Разлацкий Алексей Борисович

В своей философии он фактически поднялся до уровня классиков марксизма-ленинизма, написав яркую и понятную каждому пролетарию работу под названием «Второй коммунистический манифест». Однако, в отличие от К. Маркса и Ф. Энгельса, свой труд при жизни он издать так не смог. Единственное, что за своё произведение получил от государства Алексей Борисович Разлацкий – это длительный срок пребывания в «местах не столь отдаленных» (рис. 1-3).

Он родился 31 марта 1935 года в городе Куйбышеве, который всего лишь за два месяца до его рождения носил имя Самара. В 1958 году Алексей окончил Куйбышевский политехнический институт по специальности «Инженер – нефтяник». В эти же годы он занимался различной общественной деятельностью: активно участвовал в создании городского молодежного клуба, выступал в студенческих театрах эстрадных миниатюр (СТЭМах), писал стихи. Их оказалось столько, что в 1969 и 1970 годах Куйбышевское книжное издательств смогло выпустить два поэтического сборника Алексея Разлацкого.

В начале 70-х годов он вплотную занялся изучением и освоением марксистских работ и марксистской идеологии. Впрочем, в советское время этим никого нельзя было удивить, потому что история КПСС, а также исторический и диалектический материализм, который тогда рассматривался исключительно с марксистских позиций, были обязательными предметами для преподавания во всех вузах СССР. Однако даже не все близкие друзья Разлацкого знали, что Алексей Борисович не просто читает труды Маркса, Энгельса и Ленина, но еще и творчески переосмысливает всё написанное в них, и при этом находит всё больше и больше расхождений между идеями классиков и реальными словами и делами лидеров Коммунистической партии Советского Союза.

Итогом этих размышлений и переживаний А.Б. Разлацкого стал ряд статей и работ, написанных им во второй половине 70-х годов: «Кому отвечать?», «Тенденции текущего момента», «Заметки на полях истории», и, как венец его теоретического наследия - «Второй коммунистический манифест». А вскоре теоретику марксизма выпал шанс использовать свои идеи на практике. Это было в середине 70-х годов, когда он познакомился с рабочим Завода имени А.М. Масленникова Г.З. Исаевым, который был одним из организаторов первых забастовок на своём предприятии (рис. 4-6).

- Когда мы в 1974 году организовали первые забастовки в литейном цехе завода имени Масленникова, - вспоминает сейчас Григорий Зиновьевич, – никто из рабочих в Куйбышеве, а может быть, и во всем СССР, об этом даже и думать не смел. А после того, как все наши требования сразу же были выполнены, я понял, каким грозным оружием пролетариата является отказ от работы.

Никто тогда не знал, что идейным вдохновителем забастовок в литейном цехе «ЗИМа», о которых я сказал выше, именно Разлацкий. Между тем мы действовали по разработанному им сценарию. В конце концов сотрудничество рабочих с Разлацким привело к закономерному результату: в 1976 году возникло ядро будущей «Партия диктатуры пролетариата», платформой для которых стали теоретические выкладки безвестного инженера куйбышевского института «Гипровостокнефть».

А познакомился я с ним при следующих обстоятельствах: моя сестра Наталья вышла замуж за Виктора Иванова, сотрудника одной из лабораторий института «Гипровостокнефть», другом которого как раз и был Алексей Разлацкий. После этого мы не раз с ним встречались во время различных семейных застолий. И при этом с самого первого раза, когда я еще только-только увидел и услышал Алексея Борисовича, я сразу же для себя отметил: этот человек мне интересен. Вот так и началось наше знакомство.

Тогда же вокруг него сформировалась группа единомышленников, из которой в 1976 году образовался костяк будущей «Партии диктатуры пролетариата». Правда, тогда мы себя партией еще не считали: в ходу было другое название нашей группы – «Рабочий центр». Но потом именно Разлацкий предложил именовать эту организацию «Партией диктатуры пролетариата».

Все свои работы он писал простым и доступным языком, и суть его идей мог быстро усвоить любой образованный человек. В беседах с единомышленниками Разлацкий давал простую и понятную оценку разным негативным фактам советской жизни. Он уже тогда прямо говорил, что КПСС в сложивших тогда условиях по своей сути стала антинародной организацией, когда ее верхи тормозят развитие страны и ведут ее в тупик.

В те годы в народе очень популярны были политические анекдоты о тогдашних советских лидерах – в основном о Брежневе, и все советские люди часто их друг другу рассказывали. Однако тогда, конечно же, никто не смел говорить на политические темы громко и на публике – в основном шушукались на кухнях, или во время застолий в узком кругу. И когда только Исаев еще только познакомился с Разлацким, то у них, конечно же, не раз возникали разговоры на политические темы.

- Он сразу же поразил меня совершенно необычной для того времени глубиной суждений о жизни, неожиданностью взглядов и оценок различных событий и явлений, происходящих в нашем обществе, - продолжает Григорий Исаев. - Разлацкий рассуждал совсем не так, как большинство из нас: он не только критиковал власть и ее руководителей, а просто и понятно объяснял собеседникам, что все тогдашние негативные явления в советском обществе – это совершенно закономерный итог политики партии и государства. Узнав, например, что я, инженер с высшим образованием, с должности мастера ушел в слесари, он прокомментировал это так: КПСС установила в стране феодальные порядки, когда государство не ценит знающих и мыслящих людей. Зато партийной власти угодны простые крепостные, ни о чем особо не рассуждающие и ни на что не претендующие. Значит, ей нужна серая инертная масса, которой легко управлять. В результате, превратив интеллигенцию в забитый, плохо оплачиваемый собственный придаток, правящая партийно-советская элита вырыла себе яму, в которую ее очень скоро столкнет народ при участии интеллигенции, которая уже сейчас понимает свое бесправное положение.

Разлацкий уже тогда прямо говорил, что верхи КПСС тормозят развитие страны и ведут ее в тупик. Даже тот факт, что именно Брежнев в те годы был лидером партии и государства, по словам Разлацкого, выглядело совершенно закономерным явлением, поскольку для монопольно правящей партии в тогдашних условиях как раз и был нужен такой руководитель – больной, безвольный, любящий лесть и похвалы, и не стремящийся ничего менять в этой стране. Именно при таком лидере правящей партийно-советской элите тогда было удобнее всего жить без особых хлопот и в свое удовольствие.

Все эти государственные ошибки и просчеты, говорил Алексей Борисович, с каждым годом будут вызывать все большее и большее недовольство народа, и в конце концов эта напряженность в советском обществе выльется в общенациональный экономический и политический кризис. При этом, подчеркивал он, нам от предстоящего обвала никуда не деться, хотим мы этого или не хотим, потому что лидеры КПСС добровольно партийный курс менять не станут. В связи с этим Разлацкий предсказывал, что рано или поздно в нашей стране произойдут серьезные перемены, и даже называл примерные сроки, когда они начнутся – лет через десять-пятнадцать. Как мы сейчас понимаем, Алексей Борисович заранее предвидел горбачевскую перестройку, только называл ее другими словами.

Все это он говорил и писал еще в первой половине 70-х годов, когда ситуация с продовольственным снабжением в периферийных городах по сравнению с хрущевскими временами хотя и ухудшилась, но все же еще не так катастрофически, как это произошло в середине 80-х годов. В 1976 году еще никто из куйбышевцев не знал, что такое талоны на колбасу, сахар или макароны. Поэтому стоит ли говорить, что слова и предвидения Разлацкого о судьбе советского общественного строя, высказанные им в середине 70-х годов, резко выделялись из общего уровня обывательских суждений и примитивного критиканства, а для простых рабочих и служащих, они в то время выглядели настоящим откровением. Кстати, кое-кто из знакомых Разлацкого с ним тогда не соглашался, считая, что о советском строе и его судьбе он рассуждает слишком уж резко. Впрочем, уже через какой-то десяток лет эти несогласные получили полную возможность убедиться в правоте своего собеседника.

Когда его работы начали распространяться среди единомышленников, Разлацкий настоял, чтобы все его статьи и манифесты расходилось лишь исключительно в рукописном варианте. Он объяснил это так: а вдруг когда-нибудь с этой статьей ты попадешь в КГБ? Так вот, если текст в этом случае окажется рукописным, ты скажешь, что написал его сам и никому не показывал. Тогда тебя здесь лишь пожурят и отпустят. А вот если в КГБ увидят, что текст размножен с помощью техники, то тогда тебе уже будет светить уголовная статья.

Уже потом Исаев подсчитал, что с 1976 по 1981 годы с работами Разлацкого в рукописном виде познакомилось как минимум несколько сотен человек. Как уже говорилось, впоследствии на судебном процессе одних только свидетелей было 53 человека.

Только в 1981 году методами агентурной разработки КГБ удалось выйти на руководящее ядро «Партии диктатуры пролетариата». Аресты Разлацкого и Исаева были проведены 14 декабря 1981 года. Считается, что это было связано с тогдашними событиями в Польше, поскольку 13 декабря 1981 года Войцех Ярузельский объявил о введении военного положения на всей территории Польской Народной Республики. Приговор по их делу был вынесен в ноябре 1982 года. Разлацкий получил семь лет лишения свободы в колонии строгого режима, а Исаев - шесть лет, оба - с последующей ссылкой на пять лет. После приговора Разлацкого отправили в Мордовию, в Потьмалаг, а Исаева - в Пермскую область, на реку Чусовую, в 36-ю зону для политических заключённых.

Их жизнь без особых происшествий текла до 2 февраля 1987 года, когда в СССР произошло событие, вокруг которого за рубежом тогда было гораздо больше шумихи, чем внутри страны. В тот день Президиум Верховного Совета СССР издал Указ о прекращении действия двух статей основ союзного уголовного законодательства, которым в УК РСФСР соответствовали упомянутые выше ст. 70 и ст. 190-1. Тем самым советская империя окончательно поставила крест на сохранившемся у нас еще со сталинских времен понятии «узник совести», или «политический заключенный». Именно тогда Запад потерял один из главных своих аргументов в идеологической борьбе с коммунизмом: он уже больше не мог обвинять советское государство в судебных расправах над инакомыслящими и отправке своих граждан за решетку по идеологическим и политическим мотивам. Указ был опубликован в печати уже 10 февраля того же года, и благодаря этому автоматически получили помилование около 140 осужденных по этим статьям, находящихся в то время в лагерях. В их числе были и куйбышевские диссиденты.

- Когда я в конце февраля 1987 года после освобождения приехал в Куйбышев, Разлацкий к тому времени уже три или четыре дня был дома, - так рассказывал об этом Григорий Исаев. - Ведь я в родные края добирался с Северного Урала через Москву, а он – всего лишь из Мордовии. А за окном уже были те самые диссидентские лозунги типа «У нас за идеи не сажают», которые в свое время и привели нас за решетку. Я, когда прибыл в Куйбышев, зашел только к жене, а потом сразу поехал к Разлацкому. Когда я пришел, он сидел на кухне и пил чай. Конечно же, мы обнялись, а потом весь вечер сидели на кухне и разговаривали о том, с чего начнем дальнейшую работу (рис. 7).

В 1987-1989 годах Разлацкий продолжил свою деятельность как марксист-теоретик. В это время он написал еще ряд важнейших статей и работ, читал курс лекций «Мышление XX века» в обществе «Знание», активно работал в городском Народном фронте, затем в объединении «Пролетарий».

Алексей Борисович Разлацкий скоропостижно скончался 6 ноября 1989 года. Ничто не предвещало его смерти, но где-то в середине дня у него вдруг стало плохо с сердцем, он внезапно потерял сознание, упал у себя дома в коридоре и скончался. Врачи поставили диагноз: острая коронарная недостаточность. Алексею Борисовичу Разлацкому шел тогда лишь 55-й год (рис. 8-10).

Валерий ЕРОФЕЕВ.

 

Список литературы

Брод М. Куйбышевского марксиста осудили за антисоветчину: Телекомпания «РИО» покажет фильм об Алексее Разлацком. «Комсомольская правда в Самаре», 11 июля 2008 года.

Внукова С. Судьбы наши вперехлест. - «Самарская газета», 11 ноября 2009 года.

Ерофеев В.В. От дворника до вождя. – «Волжская коммуна», 27 октября 2012 года.

Ерофеев В.В. Будни антисоветчиков. – Журнал «Загадки истории», № 4 – 2015 год, февраль.

Разлацкий А.Б. Второй коммунистический манифест. Новосибирск, МП «РИД» при Новосибирском книжном издательстве. 1991 год. 80 с.

Разлацкий А.Б. Кому отвечать? Новосибирск, МП «РИД» при Новосибирском книжном издательстве. 1991 год. 40 с.

Тарасов А. Откуда суть пошли левые радикалы на Земли Советской. Журн. «Панорама», № 40, декабрь 1997 года.

 

 

Дополнение

 

Из стихов А.Б. Разлацкого

 

И судьбы наши вперехлёст,

И странно собраны детали,

И птицы из далеких гнезд

Нам песни петь не прилетали.

 

Непозолоченная весть,

Не смытый временем осадок.

Как будто что-то в жизни есть,

Но все на уровне догадок.

 

Пускай не всем нам довелось

В свои поры играть со смертью,

Но нас соединяет злость.

И это лучше милосердья.

 

Пускай с годами станем мы

Еще нервней ожесточимы,

Чтоб дрожью проникал в умы

Едва заметный запах дыма.

 

Чтоб даже след от дыма жёг…

1970 год

 

 

А.Б. Разлацкий

Уроки истории родного края

 

В последнее время, когда поднимается вопрос о патриотическом, нравственном воспитании молодёжи, его часто связывают с «разрывом времён», с ослаблением исторической преемственности. Пожалуй, это так, я согласен. Но вот то, что этот «разрыв времён» чаще всего соотносят непосредственно с утратой некоторых памятников старины, памятников православной культуры – это у меня не то что протест, но какое-то чувство неловкости, чувство стыда вызывает. Нет, я вовсе не с безразличием отношусь к реликвиям, наоборот, с благоговением прохожу я по улицам Таллинна и Старой Риги, по так мало сохранившимся теперь старинным московским улицам, разглядываю богатейшую, но сокращающуюся год от года коллекцию деревянных резных наличников в родном городе, и со щемящей тоской сожалею, что не осталось у нас в Куйбышеве даже следов детинца Самарского городка, четыре века назад положившего начало городу. Но…

Прошлого уже не вернёшь. То, что разрушено – разрушено. И разрушенное – невозвратимо. Например, когда я читаю статьи, призывающие к восстановлению Сухаревской башни, я с печалью в душе думаю, что после завершения работ к сооружению необходимо прикрепить табличку: «Макет в натуральную величину». И если через пару веков этот макет и приобретет историческую ценность, то только как свидетельство нашего нынешнего времени, как отголосок наших метаний, нашего, может быть, сумбурного стремления искупить ощутимую, но ещё не осмысленную вину перед прошлым.

Есть и другая сторона. Ни в какое время людям не удавалось, да и не будет, видимо, удаваться сохранить в неприкосновенности то, что унаследовано. Даже два, и три, и четыре тысячелетия назад разбирались одни храмы, чтобы использовать материал при строительстве других. Земля все же не музей, а место обитания, и то, что им досталось, люди вынуждены приспосабливать к своей текущей жизни, находить место в ней для унаследованного. А то, чему места не нашлось, уходило в небытие, иногда оставляя следы, которые мы сейчас изучаем или ещё позже найдут и будут исследовать наши потомки, а иногда и бесследно.

И с этим надо считаться. Потому что и мы не можем сохранить всего, а можем сохранить только то, что можем? А что мы можем? Вот с этим бы нам разобраться.

Во-первых, вопрос экономический. Наша страна – богатая. Но и актуальных, необходимых для нынешней жизни потребностей у нас – хоть отбавляй. Поэтому бюджет наш на охрану памятников прошлого ограничен, на всё его не растянешь. Надо просто разумно им распорядиться, не разбрасывать по крохам во все уголки, из которых на нас со слезами смотрит история. Не поможем мы ей крохами. Наш долг – отреставрировать, привести в устойчивое ко времени состояние то, на что у нас хватит сил. То, что мы сможем поддерживать в жизнеспособных формах и использовать во благо живущим. То, что мы хотим донести до потомков. Потомки-то тоже, видимо, будут несогласны с нашим выбором, но у них не спросишь.

И в этом свете начавшаяся недавно кампания бережного отношения к историческим названиям, восстановления старых имен – это очень правильно. Хоть названия-то сохранить, в них донести голос прошлого – это ведь экономически нам ничего не стоит. И возвращение прежних имен – это хоть и затраты, но разовые затраты, а историческая ценность, видимо, всё-таки несоизмеримо выше.

А вот что касается возведения копий полностью исчезнувших сооружений – это, по-моему, лишнее. Макеты эти и потомки возвести смогут, когда страна будет побогаче на этот счет. Документация – что для нас, что для них – имеет одинаковый смысл. Может, когда-нибудь соберутся энтузиасты и поострят утраченные нами или до нас. И это будет ближе к истории, чем наши макеты.

Для нас же важно сохранить то, что можем ещё сохранить. А вот как относиться к тому, что сейчас ещё существует, но под охрану мы поставить не можем по недостаточности нашего богатства – просто не знаю. Оставить бы как есть, может, следующие поколения найдут возможность восстановить, отреставрировать? Да ведь тоже нельзя, не получится. Что-то придётся и сносить, и новым застраивать. И это боль живая.

И вот тут я подхожу к «во-вторых», из-за которого эта статья и написана. Во-вторых, кроме вопроса экономического, возникает им же рождённый вопрос выбора, что же беречь мы должны, и это вопрос нравственный.

Потому что скорбь по всему, что оставлено нам историей и разрушается у нас на глазах – это нравственная позиция. И безразличие к этому – тоже позиция.

Я думаю, что те, кто в своих статьях осуждают наше не такое уж далёкое прошлое за опустошение, внесенное в нашу историческую память, имеют благую цель. Цель эта состоит в том, чтобы пробудить в обществе изрядно поугасшее чувство уважения к историческим ценностям. Цель эта – чтобы не в единицах, а в массах возникало желание встать между реликвией и чугунным шаром, готовым на неё обрушиться. Или чтобы крановщик, управляющий этим чугунным орудием, заявил: сам не трону и других не подпущу. Или – чего проще – главный архитектор занял твёрдую защитительную позицию и не отступал ни под каким давлением. Или чтоб и давить было некому.

История, со всеми её зигзагами и противоречиями, революциями и отступлениями – это всё же единый поступательный процесс. И попытка перессорить между собой её отдельные этапы уважения к истории не воспитывает, а вырабатывает помаленьку только нигилизм – исторический, да и нравственный, пожалуй.

Можно, конечно, читая, скажем, художественную или историческую литературу, острейшим образом пережить поражение российского флота в русско-японской войне. Можно как-то вычислить виновника поражения и с юношеской непосредственностью его возненавидеть. Но если на этом остановиться – это тупик. Зато, если, преодолев эту тупиковую ситуацию, юноша придёт к выводу, что перед призывом в армию ему надо сдать нормы ГТО на золотой значок – именно на золотой! – это уже победа и шаг к будущим победам.

Мы как бы хотим сказать всем: давайте беречь всё то, что оставлено нам историей. А говорим не всем, а некоторым. И говорим совсем другое: давайте не будем жить так, как жили наши предшественники в тот период, когда эти реликвии были разрушены. И никаких уточнений. Не допускает принятая форма никаких уточнений, только общая горечь, и всё тут. И тем самым создаём «разрыв времён» на другом месте, вымывая из него и плохое, и хорошее: и подвиги, и энтузиазм, и великие дела. Разве это уважение к истории? К собственной истории?

Нет уж, не надо защищать историю путём её разрушения. Давайте лучше иметь в виду, что в самой-то истории, в её течении разрушение – это тоже шаг созидательный. Дворцы, храмы, города, государства рушатся, а история при этом всё равно строится. И не надо возложением вины на прошлое подменять нашу нынешнюю ответственность перед будущим.

Я о том, что «разрыв времён» всё заметнее ощущается именно в наши дни. И связано это не только с недостаточностью ярких исторических событий – события могут освещать историю веками, а с прозаической миграцией населения, с многочисленными перемещениями, при которых теряются конкретные исторические ориентиры, исчезает предметность, вещественность истории. И даже семейные предания угасают, и даже мальчишки во дворах не обмениваются играми, потому что старшее поколение не успевает познакомиться с младшим.

Как в этих условиях определить своё отношение к тем двум берёзам, которые «при жизни никому нельзя отдать»? Для этого березы должны иметь конкретную биографию, их жизнь должна быть отпечатана в нашей судьбе.

Вот теперь я хочу вернуться к той формуле, которая мне представляется единственно верной: давайте бережно относиться к тому, что оставлено нам историей.

