянул Исаю Осиповичу письмо. Вот так в Самаре появился еще один член большевистской партии Валериан Владимирович Куйбышев (по паспорту – Иосиф Андреевич Адамчик), которого главбух Перельман уже через несколько дней устроил конторщиком в пекарню, где сам он и работал. Первое время Куйбышев ночевал у Перельмана на лавке в углу комнаты, а 18 марта 1916 года, согласно записи его в паспорте, Валериан прописался на квартире в доме N 120 на той же Николаевской улице7 и стал ждать приезда из Сибири своей подруги. А она, как мы уже знаем, смогла прибыть на Волгу только через два месяца.
Указатель источников к главе
1Кабытов П.С. 1990. Валериан Куйбышев: мифы и реальность. - В сб. «Голос земли самарской». Куйбышев, Куйб. кн. изд-во, с. 4-27.
2Кабытов П.С. 1994. Куйбышев, Валериан Владимирович. - В сб. «Историко-культурная энциклопедия Самарского края. Персоналии Е-Л», т.2, Самара, изд-во «Самарский дом печати», с.325-326.
3ЦГАСО, ф.1000, оп.3, д.11, л.д. 119-127.
4Там же, ф.468, оп.1, д.2210а, л.д. 310-311.
5Валериан Владимирович Куйбышев. Биография. М., «Политиздат», 1988, с.60.
6ЦГАСО, ф.1000, оп.3, д.11,, л.д. 119.
7Там же, ф.468, оп.1, д.2274, л.д.61.
Самарское большевистское подполье в 1916 году
Если сравнить опубликованную к настоящему времени информацию о нелегальной деятельности РСДРП (б) в Самаре в предреволюционное время с данными об этой же организации, хранящимися ныне в Государственном архиве Самарской области, вывод будет довольно неожиданным. Оказывается, упомянутым периодом работы самарских большевиков, не говоря уже о деятельности нелегалов из других партий - эсеров, кадетов, меньшевиков и так далее, никто из историков до сих пор серьезно и не занимался. А не хотелось им копаться в архивах, скорее всего, не от лени, а по идеологическим соображениям: вдруг найдешь какой-нибудь документ, бросающий тень на очередного легендарного большевика-ленинца… Видимо, именно из-за этого по страницам популярных и даже весьма серьезных историко-краеведческих изданий по сей день продолжают разгуливать идеологические мифы. Большинство из них, кстати, полностью опровергаются рассекреченными в последнее время архивными документами.
Помнится, кто-то из специалистов сказал: если бы не то пристальное внимание, которое уделяли российские жандармские службы нелегальным партиям и движениям, в том числе и РСДРП, то нынешние историки попросту не смогли бы написать историю этих организаций. Сказанное полностью относится и к местному большевистскому подполью: без документов Самарского губернского жандармского управления (СГЖУ) мы вряд ли смогли бы узнать о подлинной жизни и деятельности в нашем городе таких известных личностей, как В.В. Куйбышев, Н.М. Шверник, А.С. Бубнов и другие.
Здесь нужно немного поподробнее описать методы работы самарских жандармов. Сразу же следует сказать, что они и поныне мало чем отличаются от методов, используемых в своей практике любой оперативной службой мира. Некоторое представление о них можно почерпнуть из детективных повестей или детективного фильмов. Здесь неискушенный читатель и зритель всегда поражается тому, каким осведомленным о деятельности преступного мира оказывается майор Пронин, или инспектор уголовного розыска Лосев, или начальник отдела госбезопасности Иванов. Но вот каким образом работникам правоохранительных органов удается получить сведения, допустим, о воровских «малинах» своего района, о планах банды какого-нибудь Федьки Черепа или о работе нелегальной студенческой организации, сочувствующей диссидентам? Таких подробностей в детективных романах, особенно написанных в советское время, почему-то никогда не приводится. Впрочем, уже во времена гласности и перестройки наши «органы» вынуждены были стыдливо признаться: да, десятки лет на милицию и госбезопасность работала (и до сих пор работает) целая армия рядовых и не очень рядовых советских граждан, регулярно направляющих «куда следует» интересующую власти информацию самого разного рода. На милицейском языке такие люди именуются секретными агентами, а в просторечии их во все времена называли доносчиками и «стукачами».
В благопристойные советские времена в нашей печати принципиально не могло появиться ни единой статьи, ни даже коротенькой заметки, где хотя бы косвенно говорилось бы о методах работы нашей родной милиции. За неразглашением этой информации строго следили органы охраны государственных тайн в печати. Считалось, что доблестный советский сыщик раскрывает преступления лишь исключительно за счет собственной наблюдательности, логического склада ума и добровольных признаний самых закоренелых преступников.
В советское время даже сам факт наличия у правоохранительных органов подобной агентурной сети являлся закрытой информацией. Именно поэтому в детективном романе, а тем более в газетной статье было совершенно недопустимо даже намекать о том, что у любого сотрудника уголовного розыска или госбезопасности в преступной среде есть собственные осведомители - и платные, и бесплатные. Ныне же данный факт секретным уже не является, а агентурная работа в соответствии с Законом РФ «Об оперативно-розыскной деятельности» является разрешенной для целого ряда правоохранительных ведомств. В этом же законе детально оговариваются права и обязанности гражданина, который решит посвятить свою жизнь нелегкому ремеслу «стукача». Но при этом государственной тайной являются подлинные фамилии милицейских и прочих осведомителей, содержание добытой ими информации, а также фамилии и должности сотрудников, работающих в секретных подразделениях правоохранительных структур.
По указанным причинам мы тоже не будем касаться скрытой от постороннего глаза деятельности современных российских органов внутренних дел и госбезопасности. А вот для знакомства с методами работы всех аналогичных служб любопытствующим лучше всего обратиться к нашей не столь уж давней истории. Согласно Закону РФ «Об архивах», рассекречиванию подлежит информация, в том числе и о работе спецслужб, если с момента составления того или иного документа прошло 75 лет и более. Именно поэтому в Государственном архиве Самарской области в течение многих лет ведется большая работа по снятию грифов секретности с материалов Самарского губернского жандармского управления (СГЖУ). В числе этих материалов открытыми для широкой массы исследователей уже стали документы о деятельности жандармской агентуры в среде нелегальных организаций дореволюционного периода, а также данные наружного наблюдения жандармских филеров за ведущими самарскими большевиками, меньшевиками, эсерами, максималистами, бундовцами, анархистами и представителями всех других общественно-политических течений.
При этом необходимо еще раз подчеркнуть, что методы работы нынешних правоохранительных органов принципиально ничем не отличаются от методов, используемых самарскими жандармами в начале ХХ столетия. Известно, что деятельность любой современной спецслужбы мира в значительной степени базируется на двух китах: на донесениях секретной агентуры, внедренной в ту или иную организацию (легальную или нелегальную), и на материалах слежки за членами таких организаций. Ее осуществляют особые подразделения органов внутренних дел, органов госбезопасности и ряда других госструктур, причем в этой сфере работают специалисты, всесторонне обученные разнообразным методикам наружного наблюдения. Конечно же, в наше время для сбора оперативной информации о том или ином человеке соответствующие органы широко используют технические средства (прослушивание телефонных и радиопереговоров, установка подслушивающих устройств в помещениях, скрытые телекамеры слежения и так далее). Но хотя в начале ХХ века в распоряжении жандармов не было современной разведтехники, специально сконструированной для сбора информации, тем не менее сведения о деятельности большевиков, эсеров и представителей прочих нелегальных партий, которыми в 1916 году располагал тогдашний начальник СГЖУ Михаил Игнатьевич Познанский, отличались завидной полнотой и точностью (рис. 36).
Этому способствовала разветвленная и хорошо оплачиваемая агентурная сеть, внедренная во все нелегальные партии и движения. Только в 1916 году внутри самарской большевистской партийной организации на СГЖУ работали агенты «Зубастый» (рабочий В.И. Тарасов), «Родионов» (рабочий трубочного завода В.Я. Рябов), «Григорьев» (типографский рабочий Г.М. Чигарев), «Волжанин» (рабочий Н.В. Лазарев), «Блондин» (рабочий трубочного завода И.В. Бокеев), «Кудрявый» (рабочий трубочного завода С.К. Башкин), «Румянцев» (частный поверенный Н.И. Титов)1.
Вот несколько выдержек из личных дел этих агентов. Из дела С.К. Башкина: «Состоит сотрудником Самарского охранного отделения с мая 1915 года, работает под кличкой «Кудрявый» по партии РСДРП (б) под руководством полковника М.И. Познанского. Получал вознаграждение 25 руб. в месяц до декабря 1915 года, 30 руб. в месяц - с декабря 1915 г. по май 1916 г., до сентября 1916 г. - 50 руб. в месяц, в сентябре 1916 года - 60 руб. в месяц, с октября 1916 г. (по февраль 1917 г., то есть до момента ликвидации СГЖУ – В.Е.) - 75 руб. в месяц»2.
Следует подчеркнуть, что для того времени это были очень большие деньги. Достаточно сказать, что разнорабочий тогда получал 20-30 рублей в месяц, кухарка и прислуга – от 10 до 30 рублей, конторский служащий – 40-50 рублей. Квалифицированный рабочий на Самарском трубочном заводе в 1916 году в среднем тоже получал 40-50 рублей в месяц. А вот заводской мастер получал 60-80 рублей, заводской же инженер – 200-300 рублей. При этом штрафы за опоздание на работу на заводе колебались от 20 до 50 копеек за каждый случай. Начальник охранного отделения при СГЖУ Я.К. Якушин (то есть начальник всех самарских филеров) в декабре 1916 года, согласно хранящейся в архиве платежной ведомости, получил жалованье в размере 120 рублей, а рядовые сотрудники его отделения (в просторечии - филеры), например, В.Ф. Курынцев, С.С. Винокуров, Г.А. Чечеткин и другие (в том году их на всю Самару было всего 10 человек) - по 50 рублей3.
При этом нужно учесть, что фунт черного хлеба тогда стоил 3 копейки, фунт белого хлеба – 5 копеек, фунт мяса – от 10 до 40 копеек, пачка фирменных сигарет - 10 копеек, бутылка обычной водки – от 20 до 50 копеек, бутылка водки «Смирновская» - от 1 до 1,5 рублей, мужской костюм-двойка – от 10 до 25 рублей, хороший костюм-тройка – до 50 рублей, книга – от 0,5 до 3 рублей, а услуги публичного дома - от 30 копеек до 3 рублей за одно посещение4.
Недешево, надо сказать, обходились (и обходятся) услуги сексотов государственной казне! Впрочем, любое правительство всегда считает, что эта овчинка стоит выделки: ведь информация, собираемая агентурой, нередко оказывается поистине бесценной.
В подтверждение тому - выдержки из личного дела И.В. Бокеева (агент «Блондин»), который был завербован СГЖУ в феврале 1914 года, и с того момента исправно поставлял полковнику Познанскому сведения о работе местной организации РСДРП (б): «19 мая 1916 года. «Блондин» дает сведения о служащем на трубочном заводе Алексее Петрове Галактионове, что он собирает вокруг себя рабочих и ведет среди них агитацию с целью их организовать и о ненужности войны, а также предлагает рабочим трубочного завода предъявить администрации требования о 8-ми часовом рабочем дне, при неудовлетворении этого требования рекомендовал рабочим забастовать. «Блондин» также сообщает, что Галактионов приносит на завод нелегальные книги»5. Еще через несколько дней в его оперативном деле появляется новая запись: «Блондин» вновь доносит на служащего трубочного завода электрической мастерской Алексея Петрова Галактионова, что он организует кружки рабочих для революционной деятельности, собирает деньги и организует репрессивную кассу для рабочих трубочного завода. При кассе имеется устав, и членами правления кассы состоят: тульский мещанин Николай Павлов Теплов, Федор Егоров Самойленко, Степан Петров Коротков и Степан Иванов. Касса имеет целью оказания денежной помощи пострадавшим за политические убеждения»6.
Вот сведения из личного дела В.Я. Рябова (агент «Родионов»): «Состоит секретным сотрудником СГЖУ с сентября 1911 года… В 1911 году вошел членом в состав правления 2-го потребительского общества, каковое являлось фактической базой для революционной деятельности местных с.-д. (большевистского направления)… Благодаря внутренней работе «Родионова» и другого сотрудника «Арбузова»… в феврале 1912 г. оно было ликвидировано, а инициаторы Кучменко, Спасская и др. были арестованы… В сентябре 1916 г. «Родионов» сообщил о приезде в Самару делегатов из других волжских городов для обсуждения вопроса по организации Поволжского районного комитета и созыва Поволжской большевистской конференции. Благодаря сведениям «Родионова» собрание для этой цели не было организовано за арестом некоторых делегатов и лиц, состоящих в организационном комитете по созыву конференции и состоящих в центре с.-д. организации. В числе арестованных в октябре 1916 г. были Феоктистов, Шумков-Сидельников, Струппе, Бубнов, Марянин и др. Кроме того, в октябре 1916 г. «Родионов» сообщил об организации кружков и вербовке рабочих завода для участия в так называемой «репрессивной» кассе, имевшей целью оказание денежной помощи пострадавшим революционерам. Инициаторы кассы Самойленко (секретарь губ. комитета с.-д. большевиков), Галактионов и др. арестованы»7.
В октябре 1916 года, после практически полной ликвидации самарской организации РСДРП (б), оперативная сеть СГЖУ пополнилась новыми агентами из числа арестованных большевиков. На жандармов согласились работать член оргкомитета горкома партии И.А. Зеленский (агент «Слепой»), один из активистов, рабочий трубочного завода А.П. Еремеев (агент «Толстов»), активист латышской группы В.Я. Эглит (агент «Художник») и член горкома РСДРП (б) Л.К. Соловьев (агент «Неизвестный»)8.
Кстати, на последней фамилии следует остановиться поподробнее. Именно на этого человека, который в нашей историко-краеведческой литературе советского времени обычно фигурирует под фамилией Соловьев-Сапожков, в советское время в основном и валились все грехи и все предательства, случившиеся в самарской организации большевиков в предреволюционное время. Считалось, что именно он выдал жандармам и первомайские рабочие массовки, и созыв в Самаре Поволжской конференции социал-демократов, и организаторов забастовки на трубочном заводе.
Дальше всех в обличении Соловьева-Сапожкова пошел уже упоминавшийся М.С. Колесников, автор документального романа «С открытым забралом». Выше говорилось, что в этом произведении чуть ли не на каждой странице присутствуют самые настоящие небылицы, не подкрепленные никакими историческими фактами. Например, в этом романе утверждается, что именно Соловьев-Сапожков организовал случившийся в ночь на 15 декабря 1917 года взрыв в бывшем губернаторском доме в Самаре (ныне здание государственной академии искусств и культуры, улица Фрунзе, 167), повлекший за собой человеческие жертвы. По мнению Колесникова, жандармский провокатор взорвал бывший губернаторский дом, в котором в декабре 1917 года находился самарский штаб революции, с целью расправы над В.В. Куйбышевым, который будто бы слишком много знал о работе Соловьева-Сапожкова на жандармов9. Действительно, в указанную ночь взрыв здесь и в самом деле был, о чем, в частности, свидетельствует мемориальная доска на упомянутом здании, но все рассуждения Колесникова о его причинах – это плод его фантазии от начала до конца.
А теперь давайте посмотрим, что же говорят рассекреченные архивные документы о Соловьеве-Сапожкове. Оказывается, такое историческое лицо в Самаре в 1916 году реально существовало. Но почему-то в советской литературе для этого человека всегда приводили двойную фамилию, хотя в полицейских документах он везде фигурирует только лишь в качестве Соловьева.
При изучении архивных документов мы убеждаемся, что этот деятель РСДРП (б) действительно был жандармским провокатором, но он, оказывается, стал им только после своего ареста 2 октября 1916 года, то есть через месяц(!) после попытки созыва в Самаре Поволжской конференции большевиков, и потому просто физически не мог сдать ее полковнику Познанскому. Что же до его двойной фамилии, то тут секрет прост: оказывается, большевистский активист Леонид Константинович Соловьев, уроженец Перми, беглый солдат, жил в нашем городе по паспорту Александра Афанасьевича Сапожкова, и арестован он именно с этими документами. Лишь в ходе дальнейшего дознания жандармы смогли установить подлинную личность этого человека, о чем в докладной полковника Познанского сказано следующее: «Указанный выше Сапожков при вторичном допросе сознался, что он в действительности мещанин г. Перми Леонид Константинов Соловьев, бежавший 3 марта с.г. из запасного пехотного батальона, расположенного в г. Орле, номер коего он не знает»10.
А до своего ареста и поступления на оперативную службу будущий провокатор Соловьев-Сапожков вел в Самаре активную революционную деятельность - настолько активную, что на обширном большевистском собрании, которое состоялось 6 августа 1916 года на Красной Глинке, он был избран членом Самарского городского комитета РСДРП (б). Заметим, что тогда в указанный комитет не вошли В.В. Куйбышев и А.С. Бубнов, которых через много лет официальная партийная пропаганда возвела в ранг руководителей самарских большевиков 1916 года. Жандармские документы говорят о другом: членами Самарского городского комитета РСДРП (б) в мае 1916 года являлись С.О. Викснин, Я.А. Бауэр, Ф.Е. Самойленко, А.В. Цепелевич, Л.К. Соловьев, А.П. Егоров и Н.Ф. Панов11. На красноглинском же августовском собрании ввиду ареста многих комитетчиков новыми руководителями городской парторганизации стали Л.К. Соловьев, А.Г. Галактионов, А.П. Егоров, И.С. Романов и П.Я. Струппе12. А вот В.В. Куйбышев тогда пользовался столь незначительным авторитетом у самарских большевиков, что его в тот день 6 августа назначили всего лишь одним из членов оргкомитета по созыву Поволжской партконференции, но никак не членом горкома партии13.
Как уже было сказано выше, рассекреченные к настоящему времени документы СГЖУ однозначно доказывают, что обо всех делах и планах самарских большевиков в 1916 году жандармы узнали не от Соловьева, а от совсем других агентов – «Родионова», «Кудрявого» и «Блондина». В частности, именно из их сообщений полковник Познанский еще с весны 1916 года знал о том, что самарские большевики собираются провести в нашем городе конференцию социал-демократов всего Поволжья. Вот несколько выдержек из писем Познанского своему петроградскому начальству, в котором он ссылается на агентурную информацию по этому поводу.
«По мнению «Кудрявого», надежды на созыв Поволжского съезда в Самаре весьма мало, скорее будет организована местная Самарская конференция, но пока об этом разговора не поднималось» (донесение от 5 июня 1916 года)14.
«По сведениям агентуры «Кудрявого», в Самаре проживали в Новом Оренбурге на углу Владимирской ул. Какой-то беглый солдат под фамилией Новиков и неизвестный, живший ранее в Москве под фамилией Соловьев, последний также будто бы был взят в солдаты и бежал, что оба они входят в состав городской группы… По сведениям того же «Кудрявого», местная большевистская с.-д. организация на собрании бывшим летом сего года за Волгой, против Аннаевского затона, постановила завести технику (для изготовления литературы о необходимости созыва Поволжской конференции – В.Е.), возложив организацию таковой на нелегальных Новикова и Соловьева…» (донесение от 29 июля 1916 года)15.
Это первая информация о некоем большевистском активисте по фамилии Соловьев, полученная полковником Познанским. Как уже говорилось, в октябре 1916 года он дал согласие работать на СГЖУ. А до этого, летом того же года, жандармы собирали о нем информацию через провокаторов. Именно агентурные сведения во многом позволили полковнику Познанскому в ходе жесткой беседы в тюремной камере склонить этого члена Самарского комитета РСДРП (б) к работе против своих соратников по партии…
Это был довольно простой, но эффективный метод вербовки, применяемый всеми спецслужбами мира. О человеке собирают самые разные сведения, а затем, при удобном случае, ему предъявляют «компромат» - мол, мы все о тебе знаем, в том числе и о твоих грешках. А если ты не будешь на нас работать - что ж, тогда мы всю информацию, причем поданную под нужным нам углом, передадим твоим товарищам. Как мы видим, после подобной обработки даже «железные» большевики ломались и давали свое согласие на агентурную деятельность, особенно, если «компромат» пускали в ход в тюремных застенках…
При подобных обстоятельствах стал жандармским провокатором и другой активист самарских большевиков - И.А. Зеленский. Кстати, о нем СГЖУ стало известно из донесений все того же агента «Кудрявого». Вот что об этом пишет полковник Познанский в своем секретном докладе в Петроград, в департамент полиции 10 июня 1916 года: «Как отмечает агент «Кудрявый» на том же собрании (5 июня – В.Е.) было решено немедленно завязать необходимые связи с поволжскими городами, поручив исполнение последнего мещанину Исаю Абрамову Зеленскому…»16
Для справки: на большевистском собрании 6 августа 1916 года Зеленский был избран в состав того же оргкомитета по созыву Поволжской конференции, что и В.В. Куйбышев. Однако нигде в официальной партийной литературе о Зеленском ничего не говорилось, словно и вообще никогда не было в истории партии такого человека. Даже известный краевед, составитель летописи революционных событий в Самаре Ф.Г. Попов (рис. 37), упомянув в одном месте Зеленского вместе с Башкиным, Бокеевым, Рябовым и другими в качестве провокатора, тоже больше ни разу не называет его в ряду других большевистских активистов17.
Кстати, материалы слежки филеров за Зеленским - прекрасная иллюстрация к тому, насколько профессионально и четко работала тогда в Самаре жандармская служба наружного наблюдения (официальное название - охранное отделение). После того, как от провокатора начальнику СГЖУ поступала информация, что такой-то человек оказался замеченным в связи с подпольной организацией, за ним немедленно начинали ходить филеры охранки. Уже говорилось, что Самаре в 1916 году их было всего 10 человек, но практически никому из подпольщиков не удавалось укрыться от всевидящего ока филера. Достаточно было несколько дней, от силы недель, подержать человека в сети наружного наблюдения, чтобы выявить все его связи и все знакомства.
В частности, в случае с Зеленским уже через два дня после упомянутого выше большевистского собрания за Волгой, 7 июня 1916 года, за этим «засвеченным» активистом начали ходить сотрудники Самарского охранного отделения. Вот что сообщили своему начальству тем же вечером филеры Курынцев и Винокуров: «Наблюдая за д. № 100 по Самарской ул. В 1 ч. 30 м. пополудни Зеленский пришел домой, пробыл 30 м., вышел и пошел на работу в дом № 58 по Панской ул. (ныне улица Ленинградская – В.Е.), где есть магазин готового платья Гудкова. В 7 ч. 40 м. вечера вышел с работы и пошел домой, больше не видели.
Описание: лет 34-36. Среднего роста, темно-русый, лицо худощавое, нос тонкий, прямой, имеет кругом рыжеватую бородку, средние усы, носит светлые очки. Одет: коричневая пушкинская шляпа, темно-сероватый пиджак, черные брюки навыпуск. Кличка ему будет «Гудковский»18.
Под этой оперативной кличкой Зеленский прошел через все документы Самарского губернского жандармского управления. Вплоть до сентября 1916 года за ним ежедневно следили филеры. Они установили все, касающееся связей этого 36-летнего активиста РСДРП, в том числе вычислили его любовницу (в жандармских документах указывается – «гражданская жена»), которой оказалась проживающая в доме № 153 на улице Николаевская (ныне улица Чапаевская – В.Е.) 20-летняя Анастасия Андреевна Голомоносова19, в материалах проследки фигурировавшая под кличкой «Закройщица»20. Впрочем, филеры быстро установили, что непосредственного участия в деятельности организации РСДРП (б) Голомоносова не принимала, а ее отношения с Зеленским были исключительно личными.
Горячими для СГЖУ выдались вторая половина дня и ночь 5 сентября 1916 года, когда были произведены массовые аресты всех причастных к попытке созыва Поволжской большевистской конференции. Тогда же Зеленского наряду с другими подпольщиками тоже доставили в жандармское управление, крепко припугнули в тюремной камере - и он тут же подписал документы о своем согласии работать на СГЖУ в качестве «стукача». Так у полковника Познанского появился новый агент по кличке «Слепой»21.
В картотеке СГЖУ содержатся данные материалов проследки на всех без исключения активистов партий социал-демократов (как большевиков, так и меньшевиков), эсеров, кадетов, максималистов, анархо-синдикалистов, бундовцев и некоторых других политических течений. Эта картотека - своеобразная лакмусовая бумага, по которой сейчас легко увидеть, насколько активно человек работал в то время в данной организации. По сей день здесь хранятся сведения обо всех более-менее известных самарских большевиках. Среди них - Н.Ф. Панов (кличка жандармской проследки «Монастырский»), А.Н. Левин («Филатовский»), К.Ф. Левитин («Третий»), С.О. Викснин («Шерстневский»), Ф.И. Венцек («Бородач»), А.В. Гавриленко («Климовский»), М.А. Хализов («Косоглазый»), А.П. Галактионов («Скакун»), П.С. Виноградова («Подлужная»), В.С. Кайрович («Тяжелый»), И.С. Романов («Грузовой»), Г.Т. Кузьмичев («Боевой»), А.С. Бубнов («Городской»), А.В. Цепелевич («Проворный»), П.П. Звейнек («Береговой»), П.А. Стяжкина («Проводница»), С.А. Коротков («Эмигрант»), Н.М. Шверник («Верблюнский») и некоторые другие22 (рис. 38-46).