И мне кажется, что есть способ донести этот призыв по адресу, то есть ко всем. И у меня есть на этот счёт вполне конкретное предложение. Я предлагаю ввести в наших школах курс «История родного края». Курс, по которому нет и никогда не будет учебников. Вернее, у каждой школы должен быть свой учебник с запасом совершенно белых страниц. Курс, по которому нельзя устроить экзамены, да, может быть, и вообще не надо ставить отметок. И который всё же должен быть не факультативным, а обязательным, предусмотренным программой обучения. Потом я постараюсь объяснить, почему я так считаю.

А пока – о самом курсе. Он должен начинаться с истории школы. Когда построена, что здесь было раньше, когда и как перестраивалась, кто строил, сколько лет строилась. Дальше – кто работал и работает – о запоминающихся педагогах, вожатых, шефах, кто учился, кто после окончания школы стал хоть чем-нибудь замечательным человеком: передовиком производства, председателем колхоза, футболистом, Героем Советского Союза, секретарем райкома. Какие и когда в школе делались полезные и интересные дела, кто был инициатором.

Затем – история близлежащего микрорайона, более или менее подробно затрагивающая дома, в которых живут учащиеся школы, улицы, предприятия, опять же жизнь замечательных людей и события. И всё обязательно с экскурсиями, наглядно, предметно.

Потом, само собой разумеется – история района, города, республики. Всё это естественно перерастает в уже имеющийся курс истории СССР.

Мне кажется, что не следует смущаться тем, что глубина истории для различных школ будет неодинакова. Конечно, есть у нас школы близ Кремля или на Крещатике, а есть – в только что возникших поселках, которые и названия-то ещё не имеют. Ну что ж, пусть в молодых школах более подробно рассмотрят свою коротенькую биографию. Это же самые истоки, это тоже интересно. Я думаю, будет не во вред, если учащийся новой школы, однажды придя домой, скажет: «Папа, а нам сегодня на уроке рассказывали, каких недоделок ты в школе наделал!»

И описываемые при этом события не обязательно должны иметь всемирно-историческое звучание. Разные должны быть события. И курьёзные, и смешные, и трагические – какие уж были.

Суть же состоит в том, чтобы ребёнок, подросток получил историческую основу того предметного мира, который постоянно находится перед его глазами. Тогда и последующие события в этом мире не будут выглядеть калейдоскопом, клочками сиюминутной действительности, а будут связываться историческими параллелями, восприниматься, как листья на древе, растущем из известных ему корней. И, приобретая уважение к истории на своей малой микрорайонной площади, ученик сможет представить и освоить предметность того громадного всемирного исторического материала, который поневоле может быть ему дан только в абстрактной форме.

Нельзя эмоционально относиться к абстракции. Бином Ньютона – не повод для нравственного раскрытия. И даже конкретный объект – памятник, здание, сооружение – превращается из абстрактно тождественного любому другому в самозначимый только с постижением его взаимосвязей, которые где ж найдёшь, как не в истории?

Само собой разумеется, что для обеспечение курса школа должна постоянно вести архив истории родного края, собирая в него не только газетные вырезки, но и рассказы старожилов, письма бывших учеников, сообщения очевидцев, участников о каких-то конкретных делах... Начало такому архиву должно быть положено усилиями учителей, а дальше, я думаю, многое возьмут на себя ученики, да и родители в стороне не останутся. Из этого архива и будут черпаться материалы для учебного курса и, в какой-то мере, для исторических кружков. И обмен материалами должен быть налажен, и связь с музеями. Кружки и музеи у учеников такой школы будут пользоваться гораздо большей популярностью, чем у нынешних.

На мой взгляд, такой курс должен преподаваться в школе трижды. В начальных классах – очень выборочно, только интересное, запоминающееся. Затем в 4-5 классах, для того, чтобы с ним можно было связать изучение истории, сам исторический подход. И в старших классах уже более углубленно, в соотнесении с накопленными историческими знаниями. То есть предполагается, что в предметно документированной истории родного края ученик должен получить опыт, необходимый для постижения истории более общей. Вот поэтому курс должен быть основным, а не факультативным.

Если кому-то покажется, что я предлагаю непомерно большую работу, то мне думается, что гораздо большего объёма работу наши школы проделывают сейчас, тщетно стараясь пробудить в учащихся нравственные исторические чувства и просто любовь к истории на абстрактном материале. Если же вход в историю будет построен на предметной и наглядной летописи родного края, то отношение учеников к историческим знаниям будет иным. Я не знаю, смогут ли они запоминать больше исторического материала, но зато усвоенное будет прямо способствовать формированию личности. И ради этого не грех потесниться привычным историческим дисциплинам.

Видимо, не помешал бы такой курс, пусть очень краткий, и студентам, даже в технических вузах. Если бы обществоведческие кафедры взялись за такую работу, я думаю, отдача тоже бы почувствовалась.

Вот в таком историческом образовании, как мне кажется, и лежит ответ на вопрос, как нам относиться к памятникам старины. Человек, с детства несущий в себе нравственный заряд конкретного восприятия истории, с искренним, а не напускным уважением относящийся ко всякому живущему во времени творению рук человеческих, только и способен решить, что сохранить, а от чего отказаться, следуя сегодняшним требованиям. И даже работая в новом для него регионе, с историей которого он не знаком, он сможет понять чувства аборигенов, будет знать, по крайней мере, что они существуют, эти чувства!

А то ведь и не догадываются об их существовании. Иначе некоторые происшествия объяснить совершенно невозможно. К примеру, стояло у нас в городе одно здание. Самара, хотя и старый город – 400 лет всё-таки! – но изначально был деревянным, много раз горел. Так что реально существующие исторические памятники – это прошлый век, не ахти какая ценность. Вот и это здание, построенное в стиле "модерн" конца прошлого века, было довольно эклектичным по своим формам, правда, и заметным среди других из-за того же. Была в этом здании Куйбышевская филармония, а до революции театр "Олимп". И вот это здание снесли. Недавно, на границе семидесятых-восьмидесятых годов. Не из-за ветхости – ему бы ещё стоять и стоять! – а потому, что не удовлетворяло современным нормам для помещений, где проводятся культурно-массовые мероприятия.

Сейчас на этом месте достраивается новое здание филармонии. По стилю намеренно уподобленное прежнему, но размерами побольше и техническим нормам удовлетворяющее.

На старой филармонии висела мраморная доска, удостоверяющая, что в этом здании 26 октября (7 ноября) 1917 года Валерианом Владимировичем Куйбышевым была провозглашена Советская власть в Самаре.

На новом здании тоже будет мемориальная доска. Что в ней-то будет написано?!

Вот я и думаю, чего нам всем сильно не хватает – это чувства предметности родной истории, чувства нравственного родства со всей её непрерывностью. Поэтому я и решил обратиться со своими раздумьями и предложениями к людям компетентным и просто заинтересованным.

1978 год

 

 

А.Б. Разлацкий

Кому отвечать? (рис. 11)

Глава 1

Откуда берутся вопросы?

В этой работе будет поставлено много вопросов - гораздо больше, чем ответов. Причиной тому не принятая литературная форма и не слабость наших познаний. Эти вопросы порождены нашей жизнью, бытом, нашим социалистическим строительством. И, видимо, они то и являются самым главным продуктом нашей действительности, поскольку наше руководство готово поделиться с нами всем, чем угодно, кроме этих вопросов. В нашем обществе они стали тайной тайн, секретом сверхгосударственной важности, тем самым, на котором ставят гриф: "Перед прочтением сжечь". Эти вопросы настолько засекречены, что их никто не желает знать. Мало того, как только до официальных лиц, которые обязаны иметь дело с вопросами такого рода, доходит хотя бы легкий намек на эти темы, они предпочитают сыпать ответами, рекомендациями, лозунгами, призывами и пожеланиями - лишь бы не нарушить табу, не произнести вслух проклятых вопросов.

Первая серия вопросов. Доволен ли рабочий класс своим положением в стране победившего социализма? Устраивает ли рабочего тот уровень удовлетворения его материальных и культурных запросов, который имеется на сегодня? Каков он должен быть, этот уровень, с чем его надо сопоставлять? Можно ли утверждать, что трудящиеся нашей страны могли бы к нынешнему дню жить гораздо лучше, или то, что достигнуто - предел возможностей нашего общества? Иными словами, могли бы мы достичь более высоких темпов роста нашего благосостояния при тех же затратах труда? Могли бы мы вложить в дело общественного развития без личного ущерба большее количество труда?

Перечень вопросов первой серии можно продолжать долго: он неисчерпаем. Но мы уже подошли к основному и можем изложить это следующим образом. Материальные ценности создаются трудом человека, наше общественное достояние - результат деятельности нашего общества.

В связи с этим два вопроса.

1. Могли бы мы без изменения предельных норм напряженности труда отдавать обществу большее количество труда, чем отдаем его сейчас? Ставя этот вопрос, мы, естественно, полагаем, что, вкладывая большее количество труда в общественное производство, мы будем производить соответственно большее количество материальных ценностей.

2. Могли бы мы производить то же количество материальных ценностей, что и сейчас, затрачивая в целом меньшее количество труда, чем затрачиваем сейчас? Или наоборот, могли бы мы, затрачивая то же количество труда, что и сейчас, производить большее количество материальных ценностей (в натуральном выражении)?

К этим двум вопросам присовокупим третий, теснейшим образом связанный с ними. Он обособляется потому, что от детального рассмотрения его мы пока воздержимся.

3. При каких условиях, во имя каких целей мы готовы, мы согласны работать с большим напряжением, то есть вкладывать в общественное производство большее количество личного труда?

Эти вопросы только на первый взгляд выглядят абстрактными - на самом деле они затрагивают существенные стороны нашей реальной жизни.

Принцип социализма: «От каждого по способностям - каждому по труду». Так вот, первый наш вопрос - действительно ли мы берем от каждого по способностям? Люди различны - по здоровью, по умению, по физическому складу, у каждого из них свой предел способностей, предел производительности труда. Но в рамках этого предела, относительно этого предела можем ли мы говорить, что все члены нашего общества в равной степени заняты в общественном производстве? Нельзя ли всего лишь иным распределением по рабочим местам добиться того, что увеличится общее количество труда, вкладываемого в производство, и количество производимых этим трудом материальных ценностей?

Второй наш вопрос относится ко второй части того же лозунга. И дело здесь не в том, что на наших предприятиях множество бездельников получают зарплату неизвестно за что. И не в том, что само существование «выгодных» и «невыгодных» по расценкам работ говорит о том, что одни и те же затраты труда могут оплачиваться совершенно по-разному. С этими несправедливостями надлежит, конечно, бороться, борьба с ними ведется и сейчас. Но причины того, что в этой борьбе не видно реальных результатов, мы рассмотрим особо. Сейчас мы должны рассмотреть другую сторону вопроса, относящуюся к распределению «по труду».

Если общество в целом произвело какое-то количество материальных благ, и если эти блага справедливейшим образом распределяются по труду, для каждого члена общества становится решительным образом небезразлично, сколько всего благ, сколько материальных ценностей произведено.

Потому, что одна и та же стоимость, являющаяся выражением одного и того же количества труда, может состоять из различного количества материальных ценностей, то есть, если общество за один год произвело продукции в натуральном выражении вдвое больше, чем за предыдущий год, то каждый член общества при условии равного вложения труда в течение обоих лет так же получит за свой труд ровно вдвое больше конкретных материальных ценностей, чем получал их в прошлом году. Естественно, количество производимых обществом ценностей зависит от технической оснащенности, от применяемых средств производства. Но после представленных разъяснений мы повторим наш второй вопрос относительно иной стороны производственного процесса: могли бы мы при реально существующем на данный момент уровне развития средств производства производить большее количество материальных ценностей при тех же затратах труда?

Третий наш вопрос так же имеет прямую связь с приведенным выше принципом. «От каждого по способностям» - говорим мы. Но никакой меры этим самым способностям мы предложить не можем. Зато мы прекрасно знаем, что один и тот же человек сегодня способен выполнить одно количество работы, а завтра другое - большее или меньшее. Способность не есть нечто незыблемое, она зависит от многих факторов. Скажем, в критических обстоятельствах один способен горы своротить, проделать гораздо большую работу, чем в обычных условиях, у другого, наоборот - все валится из рук. В каждом конкретном случае наши способности, пожалуй, определяются нашим физическим состоянием и настроением, состоянием духа. Но в общественном смысле работоспособность определяется всей системой действующих стимулов к труду, как выдвигаемых обществом в виде материального и морального поощрения, проявляющихся в общественной оценке, так и возникающих в ходе выполнения самой работы - таких, как осмысленность труда, его целенаправленность и т. д. В общем, этот вопрос более тонкий, чем те два, которые мы выдвинули вначале.

Возвратимся к этим вопросам. Мы можем слить их в один: правильно ли используются производительные силы нашего общества?

Производительные силы, как известно, включают и людей, занятых в производстве, и средства производства. Такая постановка вопроса важна для нас тем, что позволяет уяснить одну существенную мысль: наличие в обществе определенных производительных сил и их участие в процессе производства само по себе не содержит никаких гарантий количества производимых материальных ценностей - все зависит от того, как ими распорядиться.

Вот что важно! Оказывается, важно распорядиться теми силами, которыми мы располагаем. Оказывается, важно разумнейшим образом распределить труд. Важно рационально организовать производство. И только тогда, когда все это проделано, мы можем сказать - да, мы произвели столько благ, сколько смогли, и получаем за свой труд сполна.

В противном случае, когда в распределении труда нет целесообразности, когда производственные связи запутаны, а планы и задания на разных участках вступают в противоречия, распределение "каждому по труду" не может быть осуществлено. Потому, что из всех людей, занятых в производстве, только часть производит материальные ценности. Распределяются же созданные ценности на все общество, на всех работающих. Значит, каждому оплачивается только такая доля труда, какую составляет полезный производительный труд во всем труде, затраченном в общественном производстве.

В результате получается: как бы мы ни старались, какие бы силы не прикладывали на своем рабочем месте - то, что мы заработаем при этом, то, что получим от общества за свой труд, от нас зависит очень мало. Та доля нашего труда, которая возвратится нам в качестве компенсации, зависит, оказывается, не от нас, а от того, насколько рационально организовано все наше хозяйство.

При капитализме рабочий получает долю производимой им стоимости. Другая доля - прибавочная стоимость - присваивается капиталистом.

Что должно быть при социализме? Маркс писал: «Каждый отдельный производитель получает обратно от общества за всеми вычетами ровно столько, сколько сам дает ему». (К. Маркс, Ф. Энгельс. Соч., т. 19. С. 18).

Так должно происходить при социализме.

Что мы фактически имеем? Сначала производителю определяется пропорционально его труду часть совокупного общественного продукта. Но эта часть не равна его труду, ибо совокупный общественный продукт не есть овеществление всего труда, вложенного обществом в производство, в его составе нет никакого овеществленного эквивалента труду, потраченного впустую, труду, результаты которого в силу организационных причин пришлось уничтожить. А оплачивается труд, не давший никаких результатов, наравне с трудом результативным - из того же совокупного общественного продукта, в создании которого он никакого участия не принимал.

И только потом уже из доставшейся производителю доли делаются вычеты, указанные Марксом - они идут на воспроизводство средств производства и в фонд общественного потребления.

Можно предвидеть, что приведенное выше рассуждение вызовет противоречия теоретиков. С теоретической точки зрения совокупный общественный продукт всегда выступает эквивалентом совокупного труда. И это действительно так в том случае, если предметом нашего рассмотрения является все общественное производство, взятое целиком. Точно так же это относится к деятельности отрасли, предприятия или отдельного производителя, если мы не рассматриваем их деятельность в подробности. Например, если деятельность какого-либо предприятия состоит в том, что три бригады производят некий продукт, а четвертая разрушает две трети произведенного, мы имеем полное право рассматривать оставшуюся треть как конечный результат этой деятельности и сопоставлять ее со всем трудом, затрачиваемым на этом предприятии. Пока мы рассматриваем предприятие в целом, мы не можем мыслить иначе, не можем отличить его от другого предприятия, где то же количество труда овеществляется в таком же количестве продукции просто в результате низкой производительности труда. Но вот если мы хотим понять, почему на этом предприятии производительность труда именно такова, то обобщенные показатели нам ничем не помогут. Мы должны обратиться к исследованию труда на каждом участке! Если бы труд на каждом участке оплачивался (компенсировался) в соответствии с результатами труда на этом участке, той проблемы, о которой мы ведем речь, не возникало бы - проблемы были бы иными. Но поскольку у нас более или менее равномерно компенсируется труд на всех участках, компенсируется ничем иным, как фактически созданными ценностями, постольку доля труда, ничего не создавшего, и вычитается из этой компенсации, отсутствует в ней.

Сделав отступление к теории, вернемся в сферу практической деятельности. Построили дом, отштукатурили квартиры - пришли электрики, продолбили штукатурку, проложили проводку - пришли штукатуры, отштукатурили - пришли сантехники, продолбили стены, проложили трубы - пришли каменщики, заложили проломы - пришли штукатуры, отштукатурили…

Так ли строить или более продуманно - результат труда один: готовая квартира. Но оплачен-то будет весь труд, в том числе и тройной труд штукатуров. А какими же ценностями?

Новое оборудование годами лежит нераспакованное. А потом его режут автогеном, чтобы выполнить план по металлолому. Чем будет компенсирован труд изготовителей оборудования?

Строим крупнейший комбинат, старались уложиться в срок, тут же не до мелочей вроде противопожарных мероприятий. Комбинат сгорел. В чем овеществился труд строителей?

Остановился важный агрегат, нужной части нет в запасе, и станочник трудится всю смену, изготовляя деталь, которая, вообще-то, находится в массовом производстве и стоит копейки. Но ему-то будет заплачено рублями!

Вот тут обязательно найдутся желающие прервать наш разговор. "А что же вы хотите? - скажут они - По вашему, деталь не надо было делать? Надо было искать ту, выпускаемую, копеечную? А убытки от простоя агрегата пусть себе растут? Да и сами поиски потребовали бы большего количества труда, чем изготовление детали. Нет уж, тут мы понимаем, что к чему. На курсах конкретной экономики постигли и превзошли!"

Ну что тут возразить? Придется согласиться - хотя бы на время. А значит, придется пересмотреть свою позицию. Но уж пересматривать так пересматривать!

А тогда получается, что прокладывать кабели проводки по оштукатуренным стенам все же разумнее и выгоднее, чем делать это после того, как стены будут еще и покрашены. И трубы к унитазу проложить вот так, а не после того, как въедут жильцы. Да и станки сдали в металлолом своевременно. Через несколько лет они проржавели бы, рассыпались в труху - и даже металлолома не осталось бы. Правда, со сгоревшим комбинатом так не получится. Но тут что? - пожар, стихия, от этого никто не застрахован. Впрочем, если бы он сгорел на месяц позже, сгорел бы еще месячный труд многотысячного коллектива.

Вот это - логика! Замечательная логика. С такой логикой не пропадешь и в огне не сгоришь - столько в ней непробиваемого оптимизма. А если и есть в ней дефектик, то самый небольшой. Предполагает эта логика, всякое дело начинается с головотяпства, что в основе всегда лежит головотяпство, а счастье в том и состоит, чтобы хоть как-нибудь это головотяпство выявить. А ведь логика эта от практики идет! Привыкли мы к тому, привыкли настолько, что в рассуждениях уже не оговариваем, а само собой подразумеваем это головотяпство.

Мы привыкли, что нужной детали в нужном месте в нужный момент нет и быть не может. И как лучший вариант рассматриваем разумный выход из этого вовсе неразумного положения. Мы и миримся с тем, что разумный порядок работ по ряду причин обязательно будет нарушен. Мы сами создаем неразумные ситуации, выход из которых нам дается дорогой ценой…

Мы? Да полно, мы ли? Плотник, шофер, литейщик, слесарь, сварщик. Да в какой мере все это зависит от вас? И с какой стати вам принимать ответственность на себя? Нет, не мы в этом виновны, не мы! Откуда знать асфальтировщику, что завтра его работу взломают, чтобы проложить трубы? Откуда знать автогенщику, что он режет готовые к работе станки, а не дефектную продукцию, эксплуатация которой строжайше запрещена, просто опасна? И как постичь монтажнику, что ему не поручили монтаж противопожарных устройств, хотя они нужны позарез?

Так причем же здесь мы? Зачем прикрывать этим дорогим и емким словом тех, кто действительно повинен за всякую неразбериху?

Существует особая группа - обозначим ее собирательным понятием «Администрация», - которой поручена координация деятельности всех членов нашего общества. Вот она-то и отвечает за все. С нее и спрос.

Так чего же мы хотим? Чтобы каждый администратор хорошо делал свое дело? Чтобы он берег наш труд? Чтобы он не пускал на ветер результаты нашей работы?