Следили, кстати, и за многими провокаторами: уже упоминавшийся жандармский агент С.К. Башкин ходил под кличкой проследки «Токарь», И.А. Зеленский - под уже известной нам кличкой «Гудковский», Л.К. Соловьев – «Запланный», В.Я. Эглит – «Чухонец»23. Наверное, не всем им одинаково доверяли.
В результате столь плотной разработки только на протяжении 1916 года СГЖУ по крайней мере трижды почти под корень ликвидировала всю самарскую организацию РСДРП (б). Первый раз это случилось в марте-апреле, когда были арестованы Н.Ф. Панов, С.И. Дерябина, Н.П. Теплов, И.Я. Кузьмин и И.Е. Лебедев, а Ф.И. Венцек и Т.Д. Курулов перешли на нелегальное положение. Второй раз массовые аресты случились в сентябре-октябре: тогда в заключении оказались аж три десятка активистов РСДРП (б). Третий раз аресты начались перед самым новым, 1917-м годом и продолжались в течение всего января.
Вот в такой оперативной ситуации, когда все без исключения лидеры самарских большевиков, а также многие «простые» активисты плотно сидели под жандармским «колпаком», в марте 1916 года, в наш город приехал бежавший из сибирской ссылки В.В. Куйбышев. Думается, после всего сказанного даже неспециалисту станет понятно следующее: если бы Валериан Владимирович сразу же после своего прибытия включился в активную работу по пропаганде идей социал-демократии в Самаре, ему ни за что не удалось бы укрыться от внимания агентов «Кудрявого», «Блондина», «Родионова» и других.
Однако тут выясняется удивительный и необъяснимый с точки зрения советско-коммунистической истории факт: жандармские документы свидетельствуют, что вплоть до сентября 1916 года, то есть до своего случайного ареста на квартире своей сожительницы П.А. Стяжкиной, Куйбышев в сферу внимания СГЖУ так ни разу и не попал (рис. 47-49).
Если бы он даже был сверхгениальным конспиратором, все равно бы агентура имела хотя бы косвенную информацию о существовании в Самаре такого именитого большевика. Ведь согласитесь, что жил-то Валериан Владимирович в нашем городе отнюдь не в безвоздушном пространстве - нет, он общался с самыми разными людьми, и при этом, по мнению партийных исследователей и по его собственным воспоминаниям, даже вел революционную пропаганду среди рабочих…
Так что же делал товарищ Куйбышев в Самаре в течение всего лета 1916 года? Оказывается, и на этот скользкий вопрос проливают свет недавно рассекреченные документы Центрального Государственного архива Самарской области (рис. 50-60).
Указатель источников к главе
1ЦГАСО, ф.468, оп.1 с/ч, д.2492, л.д. 2-3об.
2Там же, д.2487, л.д. 17.
3Там же, д.2254, л.д. 20.
4Шефов Н.А. 2000. Тысячелетие русской истории. М., изд-во «Вече», с. 394.
5ЦГАСО, ф.468, оп.1 с/ч, д.2487, л.д. 29.
6Там же.
7Там же, л.д. 221.
8Там же, д.2492, л.д. 2-3об.
9Колесников М.С. 1983. Избранные произведения в трех томах. Т.3. С открытым забралом. М., «Воениздат». С. 173-174.
10ЦГАСО, ф.468, оп.1, д.2210а, л.д. 292.
11Там же, л.д. 293-294.
12Там же, л.д. 359.
13Там же.
14Там же, л.д. 47.
15Там же, л.д. 240.
16Там же, л.д. 358.
17Попов Ф.Г. 1969. Летопись революционных событий в Самарской губернии. 1902 – 1917. Куйбышев, Куйб. кн. изд-во, с.422.
18ЦГАСО, ф.469, оп.1, д.130, л.д. 539.
19Там же, ф.468, оп.1, д.2274, л.д. 39.
20Там же, д.2528, л.д.54-55.
21Там же, оп.1 с/ч, д.2492, л.д. 3.
22Там же, оп.1, д.2528, л.д. 6-147.
23Там же.
Куйбышев и рабочий класс
В пекарне Неклютиной, куда его устроил Исай Перельман, брат самарской ссыльной, Куйбышев трудился чуть более месяца - до середины апреля 1916 года. В конце концов он был отсюда уволен из-за регулярных отлучек из конторы, из-за ошибок, допущенных в документации, а также по некоторым другим причинам, до конца пока еще не установленным. После этого в течение некоторого время он вообще нигде не работал. Лишь в середине мая с помощью соратников по партии, в первую очередь А.С. Бубнова, который был служащим Самарской городской управы, Куйбышев сумел устроиться опять же на должность конторщика в кооперативное общество «Самопомощь», располагавшееся в то время в доме № 164 на улице Николаевской (ныне улица Чапаевская). Но и здесь он продержался недолго - уволился из общества (или его уволили) уже в конце мая (по другим сведениям - в середине июня)1. Видимо, конторщик из профессионального революционера вышел плохой, так что вместо Куйбышева на ту же должность в «Самопомощь» пришла работать его гражданская жена П.А. Стяжкина, проживавшая в Самаре, как уже говорилось, по паспорту иркутской крестьянки Л.М. Воробьевой.
Напомним, что Стяжкина приехала в Самару в мае 1916 года, а 4 июня в ее паспорте появился штамп о прописке на даче Бахарева на 3-й просеке. Штамп о такой же прописке с той же датой полицейский чиновник поставил и в паспорте Иосифа Адамчика2, который до того момента числился проживающим в доме № 120 на улице Николаевской. Однако жить так далеко от центра города и от места работы молодым людям было не очень удобно, и через некоторое время они поменяли адрес: с 19 августа Стяжкина-Воробьева прописалась в квартире № 6 дома № 74 на улице Садовой3, а вот Куйбышев-Адамчик официально регистрироваться здесь не захотел или не смог. Выше уже говорилось, что эта женщина, будучи большевистской связной, в материалах филерской проследки фигурировала под кличкой «Проводница». Через месяц после прописки по указанному выше адресу ее арестовали около дома № 74, и при этом в ордере на арест Стяжкиной рукой полковника Познанского была вписана следующая фраза: «Иосифа Андреева Адамчика, живущего в этой квартире, задержать»4 (рис. 61-63).
Но теперь снова вернемся немного назад во времени. Итак, в июне 1916 года Валериан оказался без работы. Вдвоем они жили на небольшой доход Прасковьи (впрочем, Стяжкина любила, чтобы близкие ее звали Панной). Конечно же, молодые тогда были очень стеснены в средствах, и именно к этому периоду относятся воспоминания самарской большевички М.С. Бешенковской, опубликованное в 1922 году в сборнике «Красная быль» (после этой даты ее мемуары уже нигде и никогда больше не печатались): «Летом 1916 г. заходит ко мне товарищ с открытым лицом, веселыми глазами и просит дать ему кровать Розенштейна. Я без слов дала, ибо он вызвал полное доверие. Он положил кровать на плечо и поплелся. Потом я узнаю, что это бежавший из Иркутской губернии Хадамник…»5 «Непричесанность» текста и ошибка в подпольной фамилии Куйбышева говорит о том, что Бешенковская писала свои воспоминания искренне, без стремления приукрасить образ Куйбышева, и именно этим нам сейчас так ценны ее заметки. Ведь через полтора десятилетия, когда Куйбышева уже не стало, его биографию, как сталинского выдвиженца, принялись срочно лакировать.
Именно по указанной причине в мемориальный сборник «В.В. Куйбышев в Среднем Поволжье. 1916 – 1919 г.г.», вышедший в свет в 1936 году, не были включены воспоминания таких известных самарских большевиков, как Н.М. Шверник, А.П. Галактионов, Н.Ф. Панов, и даже гражданской подруги нашего героя П.А. Стяжкиной. Заметки А.С. Бубнова в этом сборнике присутствуют, но о 1916 годе в них содержатся лишь несколько весьма стандартных и нейтральных по содержанию фраз, в которых мы не найдем никаких подробностей: «Второй раз, в годы подполья, мы встретились с товарищем Куйбышевым в Самаре. Это было весной 1916 года… По приезде товарища Куйбышева в Самару нами было организовано партийное бюро по объединению большевистских организаций Нижнего Поволжья. Нашей целью было подготовить и созвать конференцию большевистских организаций от Нижнего до Астрахани. В течение нескольких месяцев мы вели партийную работу в самой Самаре, организовывая рабочих трубочного завода и одновременно с этим устанавливая связи в крупнейших приволжских городах, нащупывая и разыскивая там своих людей, стремясь к их объединению в общем приволжском масштабе»6.
Зато в указанный сборник вошло много воспоминаний «второстепенных» большевиков, в том числе С.А. Короткова, Г.Т. Кузьмичева и И.И. Никитина. Здесь чуть ли не в каждом абзаце их елейные слова о «выдающемся революционере» соседствуют с казенными фразами о его огромной роли в работе самарской организации РСДРП (б). Сейчас легко доказать, что тексты большинства перечисленных выше мемуаров находятся в серьезном противоречии с архивными документами.
Эти противоречия касаются в первую очередь того периода, когда Куйбышев работал фрезеровщиком в шестой мастерской Самарского трубочного завода. На указанном предприятии в то же самое время трудились и упомянутые выше рабочие-большевики. При этом С.К. Коротков вспоминает о Куйбышеве так: «…на другой день утром в мастерскую заявился человек с волнистой шевелюрой – это был Адамчик… Товарищ Шверник сказал нам, что вновь поступивший – крупный партийный работник, и с ним нужно держать связь… Влияние Адамчика в мастерской и на заводе вообще было очень велико. Он как будто бы незримо присутствовал везде. Однажды у нас стихийно возникла забастовка. Наша организация не успела взять руководство ею в свои руки, получилась сумятица. Тогда выступил на сцену Адамчик. Он заставил нас собраться и обсудить вопрос о руководстве забастовкой. Мы выдвинули на этом совещании руководителем забастовочного комитета Федю Ермакова и придали забастовке более организованный характер»7.
Г.Т. Кузьмичев там же пишет следующее: «Адамчик был известным и уважаемым товарищем. В заводских уборных, где обычно собирались рабочие, Куйбышев обсуждал с ними все вопросы, которые назревали. Повседневное общение с рабочими, его оценка и разъяснение политического положения в стране создали ему громадную популярность на заводе»8. Еще более скупо вспоминает о нашем герое И.И. Никитин: «С приходом В.В. Куйбышева на трубочный завод в 1916 году партийная работа оживилась. Через Самару много в тот год проходило политических ссыльных и нелегальных. Был развернут сбор средств для помощи им. Это проводилось очень осторожно, тайно и имело большое воспитательное значение. Активно участвуя в этой работе, мне встречаться с Куйбышевым, который руководил нами, приходилось изредка, так как он был на нелегальном положении…»9
Правда, Кузьмичев в одном месте своих мемуаров словно бы проговаривается. Он пишет следующее: «…когда я был арестован, жандармский полковник Познанский разложил передо мной фотографические карточки… Он был очень удивлен тем, что я не знаю Адамчика…» (рис. 64) Правда, Кузьмичев уже в следующей фразе поправился: мол, он не стал указывать на фотокарточку Адамчика-Куйбышева исключительно из соображений конспирации10. Но эти его слова у специалистов вызывают резонное сомнение: нет, не мог простой рабочий обмануть такого профессионала и внимательного психолога, как полковник Познанский!
А что же говорят архивные документы о периоде работы В.В. Куйбышева на Самарском трубочном заводе? Согласно заводским материалам того времени, ныне хранящимся в ЦГАСО, И.А. Адамчик был принят фрезеровщиком в 6-ю мастерскую этого предприятия 23 июля 1916 года (а вовсе не в июне или мае, как это сообщается в иных краеведческих изданиях). Адамчику был присвоен личный номер 12331, о чем свидетельствует запись в общезаводской алфавитной книге11 (рис. 65-73).
Немало любопытных сведений о производственной дисциплине фрезеровщика Иосифа Адамчика можно найти в «Книге отметок ежедневного выхода на работу, опозданий и потерь рабочего времени в 6-й мастерской» за 1916 год, также хранящейся в архиве. Как уже говорилось, этот новоиспеченный фрезеровщик к работе на заводе приступил 23 июля. А уже 30 июля против фамилии Адамчика мастер Бышов записал: «Не работал»12. Тут же по распоряжению начальника мастерской фрезеровщик N 12331 в тот же день был уволен с завода за прогул, однако по какой-то причине еще через двое суток Адамчик опять приступил к работе на этом оборонном предприятии13. Еще через день (3 августа) на заводе вспыхнула забастовка, в которой, конечно же, принял участие и наш герой. За оставление работы на половину смену его в числе многих других рабочих снова увольняют - но через два дня опять восстанавливают на прежнем месте и в той же должности14 (рис. 74-78).
Примерно на месяц Адамчик успокоился. Во всяком случае, порочащие его отметки из регистрационной книги исчезли вплоть до 6 сентября, когда фрезеровщик N 12331 опять прогулял всю рабочую смену. За этот прогул мастер его оштрафовал на 50 копеек15. На другой день, 7 сентября, Адамчик опоздал на работу: вместо положенных 7 часов утра он явился в мастерскую в 7 часов 40 минут. По этой причине на него опять был наложен штраф - 20 копеек16. Но были ли связаны эти прогулы и опоздания с революционной деятельностью товарища Куйбышева, и, в частности, с так называемой Поволжской конференцией, которую большевики пытались созвать в Самаре 4 сентября? В этом историкам еще предстоит разобраться.
Указатель источников к главе
1Валериан Владимирович Куйбышев. Биография. М., «Политиздат», 1988, с.61.
2ЦГАСО, ф.468, оп.1, д.2274, л.д.61.
3Там же.
4Там же, л.д. 79.
5Бешенковская М.С. 1922. С 1913 г. по февраль 1917 г. – В сб. «Красная быль», № 1, Самара, с. 43.
6Бубнов А.С. 1936. Его выковала наша партия. – В сб. «В.В. Куйбышев в Среднем Поволжье. 1916 – 1919 г.г.» Куйбышев, Куйб. кн. изд-во, с.80-82.
7Коротков С.К. 1936. Заботливый друг, непримиримый большевик. – Там же, с. 95-98.
8Кузьмичев Г.Т. 1936. На трубочном заводе. – Там же, с. 90-91.
9Никитин И.И. 1936. Руководитель и товарищ. – Там же, с. 111-112.
10Кузьмичев Г.Т. 1936. На трубочном заводе. – Там же, с. 90-91.
11ЦГАСО, ф.701, оп.1, д.3005, л.д. 9об.
12Там же, д.2396, л.д.127-128.
13Там же, л.д. 135-136.
14Там же, л.д. 140-141.
15Там же, л.д. 180-181.
16Там же, л.д. 181-182.
Руководил ли Куйбышев большевистским подпольем?
В Самарском областном государственном архиве социально-политической истории, или СОГАСПИ (бывший архив Куйбышевского обкома КПСС), хранится заверенная копия автобиографии В.В. Куйбышева (оригинал еще в 1949 году был передан в московские архивы). В этом документе, который Валериан Владимирович лично составил в конце 1919 года, будучи председателем Самарского Совета рабочих и красноармейских депутатов, он о своей подпольной работе в нашем городе в 1916 году говорит всего лишь в двух фразах: «В начале 1916 года бежал из Иркутской ссылки в Самару, где работал как в области местной партийной работы, так и по созыву Поволжской большевистской конференции. В сентябре 1916 года арестован вместе с делегатами конференции и приговорен к 5 годам Туруханского края…»1
Гораздо подробнее о своей нелегальной работе в Самаре Куйбышев поведал в автобиографической брошюре «Эпизоды из моей жизни», которая впервые была издана при его жизни, в 1931 году, и с того момента неоднократно переиздавалась. Вот что здесь записано после рассказа о приезде в Самару и встречи с Бубновым:
«Через некоторое время я поступил на Самарский трубочный завод, фрезеровщиком по металлу. Это дало мне возможность соприкасаться с заводской рабочей массой. Самарский трубочный завод был цитаделью революционного движения в Самаре. Там во время войны насчитывалась двадцать одна тысяча рабочих и было очень много высланных рабочих-большевиков.
В это время на заводе работал Шверник, теперешний (здесь и ниже указания относятся к 1931 году – В.Е.) председатель ВЦСПС, - его токарный станок был расположен напротив моего фрезерного; работал там Панов, теперешний председатель КК Поволжья; Янсон, теперешний наркомвод; там работал Борисов, теперешний председатель сельхозмашобъединения, и целый ряд других товарищей.
Я жил по паспорту Иосифа Андреевича Адамчика. На заводе я проработал месяцев восемь. Кстати сказать, к концу моей работы на заводе я вырабатывал норму большую, чем любой старый фрезеровщик. Дело доходило до того, что мои партийные товарищи приходили ко мне и просили вырабатывать меньше, чтобы не снижать общий заработок рабочих…»2
Вполне возможно, что в то время, когда товарищ Куйбышев писал о своих восьми месяцах работы на Самарском трубочном заводе, его просто подвела память. Выше уже говорилось, что на самом деле он не проработал здесь и двух месяцев - с 23 июля до 17 сентября 1916 года, то есть до момента ареста жандармами. Но данная неточность, без сомнения, простительная - ведь 1916 год отделяет от времени написания процитированных выше мемуаров целых пятнадцать лет, и за это время многое могло выветриться из памяти.
А вот указание Куйбышева на свою сверхударную трудовую деятельность на заводе, когда его якобы даже «просили вырабатывать меньше, чтобы не снижать общий заработок рабочих», уже относится к разряду неприкрытого хвастовства. Не нужно быть специалистом в деле обработки металла, чтобы рассудить следующим образом: каким бы гениальным учеником не был наш герой, и какими бы талантливыми не были его учителя, такой запредельный уровень роста производительности труда рабочего невозможно себе даже представить. Во всяком случаи, в истории промышленных предприятий не известно ни единого факта, когда за неполные два месяца человек, никогда в жизни не видевший фрезерного станка, да еще регулярно прогуливающий рабочие смены, вдруг превратился в этакого стахановца, производящего продукции больше, чем любой опытный рабочий с многолетним стажем. Или, может быть, напрасно товарищ Куйбышев бросил пролетарскую профессию и подался в партийные работники? Ведь такому классному фрезеровщику, каким описывает себя Валериан Владимирович в своих мемуарах, при любой власти цены бы не было…
Ниже необходимо будет специально остановиться на неточностях и прямых вымыслах, которыми изобилуют воспоминания В.В. Куйбышева. Архивные документы убедительно доказывают, что он, мягко говоря, неоднократно приписывал себе но только просто хорошие поступки, но и геройские подвиги, сведений о которых нигде больше почему-то не сохранилось. Годами позже в его придумки безоговорочно верили все последующие поколения партийных пропагандистов, и никому из них даже в голову не приходило как-либо проверить эти куйбышевские слова.
Но гораздо больше небылиц об этом «видном большевике-ленинце» в последующие десятилетия насочиняли различные составители многочисленных вариантов его биографии. После смерти Куйбышева в советских издательствах вышло в общей сложности несколько десятков одних только монографий с описанием его жизненного пути, не говоря уже о более мелких научных публикациях и популярных статьях в различных массовых изданиях. При этом, конечно же, из одной такой книги в другую десятилетиями кочевало множество идеологических мифов, которые по указанию руководства ЦК ВКП (б) были сочинены о В.В. Куйбышеве в конце 30-х годов ХХ века. В частности, практически в каждом биографическом издании описывалась неустанная работа нашего героя по руководству забастовочным движением на трубочном заводе и всей нелегальной организацией самарских большевиков в 1916 году. Вот только несколько примеров.
В книге под заголовком «Валериан Владимирович Куйбышев», выпущенной группой авторов в 1966 году (в их число, между прочим, тогда вошли его вдова О.А. Лежава и его сестра Г.В. Куйбышева) на этот счет сказано следующее:
«Рабочие быстро поняли, что товарищ Адамчик - это опытный партийный работник… Валериан Владимирович был своим человеком, душой каждого революционного начинания… «Бывало, - вспоминает И.Ю. Амбражук, - увлекшись, В.В. Куйбышев почти открыто излагал программу большевиков. Говорил он просто, понятно, разъясняя все на фактах, близких рабочим».
В начале августа из-за увольнения одного рабочего на заводе стихийно возникла забастовка… Готовясь к общезаводскому митингу, организованному в связи с забастовкой, Куйбышев собрал в инструментальной кладовой рабочих, близких к большевикам, и разъяснил им, как вести себя, если администрация вызовет солдат…
Когда начался митинг, появились казаки.
- Расходись немедленно, иначе прикажу стрелять! - потребовал генерал - управляющий заводом.
Рабочие не шелохнулись. Они выслушали речи В.В. Куйбышева и Н.М. Шверника и лишь после этого разошлись»3.
Примерно то же самое, но в художественной обработке можно прочитать и в биографической книге из серии «Жизнь замечательных людей», вышедшей в издательстве «Молодая гвардия в 1971 году (автор И.М. Дубинский-Мухадзе):
«Делегаты от всех мастерских на заводском дворе. Приглашают начальника завода генерала Зыбина. Чтобы вручить требования: «Восьмичасовой рабочий день, увеличение заработка на пятьдесят процентов. Или забастовка!» Генерал вызывает казаков. Двор оцеплен. Карабины наизготовке…
Куйбышев из толпы. Голос у него зычный. «Не поддавайтесь! Не расходитесь! Второго Кровавого воскресенья Россия не простит!»
Генерал понимает. На Руси год 1916-й. Генерал приказывает казакам убраться»4 (рис. 79, 80).
А в книге «Валериан Владимирович Куйбышев. Биография», выпущенной «Политиздатом» в 1988 году, к столетию со дня его рождения, следующим образом описывается нелегальная партийная работа нашего героя:
«Имея многолетний опыт пропагандиста, будучи прекрасным организатором, Валериан Владимирович сумел активизировать деятельность заводской партийной организации. Начали работать кружки (три мужских и один женский), которые посещали многие рабочие и работницы, восстановлена касса взаимопомощи, призванная помогать деньгами рабочим, пострадавшим за политические убеждения.
Необходимо было наладить и нормальную работу всей Самарской партийной организации. С большим трудом оставшимся на свободе товарищам удалось восстановить общегородской и районные комитеты РСДРП. Постепенно была создана разветвленная сеть большевистской организации на всех крупных предприятиях города.
Активность самарских большевиков пугала не только местные власти, но и департамент полиции…»5
Теперь следует обратиться к архивным документам, чтобы они помогли нам пролить свет на подлинные события в самарском подполье весной-летом 1916 года. Сначала посмотрим, что же было известно СГЖУ о большевистской нелегальной кассе взаимопомощи на Самарском трубочном заводе. Вот что докладывал об этом начальник СГЖУ полковник М.И. Познанский в департамент полиции в июле 1916 года:
«Приняв во внимание, что о существовании репрессивной кассы имелись агентурные указания «Родионова» еще 26 марта с/года (агентурная записка 1 апреля с/г № 6859), и указания той же агентуры 20 мая на участие в означенной кассе Самойленко, Степана Александрова Короткова и Степана Иванова Корнеева, и что означенные сведения вполне подтвердились агентурой «Блондина», данными 19 мая, из коих видно, что сбором денег на репрессивных в электрической мастерской заведовал Галактионов, который, по словам агентуры «Блондина», является агитатором в электрической мастерской…»6
Таким образом, из этих документов следует, что нелегальная касса взаимопомощи существовала на трубочном заводе задолго до прихода сюда Куйбышева - по крайней мере, с марта 1916 года. Организаторами этой кассы, кроме названных в жандармских документах А.П. Галактионова, Ф.Е. Самойленко, С.А. Короткова и С.И. Корнеева, были также рабочие Н.Ф. Панов и Н.П. Теплов. Однако из процитированных выше биографических произведений несведущий читатель обычно делал совершенно другой вывод: упомянутую кассу на предприятии организовал ни кто иной, как Куйбышев. Возможно, он и в самом деле принимал в ее работе некоторое участие после прихода на завод, хотя этот факт ни разу не отмечен в агентурных донесениях, но чтобы создать кассу на предприятии, где он в тот момент еще не работал - это уж слишком!
Теперь о забастовке, действительно состоявшейся на трубочном заводе 3 августа 1916 года. Вопреки уверениям некоторым литературным источникам конца 30-х годов ХХ века и еще более поздним, причиной этой забастовки было вовсе не увольнение одного из рабочих, а решение администрации о введении новой системы штрафов и ужесточении пропускного режима. В связи с этим, сообщают заводские архивные документы, в 9 часов 30 минут утра 3 августа рабочие всех мастерских, за исключением одной, прекратили работу, вышли на заводской двор и предъявили администрации свои требования. Сюда входили: повышение расценок на работу, отмена только что введенной системы штрафов, а также гуманное отношение контролеров и руководящих лиц к рабочим, особенно к женщинам-работницам. Ни одного выступавшего с какими-либо публичными речами или хотя бы с репликами агенты СГЖУ из числа рабочих завода, в своих донесениях не отметили. Требования бастовавших представителю администрации вручил рабочий Ф.Т. Ермаков - один из активистов РСДРП, арестованный жандармами через месяц после описанных событий по делу о Поволжской большевистской конференции. В петиции, поданной им начальнику завода, указывалось, что на выполнение своих требований бастующие дают администрации три дня - в противном случае забастовка повторится. В 13 часов того же дня все участники акции, вышедшие утром на заводской двор, уже приступили к работе7. Кроме того, агенты СГЖУ не сообщали своему начальству ни о каких организационных собраниях ни до, ни после забастовки.
Прошло три дня, и начальник трубочного завода объявил о намерении пересмотреть расценки, тем самым пойдя навстречу требованиям рабочих. Однако одновременно во всеуслышанье было сообщено, что в случае повторения забастовки все ее участники будут немедленно уволены с предприятия8.
Теперь стоит выяснить, откуда же все-таки появились сведения об активном участии Куйбышева и Шверника в организации и проведении забастовки 3 августа 1916 года на Самарском трубочном заводе, а также искажение ее характера: что она была не экономической, а чуть ли не политической? Ведь ни эти двое большевиков, ни какие-либо другие очевидцы при их жизни даже и не пытались приписать что-либо подобное ни тому, ни другому. И лишь после смерти Куйбышева бывшие рабочие трубочного завода, работавшие на предприятии в те же месяцы, что и Валериан Владимирович (смотри их упомянутые выше воспоминания в сборнике «В.В. Куйбышев в Среднем Поволжье» 1936 года издания), один за другим стали приводить различные случаи из его заводской революционной биографии, якобы имевшие место. Из всего этого становится ясно, что причины приукрашивания биографии тов. Куйбышева (и не только его) целиком лежат в исторической обстановке конца 30-х годов, когда идеологическому окружению И.В. Сталина потребовалось срочно создать образ идеального «вождя всех народов», окруженного такими же идеальными соратниками. Что же касается воспоминаний бывших рабочих Самарского трубочного завода, то все они, как мы уже убедились, имеют довольно мало общего с подлинными историческими источниками.
Примерно так же обстоит дело и с прочими мемуарами «старых большевиков», выдержки из которых десятилетиями кочевали по всей партийно-советской литературе. Как известно, в некоторых из них утверждается, что Куйбышев в 1916 году если и не единолично руководил Самарской организацией РСДРП, то, по крайней мере, принимал самое активное участие в работе всех ее основных структур. Как и в предыдущем случае, при сопоставлении с архивными материалами этот идеологический миф советского времени не выдерживает никакой критики. Вот конкретные факты.
В течение весны-лета 1916 года жандармская агентура, работавшая непосредственно в среде активистов самарской организации РСДРП (б), регулярно сообщала начальнику СГЖУ обо всех большевистских собраниях, которые чаще всего проходили за Волгой, на одном из островов. Так, 26 марта агенты «Родионов» и «Блондин» донесли, что большевики усиленно готовятся к празднованию 1 мая, намечая на этот день агитационные мероприятия, в том числе и распространение листовок по городу9. Для проверки этой информации в течение месяца за партийными активистами неотлучно ходили филеры. В результате 26 апреля были арестованы С.И. Дерябина, И.Я. Кузьмин, И.Е. Лебедев, Н.П. Теплов и некоторые другие видные самарские большевики. Тем не менее 1 мая в районе Красной Глинки большевики все равно устроили маевку, на которой присутствовало около 60 человек, в том числе русские и латыши, эвакуированные из Риги10.
Еще через месяц с небольшим после этих арестов агент «Кудрявый» сообщил в СГЖУ о другом собрании большевиков, состоявшемся 5 июня за Волгой. Здесь были делегаты от многих самарских предприятий: от трубочного завода, фабрики Зимина, завода Полякова и некоторых других. В своей докладной «Кудрявый» называет поименно всех собравшихся, но Куйбышев среди них почему-то не указывается11. Еще одно крупное партийное мероприятие состоялось 24 июня того же года, и снова на волжском острове. На этот раз здесь работали нелегальные социал-демократические кружки. На занятиях были агенты «Кудрявый», «Родионов» и «Блондин», скрупулезно переписавшие всех кружковцев - и снова в их донесениях мы не обнаруживаем никаких следов товарища Куйбышева12.
Это выглядит довольно странно, особенно в свете иных воспоминаний, где Куйбышеву приписывается создание в Самаре в середине лета 1916 года сразу нескольких большевистских кружков. Зато начальник СГЖУ М.И. Познанский примерно в то же самое время направил в Петроград, в департамент полиции, полный список членов Самарского комитета РСДРП (б). По данным агентуры, в него тогда входили С.О. Викснин, Я.Я. Бауэр, Ф.Е. Самойленко, А.В. Цепелевич, Л.К. Соловьев, А.П. Егоров и Н.Ф. Панов13. А 6 августа 1916 года на Красной Глинке, как известно, состоялось очередное совещание большевиков Самары, на котором в состав городского комитета были избраны новые лица (рис. 81). Это список полковник Познанский также направил в Петроград. Вот выдержка из его донесения:
«В новый комитет, сформированный в августе месяце, вошли: 1) упомянутый выше Соловьев, 2) мещанин г. Бузулука Самарской губернии Алексей Петров Галактионов под кличкой «Галь», 3) Аким Егоров, 4) крестьянин Симбирской губ. и уезда, Тушнинской волости, села Панской слободы Иван Степанов Романов под кличкой «Котелок», исполнявший обязанности кассира, и 5) Юрий Карлов Церин, под кличкой «Степан», оказавшийся крестьянином Курляндской губернии, Добленского уезда, Вильценской волости, усадьбы Ускур Петром Яновым Струппе, причем после ареста Романова в члены комитета вступил неизвестный латыш под кличкой «Егоров», оказавшийся при задержании крестьянином Лифляндской губ., Венденского уезда, Байшкалигской волости Петром Петровым Звейнек.
Городская конференция избрана была закрытой баллотировкой на массовке, бывшей 6 августа в местности, называемой «Красная Глинка», причем в таковую были избраны поименованные выше: 1) Леонид Соловьев, 2) Алексей Галактионов, 3) Иван Романов, 4) Аким Егоров, 5) Петр Струппе, 6) сожитель Самойленко крестьянин Самарской губернии Бузулукского уезда, Мартыновской волости и села Степан Александров Коротков, 7) мещанин г. Царицына Григорий Трофимов Кузьмичев, 8) кр. Полтавской губ. Зеньковского уезда, Ошмянской волости, д. Опошня Александр Васильев Гавриленко, и 9) кр. Самарской губернии и уезда, Кануевской волости, села Владимировка Григорий Михайлов Маринин под кличкой «Михаил»14.
Как видно из этого документа, в руководящие органы подпольной Самарской организации РСДРП (б) В.В. Куйбышев никогда не входил. Правда, на том же собрании 6 августа он был введен в состав организационного комитета по подготовке Поволжской большевистской конференции, но об этом факте Познанский узнал только после ареста Куйбышева, в сентябре 1916 года.
Указатель источников к главе
1СОГАСПИ, ф.1, оп.1, д.152, л.д. 116-117б.
2Куйбышев В.В. 1972. Эпизоды из моей жизни. Алма-Ата, изд-во «Казахстан», с. 56-57.
3Куйбышева Г.В., Лежава О.А., Нелидов Н.В., Хавин А.Ф. 1966. Валериан Владимирович Куйбышев. М., «Политиздат», с. 54-55.
4Дубинский-Мухадзе И.М. 1971. Куйбышев. М., «Молодая гвардия», с.78.
5Валериан Владимирович Куйбышев. Биография. М., «Политиздат», 1988, с. 62.
6ЦГАСО, ф.468, оп.1, д.2210а, л.д. 239об.
7Там же, д.2222, л.д. 97.
8Там же, ф.465, оп.1, д.2730, л.д. 32.
9Там же, ф.468, д.2209, оп.1, л.д.10-13.
10Попов Ф.Г. 1969. Летопись революционных событий в Самарской губернии. 1902 – 1917. Куйбышев, Куйб. кн. изд-во, с. 408-409.
11ЦГАСО, ф.468, оп.1, д.2210а, л.д. 357-358.
12Там же, л.д. 358-359.
13Там же, л.д. 293об – 294.
14Там же, д.2274а, л.д. 105.
Кто же готовил Поволжскую конференцию?
Общепризнанным является тот факт, что причиной ареста В.В. Куйбышева жандармами в сентябре 1916 года стало его участие в подготовке Поволжской конференции большевиков. Однако здесь не все так просто. Выше уже говорилось, что о включении Куйбышева в состав оргкомитета этой конференции СГЖУ стало известно только после его допросов, а также из показаний других арестованных большевиков. Вот что докладывал на этот счет начальник управления полковник М.И. Познанский в Петроград в своем письме от 21 октября 1916 года:
«Организационный комитет по созыву поволжской конференции состоял в числе шести человек, указанных выше: 1) Федот Самойленко, 2) Александр Цепелевич, 3) мещанин г. Ивано-Вознесенска Андрей Сергеев Бубнов, 4) Иосиф Андреев Адамчик, оказавшийся сыном подполковника Валерианом Владимировым Куйбышевым, 5) мещанин г. Моршанска Исай Абрамов Зеленский и 6) неизвестный от Саратова.
В пропагандистскую коллегию вошли указанные выше: 1) Леонид Соловьев, 2) Петр Струппе, 3) Симон Викснин, 4) Александр Цепелевич, 5) Валериан Куйбышев, и 6) Федот Самойленко; последний исполнял роль секретаря»1.
Как мы видим из этого документа, Куйбышев был даже не руководителем оргкомитета и пропагандистской коллегии, а всего лишь рядовым работником этих структур. Насколько хорошо он исполнял свои партийные обязанности, будучи членом этих структурных подразделений, документально проверить ныне уже вряд ли возможно. Однако элементарные логические рассуждения приводят к выводу, что особой роли в их работе он не играл. Дело в том, что все без исключения самарские большевики, перечисленные в приведенном выше донесении Познанского, были известны СГЖУ задолго до их ареста – и один лишь Куйбышев-Адамчик им тогда почему-то не был известен. Мы знаем, что за каждым подпольщиком неустанно следили филеры, и каждый из революционеров имел у них свою кличку проследки и личную карточку в секретной жандармской картотеке. Но почему-то один лишь Куйбышев, который во множестве литературных источников советского времени называется в качестве главного организатора Поволжской большевистской конференции, в 1916 году никак себя не проявил в этой партийной работе. Неужели Валериан Владимирович был настолько гениальным конспиратором, что он смог созвать в Самаре большевиков со всего Поволжья - и при этом никак не обнаружить себя перед лицом жандармской агентуры?
Сам Куйбышев в своей книге «Эпизоды из моей жизни» о своем личном вкладе в организацию этого совещания сообщает следующее: «Мы с Бубновым затеяли созвать в Самаре поволжскую конференцию большевиков. Все наши силы - и Бубнова, и мои, и всей самарской организации - были направлены на эту цель. Мы посылали агентов по всем поволжским городам, в частности, в Саратов. Поволжская конференция большевиков должна была состояться в сентябре»2.
А вот А.С. Бубнов в воспоминаниях, опубликованных в сборнике «В.В. Куйбышев в Среднем Поволжье. 1916 – 1919 г.г.», вышедшем в свет в 1936 году, о своем личном участии в этой организационной работе сообщает гораздо более скромно: «Нашей (то есть всей большевистской организации Самары – В.Е.) целью было подготовить и созвать конференцию большевистских организаций от Нижнего до Астрахани. В течение нескольких месяцев мы вели партийную работу в самой Самаре… одновременно с этим устанавливая связи в крупнейших приволжских городах… В конце августа - начале сентября конференция была созвана в Самаре, но она была немедленно разгромлена царской охранкой»3.
Что же говорят на этот счет архивные документы, совсем недавно ставшие доступными для исследователей? Оказывается, возможность созыва в нашем городе представительного большевистского форума всего Поволжья в среде самарских социал-демократов обсуждалась еще осенью 1915 года, то есть задолго до приезда Куйбышева в наш город. В частности, в документах СГЖУ, заведенных на активиста социал-демократической партии А.Н. Левина, ныне известного лишь специалистам-историкам, говорится, что он совместно с товарищем по партии Б.С. Васильевым обсуждал возможность организации объединительного съезда РСДРП, для начала - для всех поволжских губерний. С целью подготовки к нему Левин и Васильев даже опубликовали соответствующую статью в подпольной газете «Наш голос»4. Вряд ли данные факты не были известны советским историкам, однако его предпочитали скрывать: ведь и Левин, и Васильев были хотя и социал-демократами, но не большевиками, а меньшевиками. Попытки же объединить усилия обоих крыльев РСДРП, как мы знаем, так ни к чему и не привели, и о предложении созвать Поволжский объединительный съезд вскоре прочно забыли.
В следующий раз упоминание о возможности созыва в Самаре большевистского форума встречается в жандармских документах в начале лета 1916 года, когда Куйбышев, как уже знает читатель, решал проблемы с трудоустройством и с жильем и практически никому не был известен в нашем городе. Агент СГЖУ «Родионов» тогда сообщил своему руководству, что на одном из островов за Волгой 5 июня собрались активисты большевистской организации. Среди них были А.В. Гавриленко, В.К. Кузьмичев, С.А. Коротков, И.С. Романов, Д.С. Челышев и С.О. Викснин. Далее агент донес следующее: «…на том же собрании было решено завязать необходимые связи с поволжскими городами, поручив исполнение последнего моршанскому мещанину Исаю Абрамову Зеленскому»5. Лишь после Октябрьского переворота стало известно, что Зеленский после своего ареста в сентябре 1916 года дал согласие работать на СГЖУ, за что вскоре был выпущен на свободу и затем регулярно «стучал» полковнику Познанскому на товарищей по партии, подписывая свои донесения псевдонимом «Слепой».
Но это будет еще только в сентябре. Как мы знаем, до своей измены Зеленский был совершенно безупречным большевиком-ленинцем. Но 7 июня 1916 года, всего через два дня после упомянутого выше большевистского собрания за Волгой, за Зеленским начали ходить сотрудники Самарского охранного отделения. А 5 сентября, когда были произведены массовые аресты всех причастных к попытке созыва Поволжской большевистской конференции, Зеленского тоже арестовали - и вскоре у полковника Познанского появился новый агент по кличке «Слепой».
Но не только за Зеленским следили тем летом самарские филеры. СГЖУ тогда разрабатывало очень многих, и неспроста: ведь летом Познанский был крайне озабочен сведениями своих агентов о намечаемом большевистском съезде.
И вот среди таких сообщений 20 июля 1916 года на имя Познанского поступила секретная телеграмма из Саратова, в которой говорилось о скором приезде в Самару некоего «Кости-чувяшника», который должен будет сопровождать транспорт с нелегальной газетой «Социал-демократ» и брошюрами Ленина. Тут же выяснилось, что «Костя-чувяшник» - это хорошо известный самарским жандармам большевик Константин Федорович Левитин, которого в период его жительства в нашем городе постоянно опекали филеры и именовали в документах проследки кличкой «Третий». Обо всем этом Познанский немедленно сообщил в Петроград: «Надо полагать, Левитин представляет собой разъездного агента по созыву Поволжской областной конференции, имеющей быть в скором времени в гор. Самаре»6 (рис. 82).
«Костя-чувяшник» приехал в наш город пароходом из Саратова 27 июля 1916 года и пробыл здесь четыре дня. Вот что сообщали о его приезде филеры Овчинников и Чечеткин: «В 9 ч. утра с пароходом «Сын» б. общ-ва Купцова приехал под наблюдением саратовского филера «Третий» (известный по Самаре), сошел с парохода без вещей и пошел в д. N 139 по Казанской ул. (ныне улица Алексея Толстого – В.Е.) в парадную дверь, где пробыл 2 ч. 30 м., вышел без пальто и пошел на Николаевскую ул., к заводу, откуда в 12 ч. вышел «Шерстневский» (С.О. Викснин – В.Е.) и встретил «Третьего», пошли на обед в столовую «Луна»…»7
Все эти дни Левитин проживал в указанном доме № 139 на Казанской улице, на квартире у 22-летней Музы Федоровны Гузенко, проходящей у самарских филеров под кличкой проследки «Журавлевская». Жандармам эта девица была известна еще с начала 1916 года благодаря ее связям со многими деятелями социал-демократической организации России, в том числе и нелегально приезжавшими в Самару8. А еще благодаря жандармским филерам было установлено, что на квартире Гузенко, кроме приезжих, по очереди успели пожить чуть ли не все самарские активисты РСДРП (б). По сведениям СГЖУ, кроме предоставления своей квартиры подпольщикам, никакой другой деятельностью в рядах РСДРП упомянутая девица не занималась.
Вместе с Гузенко Левитин в течение всех четырех дней ежедневно и подолгу ходил по нашему городу. Парочка посещала разных людей (как причастных к деятельности РСДРП, так и совершенно посторонних), и лишь в предпоследний день с большими предосторожностями забрала из камеры хранения на пристани корзину Левитина. Филеры проследили, куда молодые люди отнесли свой груз, однако из оперативных соображений арестовывать их с корзиной в руках не стали9. Из Самары Левитин отбыл 30 июля пароходом, через несколько дней прибыл в Нижний Новгород, где и был арестован 10 августа10. При обыске у Левитина было найдено немало материалов, проливающих свет на деятельность большевистских организаций Поволжья, в том числе и самарской.
Эти и другие данные явились поводом для того, что полковник Познанский еще 4 августа направил в адрес всех своих поволжских коллег секретные телеграммы следующего содержания:
«Симбирск, Саратов, Астрахань, Казань, Нижний, Кострома, Ярославль, Уфа, Оренбург. Начжанд.
Сведениям агентуры Самаре скором времени ожидается поволжский съезд большевиков. Телеграфируйте имеющиеся по этому поводу сведения случае выезда делегатов сопровождайте. Познанский»11.
Ответы от коллег из поволжских губерний немало разочаровали начальника СГЖУ. Почти все они вскоре телеграфировали, что их агентура ничего о поволжской большевистской конференции не знает, и вообще данный вопрос в среде местных большевиков даже и не обсуждается. Исключение составил лишь начальник Саратовского ГЖУ, который сообщил, что в его городе о намечаемом съезде в Самаре кое-что слышали. Примерно то же самое телеграфировали и из Нижнего Новгорода, однако там считали, что большевики в скором времени соберутся не в Самаре, а в Саратове12.
Приведенные выше документы полностью опровергают слова Куйбышева из книги «Эпизоды из моей жизни» о том, что он и Бубнов якобы «посылали агентов по всем поволжским городам». Вполне возможно, что на самом деле все обстояло гораздо проще. Выступая на подпольных совещаниях, активисты-большевики при докладе о ходе подготовки поволжской конференции лишь выдавали желаемое за действительное. Отчитываясь (точнее, хвастаясь) перед другими подпольщиками о своих связях с другими городами, они в действительности таких связей либо не имели вовсе, либо те носили непрочный, чисто формальный характер. А вот жандармские провокаторы, присутствовавшие на таких собраниях, добросовестно доносили все сказанное своему начальству, тем самым невольно его дезинформируя. Вот где, оказывается, можно обнаружить корни отчетных приписок и первые факты очковтирательства, которые были столь характерны для отчетов низовых организаций ВКП (б) и КПСС советского времени…
Впрочем, агенты СГЖУ порой и сами далеко не во всем верили выступавшим активистам. Вот что, к примеру, сообщается в донесении Познанского в департамент полиции от 29 июля 1916 года: «По мнению «Кудрявого», надежды на созыв поволжского съезда в Самаре весьма мало, скорее будет организована местная Самарская конференция, но пока об этом разговора не поднималось…»13
В целом же все приведенные выше документы убедительно доказывают, что работа с целью созыва в Самаре встречи представителей большевистских организаций всех поволжских городов началась задолго до 6 августа 1916 года, когда Куйбышев был официально включен в организационную комиссию Самарского комитета РСДРП (б). Поэтому его слова из опубликованных воспоминаний со ссылкой на Бубнова, с которым они якобы затеяли созвать в Самаре большевистскую поволжскую конференцию большевиков, следует оценивать как незаслуженное выпячивание Куйбышевым своей личности, как еще одно проявление его стремления выслужиться перед высшим руководством партии, бесцеремонно приукрасив собственную биографию.
Указатель источников к главе
1ЦГАСО, ф.468, оп.1, д.2274а, л.д. 105об.
2Куйбышев В.В. 1972. Эпизоды из моей жизни. Алма-Ата, изд-во «Казахстан», с. 57.
3Бубнов А.С. 1936. Его выковала наша партия. – В сб. «В.В. Куйбышев в Среднем Поволжье. 1916 – 1919 г.г.» Куйбышев, Куйб. кн. изд-во, с. 80-82.
4ЦГАСО, ф.468, оп.1, д.2210, л.д. 78.
5Там же, д.2210а, л.д. 358.
6Там же, л.д. 56.
7Там же, ф.469, оп.1, д.130, л.д. 695.
8Там же, ф.468, д. 2210а, л.д. 62-64.
9Там же, ф.469, оп.1, д.130, л.д. 701.
10Там же, ф.468, оп.1, д.2274, л.д. 60.
11Там же, д.2210а, л.д. 58.
12Там же, л.д. 216-217.
13Там же, л.д. 47.
Кто же приезжал на конференцию?
Относительно событий, произошедших 4 сентября 1916 года в Самаре на улице Вознесенской (ныне улица Степана Разина), в советское время обычно придерживались следующей версии: в тот день в нашем городе открылась Поволжская большевистская конференция, на которой присутствовали члены РСДРП (б) со всех губерний, расположенных на Волге. Основой для такого утверждения были, конечно же, воспоминания В.В. Куйбышева, опубликованные в его книге «Эпизоды из моей жизни». Вот что здесь сказано: «13 сентября 1916 года (дата Куйбышевым указана неточно – В.Е.) на квартире Филиппа Яковлевича Рабиновича, ныне (относится к 1931 году – В.Е.) члена коллегии Наркомвнешторга, собралась поволжская конференция большевиков, на которой были представлены делегаты от Самары, Саратова, Нижнего Новгорода, Пензы, Оренбурга. Помню, что от Нижнего было два делегата, рабочие Голубев и Богданов, а от Саратова - Владимир Павлович Милютин»1.
Истинная дата собрания на квартире Рабиновича была установлена исследователями лишь в 60-х годах ХХ века. Поэтому на мемориальной доске, тогда же торжественно прикрепленной к стене того самого дома, оказалась закрепленной эта историческая ошибка, возникшая по причине слабой памяти у товарища Куйбышева. Впрочем, сейчас эту доску увидеть на стене уже нельзя, поскольку по неизвестной причине она исчезла еще в конце 90-х годов (рис. 83-85).
А теперь давайте посмотрим, что же говорят архивные документы Самарского губернского жандармского управления о тех событиях более чем 80-летней давности. Оказывается, уже первое знакомство с этими свидетельствами истории буквально в пух и прах разбивает многие места из воспоминаний Куйбышева. Прежде всего это касается причин, по каким в доме № 13 на улице Вознесенской собрались активисты большевистской организации. Вот что писал на этот счет начальник СГЖУ полковник М.И. Познанский в ноябре 1916 года в постановлении о привлечении участников собрания к уголовной ответственности: «Цель этого собрания, хотя перепиской и не выяснена, но, по сведениям агентуры, собравшиеся намеревались обсудить вопросы по организации Поволжского районного комитета и по устройству Поволжской конференции, но принуждены были разойтись, не открывая собрания, ввиду замеченного за собой наблюдения…»2
Таким образом, еще в 1916 году властям было ясно, что никакой конференции 4 сентября в Самаре даже и не предусматривалось: должно было состояться лишь организационное совещание. Что же касается делегатов от пяти городов Поволжья, якобы съехавшихся в наш город, то здесь документы высвечивают еще одну, мягко говоря, неточность (или опять очковтирательство?) в воспоминаниях товарища Куйбышева. Согласно материалам СГЖУ, на собрании в доме № 13 на улице Вознесенской, кроме самарцев, присутствовали лишь двое делегатов из Нижегородской губернии. Эти двое действительно были выслежены филерами и в тот же день арестованы. Уже после задержания некоторых самарских большевиков, участвовавших в упомянутой нелегальной сходке, последние показали, что на этой так называемой конференции присутствовали плюс ко всему еще и двое саратовских большевиков (а кое-кто из арестованных и вовсе говорил только про одного саратовца). Однако никаких подтверждений этим словам допрошенных жандармы найти не смогли: несмотря на экстренные розыскные меры, никаких следов саратовских делегатов в те дни в Самаре так и не обнаружилось. Да и были ли они на самом деле? Впрочем, ниже к этому вопросу стоит вернуться поподробнее.