А возможно ли это? Если мы внимательнейшим образом перетряхнем деятельность любого администратора, увидим, что все его распоряжения, и самые нелепые из них в первую голову, продиктованы независящими от него объективными причинами.

Мы имеем массу государственных и общественных контрольных органов, наши газеты ежедневно вытаскивают на свет самые разнообразные проявления бесхозяйственности. А результат?

Не секрет, что если виновного даже «освободили от занимаемой должности», то, чаще всего, это перевод на равноценную работу. А что это значит?

А это значит, во-первых, что виновный не виновен. По крайней мере в глазах более высокой администрации.

А это значит, во-вторых, что виновный ничем не хуже других администраторов - ведь его же не выводят из их среды.

А, в-третьих, - и это для нас самое главное - тем самым бесхозяйственность признается вполне простительной, почти что узаконенной.

И вот ведь какие дива дивные! Налицо тысячи преступлений. Налицо вещественные доказательства в виде так или иначе загубленного человеческого труда. Масса людей через различные контрольные органы вовлечены в расследование этих преступлений. Печатью обеспечивается широкая гласность…

А виновные - не виновны. Не виновны, и все тут!

Судить некого. Наказания носят даже не условный, а откровенно фиктивный характер.

Виноваты во всем обстоятельства, виноваты во всем объективные причины. Те самые, которые мы же и создаем.

Вот так. Вот так нам морочат голову. Не скрывая безобразных фактов. Выставляя на всеобщее обозрение нерадивых (или просто несчастливых) администраторов. Ну какая великолепная демократия!

Уважаемые товарищи трудящиеся!

Вы все можете:

- участвуйте в народном контроле,

- исследуйте любые факты и материалы,

- ищите виновных,

- вскрывайте причины.

И пока вы этим занимаетесь, пока душу выматываете из того или иного администратора, кое-кто может спать спокойно. Потому, что виновных вы не найдете. Потому что никаких причин не вскроете.

В чем же дело? Чтобы это понять, мы рассмотрим сейчас одну сказочку, которую сами по ходу дела и придумаем.

Ударил человек человека. Привели обидчика в суд. А судья был дотошный, внимательный к подробностям.

Начал он допрос с ног. Ноги сказали:

- Конечно, мы шагали, мы всегда шагаем, у нас работа такая. А куда - на свиданье, за получкой, в драку ли - откуда нам знать?

Туловище сказало:

- Ну вот, чуть чего - сразу и на меня. Я хоть и самое большое, но дело мое маленькое. Иду куда ноги несут. И все. И знать ничего не знаю.

Голова сказала:

- Зачем же так сразу: голова - и все? Надо разобраться сначала - нас здесь много, целый коллектив: и глаза, и уши, и рот. И все мы - публика, можно сказать, очень интеллигентная. Глазом ударить разве можно? Лбом - это да, это бывает. Но только в самом крайнем случае. А в этот раз лоб никакого участия не принимал. Так что...

Оторопел немного судья. И сразу с вопросами к Кулаку:

- Ну ты-то хоть бил? Или и ты тоже не при чем?

- Да, можно сказать, что и не бил, - отвечает кулак - я вообще это дело не люблю. Кому-то удовольствие, а у меня все косточки болят. Но куда мне было деваться, если меня локоть двигал? Я и рад бы увернуться, да как тут увернешься: я с этим локтем суставом навеки связан.

Нацелился судья на локоть. Локоть все и объяснил:

- Вот ноги идут. Если они муравья, к примеру, раздавят - какой с них спрос? Они свое дело делают, они про муравья и знать не знают. А я и за себя и за всю руку могу сказать. Вон у нее сколько шарниров всяких. А для чего? Для того, чтобы двигаться могла во все стороны, такая у нее, значит, задача. Думать ей - и некогда, и нечем, она двигаться-то едва успевает. Если ты далеко, она тебя и не достанет. А вблизи-то зачем соваться под самое движение?

Крепко задумался судья. Крепко задумался и решил: потерпевшего примерно наказать, чтоб в другой раз под руку не попадался.

Вот так и мы, когда мы пытаемся найти виновника конкретного преступления, когда мы берем на прицел конкретного администратора, мы почти неизбежно приходим к тому, что его действия продиктованы объективными причинами - инструкциями, решениями и действиями, предпринимаемыми кем-то и когда-то и совершенно ни нам, ни этому администратору недоступными. Когда нам говорят: да, творится безобразие, помогите нам найти конкретного виновника, укажите имя и фамилию и мы его примерно накажем - это ложь.

Когда нам указывают на объективные причины - это тоже ложь. Объективны законы природы. Но ссылки на них не принимаются: уж эти-то законы все обязаны знать и учитывать. И нет ничего субъективнее всяких нелепиц, рожденных в недрах гигантского организма, имя которому - Администрация.

Чем старательнее нам помогают в поисках конкретного виновника, в определении конкретной вины, конкретных мер, конкретной ответственности и конкретных действий - тем дальше нас уводят от установления истинных причин.

Нам засыпают глаза песком частностей, нас тычут в деревья, чтобы мы, упаси бог, не увидели леса. Нам даны все права - там, где их применение ничего не может изменить.

Нам морочат голову. И очень умело. Но не пора ли с этим покончить?

Давайте выберемся из трясины конкретностей, из абсолютно бесперспективных попыток что-то в ней укрепить и исправить. Давайте определим ориентиры.

Есть один конкретный виновник, ответственный за те тысячи и тысячи лет человеческого труда, которые разбазарены, растеряны, уничтожены, не принеся людям ни малейшей пользы - этот виновник Администрация в целом.

Есть одна объективная причина: законы природы - и в данном случае - это социальные законы, определяющие действия администрации, определяющие наши с ней отношения.

Это сложно. Это гораздо сложнее, чем поиски конкретных виновников. Но, не разобравшись в этом, мы не сможем и шагу сделать вперед, не сможем выбраться из этой трясины.

У пролетариата есть надежнейшее и испытанное оружие - марксизм. И не следует бояться того, что цитатами из Маркса и Ленина слишком часто прикрывают совсем не марксистские делишки. Марксизм был и остается оружием пролетариата, только пролетариату он служит верой и правдой. В чужие руки он не дается: приглядитесь - и вы увидите, что это всего лишь жалкое подобие, звонкая жестяная погремушка.

 

Глава 2

Кого спросить?

Откройте современный учебник философии. Пролистайте его от первой до последней страницы. И закройте. Проделайте то же самое с новейшим учебником политической экономии. И нигде вы не найдете ни слова о взаимоотношениях пролетариата и администрации в социалистическом обществе.

Может быть это - вопрос не философский? Может быть, он целиком лежит в чисто практической области? А может быть, в вашем общенародном государстве такого вопроса вообще не существует? В общенародном государстве общенародная администрация: плоть от плоти, кровь от крови? Задачи, цели, интересы одни - общенародные?

А может быть это - один из тех проклятых вопросов, на которые наложено жесточайшее табу?

Мы начнем с азов. Мы вынуждены начать с азов, потому что на подступах к этому вопросу - голая пустыня. Как вокруг ядовитого анчара.

Мы ликвидировали буржуазию как класс. Мы построили государство, в котором все средства производства находятся в общественной собственности.

В чем состоят интересы пролетариата на этом этапе? В расширении круга доступных ему материальных благ - это раз.

В углублении собственной культуры, в реализации творческих способностей - это два.

А как он может этого добиться? Ведь пролетариат не может получить ничего сверх того, что он сам создал.

Пролетариат не может обогатиться, присвоив чей-то чужой труд, потому что все материальные ценности только им и создаются. И никое увеличение зарплаты тут не поможет - на нее все равно можно будет приобрести только то, что создано - не больше и не меньше.

Значит, единственный путь к удовлетворению интересов пролетариата состоит в увеличении производства материальных ценностей, то есть в повышении эффективности производства, в повышении производительности труда.

Еще осталось добавить: так трудитесь же, товарищи, добросовестно и со старанием, в соответствии с моральным кодексом, и господь воздаст за труды ваши.

Красиво, не правда ли? Правда, слышны призывы разных эпох, но цена им одна и та же.

Потому что производительность вашего труда определена не вами. Она определяется общим уровнем развития производства, уровнем развития производительных сил и производственных отношений.

Производительные силы - это и научно-техническая оснащенность производства, и квалификация занятых в нем рабочих, и сознательность их отношения к труду.

Производственные отношения - это вся возникшая на базе общественной собственности на средства производства совокупность производственно-экономических связей, это нормы и расценки, цены и зарплата, условия взаимодействия цехов и предприятий, планирования и исполнения. Словом, это весь механизм, организующий производство - как закрепленный в различных законодательных актах, инструкциях, предписаниях, так и непрерывно воплощаемых в практическом общении людей, и прежде всего, в деятельности Администрации.

И вот тут мы подошли к весьма важному для нас вопросу: зачем потребовалась и откуда взялась Администрация?

Завоевав власть, взяв в свои руки средства производства, пролетариат столкнулся с новой трудностью. Исчезла буржуазия, рассыпался созданный ею аппарат для координации производства, и оказалось, что заменить его нечем. Координация производства требует знаний и опыта - таких знаний у пролетариата не было. Отсюда и НЭП - временная, но совершенно необходимая уступка капитализму, отсюда и борьба за ускоренную подготовку своих пролетарских административных кадров.

Но пролетариат нуждался в более совершенном аппарате, чем капиталистический. Вот какие требования пролетариат должен был предъявить создаваемой им Администрации:

1. Нацеленность на удовлетворение интересов пролетариата, то есть непрерывная борьба за максимально эффективное воплощение в материальных ценностях всего труда, вложенного пролетариатом в общественное производство.

2. Знание объективных законов, управляющих производством, непрерывное углубление этих знаний и применение их в административной работе с максимальным эффектом.

3. Накопление и совершенствование опыта организационной работы, закрепление его путем формализации, передача этого опыта пролетариату, то есть подготовка к осуществлению административной работы силами самого пролетариата.

Такие требования должен был предъявить пролетариат. Но чтобы Администрация могла их принять, они должны были соответствовать ее собственным интересам.

Администрация, созданная пролетариатом, оформилась в нашем обществе как самостоятельная социальная группа со своими особенностями, интересами и весьма широкими возможностями влиять на все общество.

В основе социальных интересов Администрации лежат те же стремления к удовлетворению материальных и культурных потребностей, что и у пролетариата. Есть и общий путь решения этой проблемы - всемерное повышение производительности труда, но у Администрации есть и альтернативный вариант.

Администрация сама ничего не производит. Она получает за свою организационную деятельность долю тех материальных ценностей, которые созданы трудом пролетариата. Следовательно, благосостояние Администрации улучшается и в случае увеличения доли, получаемой администрацией, доли, приходящейся на каждого администратора в отдельности.

Так какой же путь избирает Администрация?

Но социальные законы непререкаемы, как и остальные законы природы. У пролетариата только один способ заставить Администрацию служить себе - это поставить ее в такие условия, чтобы невыполнение требований пролетариата - противоречило и собственным интересам Администрации.

Так все и строилось поначалу. Во главе стоял Ленин - мозг и голос пролетариата, гениальный выразитель его интересов. Основной контингент составляли люди, доказавшие свою бескорыстную преданность пролетарскому делу в революционной борьбе. Остальное было предоставлено рабочим от станка, которым к станку же предстояло и возвратиться.

В таком составе Администрация соответствовала требованиям пролетариата качественно, но ее было недостаточно количественно, чтобы взять на себя управление всем народным хозяйством, всеми делами страны. Потребовалось привлечение дополнительных сил, хотя бы в малейшей степени пригодных к работе в системе управления из среды пролетариата и интеллигенции. Приобретая необходимые размеры, Администрация теряла в качестве.

В последние дни жизни Ленина вопрос о создании эффективной системы управления пролетарским государством волновал его более всех остальных. В одной из последних работ «Лучше меньше, да лучше», созданной в 1923 году, у Ленина говорится: «Мы уже пять лет суетимся над улучшением нашего госаппарата, но это именно суетня, которая за пять лет доказала лишь свою непригодность или даже свою бесполезность, или даже свою вредность. Как суетня она давала нам видимость работы, на самом деле засоряя наши учреждения и наши мозги.

Надо, наконец, чтобы это стало иначе».

Самому Ленину продолжить эту работу по созданию социалистической системы управления уже не пришлось.

Опять вопросы.

Представляла ли партия со всей полнотой, каким требованиям должна удовлетворять создаваемая ею Администрация? Искала ли партия пути к созданию подлинно пролетарской Администрации? Какие трудности были преодолены, и какие остались непреодоленными? Какие объективные социальные законы управляли формированием и развитием Администрации? В чем сущность Администрации в наши дни? Каким социальным законам она подвластна? Какие тенденции этим определяются?

Сталин, будучи безусловно преданным идеям марксизма-ленинизма, хорошо знающий и владеющий марксистской теорией, но обладающий меньшим, чем у Ленина, творческим потенциалом в деле практического применения теории, в деле изобретательного использования объективных законов для решения конкретных вопросов все же предпринял ряд очень важных попыток, которые, если и не решили проблемы создания пролетарской Администрации, способствовали накоплению ценнейшего опыта в этом вопросе.

Но в то время задача создания Администрации, полностью удовлетворяющей потребностям пролетариата, не была и не могла быть главной задачей. Партия и Сталин направляли свои усилия на создание работоспособного аппарата, хотя бы в минимальной степени пригодного к тому, чтобы принять хозяйство у НЭПа, чтобы покончить с мелкой и средней буржуазией в стране и завершить процесс экспроприации средств производства. Затягивать с ликвидацией НЭПа было нельзя категорически - существование буржуазии, развращающей, разъедающей государственный аппарат повсюду, где только удавалось, таило реальную угрозу реставрации капитализма.

Созданную Администрацию надо было укреплять, а не переделывать. А когда она укрепилась, она стала весьма устойчивой к воздействиям, и переделать, исправить что бы то ни было стало уже невозможным.

Что это означает? Что означает для нас?

Исторический путь нашей Администрации можно представить в виде такой последовательности.

Сначала, в период формирования Администрации пролетариат создавал ей условия, всемерно способствуя ее укреплению, и гораздо менее заботился об условиях ограничивающих Администрацию - в смысле ее полного подчинения интересам пролетариата,- в основном полагаясь на пролетарскую сознательность Администрации.

Будучи созданной, остаточно укрепившись и стабилизировавшись, Администрация получила практически неограниченное право влиять и на условия своего собственного существования и на условия существования пролетариата.

Дальнейшее развитие Администрации происходило в условиях, ею самою контролируемых и изменяемых в ее собственных интересах. Администрация полностью вышла из-под контроля пролетариата и приняла меры к тому, чтобы оградить свои интересы, обеспечить им надежную защиту.

Так в какой же мере существующая Администрация соответствует требованиям пролетариата, и в какой мере она этим требованиям противоречит?

Прежде всего, так же, как и пролетариат, Администрация является ярой противницей капитализма. Только, если пролетариат видит в буржуазии врага, Администрация видит в ней опаснейшего конкурента, способного своей деловой активностью подорвать основы существования Администрации.

Далее. Администрация не имеет никаких причин противодействовать пролетариату в его стремлении всемерно развивать производство - это и в ее интересах. Но Администрация ни в малейшей степени не намерена вести сколько-нибудь серьезную работу за развитие производства, поскольку может удовлетворить свои интересы более легким путем.

И, наконец, Администрация не оставила пролетариату никаких демократических возможностей контролировать деятельность Администрации как единого целого.

Направляя неудовлетворенность пролетариата на конкретных администраторов, на отдельные организации, Администрация надежно оберегает себя как единое целое.

Сложившееся в нашей стране положение можно понимать так. У нас действительно ликвидирована частная и установлена общественная собственность на средства производства. Но это общественная собственность Администрации - без какого бы то ни было участия пролетариата! Администрация, выступая как совокупный владелец всего народного хозяйства, присваивает и распределяет между собой создаваемый пролетариатом прибавочный продукт. Но в отличие от капиталиста, которого жесточайшая конкуренция заставляет непрестанно искать и находить пути повышения производительности труда, наша администрация не отягощена и этими заботами: она обезопасила себя тем, что давно подавила и ликвидировала всех возможных конкурентов.

Как мы уже говорили, у Администрации нет никаких причин противодействовать пролетариату в осуществлении его стремления к повышению эффективности производства. Но эффективность современного производства зависит не только от трудового вклада каждого конкретного производителя, сколько от организации правильного взаимодействия и использования результатов труда в общем процессе производства. А этого пролетариат и сейчас еще не может осуществить собственными силами. Существующая Администрация мешает пролетариату в его движении уже тем, что препятствуют созданию органов, действующих в интересах пролетариата, попросту занимает их место.

Можно ли надеяться на то, что Администрация, изменяясь в ходе исторического процесса, приобретает качества соответствующие интересам пролетариата?

Надежда надежде рознь.

Развитие Администрации зависит от тех условий, в которых оно протекает. И пока Администрация сама и управляет этими условиями, надеяться пролетариату не на что.

У пролетариата одна возможность. Вспомнить, что именно он - класс - гегемон текущего исторического периода. И на деле активными практическими действиями продиктовать Администрации свои требования.

Если Администрация еще не совсем утратила свои связи с пролетариатом и в состоянии эти требования принять, то они должны быть закреплены в реально осуществимых процедурах контроля пролетариата за действиями Администрации в целом.

Если же Администрация уже не в состоянии принять требования пролетариата или не намерена это делать, у пролетариата нет иного выхода, кроме как заменить Администрацию старую и строптивую новой, способной и признать контроль пролетариата и направить свои усилия на достижение целей пролетариата.

Но может быть мы несправедливы к имеющейся администрации? Ведь та цель пролетариата, о которой мы ведем речь - всемерное повышение эффективности производства - является и главным предметом забот Администрации теперешней? Решения и постановления, речи и статьи, лозунги и почины - разве не призывают нас к тому же?

Вот именно, призывают. Вот именно НАС.

Сама направленность этих призывов отражает действительные нужды страны, отражает обострение противоречий между потенциальными возможностями удовлетворения интересов пролетариата и практическими достижениями в реализации этих возможностей.

Сама форма этих призывов не отражает ничего, кроме порочного стиля работы Администрации, кроме ее полной неспособности эти противоречия разрешать.

Особые социальные интересы Администрации в сочетании с ее сложной иерархической структурой предопределили весьма своеобразную роль творческой инициативы в ее деятельности. Деловая инициатива вместо того, чтобы быть источником прогресса, двигателем общественного развития, в сложившейся административной среде не имеет иной ценности, кроме как средство продвижения по службе, как оружие в мелочной карьеристской борьбе за личное благополучие. В этой борьбе подавление и подрыв всякой инициативы играет нисколько не меньшую роль, чем ее проявление и поддержка. А поскольку ценность творческого подхода к решению важнейших задач полностью извращена таким его измерением, постольку он и не может приниматься в расчет при самом выдвижении задач. В связи с этим возник и укоренился вполне определенный - дурной и вредный - стиль в работе Администрации, в соответствии с которым задание, поступающее к любому администратору, без особых раздумий перекладывается на плечи его подчиненных (что так же проделывают и подчиненные - в свою очередь). В результате многие задачи, организационно разрешаемые на каком-то определенном уровне административной структуры, в неразрешенном виде перекладываются на нижестоящий уровень, где они уже и не могут быть разрешены, становятся неразрешимыми.

Естественно, такое перекладывание всегда завершается тем, что доходит до непосредственного исполнителя, если только на пути не возьмет на себя ответственность очередную неразрешимость признать и принять к исполнению только то, что в возможностях его и его подчиненных.

Заметим тут, возможно некстати, что неразрешимые задачи развращают все звенья административного аппарата, через которые они проходят. Развращают они и производителя, когда доходят к нему в виде нелепых, невыполнимых, бессмысленных производственных заданий. Развращают в том смысле, что отбивают всякую охоту относиться к своему делу с осознанием его осмысленности, целесообразности, полезности для общества.

Но таков уж стиль работы этой Администрации, и его не искоренить, не разрушив сложившиеся структуры, не поставив Администрацию в совершенно иные условия.

Этим стилем и ничем иным продиктована проводимая ныне «широкая» кампания (мы вынуждены поставить в кавычки), потому, что при всей своей громогласности она менее всего затрагивает ту верхушку Администрации, от инициативности которой более всего действительно зависит эффективность производства, потому что она не содержит ничего, кроме стремления недееспособной Администрации переложить свою ответственность на широкие слои трудящихся.

Можно было предложить Администрации сменить стиль работы, но чтобы она серьезно отнеслась к этому, ее надо встряхнуть, перетрясти как следует, и только тогда поставить на место. Потому что у Администрации, функционирующей в реально сложившихся условиях, никакого иного стиля быть не может.

Потому-то важнейшая на сегодня задача пролетариата состоит в борьбе с этой Администрацией, в борьбе за реально осуществимое право контроля над ней, в борьбе за то, чтобы поставить Администрацию в такие условия, в которых она не могла бы подменить служение делу пролетариата мелкой грызней за собственные интересы.

А нельзя ли пролетарию избежать участия в этой борьбе? Нельзя ли ограничиться борьбой за повышение личного заработка? Или тот, кто хочет зарабатывать больше, предает интересы пролетариата? Нет, борьба за повышение личного заработка интересам пролетариата не вредит. Эту борьбу надо вести, надо продолжать, надо в ней стремиться к массовому солидарному действию. Но при этом каждый должен дать себе отчет, что в одиночку многого не добьёшся, а всеобщее увеличение заработной платы ни для кого ничего не изменит: все равно на всю полученную нами зарплату мы можем приобрести только то, что создано нашими руками и не более того. Значит, единственно реальный путь к повышению жизненного уровня состоит в повышении эффективности производства, для чего нам и нужна Администрация, прямой и контролируемой обязанностью которой должна стать работа по улучшению организации производства.

 

Глава 3

Где искать ответ?

Существует мнение, что если бы каждый на своем рабочем месте работал добросовестно, то жизнь изменилась бы к лучшему: и эффективность производства возросла бы, и уровень благосостояния.

Так ли это?

Так, да не так!

Так - только в том случае, если под добросовестностью понимать деятельность на благо общества даже вопреки собственным интересам.

В единичных случаях это возможно. В отношении массовом - это бессмыслица. Какому такому существу будет польза, если все его члены действуют во вред себе?

Массовые действия определяются совсем другим.

Чтобы каждый приносил пользу обществу, нужно такое сочетание условий, в которых он имеет возможность удовлетворять свои личные интересы не иначе, как способствуя удовлетворению интересов общественных. То есть, чтобы сами его действия, направленные на достижение целей личных, служили благу общественному.

Конечно, во времени меняются - и меняются по-разному - и личные интересы и интересы общества. Задать условия, связывающие личные интересы с общественными, раз и навсегда - невозможно. Но общество, заботясь о своем прогрессе, должно постоянно к этому стремиться. Должно предельно чутко реагировать на каждую смену интересов изменениями соответствующих условий, определенной перестройкой производственных отношений.

А люди что? А люди всегда работают добросовестно. И смысл этого вполне конкретен: в рамках существующих условий, какие бы эти условия не были, люди добросовестно ищут, и всегда будут искать пути удовлетворения своих собственных интересов. Другой разговор, что и тогда общему делу вредит погоня за интересами мелкими и сиюминутными в ущерб интересам более важным, но более отдаленным. Но и тут помочь могут не призывы к "добросовестности", а, во-первых, реальная обеспеченность удовлетворения долгосрочных интересов, во-вторых, пропаганда, разъяснение этого. Все сказанное относится в равной степени и к каждому рабочему и к каждому администратору. И если мы говорим, что Администрация у нас работает из рук вон плохо, то это не абстрактная оценка, а прямое указание на тот факт, что результат ее нормальной и вполне добросовестной, применительно к реальным условиям деятельности плох для пролетариата, не обеспечивает достижение целей пролетариата.

А что это значит?

А это значит, что условия, в которых работает

Администрация - и, видимо, вполне устраивающие ее условия - толкают Администрацию на действия, которые пролетариату пользы не приносят, которые для пролетариата откровенно вредны.

Главное, чего не хватает пролетариату сегодня - это бережного отношения к его труду, к продукту, этим трудом создаваемому.

Рабочий, занятый бесполезной, бессмысленной работой, и рабочий, сделавший полезную вещь, которая не будет по назначению или, хотя бы, не будет использована с максимальной полнотой, в равной степени имеют основания быть недовольными, как бы хорошо не оплачивалась их работа. Почему? Да потому, что их труд, продукт их деятельности изымается из совокупного продукта, как бы вычитается из того количества ценностей, которые могли бы получить и они сами и весь пролетариат в целом в уплату за труд, который могли бы купить за ту же самую зарплату.

А такого у нас хоть отбавляй. Шьется одежда и обувь, которую никогда не будут носить, и производится для этого пряжа, ткань и другие материалы. Засылается оборудование туда, где ему нет применения. Печатаются книги, которые сразу можно сдавать в макулатуру. Ржавеют под дождем неустановленные станки. Выпускается морально устаревшая техника, а ВАЗы и КамАЗы мы вынуждены покупать за рубежом. Росчерком пера, распоряжением, приказом, инструкцией пускается в расход месяцы и годы нашего труда.

Так почему же, почему же. Почему так безжалостна Администрация к нашему труду? Потому что это не ее труд? Но это не объяснение: мы бережем и вещи, сделанные другими.

Потому что все это ей не принадлежит? Нет, ей это принадлежит в равной степени со всеми остальными членами общества.

Рассмотрим совсем другую картину. Представьте себе толпу, грабящую склад. Бьют окна, взламывают двери. Один вскрывает ящик за ящиком - ищет, что поценнее. Другой хватает, что ни попало, лишь бы побольше. Двое тянут друг у друга - и никак не могут поделить одну вещь, хотя рядом лежат такие же. Вырывают, дерутся, перехватывают из-под носа. А то, что никем не схвачено - топчется, ломается, швыряется, бьется... Тут не до сбережения затраченного труда, тут тоже не до того.

Сколько угодно таких фактов было в революционный период, в период экспроприации экспроприаторов. Так было везде, где экспроприация проходила стихийно, неорганизованно. И гибло и уничтожалось уже принадлежавшее трудящимся, а до этого накопленное помещиками и капиталистами добро, продукт труда тех же самых трудящихся.

Вот какая открывается странная общность. Вот что роднит Администрацию нынешнюю с разнузданной толпой тех времен - отсутствие организованности, мелкобуржуазная стихийность.

И это при всем при том, что наша Администрация - мощнейший аппарат с прочными связями, подчиненностью, сквозными планами, учетом, отчетностью, ревизиями и проверками? Да.

Организация существует, но она не направлена на подъем производства, на повышение его эффективности. В силу обстоятельств она во много утратила свое первоначальное назначение, превратилась в организованную арену дележа прибавочной стоимости, в арену мелкобуржуазной борьбы за свою личную долю ценностей, экспроприированных из продукта, производимого пролетариатом. И управление производством из фактора главного, целевого для всей системы превратилось в организованную арену дележа прибавочной стоимости, в арену мелкобуржуазной борьбы за свою личную долю ценностей, экспроприированных из продукта, производимого пролетариатом. И управление производством из фактора главного, целевого для всей системы превратилась в фактор косвенный, лишь в силу формальных причин (для администрации), причем влияющий на определение доли награбленного. Отсюда и убогость наших производственных успехов.

Чтобы понять это, давайте посмотрим на капитализм. Нам хотелось бы посмотреть с высот социализма на капитализм, оставшийся далеко позади. Но пока этого нет. Это насквозь прогнивший капитализм все еще бьёт нас по эффективности производства. Так почему же?

Давайте разберемся в организационных принципах администрации капиталистической. Рассмотрим положение администратора среднего уровня. Он беспокоится о том, чтобы подобрать хороших деловых подчиненных. Он старается организовать их работу наилучшим способом. Он старается найти наилучшее решение в сфере своей деятельности. А почему? А потому что он сам готов рассчитать любого нерадивого подчиненного, потому что ему грозит такое же увольнение - стоит лишь вышестоящему администратору заметить его нерадивость. А почему это сделает вышестоящий? Да потому что сам находится в таком же положении. А самый высший администратор? А самого высшего в случае чего выгонит хозяин, владелец фирмы.

Ни один из них не может поступить иначе. Потому что капиталистическая фирма существует до тех пор, пока живет по закону извлечения максимальной прибыли. И провались в этом деле хотя бы одно звено, фирма рухнет, не выдержав конкуренции. Любое нарушение правил влечет неотвратимую кару.

А у нас? А что у нас? Внешне - почти то же самое. Администратор, над ним еще администратор, и еще, и еще - и так до самых высших. А над ними - хозяин, гегемон, рабочий класс.

Рабочий класс конкурентов не боится. Но в максимальной эффективности производства он заинтересован не меньше всяких капиталистов - это его кровный интерес. Очень похожая получается цепочка.

Если у капиталиста ухудшается работа на одном участке, будет заменен администратор, отвечающий за этот участок. Если ухудшается работа сразу на многих участках - владелец уволит высшего администратора. Подберет другого - получше.

И у нас. Если на каком участке худо - администратора можно заменить. Если развал на многих участках, надо бы менять высшую администрацию...

И вот тут пролетариат - хозяин, гегемон, встает в тупик. Право на замену администрации у него есть. Но вот как этим правом распорядиться?

Право такое есть, но это право - фикция. Такая же фикция, как многие буржуазные права и свободы. Право-то оказывается липовое!

Фикция потому, что провести такую замену некем! Не то, чтобы их вовсе не было - кандидатов. Но чтобы подходящего кандидата найти, его надо выслушать, его надо проверить, его надо оценить. Так где он может высказаться, чтобы его услышал каждый рабочий, весь рабочий класс?

Вот так и оказывается, что не хватает в нашей цепочке одного важнейшего звена.

Не хватает звена, и не чувствует высший администратор никакой ответственности перед пролетариатом. О работе ему думать некогда и незачем, он хозяина не боится, а боится он совсем другого: как бы его нижестоящие ненароком не сковырнули. И силы свои высший администратор тратит на то, чтобы от этого уберечься. И с нижестоящих он не работы требует - его и видимость работы устраивает. А требует поддержки, требует гарантии собственной безопасности. Для него те подчиненные хороши, которые к его посту рваться не будут, в его дела вмешиваться не захотят. Это и служит критерием подбора.

У нижестоящих - те же заботы. Да еще им надо, чтобы у вышестоящего не было причин для недовольства. Значит, видимость работы должна быть хорошей, а поведение - верноподданническое...

И идет это по всей цепочке сверху донизу. А до дела никому нет дела. Производственные успехи тут не цель. Это только повод, чтобы продвинуться выше, чтобы добраться до более жирного куска. И повод это не единственный, даже не главный. Умелый администратор может так развалить дело, что отвечать будут другие, а он пойдет на повышение.

Вот так-то, в таких условиях и решается судьба наших интересов.

Итак, если мы теперь сформулируем организационные принципы капиталистической производственной администрации, мы должны отметить:

- целью администрации является извлечение максимальной прибыли, что определено владельцем средств производства и является для него жизненной необходимостью.

- путем достижения цели является участие всех звеньев администрации в рациональном определении конкретных задач каждого производственного участка.

- это обеспечивается соответствующим подбором административных кадров сверху донизу, контролем сверху по результатам деятельности и личной ответственности каждого администратора за порученное дело.

Если заменить в пункте первом максимальную прибыль максимальной эффективность производства в соответствии с интересами иного владельца средств производства - пролетариата, то эти принципы будут пригодны для нашего производства, для построения Администрации социалистической.

Но сейчас эти принципы в виде требований к администрации не реализуются и реализованы быть не могут.

Прежде всего, потому, что в силу фиктивности права пролетариата на замену высшей администрации становится фиктивным и право собственности пролетариата на средства производства.

Представьте себе положение владельца фирмы, который не имеет права сменить своего администратора. Даже если администратор всю прибыль фирмы нахально адресует в качестве жалованья! Но дело не только в этом.

Администратор, узурпировавший права владельца фирмы, сам становится фактическим хозяином, сам заинтересован в извлечении максимума прибыли, следовательно, в процветании производства.

У нас даже этого нет.

Выступая по отношению к пролетариату как единое целое, как некий субъект, узурпировавший собственность пролетариата, наша Администрация в другом, внутреннем отношении единым субъектом не является. Вся организованность Администрации служит только для того, чтобы от пролетариата отгородиться, а в своих внутренних делах она неоднородна, дезорганизована, подчинена законам мелкобуржуазной междоусобной борьбы. Эта мелкобуржуазность категорически мешает Администрации слить свои интересы воедино. Слияния на пролетарской классовой основе она не желает - не желает расставаться со своими мелкобуржуазными свободами и привилегиями. Слияния на основе капиталистической она боится, потому что боится немедленной расправы пролетариата. Вот и осталось у нее одно: крутиться в своем мелкобуржуазном раю, мороча пролетариату голову, доколе это будет возможно, заверениями в общности интересов.

Вот и получается, что нашим производством управляет субъект без единых интересов, то есть раздираемый противоречиями "администратор", которому место в доме умалишенных.

Наша Администрация может сколько угодно болтать об интересах пролетариата, о строительстве коммунизма, об эффективности производства - ничего этого она не желает, и сделать не может.

Наша экономика давно уже находится на краю пропасти. Это чтобы хоть чуть-чуть отогнать ее, нужны общие комсомольские субботники, дополнительные, повышенные и всякие другие соцобязательства - но спасения эти меры не несут. Администрация утешает себя надеждами на авось, хотя и видит, что увлекает наше общество в глубочайший кризис.

Ничего изменить Администрация не в силах. Кризис продолжает углубляться. И одним из вариантов его разрешения - реакционнейшим вариантом - является реставрация капитализма, которая отбросит нас на сотню лет назад, в самое гнусное прошлое. Пока все идет своим путем, именно эта опасность зреет в мелкобуржуазной административной среде, именно она становится все более реальной.

Положение нетерпимо. Опасность нарастает. Но это не безнадежно.

У пролетариата достаточно сил, чтобы взломать, чтобы изменить сложившееся положение, чтобы уничтожить растлевающую Администрацию, а через нее и все общество, условия. Надо только этим заняться, надо понять, как это делается, и сделать.

Так что же нам нужно?

Обратимся к Ленину. Начнем с одной очень известной цитаты из статьи «Великий почин»: «Производительность труда, это в последнем счете, самое важное, самое главное для победы нового общественного строя. Капитализм создал производительность труда, невиданную при крепостничестве. Капитализм может быть окончательно побежден и будет окончательно побежден тем, что социализм создаст новую, гораздо более высокую производительность труда». (т. 39, с. 22). Вторую половину этого высказывания сейчас цитировать не любят. Получается одно из двух: либо Ленин ошибался, либо наша Администрация гнет не туда. Наш социализм, тот социализм, который мы имеем сейчас, обещанной производительности труда породить не смог. И не сможет. Сейчас мы уже и по темпам роста производительности труда (3-4% в год) не опережаем капиталистов - значит не догоним, и, тем более, не перегоним.

А это значит, что доставшийся на нашу долю социализм - не социализм вовсе, не настоящий еще социализм.

В докладе об очередных задачах Советской власти Ленин говорил:

«Да, тем, что мы свергли помещиков и буржуазию, мы расчистили почву, но не построили здание социализма. Ибо на расчищенной от одного буржуазного поколения почве постоянно в истории являются новые поколения, лишь бы почва рожала, а рожает она буржуев сколько угодно. И те, кто смотрит на победу над капитализмом как смотрят мелкие собственники. - «Они урвали, дай-ка и я воспользуюсь», - ведь каждый из них является источником нового поколения буржуев». (т. 36, с. 261 - 262).

Вот в чем корень зла. Мелкобуржуазность не дает нам подняться до высот социалистических. Сама же она до более совершенного империалистического капитализма подняться не может, и обречена плестись в хвосте. В капиталистических странах мелкая буржуазия выживает только за счет энергичности, она крутится беспрерывно, получая пинки крупного капитала со всех сторон. У нас же, наша мелкобуржуазная Администрация просто погрязла в своей мышиной возне.

Нам этого терпеть нельзя. Нам нужен социализм настоящий. Тот, который является первой фазой коммунизма. Тот, который обеспечивает беспредельный рост производительности труда.

Исподтишка нас попугивают: производительность труда - это работать больше надо. "Сегодня рекорд - завтра норма", - как пишут в газетах.

Так ли это?

А давайте смотреть по пунктам.

1. Если бы труд наш не пропадал, не уничтожался, не расходовался зря, если бы каждая начатая вещь доделывалась до конца, а каждая сделанная использовалась по назначению - увеличилось бы производство продукции? Да, увеличилось бы.

2. Если бы все заказы, плановые задания соответствовали действительным нуждам, если бы все предприятия гнали не тонны для плана, а вещи для дела - способствовало бы это росту нашего народного богатства? Да, способствовало бы.

3. Если бы все заказы размещались в соответствии с качеством и возможностями оборудования, в соответствии с квалификацией исполнителей - смогли бы мы производить больше и лучше? Да, смогли бы.

4. Если бы проблемы по первым трем пунктам решались правильно, а значит, в первую очередь, были бы направлены на создание и применение нового, более производительного оборудования - обеспечило бы это рост эффективности производства? Да, обеспечило бы.

Прежде чем записать пятый пункт, обратим внимание на то, от кого зависит выполнение первых четырех, и требует ли их выполнение увеличения интенсивности труда рабочего? И оказывается, что все это требует иного отношения к делу, изменения стиля работы именно от Администрации.

5. Если бы Администрация справилась с решением указанных проблем, если бы труд каждого приобрел осмысленность и целенаправленность, если бы определилось его значение в общем труде - стал бы рабочий относиться к труду с большей ответственностью и с инициативой? Да, стал бы.

Вот мы и перечислили резервы создания новой социалистической производительности труда. Той производительности труда, которая не закабаляет рабочего, а позволяет сократить рабочий день и выделить больше средств на дело культурного развития, на дело раскрытия творческих, созидательных способностей трудящихся.

Для этого нам нужна иная Администрация, способная решать те задачи, которые, кроме нее, решать некому. Нам нужна Администрация, способная служить интересам пролетариата и за страх и за совесть. Сначала, может быть, больше за страх. Потом, видимо, все больше за совесть.

Но что нам нужно в первую голову - так это настоящую пролетарскую власть.

А с этим дело обстоит совсем не просто.

После Октябрьской революции власть в нашей стране, безусловно, была пролетарской. А дальше? А теперь? Перерождение произошло на наших глазах, а мы и не заметили как. В Верховном Совете сидят полтысячи рабочих - и только руки поднимают. По команде и единогласно.

Надо восстановить пролетарскую власть. Но этого мало.

Нам надо удержать ее. И не от врагов оборонить - это мы умеем - а удержать ее от перерождения, от мелкобуржуазной ржавчины, разъедающей ее изнутри.

Без Администрации нам не обойтись - но это должна быть наша, нам подчиненная и нам служащая Администрация от всяких буржуазных вывертов застрахованная.

Гарантия тут может быть только одна: личная ответственность и контроль, контроль, контроль. Контроль снизу, контроль равных. Но самое главное - контроль сверху, контроль по фактическим результатам деятельности. А чтобы это не было фикцией, чтобы это действительно осуществлялось - под самый жестокий наш контроль должен быть взят самый верх.

Мы должны чувствовать себя хозяевами, должны восстановить недостающее звено в административной цепочке. А это значит, нам нужны не только люди, способные возглавлять Администрацию сегодня, но и другие люди - люди, пристально анализирующие деятельность Администрации, не прощающие ей просчетов, подвергающие беспощадной критике каждый шаг Администрации.

Пусть не всегда эта критика будет состоятельна - мы сами сумеем разобраться, что к чему. Но пусть эта критика всегда будет доступна для широкого обсуждения. Именно при столкновении критических взглядов будет рождаться обоснованная оценка, и будут рождаться, формировать свою позицию те, кому мы доверяем возглавлять Администрацию завтра, кому придется устранять накопившиеся недочеты и перестраивать всю систему в соответствии с задачами завтрашнего дня.

Что сейчас? Несколько раз в год нам преподносят "гениальные" решения и руководящие указания верхушки. Изредка выдают разгромную критику в адрес тех, кого уже нет у власти. Никакой обмен мнениями не предусмотрен - поэтому никакому нашему коллективному мнению не суждено сформироваться. Существует только спущенное сверху единодушное «Одобряем!» Кто не согласен - того не слышно.

Что должно быть? К нам должны идти идеи и решения настолько новые, передовые, что их трудно понять сразу, настолько правильные, марксистские, что их нельзя не принять в конце концов. Это и должно отражаться в нашем мнении. Ошибки должны называться ошибками. Те, которые можно простить, мы простим: нельзя идти вперед, в неизвестное, не ошибаясь. Но тех, кто мог заранее на основе глубокого понимания марксизма эти ошибки предсказать, тех, кто сразу рекомендовал более верный путь - мы должны видеть, мы должны искать среди них новых лидеров, способных вести нас вперед и дальше.

Только при таком положении вещей, только при такой расстановке сил рабочий класс получает гарантию своих хозяйских прав, получает возможность справиться и всегда справляться с неугомонно возникающим в административной среде мелкобуржуазным разбродом.

И речь здесь идет не о простой отмене цензуры и допуске на страницы нашей печати критических высказываний. Нет, кроме пустой псевдокритической ругани да протаскивания буржуазной пропаганды, это ничего не породило бы. Только перестройка всей структуры Администрации, только организованный пролетариатом контроль над Администрацией, и над критикой в ее адрес может обеспечить нам абсолютно необходимые для дальнейшего движения условия и результаты.