Что же касается двоих приезжих из Нижнего Новгорода, то о них СГЖУ знало уже за несколько дней до их прибытия в наш город. Конечно же, здесь четко сработала агентура, внедренная в ряды нижегородских большевиков. И потому вечером 3 сентября 1916 года на самарской пристани филеры Овчинников, Мамуткин и Шехватов с нетерпением ожидали парохода из Нижнего. Он прибыл точно по расписанию. Вот что сообщили об этом филеры в своем донесении: «В 8 ч. 30 м. вечера с пароходом о-ва «Русь» «Ориноко» был встречен неизвестный, приведенный под наблюдением нижегородских филеров… Неизвестный сошел с парохода… сел в трамвай, доехал до угла Самарской и Алексеевской (ныне улицы Самарская и Красноармейская – В.Е.), слез, пошел по Самарской улице к дому № 100 в квартиру «Гудковского». Через 30 м. вышли вдвоем с «Гудковским», пошли в д. 153 по Николаевской улице (ныне улица Чапаевская – В.Е.), скоро вышли… пошли в столовую «Париж» на углу Льва Толстого и Николаевской, где пили чай…
Описание неизвестного, приведенного под наблюдением: выше среднего роста, плотный, фигура стройная, лет 23-24, блондин, лицо средней полноты, нос небольшой, вздернут, усов и бороды нет. Одет: на голове черная шляпа, серое пальто, серые брюки навыпуск, с тросткой, походка скорая. Кличка ему будет «Нижегородский»3.
Приезжим из Нижнего Новгорода был большевик Иван Анфимович Богданов, а «Гудковским» - уже известный нам будущий провокатор Зеленский. На другой день филеры проводили «Гудковского» и «Нижегородского» до дома № 31 на улице Ильинской (ныне улица Арцыбушевская), где Зеленский оставил Богданова и ушел по своим делам. А из указанного дома вскоре вышли четверо. Первым из них был сам Богданов, а вторым - еще один приехавший из Нижнего Новгорода большевик-нелегал П.М. Голубев, в Самаре проживавший по документам крестьянина М.Ф. Федорова (филеры дали ему кличку проследки «Носатый»). Еще в той же группе оказались самарский рабочий Ф.Е. Самойленко (кличка «Дошлый») и служащая кооперативного общества «Самопомощь» иркутская крестьянка Л.М. Воробьева (кличка проследки «Проводница»)4. Как мы уже знаем, под фамилией Воробьевой в Самаре тогда проживала сбежавшая из сибирской ссылки большевичка П.А. Стяжкина, она же - гражданская жена другого беглого большевика В.В. Куйбышева, скрывавшегося под личиной рабочего трубочного завода И.А. Адамчика.
Все четверо сели на трамвай и вскоре прибыли на улицу Вознесенскую. И здесь стоит сравнить описания дальнейших событий, содержащиеся в двух источниках: в воспоминаниях В.В. Куйбышева и в документах Самарского губернского жандармского управления.
Вот выдержка из уже упоминавшейся книги «Эпизоды из моей жизни»: «Мы с Бубновым условились, что я приеду на конференцию последним, чтобы убедиться, есть ли наблюдение за домом, в котором была квартира Рабиновича. Конференция была назначена в восемь часов. Я незаметно подошел к месту конференции и, проходя мимо угла квартала, где был расположен дом, заметил какого-то человека, который, взглянув на меня, посмотрел на часы. Против той части квартала, где находилась квартира Рабиновича, был расположен Александровский сад, и вместо того, чтобы идти на конференцию, я прошел в сад, откуда стал наблюдать за квартирой Рабиновича. Просидев полчаса, я увидел, что мимо дома прошел какой-то субъект, помахивая тросточкой и пристально вглядываясь в окна квартиры, - дом был двухэтажный, а квартира была расположена в первом этаже. Я подумал, что, может быть, это еще недостаточное количество признаков для установления фактов наблюдения за нами. Но когда этот субъект снова прошел в противоположном направлении, так же помахивая тросточкой и так же пристально смотря на окна, я уже определенно убедился, что конференция провалена.
Что мне было делать? Я знал, что у товарищей есть опасные документы… Я… убедился, что поблизости нет шпиков, бросился в квартиру Рабиновича и предложил всем немедленно разойтись. Но тут я встретил большое сопротивление со стороны Бубнова, который меня обвинил в шпикомании.
- Да тебе кажется, все это пустяки.
Убеждать не было времени: я был здоров, силен и почти насильно вытолкал всех из квартиры. Все это произошло вовремя, ибо через час после этого явились шпики.
По-видимому, после моего прихода в квартиру, - а мой приход, очевидно, был замечен шпиком - шпик помчался с донесением о том, что конференция собралась и что все в сборе, и поэтому когда я выгонял всех из квартиры, то кругом шпиков не было. Благодаря этому удалось Владимиру Павловичу Милютину благополучно попасть на пристань, сесть на пароход и уехать в Саратов. Целому ряду товарищей тоже удалось уйти»5.
Для того, чтобы читатель понял разницу в описании событий, которая не может не броситься в глаза при сравнении двух текстов - воспоминаний Куйбышева и официальных жандармских документов, нужно будет продолжить цитирование. На этот раз мы приведем выдержку из ранее засекреченного донесения самарских филеров Мамуткина, Овчинникова, Свиязова и Ефремова от 4 сентября 1916 года.
Как мы помним, около 11 часов 30 минут утра 4 сентября 1916 года из дома № 31 на улице Ильинской в Самаре вышло четверо молодых людей - И.А. Богданов, П.М. Голубев, Ф.Е. Самойленко и П.А. Стяжкина. Далее филеры о них сообщают следующее: (стиль и орфография оригинала сохранены) «…на Ильинской площади сели в трамвай маршрута № 1, доехали до угла Вознесенской и Старо-Самарской (угол улиц Степана Разина и Крупской – В.Е.), слезли, барынька («Проводница») с одним неизвестным («Носатым») пошли в д. № 13 по Вознесенской улице, в квартиру «Праздничного», а «Нижегородский» с вторым неизвестным («Дошлым») пошли в Александровский садик, через 15 м. неизвестная барынька («Проводница») вышла из квартиры «Праздничного» и увела с собой в квартиру «Нижегородского», а второй неизвестный («Дошлый») остался в садике без наблюдения. Через 15 м. после захода «Нижегородского» с барынькой («Проводницей») туда же приехали еще двое неизвестных, еще через 20 м. туда же прошел еще один неизвестный, который до этого сидел против наблюдаемого дома в саду («Дошлый»), по заходе последнего прошло времени не больше 10 м., и из наблюдаемого дома вышел неизвестный, прихода которого не видели, ушел без наблюдения, через 5 м. после его выхода (время было 1 ч. 15 мин. дня) из наблюдаемого дома вышли «Нижегородский» с неизвестным и неизвестной, вышедшими с ним по Ильинской улице, д. № 31 («Носатый» и «Проводница»)…
При этом второй неизвестный («Дошлый») был оставлен в Александровском саду, по пути наблюдения оказался позади и наблюдал за нами, почему на углу Саратовской и Панской (ныне угол улиц Фрунзе и Ленинградской – В.Е.) был арестован и доставлен во 2-ю полицейскую часть. По приводе в д. N 134 по Николаевской улице оттуда через 5 м. вышла только одна неизвестная барынька («Проводница»), пошла без наблюдения, а «Нижегородский» с неизвестным («Носатым») пробыли после нее еще 30 м., вышли, пошли в д. N 245 по Самарской улице, где пробыли 25 м., вышли… сели в конку, поехали на дачу Верблюнского против трубочного завода (здесь жил Н.М. Шверник – В.Е.), где пробыли 30 м., вышли двое – «Нижегородский» и неизвестный, пришедший к ним («Носатый»), сели в конку, доехали до Губ. земской больницы, где были арестованы и доставлены в 5-ю полицейскую часть»6.
После столь длинного, но необходимого цитирования можно приступить к анализу приведенных выше текстов. Прежде всего следует отметить, что свои воспоминания Куйбышев писал через 15 лет после происшедших событий, будучи на достаточно высоком правительственном посту, и данное обстоятельство при тогдашних общественно-политических условиях, существовавших в стране, не позволяло кому бы то ни было подвергать его слова хотя бы малейшему сомнению. Именно поэтому в своих воспоминаниях Куйбышев допустил не только неточности, но и прямые вымыслы, приписав себе действия и поступки, не имевшие место в реальности или совершенные другими. В то же время донесения филеров отличают от куйбышевских мемуаров два важнейших фактора: они были написаны сразу же после описанных реальных событий, и к тому же они отличались непредвзятостью, поскольку жандармских филеров трудно заподозрить в приукрашивании случившегося в чью-либо пользу, особенно в пользу лиц, за которыми они вели наблюдение.
Из сказанного следует несколько выводов, главным из которых можно считать такой. Оказывается, описанные в мемуарах героические действия Куйбышева по выслеживанию шпиков, наблюдавших в тот злополучный день за домом № 13 на улице Вознесенской, а также по спасению собравшихся в доме, которых Валериан Владимирович якобы «насильно вытолкал из квартиры», есть не что иное, как сплошное хвастовство и обман. Более того: выясняется, что этот «верный ленинец» в собственных воспоминаниях допустил самый настоящий подлог, приписав себе подвиг простого рабочего Федора Самойленко. Ведь из процитированного выше донесения филеров следует, что именно Самойленко, а вовсе не Куйбышев, сидел в самый опасный момент в Александровском саду, как сейчас бы сказали, «на стреме». Именно он, заметив слежку, кинулся в дом и предупредил собравшихся об опасности. Кроме того, именно бесшабашность Самойленко стала причиной его ареста: разве филеры могли допустить, чтобы за ними, специалистами по слежке, вдруг начал следить кто-то другой, да еще простой мастеровой!
Кстати, обстоятельства ареста Самойленко нигде и никогда в советской литературе не освещались, но только теперь становится понятным, почему. Ведь если подробно описывать его «слежку за следящими», то тут сразу же возникнет вопрос о В.В. Куйбышеве. Мол, как же так: ведь если верить мемуарам последнего, обнаружил шпиков именно Валериан Владимирович, а арестовали за это почему-то рабочего Самойленко…
Есть и другие вопросы, которые также проистекают из анализа двух приведенных выше текстов. Например, один из них касается числа лиц, присутствовавших 4 сентября 1916 года на собрании в доме № 13 на улице Вознесенской. В официальной советской литературе в этом случае говорится о двенадцати делегатах, собравшихся здесь в тот день, а вот по документам жандармской проследки выявляется всего лишь 8 человек. Это хозяин квартиры Рабинович, четверо пришедших сюда из дома № 31 на улице Ильинской, еще двое неизвестных, пришедших в тот же дом через 20 минут после них, а также один вышедший с собрания, «прихода которого не видели». Даже если допустить, что еще четверых делегатов филеры просто не заметили, что маловероятно (однако бывают огрехи и у профессионалов!), все равно приходится констатировать, что обнаружить Куйбышева среди зарегистрированных лиц нам так и не удалось.
Это легко доказать: ведь у жандармских сыщиков была профессиональная память на лица, и потому, увидев человека только раз, они его обязательно бы вспомнили бы при повторной встрече. Между тем после описанных выше событий 4 сентября филеры в течение двух недель следили за Стяжкиной, но при этом никто из них ни разу не отметил в своих донесениях, что рабочий трубочного завода Адамчик, с которым сожительствует их подопечная, каким-то образом «засветился» на Поволжской конференции большевиков на улице Вознесенской, в доме № 13.
Указатель источников к главе
1Куйбышев В.В. 1972. Эпизоды из моей жизни. Алма-Ата, изд-во «Казахстан», с. 57.
2ЦГАСО, ф.468, оп.1, д.2210а, л.д. 369об.
3Там же, ф.469, оп.1, д.130а, сентябрь, л.д. 128.
4Там же, л.д. 133.
5Куйбышев В.В. 1972. Эпизоды из моей жизни. Алма-Ата, изд-во «Казахстан», с. 57-58.
6ЦГАСО, ф.469, оп.1, д.130а, сентябрь, л.д. 133-134.
А был ли приезжий из Саратова?
Но продолжим анализ текста воспоминаний В.В. Куйбышева и сопоставление его с материалами из Государственного архива Самарской области. Коснемся вопроса о том, как удачно Валериан Владимирович после провалившейся так называемой конференции успел приехать на свой завод и не попасться на глаза контролеру, о чем он в своих мемуарах написал: «Я в то время работал в ночной смене на трубочном заводе. Ночная смена работала, кажется, от десяти часов вечера до шести утра. Как ни в чем не бывало я пришел на ночную работу. Я опоздал, но товарищи меня отметили, так что никаких следов моего опоздания не было. Я проработал ночную смену, а утром узнал об обыске у Рабиновича»1.
Теперь обратимся к архивным документам. Действительно, в «Книге отметок ежедневного выхода на работу, опозданий и потерь рабочего времени в 6-й мастерской» никаких записей, касающихся несвоевременного прихода фрезеровщика № 12331 Иосифа Андреева Адамчика в ночную смену 4 сентября 1916 года, не имеется. Однако подобная запись здесь отсутствует вовсе не потому, что Адамчик тогда не опоздал на работу или что кто-то из «своих» перевесил его номерок на нужное место, а совсем по другой причине. Оказывается, 4 сентября 1916 года было… воскресенье, когда на трубочном заводе по случаю выходного дня вообще никого не оказалось на своем рабочем месте2. Получается, что товарищ Куйбышев снова обманул нас - и только лишь для того, чтобы в литературе появилось лишнее доказательство его прочной связи с рабочими массами? Мол, соратники по партии готовы были пойти на подлог, лишь бы заводское начальство не заметило опоздания на работу товарища Куйбышева…
В этом свете довольно смешно выглядят строки из уже упоминавшегося выше биографического романа М.С. Колесникова «С открытым забралом», впервые опубликованного в «Политиздате» в 1977 году. Здесь, в частности, о Поволжской большевистской конференции, о приезде Куйбышева к дому № 13 на улице Вознесенской и о его слежке за жандармскими филерами сказано следующее: «Загудел гудок. Валериан, вытерев руки ветошью, бросился в Александровский сад, затаился в кустах, возле решетки, стал наблюдать. Напротив был дом, где уже, наверное, собрались делегаты»3. Интересно, каким это образом товарищ Куйбышев сумел прибыть к указанному дому прямо с рабочего места, если в тот день он по причине воскресного отдыха и на заводе-то не был? Вот, оказывается, как пишутся иные конъюнктурные биографические романы о партийных лидерах. Главное в них - создать образ лидера, тесно связанного с народом, а что до исторической правды, то автору до нее и дела нет. Важно, чтобы было красиво…
Но вернемся к товарищу Куйбышеву. Даже если предположить, что наш герой в ночь с воскресенья на понедельник все-таки захотел выйти на работу, то это его желание опять никак нельзя увязать с архивными документами. В его воспоминаниях говорится, что «конференция была назначена в восемь часов»4. Однако в донесении служащих охранки, как уже наверняка заметил читатель, указывается совсем другое время собрания в доме № 13 на улице Вознесенской: филеры пишут, что собравшиеся стали расходиться отсюда в 1 час 15 минут дня5. Даже если Куйбышев и смог прийти в указанный дом, а затем уйти отсюда незаметно для шпиков, все равно до начала ночной смены с того момента оставалось целых девять часов, в течение которых можно было бы с десяток раз доехать до завода и вернуться обратно. И эта неточность во времени - лишнее доказательство того, что эпизод с отметкой о выходе на работу, которую за Куйбышева якобы сделали его товарищи, попросту выдуман нашим героем.
С учетом всего сказанного еще более необъяснимыми выглядят записи из упомянутой выше «Книги отметок…» от 6 сентября (вторник) и от 7 сентября (среда) 1916 года. Оказывается, во вторник Адамчик почему-то вообще не вышел на работу - и за это был оштрафован мастером на 50 копеек, а в среду опоздал на 40 минут6. Трудно увязать эти нарушения трудовой дисциплины с партийным собранием, прошедшим еще 4 сентября. Не менее трудно объяснить и другое: почему же в указанные дни в мастерской № 6 трубочного завода больше не нашлось желающих «замазать» опоздание Адамчика на работу, и тем самым избавить его от объяснений с заводским начальством…
Теперь стоит сказать о саратовских делегатах упомянутого собрания на улице Вознесенской, материалы на которых до сих пор хранятся в ЦГАСО, в фонде Самарского губернского жандармского управления. Как уже говорилось, наружное наблюдение СГЖУ в начале сентября 1916 года не зафиксировало приезда в наш город ни одного большевика из Саратова. Не было отмечено в эти дни и отъезда из Самары в Саратов каких-либо подозрительных личностей. При этом трудно допустить, что саратовцы сумели-таки проскочить через все полицейские сети, потому что в ту пору все сыскные и агентурные силы СГЖУ работали, как сейчас бы сказали, «в усиленном режиме».
Что же касается воспоминаний Куйбышева по этому поводу, то они настолько примечательны, что это место стоит процитировать почти полностью:
«…Владимиру Павловичу Милютину удалось благополучно попасть на пристань, сесть на пароход и уехать в Саратов… Второй делегат Саратова, Фокин, не веря в мое предупреждение, остался ночевать в квартире Рабиновича и спал в комнате брата его жены. Когда ворвались жандармы, то Софья Григорьевна, жена Рабиновича, решила как-нибудь спасти Фокина. Она всякими искусными маневрами отвлекла жандармов в другие комнаты, а сама постучалась к Фокину. Никакого ответа. Дернула дверь, дверь отворилась. Фокин спит. Она начинает его будить – никаких результатов: кричит у самого уха – никаких результатов. Она хватает его за уши, начинает трясти, и кое-как таким образом ей удается привести его в чувство. Она говорит ему: «Жандармы». Тогда он в одном белье выскакивает в окно, а на улице проливной дождь. В это время жандармы, войдя в комнату, находят раскрытую постель, брюки, пиджак и прочее. Софья Григорьевна начинает ругать своего отсутствующего брата: он, мол, где-то шляется, оставляет незакрытую постель, костюм и т.д. Все это она разыграла так правдоподобно, что жандармы, сделав обыск и не найдя никаких прокламаций и оружия, ушли из комнаты…
Софья Григорьевна бросается к окну, через которое ускользнул Фокин, и зовет его. Оказывается, он под проливным дождем пробыл три часа на улице в одном белье. Он весь вымок и мокрый обратно влез в комнату. Ему дали переодеться, обогреться и прочее. Одев прилично Фокина, его направили на пристань, и он немедленно уехал в Саратов»7.
Вся эта длинная цитата стоит нескольких замечаний. Нужно быть полным профаном в деле конспирации, чтобы улечься спать в доме, который, по сведениям надёжных товарищей, оказался под «жандармским колпаком». Поэтому поступок опытного подпольщика Фокина в описании Куйбышева выглядит по меньшей мере странным, если не сказать больше. К тому же сцена, в которой жена Рабиновича долго и безуспешно пытается разбудить Фокина, даже у дилетанта вызывает, мягко говоря, одно лишь недоумение. В каком же состоянии в ту ночь находился этот человек, если прямо перед его лицом довольно долго кричала женщина, трясла его за уши, дергала за самые чувствительные места, но он от всей этой экзекуции так и не проснулся? Разве что тогда он был мертвецки пьян? Так или иначе, но здесь надо признать, что большевик Фокин в изображении Куйбышева производит довольно-таки удручающее впечатление.
Правда, тут же стоит отметить, что в процитированном эпизоде не меньшими профанами в своем деле выглядят и самарские жандармы. Судите сами: в ту ночь они, оказывается, не только позволили водить себя за нос какой-то малограмотной женщине, сумевшей «отвлечь их в другие комнаты», но ко всему прочему никак не отреагировали на ее громкие крики, доносившиеся буквально из-за стены. Согласно описанию Куйбышева, эти жандармы к тому же были настолько тупы, что безоговорочно поверили Софье Рабинович, которая около еще не успевшей остыть постели стала рассказывать им байки о неизвестно куда ушедшем брате. Плюс ко всему прочему эти наивные жандармы почему-то допустили, чтобы под окном дома, в котором они производили обыск, целых три часа стоял какой-то подозрительный субъект в одном нижнем белье. Также крайне сомнительно, чтобы профессионалы своего дела вообще позволили Фокину сначала свободно вылезти из этого окна, а затем через него же влезть обратно в комнату. А еще жандармы, как видно из процитированного отрывка, легко дали возможность Фокину через некоторое время выйти из наблюдаемого дома незамеченным, после чего он, никем не узнанный, сел на пароход, следующий до Саратова, и таким образом незаметно для полиции скрылся из Самары. Не слишком ли много несуразностей допустил товарищ Куйбышев в своих воспоминаниях?
А теперь обратимся к жандармским документам. Оказывается, в них, кроме расплывчатых показаний отдельных арестованных большевиков, вообще отсутствуют какие-либо достоверные сведения о саратовских делегатах, приехавших в Самару в первых числах сентября 1916 года. О таковых здесь повсюду говорится только в предположительной форме, со ссылками на отдельные заявления большевистских активистов на собраниях. Но мы уже знаем, какой при проверке оказывается цена этих выступлений…
Что же касается официального отчета начальника СГЖУ полковника М.И. Познанского, направленного в Петроград, в департамент полиции 19 сентября 1916 года (то есть уже после ареста Куйбышева и Стяжкиной), то здесь перечисляются фамилии всех задержанных жандармами в тот злополучный день. Согласно этому документу, в неудавшемся собрании в доме № 13 на улице Вознесенской, кроме хозяина квартиры Ф.Я. Рабиновича, также участвовали рабочие А.В. Гавриленко и С.О. Викснин, пришедшие раньше всех и потому не замеченные филерами (как видно из процитированного выше донесения, филеры отметили только их уход). Еще здесь присутствовали И.А. Богданов, П.М. Голубев, Ф.Е. Самойленко и П.А. Стяжкина, которые, как мы знаем, пришли на Вознесенскую одной группой. Кроме того, на собрание каким-то образом сумели незаметно проникнуть А.С. Бубнов и В.В. Куйбышев, а потом также незаметно исчезнуть. Насчет присутствия двоих последних участников, конечно же, можно сомневаться, однако, согласно отчету Познанского, на них указала прислужница Рабиновича Федосья Петручук, допрошенная жандармами сразу же после осмотра помещения8.
Таким образом, днем 4 сентября 1916 года на собрании в квартире Рабиновича присутствовало самое большее девять человек, но никак не двенадцать. Правда, некоторые исследователи советского времени причисляли к участникам этого собрания самарского большевика С.А. Короткова и беглого ссыльного из Нарымского края В.Н. Андронникова. Действительно, эти двое и в самом деле упоминаются в отчетах Познанского в связи с «делом Поволжской большевистской конференции». Однако здесь везде указывается, что Коротков и Андронников 4 сентября на Вознесенской не появлялись, а лишь были обнаружены прячущимися в той же самой квартире, где проживал Самойленко9, в связи с тем, что последний был арестован, и жандармы пришли к нему домой с целью проведения обыска. Таким образом, для причисления Короткова и Андронникова к участникам несостоявшейся конференции нет никаких оснований.
Каких-либо других лиц, участвовавших в данной сходке, Познанскому к моменту подготовки им упомянутого донесения ничего известно не было. И лишь через месяц после этих событий, после интенсивной работы, ряда арестов и последовавших за ними допросов начальнику СГЖУ, стало известно об участии в данном собрании Л.К. Соловьева, ставшего впоследствии провокатором. Как и в предыдущем случае, его опознала все та же Федосья Петручук, а затем участие Соловьева в собрании подтвердили и некоторые из арестованных. И лишь через два с лишним месяца после событий на Вознесенской, после получения новых агентурных сведений, Познанский впервые высказал предположение об участии в собрании на Вознесенской некоего саратовского делегата. Начальник СГЖУ посчитал возможным наличие здесь «неизвестного блондина, вполне тождественного по приметам с неизвестным делегатом от Саратова, присутствия которого хотя и не отрицал на допросе сам Рабинович, но отказался выяснить его личность…»10 Отметим, что это единственный известный историкам архивный документ, в котором руководитель СГЖУ лишь предполагает возможность (!) приезда на конференцию одного делегата от Саратова, но уж никак не двоих. Вот почему место из мемуаров товарища Куйбышева о визите в Самару в начале сентября 1916 года саратовских большевиков Милютина и Фокина следует воспринимать как очередную фантазию.