А теперь мы вынуждены поставить перед собой новую серию вопросов.

Как добиться желаемого положения? Какие организационные формы нам нужны? Какими документами и в каких формулировках должны быть хозяевами своей страны, быть хозяином фактически, а не номинально? Что должно быть сделано, чтобы пролетарский контроль стал практикой нашей жизни, а не красивой фразой? Как поступить с Администрацией теперешней и где взять Администрацию будущего?

Вопросов много. Пока они останутся без ответа. Не потому, что эти вопросы неразрешимы или чрезвычайно трудны, а потому, что ответ на них должен быть конкретен, как приказ. А конкретный ответ зависит от той конкретной обстановки, в которой пролетариат сумеет вернуть себе власть.

Вернуть власть - вот главная проблема на сегодня. Пролетариат силен, но не организован, а противостоит ему вполне организованная Администрация.

Нам предстоит борьбу начать. нам предстоит в ходе борьбы организоваться. нам предстоит организованно одержать победу. Нам предстоит эту победу закрепить и так закрепить, чтобы в будущем права пролетариата не зависели от личных качеств администраторов.

От начала борьбы - к возврату власти. Вот это наш ближайший этап. И он ставит вопросы, на которые четкие ответы должны быть даны незамедлительно.

 

Глава 4

Кто задаёт вопрос?

Знают ли верха о нарастающем кризисе нашего общества?

Да, знают. Хотели бы они этот кризис предотвратить? Да, хотели бы. Предпринимают ли верха что-либо для предотвращения гибельной для них развязки?

Да? Да, или нет? Верха весьма активны, они многое пытаются предпринять. И все - впустую. Ничего для того, чтобы приостановить развитие критической ситуации, они провести принципиально не могут.

Избавившись от контроля пролетариата, от ответственности перед ним, они одновременно избавились и от его поддержки. Наша верхушка давно уже утратила связь с рабочим классом, она оторвалась от народа вместе со всей Администрацией, ее выдвижение стало внутренним делом Администрации. А раз она выдвигается Администрацией, она и вынуждена служить Администрации, к каким бы катастрофическим последствиям это не вело бы.

Так, может быть, Администрация в целом постарается избавиться от катастрофы? Нет, такой цели Администрация поставить не может. Потому что такая цель требует консолидации, требует единства, которого в обстановке мелкобуржуазной борьбы быть не может. Мы уже говорили о том, что Администрация выступает как единое целое только в своем противостоянии пролетариату.

Если бы верха в этих условиях вознамерились предпринять какие-либо реальные меры - а реальность их только тем и может быть обеспечена, что они будут направлены против Администрации, будут подавлять мелкобуржуазные интересы Администрация во имя интересов пролетариата - так вот, если верхушка вознамерилась такие меры провести, то Администрация просто сместила бы верхушку. Иного конца в существующих условиях не может быть ни у каких благих намерений верхушки.

Вот почему кризис может разрешиться только либо реставрацией капитализма, либо восстановлением власти пролетариата.

Кризис и заключается в том, что наше общество катится по наклонной плоскости, то есть медленно, но неуклонно и самым естественным путем катится к капитализму, в лапы самой черной реакции. И совсем не случайно то, что капиталисты (которых мы называем то общественно-опасными преступниками, то уважаемыми людьми - в зависимости от проявления их буржуазных склонностей) растут у нас, как грибы теплой осенью.

Как бы ни расхваливали капитализм западные радиостанции и наши свихнувшиеся диссиденты, как бы ни мечтали о нем наиболее наглые и удачливые наши администраторы - рабочим, кроме закабаления и жесточайшей эксплуатации на долгие годы, капитализм ничего не готовит.

А к восстановлению пролетарской власти наше общество само по себе придти не может. Для этого требуются наши усилия, усилия всего пролетариата и передовой беспокойной интеллигенции, которая хочет служить пролетариату, а не буржуазии.

Администрация живет вольготно. Администрация спокойно может заниматься своей мышиной возней только потому, что сумела оглушить нас громкими фразами о развитии марксизма и ленинским стилем, завязать нам глаза алыми полотнищами с самыми прекрасными лозунгами.

Администрация вольна грабить нас и губить наш труд в драке за свой личный кусок до тех пор, пока мы не замечаем этого, пока мы позволяем себя обманывать, пока глядим на ее преступное расточительство с наивностью младенца.

И хотя отдельные Администраторы и, может быть, большинство администраторов (но совершенно неорганизованное в этом отношении большинство) рады бы пойти вместе с пролетариатом, Администрация в целом (вот тут-то она связана железной организацией) все равно идет в противоположную сторону и продолжает грабить и разорять пролетариат.

И потому Администрация боится нас. Она готова принести в жертву и административного стрелочника - сторублевого инженера, и первого секретаря ЦК, и кого угодно - лишь бы отвести наш гнев, лишь бы направить его на конкретную личность, а не против нее, Администрации. Администрация боится банкротства. Она боится, что если мы предъявим счет за все наши потери по адресу, то есть именно ей, всей Администрации, расплачиваться ей будет нечем. Именно это мы и должны сделать!

Мы должны предъявить свой счет.

Мы должны, наконец, понять, что хозяева - мы, как бы беззастенчиво ни грабил нас назначенный нами управляющий.

Предъявить наш счет непросто. Администрация противостоит нам своей большой разъевшейся тушей - любой наш единичный протест для нее не страшнее комариного укуса.

Рабочий класс силен тогда, когда он организован. Администрация организована против нас. Мы должны создать более мощную организацию.

Делать мы это умеем.

Мы и делаем это - пока по мелочам. Цеха и целые предприятия откликаются забастовками на внезапное повышение норм, снижение расценок. Каждый из нас либо участвовал в таких забастовках, либо слышал о них.

Администрация немедленно отступает. Нет, это ей еще не страшно, но она боится, как бы не пошел крутой разговор.

Забастовка, стачка - главное наше оружие. Но мы разучились им пользоваться. Мы только хватаемся за рукоять, как Администрация уже спешит нас успокоить, уступает нам в мелочах. И мы успокаиваемся.

Но мы же хозяева! Так что же мы робеем? Что мы стесняемся применить оружие против того, кто обобрал нас до нитки? Мы еще и благодарны грабителю за то, что он вернул нам лоскуток, чтобы прикрыть нашу наготу.

Борьба и организованность - вот что нам нужно. Бороться и крепить наше единство. Нам ничего не отдадут без борьбы, но мы должны выступить против организованной Администрации - пролетарской организацией. Борьба без организации - это комариный писк. Организация же формируется только в борьбе.

Забастовки по поводу снижения расценок - это лишь малый шаг. Они стихийны, в них рождаются лишь самые зачатки организации. Но эти зачатки надо поддерживать, их надо сохранять и укреплять. Вдобавок Администрация научилась избегать и таких забастовок: она снижает расценки порознь - по отдельным изделиям, операциям.

Такое снижение расценок - повод для проявления организованности более высокой ступени. Сейчас мы выражаем свой протест стихийно: всеми силами уклоняясь от исполнения «невыгодных работ». Но мастер посулами или принудительно - находит для них исполнителей. А если бы кадровые рабочие единодушно сказали: «Не трогай парня, мастер. Эту работу на таких условиях не будет делать никто».

Мы должны бастовать по поводу каждого, не вызванного изменением технологии, снижения расценок, потому что это - грабеж.

Мы должны организованно бойкотировать все «невыгодные» работы, потому что это - тоже грабеж.

Мы должны организованно бойкотировать все «невыгодные» работы, потому что это тоже грабеж. Но, кроме того, мы должны требовать и то, что у нас уже отнято, мы должны бастовать везде, где за головотяпство Администрации нам приходится расплачиваться своим трудом и своим здоровьем.

Мы должны требовать удобных бытовок и улучшения условий труда, мы должны требовать грузоподъемных механизмов и механизации труда, где это может помочь. Мы должны требовать жилье и транспорт до работы и с работы. И мы должны предъявить свои требования забастовкой. Везде, где Администрация ущемляет наши общие интересы, мы должны видеть повод для забастовки.

Здесь нам важно избавиться от одного недостатка: перестать быть добренькими, перестать "входить" в положение. Когда мы приходим просить автобус для субботней рыбалки к мастеру Валерию Константиновичу, тому Валерке, который еще год назад стоял за соседним станком, и слышим: «Ну где я вам автобус возьму? У завода их всего три, и наш цех получал автобус в прошлую субботу. Войдите в мое положение», - тут трудно не войти в положение. То же самое, когда директор говорит: «Нам выделили всего три квартиры, те, кто их получает, живут хуже, чем ваш токарь Крестцов».

Не входите в положение! Не мастер Валерка и не директор разговаривают с вами. Их устами спекулирует на вашей жалости, на вашей понятливости многоликая Администрация. Задумайтесь: кто определил вашему заводу три, а не тридцать три автобуса? Кто выделил три, а не триста квартир? А кто обрекает токаря Крестцова на дальнейшую жизнь в бараке? Пока вы жалеете Валерку, ваши требования никогда не дойдут до того, кто разбазарил неполученные вами блага.

Не входите в положение! А какое нам дело, где Администрация возьмет автобус? А какое нам дело, сколько времени потребуется для установки телефона? А какое нам дело, откуда в столовую завезут мясо? Это обязанности Администрации, и пока она не научится их исполнять, мы не будем работать, не будем своим горбом вытаскивать телегу, завязнувшую из-за безделья Администрации.

Мы ведь не чужого просим, мы требуем то, что нами создано, что нами заработано, а Администрацией загублено, растеряно, разграблено.

И тогда наша Администрация почувствует, что настало время платить за вольготную жизнь. И тогда Администрация завертится, пытаясь закрыть прорехи. И тогда Администрация признается, что расплачиваться по всем предъявленным ей счетам нечем, так как беречь наши ценности, наш труд она никогда не считала нужным.

Стачка, забастовка по каждому конкретному поводу - это первый шаг. Нам нужно наладить обмен информацией для того, чтобы мы могли добиваться того же, чего уже добились рабочие других заводов. Мы все, на всех заводах должны держать один и тот же курс.

А дальше - шаг второй. Внутрицеховая солидарность в поддержку справедливых требований. Солидарность различных предприятий по вопросам благоустройства районов, развитию транспортной сети, больничного обслуживания. Для этого нужен еще более интенсивный обмен информацией, нужна серьезная организационная работа.

С самого начала борьбы, как только проявят себя первые лидеры этой борьбы, мы должны обратить самое серьезное внимание на профсоюзную работу. Это сейчас наши профсоюзы, как тяжелобольной, не в силах поднять никакую работу, кроме распределения путевок, да и то по указке Администрации. Мы должны завоевать профсоюзы, мы должны выдвинуть туда наших лидеров, людей, способных в борьбе с Администрацией бескомпромиссно, не входя в положение, защищать интересы рабочих. И тогда профсоюзы опять начнут работать по-ленински, тогда они снова станут школой коммунизма, как это записано на каждой страничке профсоюзного билета. Мы должны продвигать наших лидеров в самые высшие профсоюзные органы и постоянной готовностью к массовым забастовкам оберегать их от расправы Администрации, от репрессий, к которым Администрация обязательно захочет прибегнуть, чтобы хоть как-то защитить себя. Администрация прибегает и к репрессиям, и к фальсификации, и к клевете - мы не должны допускать, чтобы гибли наши российские Сакко и Ванцетти.

И еще мы должны помнить, что кроме борьбы за всеобщую пролетарскую организацию, нам предстоит работа по созданию стержня, направляющего нашу борьбу, по созданию узкой пролетарской организации, координирующей нашу деятельность. Это должен быть мозговой центр и нервная система всего рабочего класса. В этой организации должны объединиться самые передовые силы, способные дать верную оценку любой ситуации, найти верное направление борьбы, подготовить силы для удара. Рабочему классу нужна большевистская партия.

Это она должна обеспечить обмен важнейшей информацией о ходе пролетарской борьбы на всех участках. Ей нужна своя печать, не контролируемая Администрацией, свои корреспонденты и курьеры.

Это она должна анализировать наши победы и неудачи, наши сильные и слабые стороны и делать по-марксистски точные выборы, и вести работу по укреплению всего фронта борьбы.

Это она должна определить цели нашей борьбы на каждом этапе, должна выдвигать все новые и новые вопросы, должна определить слабости в лагере Администрации и вести нас на прорыв. Это она должна связать, сцементировать нашу борьбу единством мысли и действий.

Это она должна противопоставить казенному "марксизму" Администрации свой по-настоящему марксистский анализ жизни нашего общества. Она должна разоблачить лживость теории официальной и вернуть нам марксизм подлинный, не боящийся самые гнусные явления действительности называть точными именами.

Это она должна давать нам уроки марксистской политграмоты, должна отучить нас от дурной, воспитанной в нас Администрацией привычки отделять теорию как пустую болтовню от практики, и к которой развиваемая Администрацией "теория", естественно, не имеет никакого отношения. Она должна неустанно доказывать нам, что подлинно марксистская теория и практика борьбы за рабочие интересы всегда неразрывны, всегда составляют единое целое, усиливая друг друга.

Это она должна вести и поднимать нас от борьбы экономической к победе в борьбе политической, в борьбе за возвращение власти пролетариата. Она должна выделять этапы борьбы и выдвигать политические цели каждого этапа.

Мы должны отдавать себе отчет в том, что именно на нее Администрация в первую голову обрушит всю мощь своих карательных сил. Администрация не хуже нас знает: чтобы победить противника, надо его бить по голове, бить в солнечное сплетение, где сосредоточены нервные центры.

Но именно туда должны быть направлены лучшие наши люди - люди, обладающие передовым марксистским мышлением, преданностью интересам пролетариата, личной смелостью и непоколебимостью в борьбе.

И если задачи повышения пролетарской организованности и создании пролетарской организации будут нами решены, победа в борьбе с Администрацией будет нам обеспечена.

Почему? Что гарантирует нам победу?

Победа обеспечена нам тем, что мы вступаем в борьбу за то, чтобы сделать еще один шаг к коммунизму, еще в направлении поступательного движения истории. Рухнул фашизм, рухнул режим греческих "черных полковников", рухнет и режим Пиночета в Чили - потому что попытки задержать ход истории, самой же историей на гибель и обречены. По сути дела такой же попыткой, только на более передовом прогрессивном историческом этапе является и существование нашей Администрации. Рухнет и она - от нас зависит только, произойдет ли это сейчас или много десятилетий спустя, после того, как Администрация затянет нас назад, в прошлое. И в любом случае движение вперед не произойдет без борьбы. Нам решать: готовы ли мы вступить в борьбу сами или предпочтем мириться с постоянным ограблением и оставить борьбу - а тогда она будет еще тяжелой борьбой - нашим детям и внукам.

Многие отказываются от борьбы потому, что боятся оказаться в одиночестве, потому, что не верят в возможность консолидации рабочих сил, потому, что их дух угнетен тем, что на их памяти все изменения в обществе осуществлялись только сверху. Они не верят в силу рабочего класса, в его способность организоваться, потому, что они этого не видели.

Но ведь рабочий класс не слаб, нет, не слаб! Он только одурачен наглой пропагандой Администрации, выдающей себя за защитницу интересов пролетариата. Он потерял ориентиры, потому что Администрация откровенно спекулирует именами и высказываниями Маркса и Ленина. Он не может найти правильного направления, потому что Администрация, увязнув в мелкобуржуазном болоте, сама делает все, чтобы затянуть туда же и пролетариат. Администрация всеми силами старается подорвать стремление пролетариата к прогрессу. Нас старательно убеждают в том, что мы живем свободно, богато и счастливо.

Хотя для любого честного марксиста должно быть ясно, что жизненный уровень передовых капиталистических стран, таких, как Швеция и США - нулевая точка, это тот минимум, от которого должен вести свой счет подлинный социализм. И все это делается для того, чтобы Администрация могла беззаботно, безалаберно транжирить все, что создано нашими руками.

Но пролетариат, даже очень сильно охмуренный проповедями Администрации, остается пролетариатом - единственным классом, имеющим власть над будущим. И силы его, впавшие в дремоту от умелого охмурения, всего лишь спят, а не угасают. А сознательность пролетариата растет подспудно, не находя возможности для применения.

Революционная ситуация приближается, и тем, кто не видит этого, кто не верит в это, неплохо напомнить уроки истории - нашей собственной истории.

Прежде всего обширная цитата, имеющая прямое отношение к нашей современности: "Нетрудно из этого краткого описания хода развития рабочего движения на Западе сделать вывод для России. Линия наименьшего сопротивления у нас никогда не будет направлена в сторону политической деятельности. Невозможный политический гнет заставит много говорить о нем, и именно на этом вопросе сосредоточивать внимание, но никогда не заставит он практически действовать. Если на Западе слабые силы рабочих, будучи вовлечены в политическую деятельность, окрепли на ней и сформировались, у нас слабые силы эти наоборот, стоят перед стеной политического гнета и не только не имеют практических путей для борьбы с ними, а, следовательно, и для своего развития, но даже систематически душатся им и не могут пускать даже слабых ростков. Если прибавить к этому, что рабочий класс наш не получил в наследие того организационного духа, каким отличались борцы Запада, то картина получается удручающая и способная повергнуть в уныние самого оптимистического марксиста, верящего в то, что лишняя фабричная труба, уже одним фактом своего существования, несет великое благополучие. Трудна, бесконечно трудна и экономическая борьба, но она возможна, она, наконец, практикуется самими массами. Приучаясь в этой борьбе к организации и поминутно наталкиваясь в ней на политический режим, русский рабочий создает, наконец, то, что можно назвать формой рабочего движения, создает ту или те организации, которые наиболее подходят к условиям русской действительности. В настоящее время можно с уверенностью сказать, что русское рабочее движение находится в амебовидном состоянии и никакой формы не создало. Статическое движение, существующее при всякой форме организации, не может еще быть названо кристаллизованной формой русского движения, а нелегальные организации уже с чисто качественной точки зрения не заслуживают внимания (не говорю об их полезности при настоящих условиях" (Ленин, т. 4 с. 163).

Если отбросить некоторые неточности используемой автором терминологии, как наблюдательно он характеризует теперешнюю застойность в нашем рабочем движении, не правда ли? Примерьте каждую фразу к нашей действительности - как зорко подмечена пассивность наших рабочих, их неспособность к организованным действиям, тем более к политической борьбе!

Вполне могут гордиться те, кто понимает нашу действительность столь же прозорливо. Могут гордиться, потому что работа, из которой извлечена эта цитата целиком (целиком) процитирована Лениным в 1899 году. Она приведена в написанном Лениным "Протесте российских социал-демократов", и взятая нами выдержка там, естественно, опротестована, как и все остальное. А называется эта работа "Кредо" и написана она Кусковой (помните у Маяковского: мадам Кускова?) и являет собой образец либеральной обывательщины, полного неумения оценить реальную политическую ситуацию.

Стоит ли приводить ленинское опровержение 1899 года, если в течение двух десятилетий ее дважды решительнейшим образом опровергла история: сначала революция 1905 года, а потом победой пролетариата и Октябрьской революции.

Так же ошибаются те, кто сегодня не желает замечать революционного брожения в массах, кто отводит душу в основательном критиканстве и живет либеральными (по нынешним меркам - диссидентскими) надеждами.

Пролетарские силы зреют. Рабочий класс, когда-то по своей темноте способный постичь и поддержать только главные идеи революции, сейчас уже может разобраться в самых тонкостях построения революционного общества. И задача каждого, кто смотрит в будущее, помочь рабочему классу взять это будущее в свои руки.

Для того чтобы это сбылось, нужны люди особой смелости. Эти люди нужны сегодня. Но речь идет не о личной отваге, хотя она тоже нужна, так как предстоит пронести свои убеждения в обстановке непрерывных преследований со стороны Администрации.

Речь идет не о личной отваге, хотя, когда борьба достигнет должного размаха, она потребует тысяч и тысяч самоотверженных борцов.

Речь идет о смелости духовной, о готовности бросить вызов обществу, не желающему даже замечать твоего существования. Речь идет об умении терпеливо и настойчиво стучать в стену глухого людского недоверия, инертности, непонимания. Речь идет о том, чтобы верить в правоту и успех, даже если твой голос годами не находит отклика, чтобы не прекращать работы ни при каких условиях и этого успеха добиться тогда, когда подлинно марксистское революционное отношение к действительности начнет распространяться лавинообразно.

Тогда водоворот борьбы будет вовлекать все новых и новых людей и недостатка в кадрах не будет. Но для этого нужна большая работа сегодня.

«Гораздо труднее - и гораздо ценнее - уметь быть революционером, когда еще нет условий для прямой, открытой, действительно массовой, действительно революционной борьбы, уметь отстаивать интересы революции (пропагандистски, агитационно, организованно) в нереволюционных, а зачастую и прямо реакционных учреждениях, в нереволюционной обстановке, среди массы, неспособной немедленно понять необходимость революционного метода действия» (Ленин, т.41 с. 80).

Это писал Ленин в «Детской болезни «левизны» в коммунизме». Именно этим характеризуется та фаза борьбы, в которую мы вступаем.

Что должно дать нам силу в такой борьбе? Что дает нам уверенность в том, что время этой борьбы наступило?

Ранее высказанные соображения определяют неизбежность такой схватки с Администрацией. Но чем обусловлен выбор нынешнего дня как момента ее начала?

Три фактора позволяют выделить текущий момент в нашем общественном развитии.

Фактор первый, не самый главный вообще, но решающий именно для начала борьбы, состоит в том, что история существования нашего общества и нашей Администрации, в частности, уже представила достаточный материал не только для марксистского анализа глубинных причин неспособности нашей Администрации обеспечить движение вперед, но и для построения позитивной программы перестройки общества. Одним из свидетельств этого и является эта работа. Сущность состоит в том, что пролетариат готов вступить в борьбу идеологически вооруженным.

Фактор второй состоит в том, что Администрация утратила всякое идеологическое влияние на общество. Никаких новых продуктивных идей Администрация выдвинуть не может, а прежние идеи, перехваченные Администрацией у революционного, активного прошлого, частью утратили свое историческое значение в связи с изменением условий общественного бытия, частью категорически опошлены спекуляциями самой Администрации. Важная специфическая сторона нынешнего идейного кризиса заключается в том, что отсутствуют не только идейные связи Администрации с массой трудящихся, но нет и никаких идей, которые связывали, цементировали самое Администрацию.

При широком развороте борьбы Администрация начнет разваливаться и переходить целыми звеньями на сторону пролетариата в силу элементарной тяги к духовному богатству. Конечно, Администрация еще прочно скреплена множеством формальных и традиционных связей, но к настоящему моменту она полностью идеологически разоружена.

Фактор третий и самый главный - это глубочайший экономический кризис, в который мы вступили. Этот кризис тщательно скрывается, Администрация прилагает все усилия, чтобы создать видимость благополучия. Но видимость есть видимость, сущность повсеместно прорывается сквозь нее. Это инфляция, которую мы ощущаем по росту цен. Это отставание объемов производства важнейших видов сельскохозяйственных продуктов. Это - неуклюжие попытки нагромождением всяких дополнительных «социалистических обязательств» выжать из промышленности крохи для покрытия недостач. Но основная примета того, что кризис вошел в окончательную фазу, что никакого выхода из него Администрацией не будет найдено - это динамика наших показателей по производительности труда. Уже несколько лет с вынужденным постоянством ЦСУ фиксирует прирост производительности труда на уровне 3-4 процентов в год, то есть на уровне катастрофического замедления технического прогресса. Для всякого марксиста ясно, что это - прямое следствие крайнего несоответствия производственных отношений характеру производительных сил.

Наша разлагающаяся Администрация ничего изменить не в состоянии. Стихийным разрешение кризиса может быть только мелкобуржуазным - расчищающим простор для развития буржуазии крупной. Наш рабочий класс еще совершенно не готов к тому, чтобы предотвратить это, чтобы решительными действиями предопределить развитие событий.

Времени на подготовку нам оставлено в обрез. Вот почему работу надо начинать сегодня.

1977 год

 

 

 

 

А.Б. Разлацкий

Второй коммунистический манифест (рис. 12).

Предисловие

Призрак коммунизма опять бродит по Европе и не только по Европе. И это все еще призрак: более чем вековая история провела его через страны и континенты, но так и не заставила материализоваться.

Человечество взрослеет, оно перестает верить в ведьм и духов, чертей и привидения. Если раньше призрак вызывал дрожь ужаса у буржуазии, то теперь она сама попугивает коммунизмом обывателя. Более того, призраки множатся. Стараниями многочисленных портных от философии обряжается в полупрозрачные белые одежды самый добропорядочный буржуа и начинает фланировать эдаким щеголеватым фантомом - одним из многих. И уже никому не разобрать, где же настоящий.

Но ведь был девятнадцатый век и начало двадцатого, когда слово «коммунизм» звучало для всех пролетариев как слово надежда. Был 1917 год, как удар колокола прозвучавший над всей планетой. И во многих странах пылали костры пролетарских боев, готовые вот-вот превратиться в пожар мировой революции.

Что же изменилось с тех пор?

Пролетариат, взявший власть в свои руки, пролетариат, ставший гегемоном - счастлив ли он в своих странах? И если да, то почему его счастье не очень привлекательно для других?

В СССР - стране, стоящей на виду у всех рабочих движений - отменена диктатура пролетариата. Означает ли это признание пролетариатом своей несостоятельности, отказ от завоеванных позиций, добровольную сдачу? И кому?

Почему экономисты Западного мира вновь и вновь обращаются к теории конвергенции - уподобления, внутреннего сближения между социалистическими и капиталистическими странами?

Почему социалистические страны не спешат поддержать эти теоретические построения? В чем сущность железного занавеса, который все же разделяет эти миры?

С середины двадцатого века, опрокидывая всякие предсказания, наибольшую революционность демонстрируют отсталые слаборазвитые страны. Почему?

Почему пролетариат передовых капиталистических стран не только благосклонно принимает заверения в классовой гармонии, но и почти добровольно берет на себя все тяготы экономических кризисов второй половины двадцатого века - будь то глобальный валютный кризис, или частный, вроде нефтяного?

Коммунистические партии таких стран, как Франция, Италия и некоторые другие, чтобы сохранить свою многочисленность, вынуждены отказаться от некоторых установок. Что означают их «новые модели» социализма?

Что ищет Китай, прокладывая зигзагообразный путь между социалистическими и самыми реакционными режимами нашего времени?

Почему отошли на второй план и тихо угасли вопросы международной классовой солидарности пролетариата? Почему рабочий класс, как эпидемия, охватила неспособность вырваться из болота внутренних и весьма мелочных дел?

Почему философия двадцатого века не дает направлений, способных увлечь передовые умы и молодежь? Почему все новейшие теории разбиваются, не прожив и нескольких лет, и неразбиваемо высится только философия всеобщего глобального отрицания?

Мир смотрит в зеркало, он хочет видеть себя. Но зыбко и расплывчато это отражения. Не там ли призрак коммунизма, не там ли?

Многое можно увидеть в этом зеркале. Если только смотреть не в темноте и не в чадящем мерцании жировых плошек. Если только осветить это светом марксизма. Если смотреть глазами пролетариата. И если в раме действительно зеркало, а не картина прошлого века.

Пора.

1979 год, апрель.

 

Глава 1

Буржуа и пролетарии

Классовая борьба пролетариата против господства буржуазии была объектом пристального внимания лучших умов человечества. Их работа не пропала даром. Она приблизила победу пролетарской революции.

Буржуа и пролетарии… Время, прошедшее от победы Великой Октябрьской революции, позволяет и заставляет взглянуть на отношения двух важнейших классов, двух идеологий с иной стороны - со стороны победившего пролетариата.

Две проблемы встают на передний план.

Во-первых, в капиталистическом обществе буржуазия - кроме того, что грабит пролетариат - исполняет определенные общественные функции. Расправившись с буржуазией, пролетариат принимает весь груз этих функций на себя. Разобраться с этим наследством - отбросить все то, чем обеспечивалось само существование буржуазии, ее специфическая жизнедеятельность, выделить те функции, которые необходимы и обществу без частной собственности, и наладить их исполнение - совершенно не легкая задача.

Во-вторых, пролетариат выходит из пролетарской революции не чистеньким, обновленным и готовым для коммунизма. Нет, он выносит с собой почти все воспитанное в нем капиталистическим обществом буржуазное отношение к жизни, он прочно проникнут заботами о личном материальном благополучии, он еще мыслит категориями товарного рынка и рынка рабочей силы - и не может существовать без этого. Где найти силы для преодоления этого и как им помочь?

Капиталистическое общество на протяжении веков почти стихийно справлялось со своими трудностями. Конечно, капитализм не вечен и не может справляться со всеми трудностями, вырастающими во все более острые проблемы. Нарастающий общий кризис капитализма - а он нарастает неуклонно - заставляет буржуазию выступать все более организованно, что прямо противоречит ее индивидуалистической сути. Эти внутренние противоречия организующейся буржуазии все явственнее проступают в виде бурного роста коррупции и всяческих иных преступлений в самой буржуазной среде. Однако то, что нужно для сохранения капиталистических производственных отношений - т. е. самой основы капиталистического общества - капитализм пока решает.

Естественные интересы буржуазии играют в капиталистическом обществе решающую организационную роль. Они подчиняют и согласовывают интересы всех слоев общества, в том числе и индивидуалистические интересы рабочих - только интересы организованного, революционного пролетариата способны противостоять им. В остальном же буржуазия без страха берет на себя все заботы по организации производства и общества, без страха присваивает себе диктаторские полномочия и осуществляет свою диктатуру.

Движимая стремлением к накоплению капитала, борьбой за максимальную прибыль, буржуазия для достижения своих целей нуждается в том, чтобы общество было связано определенной системой отношений, и добивается этого ценой сознательных усилий, направляющих эти отношения в нужное ей русло, т. е. путем осуществления ряда функций определенным образом корректирует общественные отношения.

Вот важнейшие из этих функций:

- организация производства;

- развитие производства;

- распределение благ;

- регулирование отношений между членами общества;

- регулирование развития общественных организаций и их отношений с обществом.

Буржуазия занимается и другими делами - доказывает свою конкурентоспособность, ведет борьбу в политической сфере - но это классовые заботы самой буржуазии. Что же касается вопросов, перечисленных ранее, то без их решения не обойтись и социалистическому обществу.

Капиталистический способ производства исторически устойчив потому, что буржуазии удалось удовлетворение интересов практически всех слоев общества поставить в зависимость от удовлетворения ее собственных интересов. Не будем приписывать буржуазии сверхвысоких интеллектуальных достоинств - такое состояние общества не сознательно сформировано ею, а сложилось стихийно по воле объективного закона, обобщающего разнонаправленность индивидуальных стратегий буржуа. Но дело в том, что это последний стихийный этап развития человеческого общества, что там, где на замену индивидуальным интересам выступают интересы коллективные, отличные от суммы индивидуальных, они не могут быть организованы иначе как на базе материалистической революционной теории, на базе общественного осознания общественных задач.

Как будет справляться с этими заботами бесклассовое общество, преодолевшее все индивидуалистические тенденции, активно и единодушно проводящее в жизнь свою коллективную волю - это относительно нетрудно представить. Но, выходя победителем из битвы с буржуазией, пролетариат еще не столь организован, еще далек от того, чтобы полностью расстаться с качествами, унаследованными от капиталистического общества. Ему предстоит еще длительная работа по самовоспитанию, по высвобождению собственного сознания от навязанных историей пут буржуазного индивидуализма.

Этот период в жизни пролетариата чрезвычайно сложен и опасен. Неискорененные индивидуалистические тенденции как вне пролетариата, так и в самой пролетарской среде продолжают проявлять активность, продолжают борьбу за приобретение буржуазных (частных) привилегий - и на основе замаскированных форм частной собственности и за счет особого положения в обществе, построения определенных личных зависимостей и т. п. Эти тенденции неминуемо создают, формируют новую буржуазию, как только в структуре общества для нее появляется место.

Опасность усугубляется тем, что пролетарское государство само вынуждено обращаться к индивидуалистическим сторонам сознания членов общества. Капитализм вырабатывает навыки и методы труда, но не прививает потребности в труде. Поэтому для вовлечения членов общества в производственный процесс пролетарскому государству приходится использовать те же буржуазные стимулы, а значит удовлетворять индивидуалистические интересы и, тем самым, сохранять и даже поощрять их развитие.

Осуществляя свою диктатуру, пролетариат не может избежать исполнения ряда функций на буржуазной основе, ибо общество не готово к иному способу их реализации. Но при этом совершенно необходимо сохранение классового пролетарского контроля - в противном случае, если контроль становится прерогативой кого-либо персонально или любой группы лиц, не контролируемой в свою очередь всем классом, осуществление диктатуры становится делом этой группы, приобретает частный, а значит буржуазный характер, т. е. означает утрату диктатуры пролетариата.

Пролетариат не должен обольщаться и юридическим, конституционным закреплением своего права на классовый контроль за важнейшими общественными функциями. Реальное право в своей основе всегда имеет не юридические, а объективные законы, действующие в обществе. Не случайно в демократических буржуазных странах правительства, избираемые обществом, где абсолютное большинство составляют голоса трудящихся, неизменно осуществляют диктатуру буржуазии.

Пролетариат не может рассчитывать на преданность и добросовестность своих лучших представителей, расставленных на ключевые посты: там, где класс справляется с обстоятельствами, отдельным представителям это может оказаться не под силу. И там, где контроль за деятельностью представителей осуществляется их сменяемостью по воле класса, эта сменяемость должна обеспечиваться не правом, а ходом естественных социальных процессов, иначе она окажется фикцией.

Для реализации своих исторических целей - развития до бесклассового коммунистического общества - пролетариат нуждается не только в захвате власти, но и в сохранении собственной диктатуры на всем пути развития. А для этого пролетариату совершенно необходимо знать: во-первых, те узловые точки общественной системы, которые он должен держать под своим классовым контролем; во-вторых, способ осуществления такого контроля, а значит и те объективные законы общественного развития, которые обеспечивают реализацию этого контроля; в-третьих, пролетариат должен овладеть и теми общественными законами, пользуясь которыми он мог бы за счет своей собственной силы восстановить контроль в случае его утраты или ослабления. Сила организованного пролетариата является надежной гарантией во всех его начинаниях - но только если она не теряет ясной направленности, нацеленности на движение к коммунизму.

Пролетариат должен уметь осуществлять свою диктатуру. Это не дается стихийно, наоборот, всякая стихийность ведет к деградации, к буржуазному разложению. Только высочайшая организация стихийных стремлений пролетариата к коллективному решению социальных проблем, знание и непрестанное развитие революционной теории дает пролетариату право на лидирующее положение в обществе.

И освоение социальных возможностей для последовательной реализации своей диктатуры пролетариат должен начать с изучения опыта своего классового врага - буржуазии.

Буржуазия начинается с организации производства. Только взяв на себя соединение труда со средствами производства, буржуазия получает возможность присваивать прибавочный продукт. Разделение труда, развитие новых технологий, влекущее еще большую специализацию - все это обеспечивает ей победу над предшествующим способом производства.

Итак, на первом этапе все решает организующая сила капитала. Капиталистическое накопление, являясь целью капиталиста, одновременно и заставляет капиталиста искать пути повышения производительности труда и способствует решению этой задачи, осуществляя концентрацию производства.

На втором этапе решающей становится конкурентная борьба между самими капиталистами, и это борьба за рынки сбыта. Но в этой борьбе может победить только тот, кто добивается самой высокой производительности труда, кто имеет более совершенное производство, кто предлагает товар по самой низкой цене. На этом этапе в полной мере проявляет себя закон максимальной прибыли как основной экономический закон капитализма. Максимальная прибыль - это капитал, необходимый для своевременной перестройки производства, в свою очередь каждая перестройка приносит сверхприбыль, порождаемую временной монополией на совершенную, более прогрессивную технологию.

Затем наступает третий этап, когда дальнейшее совершенствование технологии требует длительных исследований, больших капиталовложений, связано с перестройкой весьма длительной во времени. Риск для отдельного капиталиста становится непомерно велик: начиная такую глубокую перестройку, он не имеет гарантий, что завтра у его конкурента не родится более совершенная, революционная технология, требующая менее длительной перестройки, меньших вложений. Такую гарантию обеспечивает соединение капиталов - отраслевая монополизация - капитализм приобретает монополистический характер.

А далее, на своем четвертом этапе, капитализм встает в тупик перед эрой грандиозных технологических изменений. Эти грядущие изменения требуют такого общего подхода, который перечеркивает границы между отраслями - но капитализму не суждено увидеть такой перестройки. Капитализм не берется за столь сложные исследования - их невозможно сохранить в тайне, а утрата монополии равносильна бесполезной трате денег. Максимум, на который способен капитализм, это поручить такие исследования государству, межгосударственным организациям - этой высшей форме капиталистического объединения. Но буржуазное государство, будучи в состоянии вести исследования по сложнейшим проблемам, совершенно не намерено вести исследования в области повышения эффективности производства - это не обещает ему ничего, кроме углубления социальных противоречий. В этом, кстати, заключается технологический кризис, технологическая сторона общего кризиса капитализма.

Что можно извлечь из истории капитализма?

Капитализм возникает в обществе, где уже существует высокоразвитое понятие собственности, где собственность уже является важнейшим средством утверждения личности в обществе, и довершает развитие понятия частной собственности в сознании общества, доводит его до предела.

В соответствии с этим, утверждаясь, капитализм преследует одну цель - накопление, наращивание частной собственности. Но частная собственность интересует буржуазию в одной вполне определенной форме - форме капитала, ибо только частная собственность на средства производства обеспечивает возможность присвоения вновь создаваемых стоимостей в виде прибавочного продукта, обеспечивает накопление.

Непрерывная экспансия сопутствует росту капитала, ведет к возрастанию конкуренции, к обострению борьбы как на товарном рынке, так и на рынке рабочей силы. Борьба за монопольное владение высокопроизводительными методами производства ускоряет темпы технического прогресса, а раскрытие, разрушение этих временных монополий в ходе конкурентной борьбы делает результаты технических достижений доступными всему обществу.

Но возможности экспансии ограничены. Для ее дальнейшего развития требуется все большая концентрация капиталов. Капитализм становится монополистическим, и это снижает остроту конкурентной борьбы. В результате достижения технического прогресса уже не могут открываться обществу: их защищает отраслевая монополия. В условиях монополистического капитализма технический прогресс утрачивает решающее значение и для самой буржуазии - она получает возможность поддерживать свои прибыли иными средствами, и буржуазия перестает играть свою прогрессивную роль в общественном развитии.

Нетрудно увидеть, что весь ход развития капиталистического общества диктуется интересами буржуазии. Нетрудно понять, что возможность буржуазии управлять развитием в своих интересах покоится на ее владении средствами производства, на частной собственности.

Но как, какими путями буржуазия реализует свои возможности?

Абстрактные человеческие знания развивались параллельно с развитием созидательных навыков человечества. От случая к случаю они обогащали практику новыми полезными открытиями. Но только буржуазия призвала, организовала, приумножила армию интеллигенции, поставила ее на службу капиталу. Буржуазия заставила интеллигенцию заботиться об организации и совершенствовании производства, вовлекла в прикладные научные исследования. Этот фактор послужил источником многих достижений капитализма, поэтому разобраться в его первопричинах, в его сущности совершенно необходимо.

Первые шаги капитализма прочно связаны с разделением труда. Говорить о том, что, разбив производственный процесс на отдельные операции, новый способ позволил привлечь менее квалифицированную рабочую силу, сократил затраты времени на приобретение необходимых трудовых навыков и тем самым обеспечил себе решающее преимущество - это значит не видеть главного. Главным же было то, что соединение отдельных операций в единый производственный процесс было отделено от трудового процесса; стало возможным разделить эти функции между отдельными категориями работников, выделить звено организаторов производства и противопоставить его непосредственным производителям. В результате уделом одних остался труд, в то время как другие были освобождены от труда, чтобы заняться повышением его производительности.

Сущность состоит именно в этом отделении, хотя исторически оно не было первым разделением подобного рода. Особый характер придал ему достигнутый человечеством к этому времени уровень развития производительных сил.

Кооперация ремесленников, их объединение в цеха стимулировало интенсификацию труда, но не способствовало распространению передовых методов труда даже в границах цеха. Наоборот, каждый член цеха был заинтересован в сохранении своих секретов. Это сдерживало развитие производства; для дальнейшего движения требовались новые стимулы - и они возникли с разделением труда.

Отделение организаторов производства, выделение их в особую категорию работников сопровождалось и укреплялось формированием системы распределения благ, стимулирующей их деятельность, направленную на повышение производительности труда непосредственно в производстве.

Цеховой мастер, сам бывший ранее непосредственным производителем, стал производственным мастером, уже не участвующим в труде, но зато заинтересованным как в том, чтобы все подчиненные ему производители владели наиболее совершенными, наиболее производительными методами труда, так и в том, чтобы их труд, соединяясь в конечной продукции, выражался в наибольшей стоимости.

Мастер при этом так же оставался заинтересованным в сохранении монополии на свои организационные знания, свои производственные секреты, в ограничении их распространения кругом подчиненных ему производителей. Раскрытие монополии грозило ему падением стоимости производимого продукта. Но, во-первых, он вынужден был раскрывать свои знания перед производителями. А во-вторых, - а во-вторых, оказалось, что мастера находятся совершенно в различном положении.