Необходимо подчеркнуть, что в последующие месяцы жандармские следователи приложили немало усилий для того, чтобы установить личность того самого «блондина от Саратова». Для этого уже в декабре 1916 года они предъявили агенту «Неизвестному» (Л.К. Соловьеву) фотографии двух большевиков-нелегалов, проживавших в Саратове по чужим документам и по этой причине незадолго до того арестованных тамошней охранкой. Вначале Соловьев на этих фотографиях (по документам - в Якове Егорове Павлове и Андрее Степанове Семенове) вроде бы признал саратовцев, оказавшихся в указанный день в доме № 13 на улице Вознесенской, но потом от своих слов отказался, добавив, что Павлова он перепутал с Зеленским, а Семенова вообще не знает11. Так или иначе, но вопрос об участии саратовских большевиков в так называемой Поволжской конференции 4 сентября 1916 года до сих пор не удалось документально подтвердить ни одному из исследователей.
Указатель источников к главе
1Куйбышев В.В. 1972. Эпизоды из моей жизни. Алма-Ата, изд-во «Казахстан», с. 59.
2ЦГАСО, ф.701, оп.1, д.2396, л.д. 180.
3Колесников М.С. 1983. Избранные произведения в трех томах. Т.3. С открытым забралом. М., «Воениздат», с. 137-138.
4Куйбышев В.В. 1972. Эпизоды из моей жизни. Алма-Ата, изд-во «Казахстан», с. 57.
5ЦГАСО, ф.469, оп.1, д.130а, сентябрь, л.д. 133-134.
6Там же, ф.701, оп.1, д.2396, л.д. 180об.
7Куйбышев В.В. 1972. Эпизоды из моей жизни. Алма-Ата, изд-во «Казахстан», с. 59-60.
8ЦГАСО, ф.468, оп.1, д.2274, л.д. 129; там же, д.2210а, л.д. 360.
9Там же.
10Там же, д.2210а, л.д. 360об.
11Там же, л.д. 381-383, 430.
Куйбышев под жандармским колпаком
Сразу же после разгона собрания и обыска на квартире Рабиновича полковник Познанский начал массовые аресты в Самаре. Задерживали всех подозрительных лиц, которые хоть в какой-то мере были заподозрены в принадлежности к большевистской организации. Мы уже знаем, что 4 сентября прямо на улице были задержаны и отправлены в полицейский участок И.А. Богданов, П.М. Голубев и Ф.Е. Самойленко. На квартиру последнего в дом N 31 на улице Ильинской, как уже было сказано в предыдущей главе, тут же отправился наряд полиции, который задержал здесь рабочего трубочного завода большевика С.А. Короткова, а также большевика-нелегала из Нижнего Новгорода В.Н. Андронникова, проживавшего по документам крестьянина В.А. Додонова.
В ночь на 5 сентября 1916 года были арестованы также А.В. Гавриленко, И.С. Романов, Д.С. Челышев, П.С. Виноградова, Ф.Т. Ермаков, С.О. Викснин, М.А. Хализов, И.А. Зеленский и некоторые другие. Вот что по этому поводу телеграфировал Познанский в Петроград в департамент полиции 5 сентября: «Целью недопущения съезда особенности отсутствием указаний на таковой агентуры поволжских городов кроме Нижнего связи приездом делегата Сормова Богданова ликвидирована местная эсдековская большевистская группа связи данныя Богдановым тчк Арестовано 13 том числе прибывшие Сормова Иван Богданов Нижнего нелегальный Федоров оказавшийся Павлом Голубевым и нелегальный Василий Додонов в действительности беглый Нарымского края Владимир Андронников у Богданова найдены явки указанные полковником Мазуриным тчк Подробности почтой тчк Познанский»1.
Однако 5-6 сентября по приказу Познанского были арестованы далеко не все самарские большевики. В частности, в те дни не стали трогать П.А. Стяжкину: вместо ареста ее решено было «разрабатывать» методами наружного наблюдения с целью выявления связей. Более того: через три дня некоторых из арестованных отпустили. При этом большинство задержанных просто отказались давать нужные жандармам показания, и их отпустили на свободу в надежде, что филеры смогут выследить их компрометирующие связи. Однако кое-кто был отпущен совсем по другой причине - потому, что дал свое согласие на агентурную деятельность в пользу СГЖУ. В ряду таких лиц, в частности, оказался уже известный нам И.А. Зеленский, который дал начальнику СГЖУ подписку о сотрудничестве уже после первого допроса. В результате днем 5 сентября Зеленский смог снова пойти на свидание к своей любовнице.
В очередном донесении от 17 сентября Зеленский (он же агент «Слепой») сообщил Познанскому следующее: «…местные социал-демократы большевики, видимо, руководимые служащим в городской управе в продовольственном отделе мещанином г. Ивано-Вознесенска Владимирской губернии Андреем Сергеевым Бубновым решили создать инициативную группу и сплотить всех самарских с.-д. большевиков…»2 В тот же день филеры начали слежку за Бубновым. Последний проживал в доме № 134 на улице Соборной (ныне Молодогвардейская) и получил кличку проследки «Городской».
Но это все произошло через две недели после событий 4 сентября 1916 года на улице Вознесенской. А вот с 5 сентября для филеров главным объектом слежки стала крестьянка Иркутской губернии, служащая кооперативного общества «Самопомощь» Л.М. Воробьева, под видом которой скрывалась беглая большевичка П.А. Стяжкина (кличка проследки «Проводница»). Сыщики ходили за ней вплоть до ее ареста 17 сентября, в результате чего смогли доподлинно установить, что визит Стяжкиной 4 сентября в дом N 13 на улице Вознесенской является отнюдь не единственным, о чем говорят выдержки из донесений филеров. Здесь стоит напомнить читателю, что Стяжкина проживала в доме № 74 на улице Садовой (сейчас эта улица носит то же название), а работала в обществе «Самопомощь» в доме № 164 на улице Николаевской (ныне улица Чапаевская).
Вот что сообщили филеры Мамуткин и Ефремов в своем донесении от 10 сентября (стиль и орфография сохранены). «В 8 ч. 45 м. «Проводница» пришла на занятие в правление общества «Самопомощь». В 3 ч. дня «Проводница» вышла с занятия… пошла в д. № 74 по Садовой ул., пробыла 15 м., вышла с неизвестным господином… пошли на угол Предтеченской и Саратовской ул. (ныне улицы Некрасовская и Фрунзе – В.Е.), где сели на трамвай и поехали к Хлебной площади… сошли с трамвая и пошли в д. № 13 по Вознесенской ул. во дворе, через 20 м. неизвестный господин вышел из парадной двери, сходил на угол Вознесенской… взял извозчика и приехал к д. № 13, вынесли диван, и еще что-то и поехал в д. № 74 на Садовой ул., а «Проводница» тоже вышла из упомянутого дома и пошла к трамваю… Приехали оба в д. № 74, вышли, пошли на Соборную ул., дошли до дома № 134 (здесь жил А.С. Бубнов – В.Е.)… зашли в упомянутый дом в парадную дверь, где карточка «Зубной врач Гиршман-Левкович»…»3
Это донесение филеров ценно еще и тем, что в нем, единственном из документов проследки, хранящихся в фонде СГЖУ, в первый и в последний раз под именем «неизвестный господин» упоминается сожитель Стяжкиной Иосиф Адамчик, он же – наш главный герой В.В. Куйбышев. Конечно же, если бы филеры Мамуткин и Ефремов видели этого человека днем 4 сентября около дома № 13 на улице Вознесенской, они бы его обязательно запомнили. Однако данный субъект, проживающий вместе с их подопечной в одной квартире и только что вернувшийся с завода из ночной смены, в тот момент показался филерам неинтересным. Во всяком случае, они даже не сочли нужным присвоить Адамчику какую-нибудь кличку проследки. И это было, повторяем, всего лишь за неделю до ареста Стяжкиной и Куйбышева и до начала слежки за Бубновым.
Наблюдение за Воробьевой-Стяжкиной продолжалось с 4 по 17 сентября 1916 года. Никаких особо ценных для СГЖУ контактов филеры не зафиксировали - разве что они отметили несколько визитов все в тот же дом № 13 на улице Вознесенской, да еще пару встреч «Проводницы» с женой арестованного Рабиновича - Саррой Лейбовной (кличка проследки «Желанная»), которую Куйбышев в своих «Эпизодах из моей жизни» почему-то называет Софьей Григорьевной. Когда полковнику Познанскому стало ясно, что добыть какие-либо компрометирующие материалы на Воробьеву обычной слежкой не удастся, он подписал ордер на ее арест. Выше уже было сказано, что в этом документе, ныне хранящемся в Государственном архиве Самарской области, есть приписка: «Подлежит тщательному обыску. Иосифа Андреева Адамчика, живущего в этой квартире, задержать»4.
Указатель источников к главе
1ЦГАСО, ф.468, оп.1, д.2274, л.д. 30.
2Там же, л.д.93-94.
3Там же, ф.469, оп.1, д.130а, сентябрь, л.д. 153.
4Там же, ф.468, оп.1, д.2274, л.д. 79.
Куйбышев в Самарской тюрьме
Утром 17 сентября 1916 года Воробьеву арестовали прямо на улице - в тот момент, когда она вышла из дома и направилась на работу в кооперативное общество «Самопомощь». После этого на квартире «Проводницы» в доме № 74 на улице Садовой была устроена засада. В результате фрезеровщик трубочного завода Иосиф Адамчик, вернувшийся вечером с работы, угодил прямо в лапы жандармов. Вот что писал впоследствии В.В. Куйбышев в книге «Эпизоды из моей жизни» о своем аресте и последующем пребывании в Самарской тюрьме:
«Я был арестован по паспорту Иосифа Андреевича Адамчика. Меня вызывают (из тюрьмы – В.Е.) в жандармское управление. Мой паспорт говорит о том, что я сын крестьянина. Жандарм не верит, подозревает что-то совершенно необыкновенное: он думает, что они поймали какую-то страшно большую щуку, причем не по значению в революционном движении, не это их главным образом интересовало, а по количеству лет, проведенных на каторге. Полковник Познанский после трех допросов мне прямо, откровенно сказал:
- Вы не Адамчик, а вы бежавший с каторги, и, следовательно (он сладострастно потирал руки), мы сможем вам влепить несколько лет каторги.
Я иронически улыбнулся, продолжая утверждать, что я сын ссыльного поляка Адамчика и до сих пор занимался сельским хозяйством.
Только после трехмесячного заключения, вызванный в жандармское управление по крайней мере пятый раз, убедившись, что мне никак не могут приклеить 102-ю статью, что дело неизбежно ограничится административной высылкой и что никакой каторги мне не дадут, я при вызове в жандармское управление издевательски сообщил полковнику Познанскому, что я действительно не Адамчик, а всего-навсего бежавший административный ссыльный по фамилии Куйбышев.
Негодованию полковника Познанского не было границ. Он кричал: «Вы врете, мы вас разоблачим!»
Я ему спокойно сказал, что, мол, господин полковник, пожалуйста, не волнуйтесь, возьмите ваши архивы, и вы через пять минут сможете убедиться, что есть такой Куйбышев, фотографии которого у вас, наверное, имеются, и что он был в Иркутской ссылке, откуда и бежал.
- Не может быть, не может быть! - кричал полковник Познанский.
Он бросился из кабинета, но через десять минут вернулся с пачкой моих фотографий и с точными сведениями о моей ссылке в административном порядке в Иркутскую губернию, откуда я бежал. Полковник был страшно разочарован, но ему ничего не оставалось делать, как отправить меня снова в тюрьму. Процесса устроить ему не удалось. Отомстил он мне, пожалуй, только в одном: из восемнадцати человек, арестованных по делу поволжской конференции, он только в отношении нас четверых добился приговора в туруханскую ссылку на пять лет, тогда как все остальные пошли в иркутскую ссылку - менее суровую и на три года.
Я, Бубнов, Андронников и Стяжкина были приговорены в туруханскую ссылку, а все остальные в иркутскую»1.
К очередной длинной цитате из мемуаров Куйбышева снова будут нужны комментарии, для чего необходимо уже еще раз обратиться к архивным документам, чтобы снова уличить этого «революционера-ленинца» во лжи и в приписывании себе героических поступков, которых он никогда не совершал.
Вот что писал полковник Познанский в своем очередном отчете в Петроград, в департамент полиции 19 сентября 1916 года (то есть через два дня после задержания Воробьевой-Стяжкиной и Адамчика-Куйбышева):
«Вновь полученные эти данные послужили поводом к аресту 17 сего сентября на улице Воробьевой, к производству у нее на квартире обыска и к аресту оставленной на квартире засадой ее сожителя Адамчика, причем при первом же допросе Адамчик сознался, что он беглый из Иркутской губернии гласно поднадзорный сын подполковника Валериан Владимирович Куйбышев, а Воробьева при допросе 19 сентября призналась, что она в действительности крестьянка Вятской губернии, Нолинского уезда, Зыковской волости, села Шваржиха Прасковья Афанасьевна Стяжкина, также беглая из Иркутской губернии.
Из дел вверенного мне управления видно, что Куйбышев, по сведениям Томского губернского жандармского управления, в 1907 году являлся одним из главных руководителей и пропагандистов военной организации при Томском комитете РСДРП, а Стяжкина упоминалась в циркулярах Департамента полиции от 16 сентября 1911 г. за N 107263 и от 2 июня 1912 года за N 102128 и в 1911 году привлекалась при Петроградском губернском жандармском управлении в качестве обвиняемой по делу боевой организации РСДРП»2.
Таким образом, что при соприкосновении с архивными источниками еще одно хвастливое заявление Валериана Владимировича рассыпалось в пыль. Миф о том, что он целых три месяца морочил голову полковнику Познанскому и героически молчал на допросах, не называя своего подлинного имени, с его легкой руки десятилетиями гулял по различным печатным изданиям. На самом же деле, оказывается, Куйбышев полностью признался уже на первом допросе, после чего подробно рассказал все, что было интересно жандармам (рис. 86-92).
Впрочем, еще в 1931 году, когда впервые были опубликованы мемуары Куйбышева, внимательный читатель мог бы сразу же уличить автора во лжи насчет его трехмесячного молчания в тюрьме. Судите сами: приговор всем причастным к делу о поволжской большевистской конференции был вынесен в ноябре 1916 года, а товарищ Куйбышев, как следует из его собственных мемуаров, открыл полковнику Познанскому свое настоящее имя только через три месяца после своего ареста. Стало быть, получается, что в побеге из ссылки и в проживании по чужим документам он признался аж в декабре, то есть через месяц после оглашения приговора!
И здесь еще раз нужно отметить, что в изображении Куйбышева не только рядовые жандармы, но и сам начальник СГЖУ выглядят исключительно тупыми и непрофессиональными недоучками. В приведенном выше эпизоде полковник Познанский изображен эдаким истеричным чинушей, и плюс к тому полным дилетантом в деле сыска. Согласно воспоминаниям Валериана Владимировича, за те якобы три месяца, пока он сидел в тюрьме, полковник Познанский даже не догадался заглянуть в картотеку своего ведомства и поискать среди имеющихся в ней фотографий хоть какую-то похожую на сидящего перед ним арестанта. Остается лишь сказать спасибо товарищу Куйбышеву за то, что он вовремя научил Познанского, как же все-таки нужно устанавливать личность задержанных. Иначе, наверное, начальник СГЖУ так бы и мучился до самой февральской революции, не зная, кого же он все-таки арестовал…
Но все это было бы смешно, если бы не выглядело столь грустно. Как мы знаем, с того самого дня, когда в камеру Самарской губернской тюрьмы был помещен Адамчик-Куйбышев, филеры СГЖУ вели тщательную слежку за его товарищем по партии А.С. Бубновым. Читатель также узнал, что под жандармский «колпак» Бубнов попал после донесения агента «Слепого» (он же член оргкомитета Самарской организации РСДРП (б) И.А. Зеленский), который прямо указал на этого служащего городской управы как на нынешнего руководителя местных большевиков.
За Бубновым филеры ежедневно ходили более месяца, вплоть до 21 октября 1916 года, и при этом дали ему кличку проследки «Городской». В течение указанного времени оказались выявлены связи Бубнова с другими членами РСДРП (б). Кое-кто из них еще до того был известен жандармам, но большинство «засветилось» только благодаря своим встречам с лидером самарских большевиков. В числе прочих контактов Бубнова, зафиксированных филерами в указанные дни, было и его посещение днем 26 сентября 1916 года театра-цирка «Олимп», где с речью перед местной демократической общественностью выступал приехавший незадолго до того в наш город лидер фракции трудовиков Четвертой Государственной Думы Российской Империи А.Ф. Керенский3.
К началу третьей декады октября полковник Познанский решил, что теперь-то ему известны все активисты самарской организации большевиков, и он подписал очередную партию ордеров на аресты. В результате в течение 21-23 октября, кроме А.С. Бубнова, за решеткой по обвинению в принадлежности к РСДРП (б) оказались многие партийные активисты. Среди них - Ф.Н. Феоктистов, Г.М. Маринин, П.Г. Шумков-Сидельников, Я.Я. Бауэр, Я.А. Карклин, А.О. Озолин, П.Я. Струппе, П.П. Звейнек, А.Я. Звайзгне, И.Г. Бирн, А.И. Силин и некоторые другие самарские большевики4.
А еще раньше, 2 октября 1916 года, жандармским управлением была проведена блестящая операция по захвату двоих нелегалов, о существовании которых полковнику Познанскому из сообщений агентуры было известно давно, но добраться до них начальнику СГЖУ никак не удавалось - оба были отличными конспираторами. Все же в указанный день в кафе «Луна» на углу улиц Льва Толстого и Николаевской (ныне улицы Льва Толстого и Чапаевская) жандармы смогли задержать двоих людей, которые по документам оказались крестьянами П.Н. Кузьминым и А.А. Сапожковым. Лишь через несколько дней, после допросов с пристрастием, внутрикамерной разработки и сопоставления данных из ряда картотек, следствию удалось выяснилось, что под этими документами скрывались двое видных членов РСДРП (б). Это были руководитель одного из марксистских кружков В.С. Новиков и член Самарского городского комитета партии Л.К. Соловьев5. Через несколько дней после ареста Соловьев дал согласие работать на СГЖУ и получил агентурный псевдоним «Неизвестный».
К концу ноября 1916 года практически все активисты самарской большевистской организации оказались за решеткой, и полковник Познанский смог доложить своему начальству в Петроград об успешном завершении операции по «ликвидации» (так в то время именовались аресты) всех причастных к созыву поволжской конференции большевиков. Однако триумф Познанского несколько подпортил его коллега из Нижнего Новгорода, который немного раньше направил в департамент полиции письмо следующего содержания: мол, начальник Самарского ГЖУ поспешил, арестовав собравшихся на улице Вознесенской, 13, так как Поволжская конференция должна была состояться вовсе не в Самаре. А вот если бы Познанский и дальше ограничился одним лишь наружным наблюдением и агентурной разработкой всех подозрительных, то рано или поздно он узнал бы достоверно, где же именно намерены были собраться поволжские большевики. Теперь же, мол, все концы оказались обрубленными6.
Познанский в свое оправдание направил в департамент полиции другое письмо, в котором аргументированно доказывал, что поспешности в его действиях не было. В качестве доказательства своей правоты начальник СГЖУ сообщал, что в результате проведенной операции фактически под корень была ликвидирована самарская большевистская организация. При этом в тюрьме оказалось множество нелегалов, в том числе И.А. Богданов, П.М. Голубев, В.Н. Андронников, В.В. Куйбышев, П.А. Стяжкина, В.С. Новиков, Л.К. Соловьев, И.Г. Бирн и другие7.
Петроградское начальство посчитало все действия Познанского правильными и квалифицированными. В результате 29 ноября 1916 года после предусмотренных законами Российской Империи следственных действий было утверждено «Постановление по обвинению в принадлежности к РСДРП и революционной деятельности», согласно которому оказались подвергнуты наказанию все причастные к большевистской организации, в том числе и участники совещания на улице Вознесенской, 13.
Согласно этому «Постановлению…», в Восточную Сибирь, в Туруханский край сроком на 5 лет ссылались 13 человек (а вовсе не четверо, как уверяет в своих мемуарах Куйбышев): С.О. Викснин, Ф.Г. Самойленко, А.В. Гавриленко, А.П. Галактионов, И.С. Романов, П.Я. Струппе, А.С. Бубнов, В.В. Куйбышев, И.А. Богданов, П.М. Голубев, В.Н. Андронников, П.А. Стяжкина и И.Г. Бирн. На три года в Западную Сибирь были отправлены 10 человек: Я.Я. Бауэр, А.В. Цепелевич, С.А. Коротков, Г.М. Маринин, Ж.Я. Бауэр, Ф.Н. Феоктистов, Ф.Т. Ермаков, М.А. Хализов, Ф.Я. Рабинович и Я.А. Карклин. На два года из Самары и Самарской губернии в глухие деревни отослали А.П. Розанцева и П.И. Бричку. В отношении же ряда других задержанных уголовное преследование было прекращено. В их числе были Л.К. Соловьев, В.С. Новиков, П.Г. Шумков-Сидельников, А.О. Озолин, П.П. Звейнек, А.Я. Звайгзне, которых помиловали «ввиду привлечения их к дознанию в порядке ст.1035 Устава об Уголовном судопроизводстве» (то есть по причине их активного содействия следствию). А против А.П. Егорова, Г.Т. Кузьмичева, И.А. Зеленского, А.П. Еремеева, Д.С. Челышева, В.Г. Калинина, П.С. Виноградовой, С.И. Корнеева, В.Я. Рябова, М.К. Боровикова, А.Л. Летковской и Ю.Я. Струппе уголовное преследование было прекращено «за недостаточностью добытых против них данных»8.
В январе 1917 года большинство приговоренных к ссылке в Туруханский край (кроме Стяжкиной, которая к тому моменту была на седьмом месяце беременности) и все десять приговоренных к ссылке в Западную Сибирь отправились по этапу в свой дальний путь.
Указатель источников к главе
1Куйбышев В.В. 1972. Эпизоды из моей жизни. Алма-Ата, изд-во «Казахстан», с. 60-62.
2ЦГАСО, ф.468, оп.1, д.2274, л.д.129.
3Там же, ф.469, оп.1, д.130а, л.д. 181, 184, 186, 191, 192, 195, 199, 202, 205.
4Там же, ф.468, оп.1, д.2210а, л.д. 288-289.
5Там же, д.2274, л.д. 219-220.
6Там же, д.2210а, л.д. 214.
7Там же, л.д. 216-217.
8Там же, л.д. 365-366.
Куйбышев на пути к власти
В январе 1917 года самарские большевики, осужденные к ссылке в Туруханский край, в том числе и Куйбышев, были отправлены по этапу в Красноярск. К концу февраля, когда, как мы теперь знаем, в Петрограде начались революционные выступления, вылившиеся затем во всеобщую политическую стачку, этапированные доехали до Красноярска и двинулись далее на север, в практически безлюдные таежные места. Вот тут-то ссыльных и застала весть об отречении от престола царя Николая Второго и об образовании в Петрограде Временного правительства.
Вот что писал об этом В.В. Куйбышев в своих мемуарах «Эпизоды из моей жизни»: «Мы сидим взаперти и надеемся, что нас кто-нибудь отопрет. Проходит час, полтора, два, - никто не приходит, и только часа через три какой-то гвардеец открыл нам дверь. Мы свободны.
Публика знала, что среди нас есть Бубнов и Куйбышев, и собрала большой крестьянский митинг. Было тысячи три народу. Мы с Бубновым выступали, причем, что особенно поразило ссыльных, мы выступали против войны. До этого никто там не решался об этом говорить…
Мы с Бубновым из своих пальто выпороли зашитые в швах деньги, наняли подводы и покатили в Красноярск. Путь, пройденный нами с 26 февраля по 8 марта, мы проехали в течение двух дней…»1
Эти воспоминания, как известно, Куйбышев писал в 1931 году. А вот строки из его написанной в 1919 году автобиографии (ее копия ныне хранится в ЦГАСО), где о тех же событиях Куйбышев пишет более сухо и протокольно: «В сентябре 1916 года арестован вместе с делегатами конференции и приговорен к 5 годам Туруханского края; просидел в самарской тюрьме 5 месяцев, этапом был отправлен в Туруханск, но февральская революция настигла наш этап в с. Казачинском в 200 верстах от Красноярска»2.
Здесь необходимо остановиться на том, какие события происходили в Самаре в первые дни Февральской революции. Как известно, 2 марта (15 марта по новому стилю) 1917 года Николай Второй отрекся от российского престола, и в тот же день в Петрограде при участии Петроградского Совета и Временного комитета Государственной Думы было сформировано Временное правительство. В тот же день известие об этом достигло Самары, и вечером 2 марта в нашем городе был образован Совет рабочих депутатов под руководством меньшевика И.И. Рамишвили. Уже 3 марта сформировался Самарский комитет народной власти, который взял на себя все руководство городом. В первый день работы комитета его председателем избрали кадета П.П. Подбельского, а с 24 марта этот орган возглавил эсер К.Г. Глядков3 (рис. 93). Самарский Совет рабочих депутатов сразу же признал этот комитет и делегировал в его состав нескольких своих представителей. Именно в эти дни, 16 марта 1917 года, в Самару из ссылки и вернулся В.В. Куйбышев. Уже 18 марта он участвовал в заседаниях Совета рабочих депутатов и Самарского комитета народной власти4.
По воспоминаниям Глядкова, в этом органе народовластия, особенно в первые недели его работы, царило редкое единодушие во взглядах даже между представителями различных политических течений. Вот что он писал о тех незабываемых днях: «За все время пребывания моего в президиуме продолжало сохраняться полное, ничем не нарушаемое единство «революционного фронта»… Я долгое время даже и не знал о партийной принадлежности… политических деятелей, как тов. Куйбышев, Галактионов, Кабцан, Белов…»5
Здесь еще раз стоит подчеркнуть, что роль В.В. Куйбышева на этом временном отрезке в советской историографии всегда сильно преувеличивалась. Например, в книге «Великий Октябрь. Краткий историко-революционный справочник», вышедшей в «Политиздате» в 1987 году, о Куйбышеве сказано следующее: «В Самаре вошел в состав Совета рабочих депутатов, избран председателем президиума Совета. В марте 1917 г. возглавил Самарскую организацию РСДРП». В этом издании, по словам П.С. Кабытова, воедино собраны все идеологические мифы о В.В. Куйбышеве, публиковавшиеся о нем в советское время, начиная с его некролога в газете «Правда» от 26 января 1935 года6.
В перечисленных выше мифах нужно будет разобраться особо. Дело в том, что Совет рабочих депутатов, в деятельности которого Куйбышев и в самом деле принимал участие, был в значительной степени лишь декоративной организацией. Реальная же власть в нашем городе весной 1917 года принадлежала Самарскому комитету народной власти. Советов же в Самаре в тот момент было несколько: кроме Совета рабочих депутатов, в первые дни марта почти сразу же образовался и Совет солдатских (позже - военных) депутатов, а в конце марта - и Совет крестьянских депутатов. Все они делегировали в комитет народной власти своих представителей, чтобы хоть в какой-то мере быть причастными к реальной власти. Уже 4 марта этот комитет избрал кадета К.Н. Инькова губернским комиссаром (комиссар отвечал за взаимоотношения комитета с временным правительством), на должность комиссара милиции был утвержден эсер Н.Д. Усов, а самарским полицмейстером – эсер И.М. Молев (последний вскоре был изобличен как провокатор, фигурировавший в картотеке СГЖУ под агентурной кличкой «Октябрист»)7. От Совета рабочих депутатов, а тем более от партии большевиков, на руководящие должности в органы народной власти никто не был избран. Это объяснялось слабостью городской большевистской организации, почти полностью разгромленной в предреволюционный период жандармским управлением, и вообще низкой популярностью большевистских лозунгов в нашем городе в то время.
Что же касается упоминания о том, что уже в марте 1917 года Куйбышев якобы возглавил Самарскую организацию РСДРП (б), то это и вовсе самая настоящая ложь. Он не мог возглавить парторганизацию в марте хотя бы потому, что первая легальная общегородская конференция РСДРП (б) состоялась только 9 апреля 1917 года. На этой конференции было избрано бюро губкома партии, председателем которого стал А.Х. Митрофанов, а его заместителями (товарищами председателя) - А.М. Шестопал и Е.С. Коган. Секретарем бюро избрали Р.П. Баузе, и лишь казначеем парторганизации доверили быть В.В. Куйбышеву8.
Справедливости ради следует сказать, что всю весну и все лето 1917 года Валериан Владимирович очень активно работал в местных органах власти, в том числе и в Совете, и в городской Думе, куда на выборах 15 апреля 1917 года он был избран гласным9. Во многом именно поэтому 6-7 октября на первом губернском съезде РСДРП (б) Куйбышев вошел в число членов пленума губкома РСДРП (б), а 8 октября он был избран председателем бюро губкома10. Как мы видим, Куйбышев стал руководителем самарских большевиков не весной 1917 года, как это нам внушала официальная советская историография, а только осенью, буквально накануне Октябрьского переворота.
Здесь следует отметить, что сам Валериан Владимирович в своих мемуарах в описании событий 1917 года себе ничего лишнего не приписывал, что для него по крайней мере удивительно. Во всяком случае, о периоде от весны до осени того знаменательного года он пишет очень скупо, а об октябрьских событиях в Самаре, то есть о Великом Октябре, у него в мемуарах вообще нет ни единого слова. Но об этом мы еще поговорим ниже.
А вот в своей автобиографии о тех же месяцах Куйбышев сообщает следующее: «По возвращении в Самару 16 марта 1917 г. был избран в исполком, а затем в председатели Совета Рабочих депутатов. Затем был отозван партией для партийной работы и был избран председателем губернского комитета партии, оставаясь членом исполкома. Затем снова занял пост председателя Самарского Совета Рабочих депутатов и был таковым до Октябрьского переворота. Был избран по партийному списку большевиков в Учредительное собрание и в городскую Думу. Делегировался организацией на апрельскую Всероссийскую конференцию партий»11.
Действительно, в апреле 1917 года В.В. Куйбышев по решению бюро губкома партии был делегирован на знаменитую VII Апрельскую конференцию РСДРП, на ту самую, где В.И. Ленин впервые провозгласил свои Апрельские тезисы, определившие отношение большевиков в политике Временного правительства. Именно на этой конференции наш герой в первый раз в своей жизни увидел вождя своей партии12. Казалось бы, с партийного форума Куйбышев должен был вернуться, как говорят в таких случаях, до зубов вооруженный теорией и практикой революционного действия, а затем всячески пропагандировать эти ленинские тезисы как среди большевиков, так и среди членов других политических партий. Однако в официальной партийной литературе об этой его пропагандистской работе или говорится какими-то общими фразами, или вообще ничего не говорится.
Лишь уже известный читателю М.С. Колесников в своем романе о В.В. Куйбышеве «С открытым забралом» пишет следующее: «Он (Куйбышев – В.Е.) сразу же, как только оказался в Самаре, объявил беспощадную войну самозванному Временному правительству, мечтающему о разгоне Советов и ликвидации революции»13. Но эти слова Колесникова - не более чем художественный вымысел, родившийся в воображении автора романа, озабоченного выполнением социального заказа на изображение Куйбышева «несгибаемым революционером-ленинцем».
На самом деле Куйбышев, как теперь выясняется, по возвращении с конференции в Самару и не думал как-либо воплощать в жизнь Апрельские тезисы Ленина. Давайте вспомним - что же требовал «вождь мирового пролетариата» от большевистских организаций на местах? Правильно – «никакой поддержки Временному правительству, саботаж его решений, отказ от участия представителей РСДРП (б) в местных органах власти, созданных Временным правительством». А что же Куйбышев? Мало того, что он почти на два месяца затянул обнародование результатов VII Апрельской конференции (с докладом о ее решениях Куйбышев выступил перед самарскими большевиками лишь 4 июня), так он все это время еще и был инициатором вхождения большевиков в Самарский комитет народной власти и в городскую милицию. А это противоречило тогдашним установкам ЦК РСДРП (б), но вполне согласовывалось с политикой меньшевиков и эсеров. Так разве могли официальные партийные историки в советское время публично признаться, что товарищ Куйбышев еще в начале лета 1917 года стоял на меньшевистско-эсеровских позициях?
На общем собрании членов РСДРП (б) Городского и Железнодорожного районов Самары, состоявшимся 4 июня 1917 года, была принята резолюция, осуждающая соглашательскую позицию Совета рабочих депутатов, возглавляемого В.В. Куйбышевым. В решении подчеркивалось, что казначей парторганизации, хотя и был делегатом VII Всероссийской Апрельской конференции партии и слушал речь В.И. Ленина, тем не менее ничего не сделал по сей день для претворения в жизнь решений этой конференции. Однако тут же собранием было учтено, что еще 17 мая Совет военных депутатов объединился с Советом рабочих депутатов, а на прошедшем 23-30 мая II съезде Советов Поволжья принята резолюция, осуждающая политику Временного правительства, которую Самарский Совет рабочих депутатов всячески поддержал. Поэтому в целом собрание одобрило доклад Куйбышева о его участии в VII Всероссийской Апрельской конференции РСДРП (б)14.
Все лето и всю осень Куйбышев старался исправить допущенные ошибки и искупить свой грех перед партией, чтобы его больше не обвиняли в соглашательстве. В качестве гласного городской Думы он всячески пропагандировал политику большевиков и разоблачал антинародную деятельность Временного правительства. Он принимал участие в работе губернских крестьянских и всесословных съездов, выступал на митингах и собраниях. По докладу Куйбышева Совет рабочих депутатов утвердил основные положения Устава рабочей Красной гвардии (за основу им был взят текст Устава Красной гвардии Петрограда). Сделано им было и многое другое. В результате к октябрю 1917 года Куйбышев стал довольно известным политиком в Самаре. Это необходимо признать - иначе невозможно было бы объяснить, как же все-таки В.В. Куйбышева выдвинули в руководящие органы РСДРП и в председатели совместного заседания исполкомов Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, рассматривавшего вопрос о власти в нашем городе 25 октября 1917 года.
Но почему же так быстро рухнуло Временное правительство, которое вроде бы поддерживали самые широкие слои русского общества, особенно в начальный период Февральской буржуазно-демократической революции? Сейчас стало общепризнанным, что в октябре 1917 года большевики так быстро и легко взяли власть в основном потому, что глава Временного правительства А.Ф. Керенский в течение лета-осени совершил целый ряд роковых ошибок. Многие из них как раз и явились причиной общенационального российского кризиса. К таким ошибкам следует в первую очередь отнести его фатальное упрямство в отношении вопроса о войне. Поскольку российская армия к осени 1917 года не была обеспечена самым необходимым, и оказалась полностью деморализованной, она в подавляющем своем большинстве поддержала большевиков, которые пообещали немедленный выход страны из войны с Германией в случае взятия ими власти. К армии примкнуло и крестьянство, уставшее ждать быстрого и справедливого разрешения вопроса о земле, и большевистское обещание передать крестьянству землю сразу же после переворота сыграло свою решающую роль.
Революционные настроения, поразившие к осени 1917 года всю Россию, не обошли стороной и Самару. В октябре в городе было неспокойно, начались перебои в снабжении многими продуктами, в первую очередь хлебом. Именно при такой обстановке самарских большевиков и застало пришедшее из Петрограда сообщение о свержении Временного правительства.
Указатель источников к главе
1Куйбышев В.В. 1972. Эпизоды из моей жизни. Алма-Ата, изд-во «Казахстан», с. 68.
2СОГАСПИ, ф.1, оп.1, д.152, л.д. 116-117б.
3Попов Ф.Г. 1969. Летопись революционных событий в Самарской губернии. 1902 – 1917. Куйбышев, Куйб. кн. изд-во, с. 430, 433, 446.
4Там же, с. 441-442.
5Революция 1917-1918 г.г. в Самарской губернии. Самара, 1918. с. 45.
6Кабытов П.С. 1990. Валериан Куйбышев: мифы и реальность. - В сб. «Голос земли самарской». Куйбышев, Куйб. кн. изд-во, с. 7-8.
7Попов Ф.Г. 1969. Летопись революционных событий в Самарской губернии. 1902 – 1917. Куйбышев, Куйб. кн. изд-во, с. 433; ЦГАСО, ф.468, оп.1 с/ч, д.2492, л.д. 2об.
8Попов Ф.Г. 1969. Летопись революционных событий в Самарской губернии. 1902 – 1917. Куйбышев, Куйб. кн. изд-во, с. 454-459.
9Там же, с. 457.
10Там же, с. 536-538.
11СОГАСПИ, ф.1, оп.1, д.152, л.д. 116-117б.
12Кабытов П.С. 1990. Валериан Куйбышев: мифы и реальность. - В сб. «Голос земли самарской». Куйбышев, Куйб. кн. изд-во, с. 9.
13Колесников М.С. 1983. Избранные произведения в трех томах. Т.3. С открытым забралом. М., «Воениздат», с. 148.
14«Приволжская правда», № 33, 1917 год; Попов Ф.Г. 1969. Летопись революционных событий в Самарской губернии. 1902 – 1917. Куйбышев, Куйб. кн. изд-во, с. 478.
Как же установилась советская власть в Самаре?
Мы подходим к октябрьским событиям 1917 года, когда, если верить официальной советской исторической версии, наступил звездный час в жизни Валериана Владимировича Куйбышева. Действительно, еще не так давно любой местный школьник, не говоря уже о маститых краеведах, на вопрос о том, почему же в 1935 году Самаре было присвоено имя этого только что умершего политического деятеля, не задумываясь, ответил бы: «Потому что в самый разгар октябрьских событий он руководил партийной организацией нашего города и привел ее к установлению Советской власти в Самаре, а 26 октября 1917 года со сцены театра-цирка «Олимп» именно Куйбышев провозгласил переход власти в городе в руки Советов» (рис. 94, 95).
А теперь давайте обратимся к историческим свидетельствам, рассказывающим о той незабываемой эпохе, для начала - к мемуарам известных большевиков, участвовавших в октябрьских событиях 1917 года в Самаре. Казалось бы, вот где мемуаристы могли бы проявить себя и описать со всеми подробностями, как товарищ Куйбышев произносит эти исторические слова перед притихшим залом. Естественно, потом зал взрывается аплодисментами и восторженными возгласами, и ликует разношерстная толпа, состоящая из усатых рабочих, лапотных крестьян и уставших от войны солдат-окопников, а меньшевики и эсеры, потерпевшие политическое поражение, среди этой бури восторга поспешно уходят со сцены и трусливо озираются по сторонам…
Однако здесь исследователя мемуарной литературы ждет жестокое разочарование. Практически никто из более-менее известных большевиков в своих воспоминаниях о своей работе с лидером самарских большевиков даже мельком не упоминает о его более-менее примечательной роли в провозглашении Советской власти в Самаре. Более того: ни у кого из них мы не найдем описания того знаменательного выступления Куйбышева в театре-цирке «Олимп». Между тем в мемориальном сборнике о В.В. Куйбышеве, вышедшем в свет в 1936 году, как уже говорилось, есть воспоминания многих непосредственных участников октябрьских событий 1917 года в Самаре. Среди них – материалы за подписью С.К. Короткова, Г.Т. Кузьмичева, Н.И. Никитина, Я.Я. Бауэра, М.С. Бешенковской, Артема Веселого (Н.И. Кочкурова) и других1. При этом в упомянутой книге ни один из старых большевиков почему-то не счел нужным затронуть вопроса о том, как же это все-таки получилось, что именно В.В. Куйбышев в решающий момент выступил с исторической миссией и провозгласил переход Советской власти в нашем городе к Советам. В их мемуарах о дне 26 октября вообще нет ни единого слова: здесь повсюду речь идет только о работе Куйбышева в Самаре летом 1917 года, а потом сразу начинается описание событий, случившихся после Октябрьского переворота…
Но еще более удивительным выглядит следующий факт. Как это ни странно, но в мемуарах самого В.В. Куйбышева тоже нет ни одного упоминания об октябрьских событиях 1917 года, не говоря уже о развернутом описании событий тех дней. И в автобиографии нашего героя, написанной им в 1919 году, тоже отсутствуют какие-либо указания на его участие в заседании 26 октября в самарском театре-цирке «Олимп». В этом документе сразу после слов «делегировался организацией на апрельскую Всероссийскую конференцию партии» стоит фраза: «После октябрьского переворота был председателем губернского ревкома…»2 Что же это, выходит, очевидцы установления советской власти в Самаре роли В.В. Куйбышева в этом историческом действе не придавали никакого значения, раз они даже не сочли необходимым упомянуть об этом в своих воспоминаниях? Или, может быть (вот крамольная для советских времен мысль!), товарищ Куйбышев в этих событиях вообще никакого участия-то и не принимал…
Но нет, уважаемый читатель, здесь автору придется огорчить любителей исторических сенсаций. Целый ряд других свидетельств, в том числе архивные документы и периодическая печать того времени, все-таки неопровержимо доказывают, что 26 октября 1917 года со сцены театра-цирка «Олимп» к собравшимся обращался ни кто иной, как В.В. Куйбышев, тогдашний председатель бюро губкома Самарской организации РСДРП (б)3. А вот о том, как все тогда происходило, и почему современники Куйбышева, да и он сам не придавали большого значения этим событиям, стоит рассказать поподробнее.
Но сначала нужно немного остановиться на тех исторических реалиях, которые сложились в нашем городе к осени 1917 года. Еще со школьной скамьи мы знаем: главное, что привело к обострению противоречий в российском обществе - это нерешительная политика Временного правительства. В результате уже к концу сентября 1917 года перед народом встала нелегкая альтернатива. Первым вариантом дальнейшего развития событий было следующее: допустить к власти контрреволюционных военных типа генералов Корнилова и Каледина, которые совершенно открыто собирались потопить завоевания февральской революции в народной крови и реставрировать в России монархию. Но был у российского общества и второй вариант: дать дорогу к власти какой-нибудь другой партии, способной не только отразить натиск монархистов, но и вывести страну из войны с Германией, дать крестьянам землю и одновременно открыть дорогу демократическим преобразованиям. Как известно, передать землю крестьянам соглашались почти все политические группировки тогдашней России, но лишь большевики готовы были немедленно после взятия ими власти заключить сепаратный мир с Германией. Вот этот-то лозунг «Мир - народам!» и открыл большевикам «зеленый свет» на пути к победе над Временным правительством. О том, что случилось дальше, известно всему миру.
В Самаре же вопрос о переходе власти к Советам стал в открытую муссироваться уже с начала октября 1917 года. Требования об этом звучали как на публичных митингах и собраниях, так и со страниц всех пробольшевистских газет. Рабочая секция общегородского Совета (он образовался еще в мае путем слияния Советов рабочих, военных и крестьянских депутатов) на заседании 13 октября потребовала немедленного решения вопроса о взятии Советом власти в свои руки, однако при голосовании необходимого большинства такая резолюция не набрала4. Тем не менее после 20 октября практически на каждом заседании низовых парткомов РСДРП (б), исполкомов советов и даже профсоюзных и фабричных комитетов главным пунктом повестки дня стоял вопрос о власти. Для всех было очевидно, что Временное правительство уже не контролирует ситуацию не только в губерниях, но и в Петрограде, и потому вопрос о его скором падении даже не дискутировался - он считался самим собой разумеющимся.
Подавляющее большинство обывателей гадало: когда же состоится Учредительное собрание, на котором избранные народом депутаты должны были решить, какой же партии (или партиям) будет вручена власть от имени всех россиян. Однако у большевиков, как известно, оказалась другая точка зрения на этот вопрос. В ночь на 26 октября 1917 года по решению ЦК РСДРП (б) революционные массы Петрограда штурмом взяли Зимний дворец и свергли Временное правительство, после чего В.И. Ленин с трибуны Второго съезда Советов провозгласил в России советскую власть.
А теперь давайте посмотрим, что же происходило в эти дни в Самаре. Истинный ход исторических событий нам помогут восстановить архивные документы, а также материалы из газет «Приволжская правда», «Самарские ведомости» и «Волжское слово» за 26-27 октября 1917 года.
Вопреки уверениям советских историков, мнение об установлении советской власти в Самаре среди трудящихся масс было далеко не единым. Если 30-тысячный самарский пролетариат и солдаты 60-тысячного самарского гарнизона в основном действительно поддерживали большевиков и высказывали свое согласие на установление в городе Советской власти, то более чем полуторамиллионное крестьянство губернии с этой позицией отнюдь не было согласно. Выразителем такого мнения всей массы хлебопашцев оказался Совет крестьянских депутатов, который буквально накануне октябрьского переворота решительно высказался за скорейший созыв Учредительного собрания, и был против передачи власти в руки Советов. В этой-то ситуации в 2 часа дня 25 октября в помещении Белого дома (ныне здание Самарской академии культуры и искусств, улица Фрунзе, 167) открылось совместное заседание Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, Самарского комитета народной власти, представителей уездных крестьянских организаций, комитетов железнодорожного и почтово-телеграфного союзов, заводских, полковых и ротных комитетов. Председателем же этого собрания избрали В.В. Куйбышева.
Почему именно его? Скорее всего, вопрос о председательстве в тот момент решающего значения не имел: ведь председатель должен был всего лишь следить за порядком выступления и за соблюдением регламента, а также обеспечить запись всех выступлений. И поскольку Куйбышев тогда уже был довольно известным политиком в городе, его кандидатура ни у кого не вызвала особых возражений.
Сразу же после открытия собрания Куйбышев зачитал телеграммы о начале революционных событий в Петрограде. Тут же встал вопрос о формировании президиума собрания. По этому поводу представитель Совета крестьянских депутатов И.Д. Панюжев высказал предложение, чтобы президиум был избран пропорционально численности фракций в объединенном Совете, однако при голосовании его предложение не прошло. В знак протеста все крестьянские депутаты тут же покинули собрание, а меньшевик В.П. Преображенский высказал мнение о том, что заседание нужно перенести на 8 часов вечера, о чем тут же было принято решение5. С тем собравшиеся и разошлись.
В указанный час объединенное заседание Советов в Белом доме открылось вновь, и на нем опять председательствовал В.В. Куйбышев. Кроме него, в президиуме находились также эсер И.А. Одайкин и меньшевик А.И. Кабцан (рис. 96). Конечно же, главным пунктом обсуждения оказались события в Петрограде. В этом свете сразу же был поставлен вопрос о признании действий большевистского ЦК правомерными, а также о законности власти Советов, если она все-таки будет провозглашена (как сейчас бы сказали, о ее легитимности). Позиция большевиков на этом заседании потерпела полное поражение: против установления Советской власти в Самаре высказались наиболее значительные по численности фракции эсеров и меньшевиков, а также группа «Единство». К большевикам присоединились только «микрофракции» интернационалистов и максималистов, а с некоторыми оговорками - и партии Бунда и Поалей-Циона (еврейские националистические партии). Члены же исполкома Совета крестьянских депутатов вообще отказались участвовать в голосовании о признании незаконной, по их мнению, советской власти. В результате за большевистское предложение проголосовало 79 человек, но поскольку все крестьянские депутаты (109 человек) вообще выключились из процесса голосования, то собрание потеряло кворум, и голосование было перенесено на следующий день6.
В течение всего дня 26 октября большевики провели серьезную агитационную работу среди крестьянских депутатов, а также пригласили на собрание представителей всех более-менее известных в городе комитетов, стоявших на большевистских позициях - с заводов, фабрик, из полков и рот. В результате к 5 часам вечера, когда в театре «Триумф» (в советские годы - кинотеатр имени Ленинского Комсомола, а ныне – ресторан «Лурс», улица Куйбышева, 88) вновь собралось объединенное заседание Советов, на нем ощутимый численный перевес имели уже партия большевиков и прочие сочувствующие ей партии. Делегаты все прибывали, и потому, когда число собравшихся перевалило за 500 человек, решено было перенести заседание в более просторное помещение - в театр-цирк «Олимп» (ныне на этом месте возведено новое здание филармонии, улица Фрунзе, 141). В результате через два часа форум с тем же президиумом вновь открылось уже в этом историческом здании, и именно здесь делегация большевиков через председателя собрания В.В. Куйбышева вновь поставила вопрос о переходе власти в городе в руки Советов7.
Собственно, вопрос о власти к тому моменту уже был предрешен благодаря ряду факторов. Во-первых, к тому времени стало известно о взятии большевиками Зимнего дворца в Петрограде и о низложении Временного правительства, из-за чего прения о поддержке или бойкоте последнего отпали сами собой. Во-вторых, изрядно поредели ряды сторонников Совета крестьянских депутатов, поскольку одни из делегатов увидели, что с их мнением не особо считаются, и поспешили отсюда уехать, а другие попали под действие большевистской агитации и отступили с прежних позиций. А о численном перевесе приверженцев большевиков на этом собрании уже было сказано выше.
В результате на вечернем собрании 26 октября в театре-цирке «Олимп» 441 присутствующий проголосовал за установление советской власти в Самаре, и только 140 человек были против. Результаты подсчета голосов как раз и огласил со сцены театра председательствующий на этом собрании В.В. Куйбышев8. Таким образом, здесь мы имеем дело с историческим казусом. Судите сами: если бы в тот день Куйбышев вдруг заболел, или же собранию почему-либо заблагорассудилось избрать себе нового председательствующего, то вполне возможно, что через много лет наш город стал бы именоваться не Куйбышевом, а как-нибудь по-другому - например, Кабцан или Одайкин (как мы помним, эти политики тоже были членами президиума). А вот о том, возможно или невозможно было бы такое в нашей стране, остается лишь дискутировать.