Мастер-хозяин, мастер-капиталист, владеющий средствами производства, откровенно стремился сбыть производимый продукт по максимальной цене - по цене, включающей не только необходимый и прибавочный труд производителей, но и сверхприбыль, порожденную его монопольными организационными и техническими знаниями.

Наемный мастер, мастер, организующий производство, принадлежащее другому владельцу, тоже стремился к максимальному получению благ за свои монопольные знания. Но владелец-то вовсе не был заинтересован в выплате мастеру всей сверхприбыли, порожденной его монопольными знаниями. Наоборот, владелец стремился максимизировать свою долю прибыли и при найме мастера руководствовался именно этим. Соответственно, наемному мастеру определялась доля благ в зависимости от размера сверхприбыли, получаемой владельцем; капиталист стимулировал только заботу мастера об увеличении сверхприбыли, присваиваемой им, капиталистом.

Пути мастера-капиталиста и наемного мастера резко разошлись. Капиталисту уже не надо было самому обладать монопольными знаниями, он покупал эти знания, расплачиваясь частью сверхприбыли, которую они приносили. Присваивая прибавочный труд, присваивая максимальную долю сверхприбыли, капиталист обеспечивал свое существование в мире конкурентной борьбы.

Наемный мастер был вынужден продавать капиталисту свои знания, способности, творческий потенциал - это тоже в условиях конкурентной борьбы, где мерой, критерием служили отнюдь не доходы самого мастера, а все та же прибыль капиталиста.

Капиталист был готов оплачивать любые знания, изобретения, открытия, эффективные приемы заготовки сырья, сбыта продукции, методы организации и технологии производства - любой идеальный товар, лишь бы это приносило сверхприбыль. Все это и способствовало оформлению в обществе особого слоя - интеллигенции, специфической функцией которой стало обновление монопольных организационных знаний капиталиста.

Повышение производительности труда было и остается основным направлением создания сверхприбылей. Было бы ошибкой полагать, что повышение производительности труда увеличивает непосредственно прибыль капиталиста, позволяя ему присваивать большую долю прибавочного продукта. На самом деле такое перераспределение возможно только потому, что производимый продукт реализуется по цене, превышающей количество фактически овеществленного в нем труда, а это и обеспечивается тем, что данный капиталист имеет определенные преимущества в методах труда, т. е. обладает определенной монополией на эти методы. Раскрытие этой монополии повлекло бы снижение стоимости производимого продукта и лишило бы капиталиста его сверхприбыли, именно сверхприбыли, хотя она и имеет вид прибыли.

Это важно отметить, чтобы понять: труд интеллигенции - идеальный творческий труд - не создает стоимостей и не увеличивает их. Все стоимости создаются только трудом рабочих. Однако именно интеллигенция обеспечивает повышение эффективности производства во вполне определенном смысле - в смысле увеличения производства продукта в натуральном выражении. У буржуазии этот факт вызывает не радость, а беспокойство, так как грозит кризисом перепроизводства. Но буржуазия не вольна отказаться от гонки за максимальной прибылью, за присовокуплением к ней максимальных сверхприбылей - и, следовательно, не может противостоять этому процессу.

Вот так, раздельно стимулируя производительность труда за счет его интенсификации (оплата рабочей силы) и повышение производительности труда за счет совершенствования организации производства (оплата творческого труда интеллигенции), и ведет капиталист борьбу за максимизацию своих прибылей, состоящих из прибавочной стоимости и сверхприбылей, порождаемых деятельностью интеллигенции.

То есть - буржуазия ничего не делает своими руками, она достигает своих целей, заставляя действовать других. Труд пролетариев создает для буржуазии ее капиталы. Организаторы заботятся о том, чтобы поддерживать долю труда, присваиваемую буржуазией, на максимальном уровне. Творческая интеллигенция плодит изобретения, чтобы буржуазия извлекала свои сверхприбыли. И все это потому, что буржуазия неразделимо удерживает в своих руках одну социальную обязанность - распределение труда и материальных благ.

Нет, она не всесильна в этом вопросе, ее возможности ограничены объективными законами капиталистического общества. Но капиталист прекрасно знает эти законы и не упускает ни одной возможности, которые они ему предоставляют.

В конкурентном торге на рынке рабочей силы он приобретает рабочую силу, но такую рабочую силу - по квалификации, возрасту, другим данным - от которой он сумеет получить в конкретной обстановке наибольшее количество прибавочного труда.

Капиталист нанимает организаторов производства - столько, сколько нужно, чтобы заботой о повышении производительности труда они максимизировали его сверхприбыли. Нанимаемые им юристы, специалисты по коммерческим операциям, служащие других профессий тоже заботятся о его сверхприбылях, но уже вне производственной сферы.

Капиталист финансирует научные исследования и техническое творчество - но это лишь аванс под те сверхприбыли, которые принесет ему монопольное обладание новыми достижениями, новыми знаниями.

Так капиталист осуществляет распределение количественной меры благ - заработной платы.

Выбирая направление развития производства, ориентацию его на выпуск определенных товаров, - это капиталист всегда делает сам, доверяя наемным специалистам анализ конъюнктуры и построение прогнозов, - он участвует в определении качественного состава благ, производимых обществом. И поскольку он ставит во главу угла наличие рынка сбыта, он с необходимостью учитывает наличие общественных потребностей, он стремится эти потребности удовлетворить.

И когда, наконец, капиталист управился с распределением благ, оказывается, что вопросы распределения труда тоже уже решены. Определилось сколько и каких специалистов ему нужно, к каким станкам встанут рабочие, чем займется интеллигенция. Капиталист никак не намерен разделять эти вопросы: блага получает тот, кто приносит прибыль. И о другом побеспокоился капиталист: чтобы каждый, борясь за увеличение количества благ для себя, обеспечивал увеличение прибыли для него, капиталиста, - то есть организовал совпадение интересов.

Конечно, в мире классовых противоречий, когда пролетариат все более организуется для борьбы, капиталист не мог бы решить своих проблем в одностороннем порядке, без поддержки иных сил. Чтобы управлять обществом в своих частнособственнических интересах, буржуазии просто необходимо держать общественное движение в том русле, где только и может она ставить свои дамбы и плотины. Это русло - русло частной собственности, а берега его - вся совокупность социальных отношений капиталистического мира и, в первую очередь, вся мощь его организаций, поддерживающих и формирующих эти отношения. Самой грандиозной из этих организаций является буржуазное государство с его многочисленными средствами контроля над обществом.

Государственная власть в большинстве капиталистических стран формируется на самых демократических началах. Это не мешает ей, однако, оставаться диктатурой буржуазии. Всеобщее избирательное право нимало не страшит буржуазию даже при условии, что большую часть населения составляет промышленный пролетариат. Почему горстку капиталистов совершенно не тревожит исход борьбы за власть?

Потому что в борьбе за власть побеждает сила, а не количество. А формула силы в обществе имеет простой вид: количество плюс организованность. Объединяясь в политические партии, почти целиком закупая интеллектуально развитую часть общества, располагая организующей мощью средств массовой информации, финансируя различные общества и целенаправленные кампании, буржуазия не просто формирует общественное мнение в свою поддержку - она подавляет, заглушает, топит в общем шуме голоса противостоящих ей идеологий. Организующая способность богатства, денег, собственности - вот что помогает буржуазии не только в воспроизводстве капитала, но и в идеологической обработке общества.

По своей природной скаредности буржуазия упускает и впредь будет упускать моменты, когда организованность пролетариата и вообще левых сил достигает опасных для буржуазии размеров, как это было, например, в Чили в 1970 году. Но и тогда для буржуазии не все еще потеряно. Если в обычных «демократических» условиях буржуазия предпочитает управляться с пролетариатом, расходуя на организационные нужды минимальную часть своих прибылей, то угроза вообще расстаться с частной собственностью заставляет буржуазию поступиться большим - и тут она, уже не жалея, не скупясь, выкладывает деньги на создание фашистского режима. Фашизм - обратная сторона буржуазной демократии, это - та же диктатура, только в неприукрашенном виде. В «демократических» условиях буржуазия предпочитает вести борьбу с пролетариатом демократическими средствами - препятствует организованности пролетариата широким идеологическим давлением, внося хаос в целенаправленность самих рабочих течений и финансируя достаточные для противодействия силы буржуазных организаций. При фашизме то же организационное преимущество буржуазии обеспечивается насильственным разрушением рабочих организаций, прямой ликвидацией пролетарских организующих центров, арестами и расстрелами. Это для буржуазии более накладно, это вносит свои осложнения в экономику, но буржуазия знает, что это для нее - временные трудности. Разбитые, разрушенные, потерявшие лучшие свои кадры, лишившиеся налаженных связей, рабочие организации надолго выходят из строя, устраняются с политической арены. И тогда фашизм становится ненужным, его можно списывать потихоньку и, восстановив организационное преимущество над разрозненными пролетарскими силами в рамках самой великолепной буржуазной «демократии», долго еще поругивать подлости фашистского террора, как случайное грязное пятно на стерильной демократической истории капиталистического общества.

Вот так буржуазия улаживает свои организационные проблемы. По сравнению с этим регулирование персональных отношений - просто мелочь. Здесь достаточно одного - чтобы буржуазное государство всем своим законодательством, судопроизводством, оружием утверждало незыблемость частной собственности. Конечно, в каждом конкретном случае каждый конкретный капиталист стремится урвать и то, что законом ему не положено, каждый буржуа твердо усвоил, что справедливость - хорошо, но это - не для сильных. И, конечно, из всего этого вырастает гигантская система коррупции и сговора крупной буржуазии против всего общества. Но это - уже частности капиталистического существования.

Итак, частнособственнические интересы буржуазии служат в капиталистическом обществе важнейшим организующим началом. Процесс реализации этих интересов, совокупность действий, предпринимаемых буржуазией для их удовлетворения, одновременно является и процессом осуществления ряда общественных функций, без которых взаимодействие членов общества не обладало бы полнотой, цельностью, необходимой для существования самого общества.

Исполняет ли буржуазия сама все функции подобного рода? Нет и нет. Везде, где только это оказывается возможным, буржуазия привлекает интеллигенцию. Все ведущие посты в капиталистическом обществе отданы интеллигенции. Государственные чиновники, вплоть до самых высших - интеллигенция. Технические и коммерческие руководители всех рангов - интеллигенция. На интеллигенцию возложена и вся идеологическая работа. Творческий потенциал интеллигенции используется капиталистическим миром на полную мощь.

Такое положение интеллигенции, а также развивающееся обезличивание капитала в акционерных обществах и иных формах капиталистической кооперации позволяет многим буржуазным идеологам говорить об отступлении капитализма с решающих позиций, о переходе власти в руки интеллигенции, сформированной во взаимодействующие по своим законам коммерческо-технические системы и проводящей хозяйственную политику, якобы не зависящую от капиталистов, не управляемую ими. Это - ложь, потому что капиталисты никогда никому не уступали контроля за распределением благ, потому что предоставляя интеллигенции право быть ведущей, буржуазия оставляет за собой право указывать направление, потому что капиталисты готовы оплачивать деятельность любого администратора, политика, инженера, деятельность любой системы до тех пор, пока они исправно исполняют свою главную обязанность перед капиталистом - обеспечивать ему максимальную прибыль.

Каким бы значительным не казалось положение интеллигенции в буржуазном обществе, на самом деле буржуазия позволяет ей все, что угодного, но не выходя за рамки того, что угодно буржуазии.

И все же такое положение интеллигенции играет свою весьма существенную роль в общественном развитии. Индивидуалистическое мировоззрение, прочно прививаемое буржуазным обществом, доступность для интеллигенции всех постов, кажущихся ключевыми в общественном устройстве, в сочетании с практическим опытом интеллигенции в решении мелких и крупных проблем на основе расчета и разумных соглашений порождает специфическое убеждение интеллигенции - веру в возможность стабилизировать общество, укрепив его разумные начала. По сути, каждый интеллигент имеет свою законченную модель переустройства общества, заключающуюся в устранении тех помех, которые он ощущает в своих личных отношениях с обществом, и нелогичность существования которых представляется ему очевидной. Оставаясь вне жара классовых столкновений, не утруждая себя анализом классовых сил и классовых интересов, интеллигенция оказывается не в состоянии - да и не проявляет особо сильного стремления - понять, что все воспринимаемое ею как помехи, суть отражение реальных и неизбежных классовых противоречий, что в этих «помехах» дает себя знать железная хватка капиталиста, утверждающего свои интересы.

Такая духовная атмосфера порождает в среде интеллигенции массу теорий «рассудочной» - а на деле целиком идеалистической и потому несостоятельной - организации общества. Все эти теории играют на руку буржуазии, ибо отвлекают мыслящую часть общества от участия в классовой борьбе, замазывают подлинные истоки социальных противоречий. Но еще важнее то, что кажущаяся достижимость утопических общественных построений формирует в интеллигенции определенные кастовые взгляды, заставляет мыслить себя классом, способным принять на себя всю ответственность за судьбы общества. Это массовое заблуждение, произрастающее на благодатной почве гипертрофированного самолюбования, свойственного интеллигенции, скрывает от нее самой вторичную, служебную роль интеллигенции в обществе. Буржуазия охотно поддерживает эти маниакальные предрассудки, ибо интеллигенция, заблуждающаяся надежно служит буржуазии, тогда как прозревающая, осознающая обязательность своего служения, способна сделать революционный выбор - служение пролетариату.

То, что в капиталистическом обществе существование самой интеллигенции вызвано потребностями буржуазии и возможно только под ее бдительной, но не бросающейся в глаза опекой, как это ни противоестественно, только способствует укреплению кастовых убеждений. Те самые действия капитала, воспринимаемые интеллигенцией как досадные помехи, обеспечивают определенное равновесие в капиталистическом обществе, его цельность и согласованность - они же не дают интеллигенции проверить несостоятельность ее теорий и поддерживают в интеллигенции веру в то, что мир и порядок существуют исключительно благодаря ее усилиям.

Два следствия из такого состояния прямо задевают интересы пролетариата. Во-первых, кастовые социальные искания интеллигенции замыкают ее в себе самой, отсекают ее от пролетариата, а это наносит серьезный ущерб развитию пролетарской мировоззренческой идеологии, ослабляет организационную работу, без которой пролетариат не сможет ни подготовиться, ни вступить в решающую классовую битву. Во-вторых, после победы пролетариат, как бы он ни нуждался в творческом потенциале интеллигенции, не может ей довериться: стремление реализовать на практике собственные многочисленные теории неизбежно ведет интеллигенцию к единственному непротиворечивому их совмещению - к воскрешению капиталистических отношений.

Чтобы не только завоевать власть, но и не потерять ее вновь, чтобы умело распорядиться ею после победы, пролетариат обязан знать все эти тайны капиталистического общества, все действующие в нем социальные силы. Ему предстоит принять их в наследство, ему предстоит преобразовать их и направить на строительство нового общества.

 

Глава 2

Пролетариат - хозяин

Пока пролетариат ведет свою борьбу в капиталистическом обществе, пока он остается классом, со все большей силой и настойчивостью отрицающим ненавистные ему буржуазные порядки, ему достаточно солидаризироваться под одной идеей - идеей социалистической революции. Но совершается пролетарская революция, отрицающая, разрушающая буржуазное общество и государство - и пролетариат оказывается перед необходимостью строить новое общество, раскрывать, поддерживать, создавать новые функциональные связи, придающие обществу цельность, законченность. Закон отрицания отрицания неумолим: общество, из которого изъяты функции, исполнявшиеся буржуазией, требует их замены или восстановления. Без этого дестабилизированное общество не способно ни существовать, ни развиваться; и замена тут годится не всякая, а обязательно равноценная - в противном случае все прорехи будут заполнены стихийно, по образу и подобию отринутого прошлого. И если пролетариат не готов к обновленному пролетарскому воссозданию цельной системы общественных отношений, то с необходимостью возникает новая буржуазия, присваивая и функции и привилегии буржуазии прежней.

В революциях предшествующих эпох преемственность функций осуществлялась стихийно - пролетариату надеяться на это не приходится. В предшествующих переломах истории каждый рабовладелец, феодал, буржуа единолично вязал свои узелки в сети общественных отношений. Но социалистическая революция качественно отличается от других тем, что на арену борьбы выступает новый субъект - класс, который и побеждает только потому, что обладает организованной мощью единого субъекта, и властвовать способен только благодаря силе собственного единства.

Действуя стихийно, рабочие и сами не способны подняться выше благопристойного тред-юнионистского, вполне буржуазного уровня. Только качественно иная форма организации классового сознания, корректирующая индивидуальные интересы и поднимающая их до уровня коллективного классового интереса, позволяет пролетариату решать социальные проблемы, обеспечивает пролетариату решающее преимущество в борьбе с буржуазией и буржуазной идеологией как до пролетарской революции, так и после нее. И трудности, возникающие перед пролетариатом, тоже имеют свои качественные отличия.

Во-первых, пролетариат нуждается в хорошей, надежной теории. Там, где индивид, который сам себе единство, может успешно действовать благодаря собственным знаниям, или таланту, или интуиции, или чутью, или удачливости, наконец, - там пролетариат может обеспечить целенаправленность и взаимосоответствие своих действий только через согласование всех конкретных задач в рамках единой мировоззренческой системы.

Во-вторых, ошибки и заблуждения индивидов, неточность выносимых ими оценок и несостоятельность их решений не имеют никакого влияния на развитие общества в целом: выпадают, отстраняются от исполнения функций одни индивиды, занимают их место другие. Но пробелы в классовом сознании пролетариата, недостаточность его знаний, его промахи не означают ничего иного, кроме отступления перед буржуазией: буржуазия немедленно возвращается, «приходит на помощь» там, где пролетариат не справляется с обязанностями гегемона.

В-третьих, общество, покоящееся на интересах индивидов, не нуждается ни в каких усилиях для возмещения индивидуальных потерь - это происходит стихийно, в силу тех же индивидуальных интересов. Потери и отступления пролетариата возвращаются только революционным путем, требуют повторения революционной работы, повторения боев с буржуазией.

Пролетариат поэтому нуждается в хорошо разработанной теории и в методах, позволяющих своевременно оценивать изменение обстановки и находить верные решения, в умении вести поиск, обогащать свои знания ценой наименьших потерь. Это - его оружие, и оно постоянно должно быть в боевой готовности.

Два вопроса приходится решать пролетариату, берущемуся за строительство нового общества:

- повышение благосостояния общества;

- развитие его сознания.

Успехи во втором вопросе почти целиком зависят от решения первого. А по первому вопросу пролетариату необходимо добиться кардинальных решений: ему не просто надо выйти на уровень наипервейших капиталистических стран, не только опередить их, но и опередить несравнимо, выйти на рубежи, для них недостижимые.

Пролетарское общество способно преодолеть те препятствия, перед которыми останавливается капитализм, достигая вершины своего развития. Но это не происходит само собой. Таковы интересы победившего пролетариата, да - но пути к удовлетворению этих интересов необходимо еще найти. И здесь пролетариату не обойтись без опыта предшествующих поколений, здесь пролетариату совершенно необходимо идти на выучку к буржуазии.

Первый и весьма общий вывод, вытекающий из опыта прошлого, таков: общество неизбежно движется туда, куда направлены стихийные устремления его членов. Но это еще не вывод, это еще только половина. Существенно добавление: при сложившихся условиях существования. Недаром буржуазия боролась за всеобщее признание частной собственности на средства производства - это и было условием развития капитализма, тем руслом, в которое была направлена стихия. Условием социализма является общественная собственность на средства производства. Но тут необходимо внести ясность. Общество, владеющее средствами производства, может быть частью общества и его собственность тогда остается частной собственностью. Капитализм тоже не чурается общественных форм собственности, создавая, например, акционерные общества. От отношения обществ, владеющих средствами производства, ко всему обществу в целом зависит и характер социализма. А поскольку целью пролетариата является пролетарский социализм, для него приемлема только одна форма: общепролетарская классовая собственность. А это, в частности, означает, что, отвоевав средства производства в революционной борьбе, пролетариат никому не должен уступать и ни с кем не должен делить хозяйских прав и привилегий.

Как сохранить эти права и как ими распорядиться - этому пролетариат прямо должен учиться у буржуазии.

Погоня за максимальной прибылью, диктуемая капиталисту условиями конкурентной борьбы, заставляет его организовывать непрерывный поиск повышения производительности труда. Следствием этого является увеличение выпуска продукции и сверхприбыль капиталиста. Прогрессивное социальное содержание этого процесса вскрывается тогда, когда раскрытие монополии конкурентами и борьба за рынки сбыта приводят к падению цен на выпускаемый продукт.