Так или иначе, но из описания исторических событий октября 1917 года в Самаре вовсе не вырисовывается какая-то слишком уж выдающаяся роль товарища Куйбышева в установлении новой власти в городе. Да, он огласил с высокой трибуны решение объединенного заседания Советов. Да, он руководил в тот момент губернской большевистской парторганизацией. Но ведь это, согласитесь, еще не повод для переименования старинного русского города в честь этого человека. Конечно же, в 1935 году при принятии такого решения главными оказались совсем другие факторы, и в первую очередь преданность В.В. Куйбышева «вождю всех народов» И.В. Сталину.
Указатель источников к главе
1В.В. Куйбышев в Среднем Поволжье. 1916 – 1919 г.г. Куйбышев, Куйб. кн. изд-во, 1936.
2СОГАСПИ, ф.1, оп.1, д.152, л.д. 116-117б.
3Попов Ф.Г. 1969. Летопись революционных событий в Самарской губернии. 1902 – 1917. Куйбышев, Куйб. кн. изд-во, с. 550-551.
4Там же, с. 542.
5Там же, с. 548-549; Кабытов П.С. 1990. Валериан Куйбышев: мифы и реальность. - В сб. «Голос земли самарской». Куйбышев, Куйб. кн. изд-во, с. 10-11.
6ЦГАСО, ф.136, оп.1, д.7, л.д. 13-14; там же, д.5, л.д. 1-3; Попов Ф.Г. 1969. Летопись революционных событий в Самарской губернии. 1902 – 1917. Куйбышев, Куйб. кн. изд-во, с. 548-549.
7«Приволжская правда», №№ 149-150, 1917 год; «Самарский вестник», № 33, 1917 год; «Волжское слово», № 235, 1917 год; Попов Ф.Г. 1969. Летопись революционных событий в Самарской губернии. 1902 – 1917. Куйбышев, Куйб. кн. изд-во, с. 550-551.
8Там же.
Как в Самаре разгромили анархистов и максималистов
Сразу же после установления советской власти в Самаре состоялось заседание представительства нового властного органа, о котором газета «Приволжская правда» сообщила в номере от 27 октября 1917 года: «В 5 часов утра состоялось первое заседание ревкома, избран президиум. Председателем избран тов. Куйбышев, товарищем председателя (заместителем – В.Е.) тов. Герасимов, секретарем тов. Митрофанов. К командующему гарнизоном назначен комиссаром прапорщик тов. Мельников, его помощником - солдат тов. Блюхер».
В течение октября - декабря 1917 года Самарский ревком под руководством товарища Куйбышева провел несколько крупных мероприятий, оказавших значительное влияние на жизнь горожан. В числе таких акций были создание штаба обороны города (29 октября), издание приказа о переходе всех войск Самарского гарнизона в полное подчинение ревкома (31 октября) и создание губернского Совета народных комиссаров в составе 15 человек (3 ноября). Позже началась «экспроприация экспроприаторов»: проведение принудительного заёма средств у буржуазии (7 ноября), а также конфискация у прежних владельцев и передача союзу металлистов большинства городских предприятий (30 ноября). Но уже с 1 декабря важнейшим вопросом советской власти в Самаре стала организация отпора казакам атамана Дутова1.
Конечно же, деятельность руководящего органа новой власти в городе нравилась далеко не всем. Кульминацией этого общественного недовольства стал мощный взрыв в Доме губернатора (ныне здание государственной академии искусств и культуры, улица Фрунзе, 167), который случился в ночь на 15 декабря 1917 года (рис. 97). Именно в этот момент здесь шло объединенное заседание ревкома и губисполкома. В результате взрыва погибли 8 человек, а еще более 30 оказались ранеными. Согласно официальной версии, виновников этого происшествия установить так и не удалось. Тем не менее уже упоминавшийся выше М.С. Колесников в своем биографическом романе «С открытым забралом» безапелляционно утверждает, что взрыв организовал ни кто иной, как бывший соратник товарища Куйбышева по революционному подполью, а впоследствии провокатор Л.К. Соловьев, и целью его злодейской акции было убийство председателя ревкома. Пошел же на нее Соловьев, по мнению Колесникова, из-за чувства личной мести по отношению к Куйбышеву - мол, Валериан Владимирович подозревал его в двурушничестве еще до февральской революции2. Однако из архивных материалов видно, что все описанное в романе - лишь плод фантазии Колесникова. На самом деле версия об организации Соловьевым взрыва в Белом доме ничем не подтверждается - ни воспоминаниями современников, ни тем более документальными источниками.
На первом губернском съезде Советов (6-11 декабря 1917 года) Куйбышев в дополнение к его прежней должности был избран еще и председателем губисполкома3 (рис. 98). Однако совмещать два ответственных поста ему пришлось всего двадцать дней: декретом Совнаркома от 30 декабря Самарский губревком был упразднен, и наш герой остался «только лишь» председателем губисполкома Советов4. В этой должности он пребывал вплоть до мая 1918 года, когда ревком в Самаре был восстановлен в связи с чрезвычайными событиями. Первым из них оказались события 17-20 мая 1918 года в Самаре.
Немногие восстания периода гражданской войны, информация о которых даже в советское время все же смогла попасть в печать, официальными историками тогда именовались не иначе, как «кулацкие мятежи» или «эсеровско-меньшевистские выступления». С той же идеологической колокольни оценивалось и восстание в Самаре 17-20 мая 1918 года, который в советско-партийной литературе получило название «анархо-максималистского мятежа».
Еще с марта того года в Самарской губернии сложилось двоевластие. С одной стороны, властью обладал эсеровско-меньшевистский губисполком по главе с эсером В.Я. Дорогойченко, который сформировал собственную дружину из недовольных большевиками крестьян. С другой стороны, не меньшая власть была и у Самарского горкома РКП (б) и большевистского Самарского горисполкома, на стороне которых были регулярные армейские части, состоящие в основном из бывших рабочих.
В ночь на 8 мая Самарский горком РКП (б) разоружил плохо обученных и организованных крестьян-дружинников5. И тогда, лишившись своего войска, эсеровское руководство губисполкома пошло на отчаянную меру - оно попросило помощи у уральского казачества. В результате в ночь на 11 мая 1918 года казаки заняли железнодорожную станцию Ново-Сергиевку и тем самым прервали всякую связь между Самарой и Оренбургом6. А 15 мая границу нашей губернии пересекли казачьи части атамана А.И. Дутова, которые форсированным маршем направились к Самаре7 (рис. 99-101)
В этот же день Самарский губком РКП (б) принял решение о вступлении всех коммунистов в боевые отряды. Постановлением горисполкома Самара объявлялась на военном положении. В связи с этим штаб охраны города отдал приказ о мобилизации всех имеющихся в Самаре лошадей для нужд Красной Армии. Вот этот-то документ и стал той последней каплей, после которой в городе начались вооруженные выступления против власти.
Уже 16 мая в городе были отмечены первые факты вооруженного сопротивления отряду, попытавшемуся забрать лошадей у частных извозчиков. А утром 17 мая перед зданием штаба охраны города на Алексеевской площади (ныне площадь Революции) собралась толпа из нескольких сот человек, которые протестовали против решения о мобилизации лошадей. В течение нескольких часов к собравшимся никто не выходил, и толпа росла, становясь все более и более агрессивной.
Оказалось, в горисполкоме тем временем экстренно совещались, что же делать со злополучными лошадьми. Лишь к середине дня было-таки принято решение об отмене приказа о мобилизации. С этим решением к собравшимся вышли представители штаба коммунисты Д.Я. Аугенфиш и П.Н. Котылев. Тут-то и произошла трагедия: поскольку посланцы шли в сопровождении вооруженных красноармейцев, разгоряченные долгим ожиданием предводители частных извозчиков решили, что вот сейчас-то их и начнут разгонять. В результате толпа встретила представителей выстрелами. Аугенфиш был убит на месте, а Котылев и красноармейцы разбежались8.
Уже через несколько минут вооруженная толпа громила магазины, лавки и трактиры на всей площади, а потом двинулась по улице Советской (ныне улица Куйбышева), выкрикивая антибольшевистские лозунги. Штаб охраны города примерно через час оказался захвачен и разгромлен. Эсеры и максималисты сразу же постарались придать восстанию организованный характер, и на некоторое время им это удалось (рис. 102-104).
Бои в городе шли весь вечер и всю ночь. В результате к утру 18 мая восставшие захватили почту, телефон, телеграф, здание уголовной милиции, 1-й и 6-й милицейские участки, а также тюрьму, из которой освободили всех уголовников. Неудивительно, что весь день 18 мая прошел в сплошных погромах на улицах. Особенно пострадал Троицкий рынок, где уголовные банды разграбили у торгующих весь товар, а нескольких крестьян, пытавшихся сопротивляться насилию, убили на месте. К концу дня половина рынка была охвачена огнем, а все лавки и магазины в городе закрылись еще с утра. Но оказалось, что эсеры слишком рано успокоились (рис. 105-107).
Вечером 18 мая в Самару вошли верные большевикам части Урало-Оренбургского фронта, до того расквартированные в пригороде и вызванные сюда по телеграфу руководством горисполкома. В ночь на 19 мая воинские подразделения штурмом взяли здание бывшего штаба охраны города на Алексеевской площади, в котором к тому моменту обосновался штаб восставших9. В здании было захвачено оружие и плакаты с лозунгами «Вся власть Учредительному собранию».
Всеми действиями войск по подавлению анархо-максималистского восстания в Самаре руководил вновь воссозданный губревком под председательством В.В. Куйбышева. Кроме него, в ревком также входили А.А. Масленников, А.П. Галактионов, С.Я. Тиунов, Н.П. Теплов, И.К. Нижегородов и А.Ф. Попов10. В целом же последствия разгрома самарского восстания сейчас выяснить в полной мере очень трудно. В открытых архивах практически нет никакой информации о том, что же стало после описанных событий с арестованными участниками тех самарских событий. Известно лишь, что ими занималась Самарская губернская ЧК, и потому судьба участников мятежа, скорее всего, была печальна.
Указатель источников к главе
1Попов Ф.Г. 1969. Летопись революционных событий в Самарской губернии. 1902 – 1917. Куйбышев, Куйб. кн. изд-во, с. 555, 562, 565, 577, 578.
2Колесников М.С. 1983. Избранные произведения в трех томах. Т.3. С открытым забралом. М., «Воениздат». С. 173-174.
3Попов Ф.Г. 1969. Летопись революционных событий в Самарской губернии. 1902 – 1917. Куйбышев, Куйб. кн. изд-во, с. 582-584.
4Там же, с. 594.
5Попов Ф.Г. 1972. 1918 год в Самарской губернии. Хроника событий. Куйбышев, Куйб. кн. изд-во, с. 104.
6Там же, с. 106.
7Там же, с. 111.
8Там же, с. 112.
9Там же, с. 113-114.
10«Волжское слово», № 98, 1918 год.
Как Куйбышев оборонял Самару
Гораздо более серьезным испытанием для Куйбышева и всей руководящей верхушки Самары оказалось восстание чехословацкого корпуса, командование которого было недовольно условиями его возвращения на родину. Продвижение эшелонов чехословаков в сторону Самары началось еще 6 апреля, но непосредственная угроза городу возникла только 30 мая, когда чешские подразделения заняли Сызрань. С того же дня Самара была объявлена на осадном положении1.
И вот здесь мы сталкиваемся с двумя версиями поведения нашего героя при обороне города в условиях наступления превосходящих сил противника. Официальная советская точка зрения на этот эпизод из его биографии изложена в «Большой Советской Энциклопедии» выпуска 1937 года, где говорится следующее: «…под напором вооруженных сил контрреволюции, наступавших на Самару под командой генерала Дутова, и контрреволюционного мятежа чехословацких войск большевики в июне 1918 г. отступили из Самары. С винтовкой в руках и с бомбой за поясом Куйбышев дрался в цепи, как рядовой боец…»2 (рис. 108).
Примерно в том же ключе излагаются события тех напряженных дней и в более поздних изданиях. В частности, в книге «Валериан Владимирович Куйбышев. Биография», выпущенная «Политиздатом» к его столетию в 1988 году, говорится следующее: «Наспех организованные, плохо вооруженные и обученные рабочие отряды не могли долго сдерживать натиск регулярных войск. 8 июня белочехи захватили Самару. Захват произошел стремительно. Погиб член Самарского губисполкома и председатель ревтрибунала Ф.И. Венцек. Были схвачены председатель Самарского горисполкома А.А. Масленников, комиссар Самаро-Златоустовской железной дороги П.А. Вавилов, губернский комиссар по делам печати С.И. Дерябина. В трудном положении оказался и В.В. Куйбышев. Клуб коммунистов, где он находился с группой товарищей, был окружен. Пришлось уходить по крышам домов, дворами, закоулками. Помогли и прекрасные физические данные, и смекалка, и знание города. С трудом удалось добраться до пристани, где еще стояли пароходы с отступавшими отрядами красногвардейцев. Валериан Владимирович вышел не только сам, вывел и других»3 (рис. 109-113).
Сам же Валериан Владимирович в автобиографической книге «Эпизоды из моей жизни» сообщает нам следующее: «Мне едва удалось уйти из Самары, меня пулеметами обстреливали люди К. (Климушкина – В.Е.), меня хотели схватить разъяренные против большевиков обыватели. Рядом со мной рвались снаряды чехов. Уйти все-таки удалось. Я ушел не один, ушел с руководящей группой большевиков. Наш штаб обосновался в Симбирске…»4
Анализ всех прочих воспоминаний большевиков об обороне Самары в мае-июне 1918 года и взятии ее чехами, опубликованных после 1936 года, приводят к определенному выводу: все они были подобраны таким образом, чтобы не противоречить приведенным выше словам В.В. Куйбышева. Соответственно, и авторы многочисленных биографических публикаций об этом «пламенном революционере» при описании обороны Самары также брали за основу куйбышевские мемуары, и никому из них даже в голову не приходило подвергать его воспоминания хотя бы минимальной проверке (рис. 114-116).
А между тем, еще в советское время специалистам были известны сборники «Красная быль» и «Четыре месяца учредиловщины». Первый из них увидел свет в 1923 году, второй - сразу же после освобождения Самары от чехов, в 1919 году. В этих небольших книжечках, ставших ныне библиографической редкостью, опубликованы «непричесанные» воспоминания очевидцев тех событий, к которым еще не успела приложить свою руку советская цензура. Впоследствии эти исторические свидетельства никогда больше не публиковались в открытой печати, а если некоторые из них и включили в мемориальный сборник о В.В. Куйбышеве, выпущенный в 1936 году, то от авторского текста в них остались лишь «рожки да ножки».
В сборнике «Четыре месяца учредиловщины» под заголовком «Июньский переворот» опубликованы воспоминания одного из очевидцев захвата и оккупации Самары чехословацкими войсками, члена исполкома Совета рабочих депутатов И.П. Трайнина (рис. 117). Вот что он здесь пишет: «Всю ночь с 4 по 5 июня он (Куйбышев – В.Е.) вместе со всеми товарищами провел в партийном штабе в оживленной беседе о текущих событиях. С рассветом, когда завязалась усиленная артиллерийская перестрелка, когда с Самарского моста дано было знать, что «чехи идут», всем на этот раз показалось, что наступил конец, и «помощник главнокомандующего» тут же отдал приказ об эвакуации. Под грохот орудий потянулись от клуба нагруженные автомобили с оружием и продовольствием к пристани, где уже ждал пароход. На него сели усталые от бессонных ночей ответственные советские и партийные работники, в том числе и некоторые из тех, которые в течение всей борьбы вдохновляли защитников Самары. На пароход погрузился также небольшой отряд вооруженных красногвардейцев…
Вечером, в тот же день, пароход прибыл в Симбирск. Все были убеждены, что Самара уже сдана чехам. Меж тем, как выяснилось на другой день, в утро отъезда происходила обычная артиллерийская перестрелка, но чехи опасались двигаться дальше, пока не закончится решительное сражение с наступавшими у них в тылу советскими отрядами, под командованием тов. Попова.
Окружным путем удалось телеграфно связаться с Самарой и вызвать к аппарату т. Теплова. Последний от имени оставшихся товарищей требовал немедленного возвращения эвакуировавшихся под угрозой быть заклейменными как «дезертиры».
Доклад тов. К. (Куйбышева – В.Е.) о результатах его телеграфных переговоров с тов. Тепловым произвел на всех угнетающее впечатление. Единогласно было тут же принято решение о немедленном возвращении в Самару… Упрек тов. Теплова давил на сознание эвакуировавшихся… Все хотели немедленно возвратиться в Самару…
В ту же ночь пароход двинулся обратно в Самару. Возвращались в еще более подавленном настроении, чем при эвакуации. Утром 7 июня пароход прибыл в Самару, и каждый стремился втянуться в работу, чтоб сгладить создавшееся впечатление о «бегстве».
Через час все были уже на указанных штабом постах и с героизмом и самопожертвованием выполняли до конца свои обязанности.
Отдельные возвратившиеся т.т. дали себе слово ни в коем случае больше не эвакуироваться; некоторые из них, как т. Венцек, стали затем жертвами самосудов, некоторые попали в тюрьму, ушли в подполье и т.д. после вступления противника в Самару»5.
Для справки: Илья Павлович Трайнин (1886-1949) - советский государственный деятель и ученый-юрист. В июне 1917 года он стал членом Самарского губкома РКП (б), с ноября 1917 года - членом исполкома Совета рабочих депутатов в Самаре. Во время учредиловщины остался в городе и был арестован, четыре месяца отсидел за решеткой, чудом остался жив, после чего в числе небольшой группы других пленников Самарской тюрьмы был освобожден наступающими красными войсками. До 1931 года был на партийной и советской работе, а с этого года трудился в институте права АН СССР, с 1942 по 1947 годы - директор этого института. С 1947 года и до самой смерти - на пенсии. Таким образом, у И.П. Трайнина с точки зрения советского историка оказывается идеальная биография, и потому вряд ли такого человека можно заподозрить в стремлении очернить своих соратников по партии. Одним словом, необходимо признать, что его свидетельство о позорном бегстве В.В. Куйбышева из Самары во главе всего партийно-советского корпуса соответствует истине.
Кстати, в своих свидетельствах И.П. Трайнин далеко не одинок. Уже говорилось, что в двадцатые годы ХХ века были опубликованы и другие воспоминания очевидцев тех самарских событий. В частности, в сборнике «Красная быль» под заголовком «Борьба с чехами» помещены записки участника обороны города В. Смирнова, который сообщает следующее: «В клубе я увидел тов. Куйбышева, который вернулся из Симбирска, - узнать, как идут дела, и теперь уходил на пароход»6. Слова Смирнова относятся к вечеру 7 июня, то есть к тому моменту, когда происходило «официальное» отступление большевиков из Самары. Стало быть, в те дни многие защитники города знали, что Куйбышев уже успел побывать в Симбирске и вернуться обратно, и скрывать этот факт Смирнов не считал необходимым.
Таким образом, обобщив все исторические свидетельства о событиях начала июня 1918 года в Самаре, можно выдвинуть следующую версию о поведении городского партийно-советского руководства в период непосредственной угрозы захвата Самары чехословацкими войсками. В ночь с 4 на 5 июня, заслышав звук близкой артиллерийской канонады, большинство членов губкома, в том числе Куйбышев, Венцек и некоторые другие самарские лидеры поспешили побыстрее эвакуироваться в Симбирск. Из руководителей города в Самаре остался только председатель горисполкома Николай Павлович Теплов (рис 118).
Однако следующим утром, узнав, что чехи в Самару еще не вошли, многие из числа сбежавших, мучимые угрызениями совести, опять вернулись в осажденный город. В ночь на 8 июня состоялась вторая эвакуация - вот она-то впоследствии и была описана товарищем Куйбышевым в его воспоминаниях. Возможно, во второй раз он и в самом деле уезжал из города, который через много лет будет носить его имя, подгоняемый свистом пуль и криками жаждавших его крови обывателей. Но тут же возникает вопрос: справедливо ли называть город в честь человека, который через пятнадцать лет после описываемых событий, сочиняя свои мемуары, обошел стыдливым молчанием сцену своего бегства из рядов защитников этого города - бегства, которое во всех армиях мира именуется дезертирством и карается публичным расстрелом?
Как бы то ни было, но партия простила товарищу Куйбышеву его поведение при обороне Самары. Более того: наш герой даже не был изгнан с высоких постов. Через четыре месяца после июньской трагедии, когда 7 октября 1918 года Самара вновь была взята красными войсками, Куйбышев вновь вошел в состав губревкома. Правда, председателем губернского революционного комитета 10 октября был избран Алексей Петрович Галактионов, а наш герой вошел в этот орган власти в качестве рядового члена7 (рис. 119). Однако этим кредит партийного доверия к Куйбышеву вовсе не был исчерпан: 18 ноября 1918 года на заседании губревкома он был официально утвержден на должность председателя исполкома Самарского городского совета8, возглавив город, который через 16 с половиной лет получит его имя.
Указатель источников к главе
1Попов Ф.Г. 1934. Чехословацкий мятеж и самарская учредилка. М.- Самара, Ср.-Волж. краевое изд-во, с. 65-66; Попов Ф.Г. 1972. 1918 год в Самарской губернии. Хроника событий. Куйбышев, Куйб. кн. изд-во, с. 122-126.
2Большая Советская энциклопедия. Первое издание. Т. 35. М., изд-во «Советская Энциклопедия», 1937, с. 413.
3Валериан Владимирович Куйбышев. Биография. М., «Политиздат», 1988, с. 100-101.
4Куйбышев В.В. 1972. Эпизоды из моей жизни. Алма-Ата, изд-во «Казахстан», с. 76-77.
5Трайнин И.П. 1919. Июньский переворот. – В сб. «Четыре месяца учредиловщины». Самара, с.40-41.
6Смирнов В. 1923. Борьба с чехами. – В сб. «Красная быль», № 3. Самара, с. 70.
7«Солдат, рабочий и крестьянин», № 98, 1918 год.
8Попов Ф.Г. 1972. 1918 год в Самарской губернии. Хроника событий. Куйбышев, Куйб. кн. изд-во, с. 262.
Как Куйбышев и Фрунзе воевали с крестьянами
Эпопея 1918 года нашла свое отражение в уже упомянутой автобиографии Куйбышева. Вот что здесь собственноручно написал Валериан Владимирович о тех событиях: «В конце мая 1918 года, когда в Самаре был распущен анархо-синдикалистский губисполком, был вновь избран председателем Губернского революционного комитета. После падения Самары продолжал быть председателем ревкома, работавшего тогда в Симбирске. В июле был назначен политическим комиссаром и членом Революционного Военного Совета 4 армии. По возвращении в Самару с разрешения Реввоенсовета Восточного фронта оставлен для работы в Самаре и 19 ноября на заседании вновь избранного Совета избран на пост председателя Самарского (городского – В.Е.) Совета рабочих и крестьянских депутатов»1 (рис. 120).
Здесь необходимо добавить, что уже 25 февраля 1919 года Куйбышев был избран на более высокую должность – председателя Самарского губисполкома2. Во время пребывания на этом посту Куйбышев принимал активное участие в подавлении восстания крестьян, произошедшими в нашем крае весной и летом 1919 года. В Самарской и Симбирской губерниях эти выступления получили название «чапанной войны» (от местного слова «чапан» - длиннополая крестьянская одежда) (рис. 121-123).
Даже в официальных советских хрониках иногда можно найти цифру участников тех событий - до 150 тысяч человек. И хотя современные специалисты считают эти данные преуменьшенными по крайней мере в два раза, все равно размах «чапанной войны» не может не поражать. Ведь в знаменитом «антоновском» восстании в Тамбовской губернии участвовало лишь около 50 тысяч крестьян, а в Кронштадском мятеже и того меньше - порядка 30 тысяч солдат и матросов. Но если упоминание о двух последних восстаниях можно найти даже в школьных учебниках истории советского времени, то о «чапанной войне» на Средней Волге до 90-х годов знали лишь специалисты.
Все началось 5 марта 1919 года с неповиновения властям жителей богатого волжского села Новодевичье (тогда оно относилось к Сенгилеевскому уезду Симбирской губернии, ныне - к Шигонскому району Самарской области). Сельчане расстреляли комиссара продотряда Белова, который собирался начать учет скота и хлеба для последующего изъятия, а также прибывшего ему на выручку с карательным отрядом начальника уездного ЧК Казимирова. Тела комиссара и начальника ЧК толпа сбросила в прорубь на Волге. С рядовыми же членами продовольственного и карательного отрядов крестьяне поступили «по-божески»: у них всего лишь отобрали оружие, после чего под свист и улюлюканье толпы приезжие с позором были изгнаны за пределы восставшего села (рис. 124-126).
К вечеру 6 марта в Сызранском, Сенгилеевском и Ставропольском уездах образовалась стихийная крестьянская армия численностью не менее 50 тысяч человек, которую возглавил бывший царский офицер А.В. Долинин (рис. 127). К полудню 7 марта крестьянская армия уже входила в Ставрополь, который встретил ее хлебом-солью и колокольным звоном на многочисленных церквях. А к 10 марта крестьянское восстание уже охватило весь юг Симбирской и запад Самарской губерний. В большинстве окрестных сел в Ставрополь направлялись обозы с продовольственной помощью новой антибольшевистской власти. А в селе Усинском даже стал формироваться специальный отряд для похода на Сызрань. Предполагалось, что Сызрань при приближении восставших падет также легко, как и Ставрополь3.
Всю серьезность положения, сложившегося в Ставропольском и Сенгилеевском уездах, быстро осознали командующий Южной группой Восточного фронта М.В. Фрунзе и председатель Самарского Совета В.В. Куйбышев (рис. 128-130). В итоге 10 марта в Ставрополь для подавления восстания направился карательный отряд численностью 1200 человек, которому придается взвод артиллерии и другие воинские подразделения. С 12 марта начался кровопролитный бой за этот город, и уже на другой день передовой отряд карателей под командованием краскома Э. Шугара с помощью орудий и пулеметов штурмом взял штаб восставших. Еще сутки продолжается, как сейчас бы сказали, «зачистка» города от мятежников, после чего карательные мероприятия перекидывается в окрестные села, наиболее активно помогавшие «кулацкому мятежу»4 (рис. 131-133)
Рассекреченные ныне документы свидетельствуют, что при подавлении выступлений крестьян в Самарской губернии в 1919 году большевистское правительство отрабатывало методы, с помощью которых затем оно успешно справилось с Антоновским восстанием и Кронштадским мятежом. Это были самые настоящие карательные операции - с широкомасштабным применением артиллерии, кавалерии и тактики «выжженной земли». О том, какими методами красные войска усмиряли неугодных коммунистическому режиму в этих селах, хорошо видно из донесения, которое 18 марта Фрунзе направил в Реввоенсовет Республики и лично Ленину. Вот только некоторые строки из этого недавно рассекреченного документа.
«При подавлении движения убито, пока по неполным сведениям, не менее 1000 человек. Кроме того, расстреляно свыше 600 главарей и кулаков. Село Усинское, в котором восставшими сначала был истреблен целиком наш отряд в 170 человек, сожжено совершенно»5.
Арестованных по подозрению в участии в «кулацком мятеже» свозили в Сызрань - как сказано в официальных документах, «в места концентрированного заключения». Уже в постсоветское время в результате архивных изысканий самарских историков было установлено, что первый в Европе концентрационный лагерь, созданный под Сызранью в марте 1919 года по воле М.В. Фрунзе и В.В. Куйбышева - это вовсе не досужий вымысел белогвардейцев, а исторический факт6. По сохранившимся данным, его возвели силами красных солдат буквально за несколько дней. К сожалению, по сей день неизвестно даже точное место расположения этого лагеря, а тем более места захоронения расстрелянных. Между тем, согласно имеющимся данным, во время подавления «чапанного» восстания и в ходе репрессий погибло не менее четырех тысяч человек, причем не менее трех четвертей от этого числа прошло именно через тот самый сызранский концлагерь (рис. 134-136).
На посту председателя Самарского Совета рабочих и крестьянских депутатов товарищ Куйбышев пробыл недолго - до июля 1919 года, когда он был назначен членом Реввоенсовета и делегирован в 11-ю армию, оборонявшую Астрахань. А в августе того же года Куйбышев получил приказ о своем назначении членом Реввоенсовета Туркестанского фронта. Этими событиями и завершился самарский период жизни и деятельности В.В. Куйбышева.
Указатель источников к главе
1СОГАСПИ, ф.1, оп.1, д.152, л.д. 116-117б.
2ЦГАСО, ф.81, д.224, л.д. 27-30.
3Медведев Е.И. 1974. Гражданская война в Среднем Поволжье (1918-1919 г.г.). Саратов, изд-во Саратовского университета, с. 274-277; Попов Ф.Г. 1974. 1919 год в Самарской губернии. Хроника событий. Куйбышев, Куйб. кн. изд-во, с. 44-46.
4Попов Ф.Г. 1974. 1919 год в Самарской губернии. Хроника событий. Куйбышев, Куйб. кн. изд-во, с. 49.
5Донесение М.В. Фрунзе в Реввоенсовет Республики о мерах по укреплению тыла Южной группы. № 624, Самара. 18 марта 1919 г. – М.В. Фрунзе на Восточном фронте. Сборник документов. Куйбышев, Куйб. кн. изд-во, 1985, с. 58.
6Кабытова Н.Н., Кабытов П.С. 1997. В огне гражданской войны (Самарская губерния в конце 1917 – 1920 г.г.). Самара, изд-во Самарского гос. Университета, с. 1-92.
Куйбышев и его женщины
После того, как мы проанализировали все многотрудные годы, проведенные товарищем Куйбышевым в Самаре, необходимо, на наш взгляд, остановиться еще на одном весьма любопытном моменте из его жизни, который в официальной литературе почти не освещался - на взаимоотношениях Валериана Владимировича с женщинами. Тема эта деликатная, и потому при ее освещении автор намерен строго придерживаться документальных источников: воспоминаний современников и архивных материалов.
Слухов и сплетен, касающихся взаимоотношений Куйбышева с женщинами, ходит много, и большинство из них уходит своими корнями в рассказы старых большевиков, лично знавших этого самарского (а впоследствии - и московского) политического деятеля. Самый известный из таких слухов - о том, что «пламенный революционер» был, мягко говоря, крайне неравнодушен к женскому полу и менял своих подруг, как перчатки. Стоит заметить, что подобные сплетни можно услышать о многих известных людях. И все-таки: что же говорят на этот счет документальные свидетельства?
Опять же в данной истории мы коснемся только самарского периода жизни В.В. Куйбышева. Как известно, в Самаре наш герой приехал в одиночку, оставив свою подругу Прасковью Афанасьевну Стяжкину (1892-1962) в Иркутской губернии «в целях конспирации», но с условием, что она при первой же возможности приедет к нему на новое место жительства. Куйбышев прибыл в Самару в марте, а Стяжкина - в мае, причем к моменту ее приезда Валериан, как уже говорилось выше, остался «у разбитого корыта» - у него не было ни постоянного места жительства, ни приличного источника существования. Стяжкина почти сразу же устроилась на работу, после чего нашла квартиру, и без малого два месяца эта парочка жила только на ее зарплату. Возможно, до момента устройства на трубочный завод (как уже говорилось, Куйбышев начал здесь работать с 23 июля 1916 года) наш герой все-таки где-то подрабатывал.
Может быть, он даже что-то получал и из кассы подпольного комитета РСДРП. Но подобные денежные «вливания» не могли быть крупными и регулярными. Так или иначе, но приходится констатировать: значительную часть времени, проведенного в Самаре, Куйбышев жил на содержании Стяжкиной, а с августа и до момента своего ареста в сентябре 1916 года он сожительствовал с ней в снятой ею квартире на улице Садовой, 741.
Не будем, однако, никого попрекать этим фактом: любовь - штука сложная, и во взаимоотношениях двух людей возможны самые неожиданные повороты. Но в том-то и дело, что на описанном выше эпизоде отношения Куйбышева со Стяжкиной отнюдь не закончились. Как известно, они вновь встретились в марте 1917 года, когда Куйбышев вернулся в Самару из Красноярска, а Стяжкина вышла из тюрьмы, где, кстати, родила мальчика, сына Куйбышева, в честь деда вскоре названного Владимиром. Случилось это 3 марта, и если бы не революционно настроенная толпа, ворвавшаяся в тюрьму буквально через час после рождения ребенка, Валериан Владимирович вряд ли смог увидеть своего наследника живым - медицинскую помощь Стяжкиной во время родов оказать было некому2 (рис. 137).
Казалось бы, на этом все трудности у любящей пары закончились, и впереди у них оказался лишь светлый путь счастливой семейной жизни. Ан нет. Тут-то и выяснилось, что чувства Куйбышева по отношению к Стяжкиной к моменту их встречи в марте 1917 года в значительной степени охладели, и самое большее, на что могла рассчитывать Прасковья - на небольшую материальную помощь от своего бывшего возлюбленного, благодаря которой она и ребенок не умерли с голоду. Нам не удалось найти каких-либо документов, свидетельствующих о том, что до октября 1919 года Стяжкина была где-либо трудоустроена. Стало быть, единственным источником ее существования в этот период были нерегулярные денежные и продовольственные посылки от Куйбышева. Словом, вот таким образом он «отблагодарил» свою Прасковью за все хорошее, что она ему до этого сделала.
А тем временем сердце Валериана Владимировича заполнила другая пассия - ею стала активная большевичка Евгения Соломоновна Коган (1886-1937) (рис. 138). Как вы помните, Коган еще в апреле 1917 года была избрана заместителем председателю бюро губкома РСДРП (б), а Куйбышев - казначеем бюро3. Особого секрета из факта своего сожительства Куйбышев и Коган не делали: еще бы, ведь революция освободила отношения между мужчиной и женщиной от ненужных условностей, в том числе и от такой, как буржуазный брак.
Как относился Куйбышев к своим женщинам, хорошо показывает и такой факт: во время своего панического бегства из Самары в ночь на 5 июня 1918 года наш герой не взял на пароход ни Коган, ни Стяжкину. А вот когда он вернулся в Самару из Симбирска 7 июня, чтобы уже следующей ночью вновь эвакуироваться из города, Куйбышев все-таки забрал с собой Евгению. Вот как описывает сцену их бегства член КПСС с 1917 года А.С. Бешенковский: «Рано утром 8 июня я проснулся от того, что в крышу нашего двухэтажного дома ударяли пули. Взглянув в окно, я увидел, что по Казанской улице (ныне улица Алексея Толстого – В.Е.) со стороны Панской (Ленинградской – В.Е.) идут В.В. Куйбышев и Е.С. Коган. Они очень торопились, больше с ними никого не было. Поравнявшись с моим окном (квартира была на втором этаже), Куйбышев спросил: «Что, Бешенковский, проходного двора здесь к Волге нет?» – «Нет», - ответил я и поспешил к ним на улицу. Вместе с т.т. Куйбышевым и Коган дошел до пристани. На пристани стоял пароход с красноармейцами полка, прибывшего из Москвы для защиты Самары… Тов. Куйбышев предъявил на пароходе свои документы, а мне поручил добраться до клуба коммунистов и передать товарищам, чтоб они отступали и спаслись»4.
А вот Стяжкину, имеющую на руках маленького ребенка, Куйбышев в этот момент даже не счел нужным искать, не говоря уже о том, чтобы эвакуировать ее из Самары5. Все четыре месяца, пока в нашем городе правил Комуч, Стяжкина жила под постоянным страхом: если бы ее кто-нибудь выдал чехословацкой контрразведке, она вряд ли бы осталась в живых, потому что отцом ребенка был ни кто иной, как партийный руководитель Самары.
К слову сказать, роман Куйбышева и Коган тоже оказался не слишком продолжительным. В 1919 году, когда Валериан Владимирович получил назначение на Восточный, а затем и на Туркестанский фронт, Коган с ним не поехала, а осталась в Самаре, где была в очередной раз избрана членом губкома РКП (б)6. Кто был инициатором их разрыва, история умалчивает. Тем не менее, в некоторых публикациях советского времени именно Коган, а не Стяжкину их авторы называют первой женой Куйбышева. Однако слово «жена» к Коган также мало применимо, как и к Стяжкиной - ведь ни с той, ни с другой женщиной наш герой не оформлял своих официальных отношений (рис. 139).
Впрочем, на Прасковьи и на Евгении список самарских «жён» Куйбышева не ограничивается. Имеются документальные свидетельства его отношений и с еще одной женщиной - Евой Григорьевной Адельсон, личности, ничем особым в истории Самары не отмеченной. Вот какое письмо Куйбышев написал Адельсон из самарской тюрьмы в конце 1916 года (копия этого письма ныне хранится в Самарском краеведческом музее, а оригинал - в московском Музее Революции):
«Сильно мне захотелось побеседовать с Вами на прощанье. Скоро ссылка, тысяча верст, суровая мачеха моя Сибирь - все это стоит между мною и моими друзьями, с которыми я пережил немало светлых минут. Выдержит ли дружба эти испытания?!»7 (рис. 140).
Думается, вряд ли накануне ссылки Куйбышев стал писать подобное письмо какой-нибудь другой женщине, кроме той, к которой он испытывал бы нечто большее, чем дружбу. Ведь Стяжкина в тот момент находилась в той же тюрьме, что и Куйбышев, а о существовании Коган Валериан Владимирович тогда вряд ли что-то знал. К тому же есть свидетельства, что с Адельсон Куйбышев познакомился через бухгалтера пекарни Неклютиной Перельмана - того самого, к которому наш герой пришел в первый день после своего приезда в Самару. Вполне возможно, что за те два месяца, которые оставались до приезда в Самару Стяжкиной, у Куйбышева были какие-то отношения с Адельсон. Какие именно - история умалчивает.
Как же сложилась судьба известных нам подруг Валериана Владимировича после того, как он с ними расстался? Про Еву Григорьевну Адельсон уже говорилось, что никаких других ее следов в самарской истории нам отыскать не удалось. А вот о Прасковье Афанасьевне Стяжкиной известно многое - ей даже посвящен ряд публикаций в исторических сборниках. До октября 1919 года она занималась воспитанием маленького Владимира, существуя на крошечные подачки, которые иногда присылал ей бывший друг. Одновременно она училась на курсах шифровальщиц, и в октябре 1919 года, когда Куйбышев стал политкомиссаром Восточного фронта, Стяжкину направили на Туркестанский фронт рядовой шифровальщицей. Два с лишним года она моталась по полям сражений гражданской войны, пока в 1921 году не попала в Москву, где окончила специальные курсы для работы за границей, и в 1922 году ее направили в качестве шифровальщицы сначала в советское торгпредставительство в Италию, а затем - в некоторые другие европейские страны. В СССР Стяжкина вернулась в 1926 году. С того момента и вплоть до 1940 года она работала в аппарате ЦК ВКП (б). Счастливо избежав репрессий и чисток, Стяжкина в 1940 году вышла на пенсию, и в августе 1962 года скончалась в своей московской квартире. Как бывший работник ЦК ВКП (б) она была похоронена на Новодевичьем кладбище8.
А вот к Евгении Соломоновне Коган судьба отнеслась очень жестоко. В течение ряда лет она занимала ответственные посты в Самаре, но в 1922 году ее перевели в Москву, где Коган работала в советских и партийных органах, пока не дослужилась до должности заместителя председателя Моссовета. На этом-то посту в ноябре 1937 года Коган была арестована по ложному доносу, решением «тройки» была приговорена к высшей мере наказания, и органы НКВД немедленно привели приговор в исполнение9.
Что касается Куйбышева, то вскоре после перевода в Москву он смог-таки, наконец, встретить женщину, с которой через некоторое время и заключил первый в своей жизни официальный брак. Такой женщиной стала Ольга Андреевна Лежава, 1901 года рождения, которая в 1927 году работала в московском НИИ лубяных волокон, где и познакомилась с нашим героем. Очень быстро после этого ничем не примечательная сотрудница института смогла защитить кандидатскую диссертацию и получить собственную лабораторию. Несколько лет она вела в институте свои исследования, и тут в жизни Ольги Андреевны произошла трагедия - умер ее супруг, Валериан Владимирович Куйбышев. Вряд ли Лежава стремилась уйти из науки и посвятить себя хозяйственно-руководящей работе, но партия решила иначе - и Ольга Андреевна перешла из института в Министерство текстильной, а потом - и легкой промышленности СССР. В 1957 году О.А. Лежава вышла на пенсию10 (рис. 141).
Указатель источников к главе
1ЦГАСО, ф.468, оп.1, д.2274, л.д.61.
2ЦГАСО, ф.813, оп.1, д.21, л.д. 3; Дубинский-Мухадзе И.М. 1971. Куйбышев. М., «Молодая гвардия», с. 83-84; Строкова И.Х. 1968. Панна Афанасьевна Стяжкина. – В сб. «Они служили народу». Куйбышев, Куйб. кн. изд-во, с. 235–249.
3Попов Ф.Г. 1969. Летопись революционных событий в Самарской губернии. 1902 – 1917. Куйбышев, Куйб. кн. изд-во, с. 455.
4Бешенковский А.С. 1958. Такие дни не забываются. – В сб. «Боевое прошлое». Куйбышев, Куйб. кн. изд-во, с.30.
5Строкова И.Х. 1968. Панна Афанасьевна Стяжкина. – В сб. «Они служили народу». Куйбышев, Куйб. кн. изд-во, с. 235–249.
6Попов Ф.Г. 1974. 1919 год в Самарской губернии. Хроника событий. Куйбышев, Куйб. кн. изд-во, с. 146-148.
7Корнеева М.Б. 1979. Драгоценные странички. – В сб. «Краеведческие записки», вып. 5. Куйбышев, Куйб. кн. изд-во, с.73.
8Строкова И.Х. 1968. Панна Афанасьевна Стяжкина. – В сб. «Они служили народу». Куйбышев, Куйб. кн. изд-во, с. 235–249.
9Бакирова В.В. 1965. Коган Евгения Соломоновна. – В сб. «Борцы за народное дело». Куйбышев, Куйб. кн. изд-во, с. 136-144.
10Валериан Владимирович Куйбышев. Биография. М., «Политиздат», 1988, с. 299-300.
Вместо послесловия
Судьба Валериана Владимировича Куйбышева оказалась достаточно типичной для профессионального революционера, ставшего после Октябрьского переворота крупным советским и партийным деятелем. Стоит вкратце перечислить все посты, которые Куйбышев занимал после своего отъезда из Самары и борьбы с врагами Советской власти на Туркестанском фронте. В 1922 году он становится членом ЦК РКП (б). В 1922-1923 годах Куйбышев - секретарь ЦК РКП (б). В 1923-1926 годах он последовательно занимал должности председателя Центрального контрольного комитета ВКП (б), наркома рабоче-крестьянской инспекции и заместителя председателя Совнаркома. С 1926 года Куйбышев - председатель Всесоюзного Совета народного хозяйства (ВСНХ). В 1927 году он был избран членом Политбюро ЦК ВКП (б). С 1930 года Куйбышев занимал пост председателя Госплана СССР, заместителя председателя Совнаркома СССР и Совета труда и обороны. С 1934 года и до момента смерти он - председатель Комиссии партийного контроля.
И тут сразу же хочется задать себе вопрос: почему именно Куйбышев смог в течение всего лишь неполных двух десятков лет взлететь так высоко, дослужиться до крупных государственных постов - и самое главное, при этом ни в чем не вызвать гнева или подозрения у «хозяина» - у Иосифа Виссарионовича Сталина? Ведь профессиональных революционеров, чьи биографии как две капли воды были похожи на куйбышевские, в те годы в стране были тысячи, если не десятки тысяч. Однако подавляющее большинство старых большевиков в тридцатые годы погибло в застенках НКВД. Взять хотя бы А.С. Бубнова, соратника Куйбышева по работе в самарском партийном подполье. Он смог дослужиться до поста наркома просвещения РСФСР, однако в 1939 году его все-таки арестовали, несколько месяцев допрашивали и пытали в НКВД - а затем расстреляли в январе 1940 года. Репрессированы были и многие другие самарские большевики-подпольщики, в том числе и проходившие с ним по одному и тому же делу «о Поволжской конференции»: К.Ф. Левитин, Н.Ф. Панов, Н.П. Теплов, К.Г. Максимов, А.А. Левин и некоторые другие. Почему же Сталин так благоволил именно к Куйбышеву?
В качестве ответа на этот вопрос хочется привести слова профессора Самарского госуниверситета П.С. Кабытова: «…факты убедительно свидетельствуют о том, что в переломные моменты нашей истории В.В. Куйбышев был одним из тех, кто наиболее последовательно проводил указания Сталина в жизнь… Как правило, В.В. Куйбышев в 20-х - первой половине 30-х гг. безропотно выполнял «предначертания» Сталина. Это повиновение и послушание в конечном счете привели к деградации личности председателя Госплана»1.
К сказанному добавить особенно нечего. Единственное пожелание читателю: ознакомившись с фактами из подлинной, не приукрашенной биографии человека, имя которого в течение 56 лет носил наш город, хорошо подумайте над тем, что произошло в СССР 26 января 1935 года. Рассудите сами: справедливо ли, что после одного лишь росчерка сталинского пера самарцы в один момент стали куйбышевцами, да и все без исключения в городе и в области с того момента стало называться по фамилии этого «пламенного революционера-ленинца»? А когда будете об этом размышлять, вспомните, что матушка-история рано или поздно всегда восстанавливает справедливость, невзирая на лица и на фамилии (рис. 142-170).
Указатель источников к главе
1Кабытов П.С. 1990. Валериан Куйбышев: мифы и реальность. - В сб. «Голос земли самарской». Куйбышев, Куйб. кн. изд-во, с. 26.
Валерий ЕРОФЕЕВ.
Список литературы
Бакирова В.В. 1965. Коган Евгения Соломоновна. – В сб. «Борцы за народное дело». Куйбышев, Куйб. кн. изд-во, с. 136-144.
Бешенковский А.С. 1958. Такие дни не забываются. – В сб. «Боевое прошлое». Куйбышев, Куйб. кн. изд-во, с.30.
В.В. Куйбышев в Среднем Поволжье. 1916–1919 г.г. Куйбышев, Куйб. кн. изд-во. 1936 год.
Валериан Владимирович Куйбышев. Биография. М., «Политиздат», 1988.
Дубинский-Мухадзе И.М. 1971. Куйбышев. М., «Молодая гвардия».
Ерофеев В.В. 2004. Валериан Куйбышев в Самаре: миф сталинской эпохи. Самара. Самарское отделение Литературного фонда. 160 с.
Кабытов П.С. 1990. Валериан Куйбышев: мифы и реальность. - В сб. «Голос земли самарской». Куйбышев, Куйб. кн. изд-во, с. 4-27.
Кабытов П.С. 1994. Куйбышев, Валериан Владимирович. - В сб. «Историко-культурная энциклопедия Самарского края. Персоналии Е-Л», т.2, Самара, изд-во «Самарский дом печати», с.325-326.
Кабытова Н.Н., Кабытов П.С. 1997. В огне гражданской войны (Самарская губерния в конце 1917 – 1920 г.г.). Самара, изд-во Самарского гос. Университета, с. 1-92.
Колесников М.С. 1977. С открытым забралом. М., «Воениздат», с. 1-407.
Колесников М.С. 1983. Избранные произведения в трех томах. Т.3. С открытым забралом. М., «Воениздат». С. 3-363.
Корнеева М.Б. 1979. Драгоценные странички. – В сб. «Краеведческие записки», вып. 5. Куйбышев, Куйб. кн. изд-во, с.73.
Куйбышев В.В. 1972. Эпизоды из моей жизни. Алма-Ата, изд-во «Казахстан».
Куйбышева Г.В., Лежава О.А., Нелидов Н.В., Хавин А.Ф. 1966. Валериан Владимирович Куйбышев. М., «Политиздат».
М.В. Фрунзе на Восточном фронте. Сборник документов. Куйбышев, Куйб. кн. изд-во, 1985 год.
Медведев Е.И. 1974. Гражданская война в Среднем Поволжье (1918-1919 г.г.). Саратов, изд-во Саратовского университета.
Попов Ф.Г. 1934. Чехословацкий мятеж и самарская учредилка. М.- Самара, Ср.-Волж. краевое изд-во.
Попов Ф.Г. 1969. Летопись революционных событий в Самарской губернии. 1902 – 1917. Куйбышев, Куйб. кн. изд-во.
Попов Ф.Г. 1972. 1918 год в Самарской губернии. Хроника событий. Куйбышев, Куйб. кн. изд-во.
Попов Ф.Г. 1974. 1919 год в Самарской губернии. Хроника событий. Куйбышев, Куйб. кн. изд-во.
Революция 1917-1918 г.г. в Самарской губернии. Самара, 1918 год.
Смирнов В. 1923. Борьба с чехами. – В сб. «Красная быль», № 3. Самара.
Строкова И.Х. 1968. Панна Афанасьевна Стяжкина. – В сб. «Они служили народу». Куйбышев, Куйб. кн. изд-во, с. 235–249.
Трайнин И.П. 1919. Июньский переворот. – В сб. «Четыре месяца учредиловщины». Самара, с.40-41.
Просмотров: 22686