Повышение производительности труда - это то, что нужно пролетариату и всему обществу. А как обстоят дела с другими условиями?

Уничтожая капитализм, пролетариат уничтожает и капиталистическую конкуренцию.

Извлечение максимальной прибыли не может быть целью пролетариата: какова бы ни была сумма прибыли, она возвращается тому, с кого взимается - пролетариату.

В сверхприбыли для пролетариата смысла еще меньше.

Но вот максимальная эффективность производства является коренным интересом пролетариата. Во-первых, от этого прямо зависит благосостояние пролетариата, ибо ему неоткуда взять благ более того, что он сам произведет. Во-вторых, увеличение эффективности производства ведет к сокращению затрат труда, затрат рабочего времени на производство всего необходимого обществу продукта, что и является определяющим для культурного, творческого развития пролетариата, для роста его сознания.

Итак, преследуя максимальную эффективность производства, пролетариат заинтересован в постоянном повышении производительности труда, ведущем к увеличению выпуска продукции в натуральном выражении. Этим целиком и определено отношение пролетариата к сверхприбыли: в интересах пролетариата скорейшее раскрытие всяких монополий, наиболее полное распространение передовых методов производства. Но здесь пролетариат отличается от капиталиста разве только масштабом: капиталист заинтересован в полном и скором распространении новых методов в принадлежащем ему производстве, пролетариат - тоже.

Интересы пролетариата в целом соответствуют интересам отдельного капиталиста в капиталистическом обществе. Они по сути своей являются возвышенным, гуманистическим развитием буржуазных интересов. Место абстрактной максимальной прибыли занимает вполне конкретная максимальная эффективность производства, прямо, а не косвенно связанная с увеличением производства материальных благ в натуральном выражении. И это происходит потому, что в основе коренного интереса пролетариата, как хозяина, лежит не бесчеловечное требование утверждения частной собственности в конкурентной борьбе, а человеческие потребности пролетариата как класса-потребителя. Труду, производству возвращается его изначальное предназначение: служить источником удовлетворения непосредственных человеческих потребностей, не осложненных гнетом социальной несправедливости, требованиями борьбы за существование против всего общества.

Наличие вполне определенной аналогии в интересах пролетариата и отдельного капиталиста позволяет установить аналогии и в реализации этих интересов. Капиталист добивается своего, стимулируя деятельность рабочих, организаторов производства, технологов, изобретателей, ученых в нужном ему направлении. Он не пользуется какой-либо раз и навсегда закрепленной системой стимулов. Наоборот, используя естественное стремление человека к наиболее полному удовлетворению потребностей, он перестраивает систему стимулирования, ориентируясь на максимальный эффект в основном для него направлении - в получении прибыли.

Не все блага капиталист распределяет сам. Но, поручая одним распределение благ среди других, меру для этих первых капиталист определяет самолично. На эту роль он подбирает людей, наиболее рьяно и умело защищающих его интересы, и меру получаемых ими благ ставит в зависимость от того, как они выполняют его требования. Никаких иных критериев, кроме своих интересов - конечного эффекта, максимальной прибыли - капиталист не признает.

Основные, нацеливающие решения - такие, как ориентация производства на выпуск продукции определенного типа, выбор путей развития, направления капиталовложений - капиталист делает сам. Эти решения связываются одним единством - его личной субъективной экономической политикой. Никакие объективные факторы не могут подействовать на эту политику иначе, чем через сознание капиталиста, преломляясь в его сознании, становясь условием принимаемых решений.

Оказываясь перед альтернативами, где оценка вариантов в величине конечного эффекта затруднительна, капиталист делает свой субъективный выбор. Эта субъективность - не произвол, она лежит в колее общей экономической политики. От всех своих работников, поощряя за удачи, наказывая за ошибки, капиталист требует следовать той же политике, умения столь же субъективно решать проблемы своего уровня.

Чему здесь должен учиться пролетариат?

Всему!

Определяя направленность производства своими субъективными классовыми потребностями, подчиняя его своему критерию - максимальной эффективности, во всем остальном пролетариат должен овладеть рациональными приемами, уже найденными капиталистом.

И вот тут возникает главная трудность, решение которой не может подсказать никакой капиталистический опыт.

Интересы капиталиста представлены самим капиталистом. Цельностью капиталиста как личности и определяется единство, единонаправленность его экономической политики.

Интересы пролетариата - это классовые интересы. Субъектом, их выражающим, является весь класс в целом. Интересы отдельных представителей, групп отличаются от интересов класса, ибо только для пролетариата в целом удовлетворение потребностей прямо зависит от эффективности производства, только весь производящий класс не может обеспечить себя ничем сверх того, что сам же и производит.

Проведение цельной экономической политики, соответствующей классовым интересам, не доступно пролетариату как массе рабочих, оно доступно только организованному классу, только пролетариату, преодолевшему свои индивидуалистические тенденции, осознавшему свои коллективные цели. Но и это еще не ответ, не форма реализации хозяйских прав пролетариата.

Классовые интересы пролетариата обретают конкретную форму, отображаясь в сознании одного человека в виде ясных идей и лозунгов, доступных пониманию масс, способных поднять массы на организованные действия. И хотя распространение и освоение идей требует и времени и усилий, пролетариат все-таки умеет находить своих вождей.

Выражая интересы пролетариата в наиболее отчетливой, сконцентрированной системе идей, вождь воплощает, материализует их в массовых действиях пролетариата. То, что при этом в организации массовых действий участвует сложная структура руководства, состоящая из ярких индивидуальностей, не меняет дела: сама эта система держится и дисциплинируется пониманием потребности масс в этих конкретных идеях, откликом масс, их готовностью следовать за идеями вождя. Такая система не только распространяет и поддерживает идеи, но и способна активнейшим образом отрицать и опровергать идеи, идущие в разрез с настроениями масс, освобождаться от лидеров, над которыми властвуют эти несостоятельные идеи. В действии этой системы формируется классовое сознание пролетариата как единого субъекта; участие в массовом движении вносит в каждое индивидуальное сознание революционные изменения, образующие базу для дальнейшего развития классового сознания.

Перед пролетарским социалистическим государством изначально стоят другие задачи. Принимая от капитализма грандиозную хозяйственную систему, принимая общество, в котором не только сохраняются непролетарские элементы, но и в среде самого пролетариата сильны воспитанные прошлым индивидуалистические, буржуазные стремления, социалистическое государство должно принять на себя функции регулирования всех связанных с этим общественных отношений. Оно должно соединить в себе определенные черты буржуазного государства и капиталистической системы хозяйствования. Если массовое движение опирается на лучшие, передовые, революционные качества пролетариата, то государству необходимо ориентироваться на самые худшие, отсталые, но еще не изжитые черты и пролетариата и всего общества, необходимо формировать систему их регулирования.

По своей внутренней сути, по отношению к своим гражданам государство всегда остается буржуазным, не поднимается выше принципов буржуазной справедливости. Но это не распространяется на внешние отношения, на отношение к лицам, не являющимся гражданами - здесь пролетарское государство выступает только как уполномоченный пролетариата, как представитель его классовых интересов.

Вот те социальные основы общества, которые пролетариату приходится учитывать, прежде чем применить капиталистическую науку хозяйничания.

Полновластным хозяином всех завоеванных средств производства является пролетариат как единое целое.

Персонифицируются интересы пролетариата в вождях пролетариата. Именно вождям принадлежит конкретизация целей, построение политики в ее конкретной и согласованной форме. Но решающее слово при этом все равно остается за классом, ибо только через поддержку масс могут проверить вожди свои политические идеи.

Исполняются интересы пролетариата социалистическим государством. Государство выступает как наемная система работников, формируемая так же, как это делается капиталистом, для осуществления воли хозяина, находящаяся под его субъективным контролем, зависящая от воли своего хозяина - пролетариата в целом - во всех своих звеньях.

Социалистическое государство как управляющий орган уже не имеет дела с пролетариатом как классом - оно управляет обществом, как совокупностью отдельных индивидов: рабочих, крестьян, интеллигентов. Заботиться об отдельных индивидах и социальных слоях, оберегать или пресекать их деятельность оно обязано потому и постольку, поскольку это соответствует интересам пролетариата - и в этом оно тоже должно быть под постоянным контролем.

Государство, государственный аппарат должен формироваться персональным подбором - и здесь уже начинается применение капиталистической науки в полной мере. Высшие посты должны доверяться людям, чья преданность интересам пролетариата не вызывает сомнений, прошла серьезнейшую проверку. От них требуется глубокое понимание интересов на текущем этапе, от них требуется умение реализовать эти интересы в конкретных действиях, в подборе кадров исполнителей, в текущей политике. Но и всепролетарский контроль, всепролетарская оценка должны сопровождать их во всех действиях.

Особо важной областью деятельности социалистического государства является экономика. Заменив капиталистическое стремление к максимальной прибыли социалистическим требованием максимальной эффективности производства, социалистическое государство должно подчинить этому требованию всю хозяйственную систему.

В первую очередь это относится к управляющему аппарату. Аппарат организаторов производства должен оплачиваться в прямой зависимости от организующего вклада в повышение производительности труда и должен оплачиваться весьма высоко.

Почему это так? Почему победивший пролетариат не может (или не должен) диктовать технической интеллигенции свои, иные условия? Почему класс-гегемон не может эксплуатировать творческие способности специалистов так же нещадно, как капиталист эксплуатирует рабочего?

Потому что это невыгодно пролетариату, противоречит его интересам.

Проявление таланта, творческих способностей имеет индивидуальный характер. Стимулом для такого индивидуального проявления способностей служит борьба за признание обществом и само признание. До тех пор, пока в обществе существуют товарно-денежные отношения, признание распределением благ будет оставаться одним из элементов признания вообще.

Но именно от творческой деятельности зависит совершенствование производства, рост его эффективности - будь то деятельность организаторов производства или творческая инициатива самих рабочих. Прирост производимых благ без дополнительных затрат труда - это и есть экономическая цель пролетариата; за движение в этом направлении он вполне готов расплачиваться из того же прироста.

И если оглянуться на капиталиста, если поучиться у него, то можно увидеть, что, высоко оплачивая специалистов, он не теряет, а увеличивает свою прибыль, да кроме того порождает среди них конкурентную борьбу за признание, ведущую к полному раскрытию их способностей, позволяющую выбирать из них лучших. Отказаться от такого же подхода пролетариат может только себе во вред.

Персональная оценка каждого специалиста должна исходить из того, насколько его деятельность полезна для пролетариата - это должна быть оценка по большому счету, с высот классовых интересов. Учась у того же капиталиста, следует сказать, что, если пролетариат не дает своим специалистам возможности получать благ больше, чем на службе у капиталиста, то пролетариат - плохой хозяин. Работа на социалистическое общество должна привлекать своей выгодностью и крупнейших специалистов капиталистического мира. Пролетариат станет только богаче, эксплуатируя их способности, ибо то, что выгодно капиталисту, многократно выгоднее в социалистическом хозяйстве, не разграниченном конкурирующими монополиями.

А как же класс-гегемон должен относиться к своим членам - рабочим? Имеет ли вообще какой-нибудь смысл этот вопрос, если класс целиком из этих же рабочих и состоит?

Такой вопрос существует, он вполне правомочен. Пролетариат, организованный в класс, не тождествен совокупности входящих в него рабочих. Отличие состоит уже в наличии самой организованности. Организованность базируется на общности интересов, но это - общность не всех интересов: остаются еще и индивидуальные интересы, некоторые из них продолжают находиться в противоречии с интересами всего класса.

Класс заинтересован в увеличении благ для всех, отдельный рабочий - для себя. Но он может добиться этого вместе с классом, а может бороться за это по-буржуазному, стремясь к присвоению труда товарищей по классу. До тех пор, пока такое противоречие будет гнездиться в сознании рабочего, до тех пор будет сохраняться определенное противоречие между пролетариатом и пролетарием, между классовым и индивидуальным интересами.

А это значит, что до тех пор класс организованно должен отстаивать свои общие интересы против стихии мелкособственнических, буржуазных интересов. Эта борьба ведется на двух направлениях. С одной стороны, целью этой борьбы являются такие революционные изменения в сознании каждого, которые ведут к отмиранию, исчезновению буржуазных, индивидуалистических интересов. Но с другой стороны, пока они существуют, пролетариат обязан использовать их, обратив на пользу обществу.

Главной экономической задачей пролетариата является постоянный рост благ, приходящихся на вложенный труд. И эта задача решается не трудом рабочих, а тем, насколько эффективно этот труд используется, насколько совершенна вся система производства, насколько хорошо исполняют свои обязанности те, кого пролетариат нанимает организаторами производства. Поэтому, если известный трудовой вклад в общественное производство является долгом рабочего, без исполнения которого никаких благ вообще не может возникнуть, то коренных интересов в увеличении этих благ рабочий должен добиваться, требуя творческой отдачи от организаторов производства всех уровней, контролируя их деятельность, помогая выдвижению наиболее способных - то есть постоянно оставаясь на классовых позициях. Однако, решая эту задачу, пролетариат сталкивается с необходимостью применить ту же требовательность к самому себе, потому что труд еще далеко не всеми осознается как долг, потому что осознанию этого мешают те же индивидуалистические интересы.

Поскольку это те же самые интересы, которые властвуют в капиталистическом обществе, задача, стоящая перед пролетариатом, заключается в том, чтобы организовать их и направить в нужное русло, то есть по-хозяйски стимулировать удовлетворением этих интересов трудовую деятельность на пользу хозяина - всего рабочего класса. Таким образом, и в отношениях с рабочими политика диктуется одним: интересами пролетариата как класса, как единого целого.

Основной закон, которым определяется существование пролетарского социалистического общества, и которым должен руководствоваться победивший пролетариат и служащая ему государственная система, формулируется так:

Распределение труда и продуктов производства в интересах общества в целом, стимулирующее рост общественного благосостояния и общественного сознания.

Рост общественного благосостояния служит материальной основой для развития сознания: повышение эффективности производства ведет к снижению необходимых затрат труда, к высвобождению времени для культурного развития. Но главные вопросы развития коммунистического сознания этим еще не решаются.

Возможности социалистического государства в деле развития сознания весьма ограничены. По существу задачей государства является не само изменение сознания масс, а закрепление уже возникших прогрессивных сдвигов их сознания в государственных формах, в соответствующих изменениях всей системы управления обществом.

Однако по отношению к непролетарским слоям общества государство, являясь исполнителем классовой воли пролетариата, играет весьма деятельную роль. Само существование этих слоев допускается лишь в той мере, в какой это соответствует интересам пролетариата. Интересы, потребности непролетарских слоев учитываются лишь постольку, поскольку это соответствует наиболее эффективному использованию этой части общества во благо пролетариату. Определенные демократические возможности для выражения собственного мнения, для изложения каких бы то ни было требований предоставляются пролетариатом непролетарской части общества с единой целью: использовать эти интересы, стимулировать их, вынуждая наиболее полную отдачу труда и способностей этой части общества на пользу пролетариату. По мере развития, изменения интересов пролетариата неизбежно будет меняться и отношение к другим классам и социальным группам, его потребность в их существовании. Соответственно будет меняться и характер политических свобод, предоставляемых этим слоям государством. Поэтому здесь не может быть и речи ни о каких политических гарантиях для этих слоев, за исключением временных соглашений, на которые пролетариат идет, учитывая конкретные формы своих интересов, соответствующих текущему этапу истории.

Соответственно, проводя такую диктаторскую политику в отношении непролетарских слоев, пролетарское государство решает и важную задачу перестройки их сознания, всеми своими мерами доказывая, что единственную реальную гарантию дает им бесповоротный переход на классовые позиции пролетариата. Совершенно иную основу имеют взаимоотношения с правящим классом. Оставаясь по отношению к пролетариату одним из наиболее отсталых общественных институтов, государство все же не может быть настолько консервативным, чтобы не изменяться вслед за развитием интересов пролетариата.

В политической области это означает постоянное расширение демократии для пролетариата. Государственный контроль, государственная регламентация различных сторон общественной жизни с самого начала выступают в защиту классовых интересов против интересов индивидуальных. По мере того, как личные интересы рабочих согласовываются с классовыми, становится ненужной и государственная регламентация этих интересов - она заменяется социальной сознательной самодеятельностью рабочих, отступает и отмирает.

В области экономики, кроме постоянного роста эффективности производства и связанного с этим благосостояния, существенное значение имеет также изменение системы распределения благ, Движение от распределения «по труду» к распределению «по потребности» осуществляется путем расширения фондов общественного потребления, путем распространения их на все новые категории благ.

Никакие государственные установления не могут опережать уровень сознания масс. По своей сути они лишь фиксируют достигнутое, с некоторым опозданием отвечая ему. Но динамика перестройки, наглядно показывая, как за определенными сдвигами в индивидуальных сознаниях следуют перемены во всей системе управления, стимулирует возникновение новых сдвигов, осознание новых задач.

Что же касается первоисточника, первопричины революционных изменений в сознании пролетарской массы - то тут рабочим у капиталистов учиться нечему. Все эти изменения - и сознательная дисциплина, и классовый подход к общественным явлениям, и самоограничение в потреблении благ, и осознание общественных интересов как своих собственных - все это возникает по мере роста организованности пролетариата, по мере осознания каждым рабочим своей принадлежности к классу. Происходит это в ходе классовой борьбы пролетариата: зарождается в виде идей, проявляется в классовых победах пролетариата, утверждается революционными сдвигами в сознании каждого рабочего.

И тут у пролетариата только одна наука - его собственный исторический опыт.

 

Глава 3

Кризис рабочего движения

Не странно ли говорить о задачах победившего пролетариата, отталкиваясь от исследования капиталистического общества сейчас, когда более чем полувековой опыт пролетарских побед представляет грандиозный материал для конкретного исторического анализа?

Верно, незачем утверждать, что предшествующие выводы получены без учета новейшей истории государств социалистического мира. Наоборот, хотя все изложенное вытекает из законов исторического развития общества, из законов капиталистической экономики и классовой борьбы пролетариата, очевидным это становится только в практике социализма.

Особенности социалистических образований в истории различных стран позволяют свести все факты в четыре группы:

1. Советский Союз, Китай, Албания.

2. Венгерская Советская республика (1919 г.) и Чили (1970 - 1973 г.г.).

3. Югославия и Куба.

4. Все остальные государства социалистического направления.

Несмотря на то, что социалистические черты локализованы в рамках наций, дело тут не в национальных, а в политических особенностях. Поэтому не случайно Венгрия оказалась в двух группах - второй и четвертой - в соответствии со значением опыта различных исторических этапов.

В первую группу вошли страны, внесшие реальный позитивный вклад в дело социализма, самостоятельно встретившиеся с определенными проблемами социалистического строительства и давшие свой опыт решения этих проблем. Опыт стран второй группы тоже самостоятелен, но это - отрицательный опыт. Практика стран третьей группы, вообще говоря, лежит в стороне от основного пути социалистического движения.

Политика Югославии и Кубы никогда всерьез не опиралась на марксистский фундамент, она эклектична. Но их историю можно рассматривать как экспериментальный полигон для испытания некоторых частных идей. И, наконец, четвертую группу составляют страны откровенно эпигонствующие, заимствующие у других не только полезный опыт, - в этом нет ничего дурного, это как раз является достоинством, - но и заблуждения.

Наибольшее значение имеет, конечно, опыт Советского Союза, самостоятельный на протяжении всей истории. Очень важен опыт Китая от середины пятидесятых годов до кончины Мао Цзэдуна; период, предшествовавший этому, по сути, повторял социалистическое развитие СССР, а со смертью Мао Цзэдуна все пошло по уже известной колее. Политическая жизнь Албании в своей последовательности, может быть, представляет наибольший интерес, но замкнутость, отгороженность делает ее труднодоступной для анализа.

Опыт Венгерской Советской республики (1919 г.) и Чили (1970-1973 г.г.) совпадает во всех основных моментах. И там и там социалистические силы пришли к победе мирным путем - что, между прочим, свидетельствует о подавляющем превосходстве левых сил в конкретной исторической обстановке. И там и там социализм погиб, в конечном счете, от недооценки организующей роли собственности. И там и там социалистические правительства в недостаточной степени использовали политический террор - это единственно доступное пролетариату средство разрушения контрреволюционных буржуазных формирований. Ненасильственное получение власти настраивало левые силы на то, что сопротивление буржуазии и впредь не будет переходить демократические рамки - это было исторической ошибкой. И когда буржуазия сбросила свою демократическую маску, у пролетариата просто не хватило ожесточенности, готовности к смертельному классовому бою. Теоретикам, проповедующим мирную борьбу пролетариата за власть, не мешало бы извлечь из этого урок. До тех пор, пока буржуазия не ослабнет окончательно, в том числе и экономически, в борьбе с мировыми социалистическими силами, всякие надежды на бескровную победу пролетариата остаются утопией.

Даже приобретение политической власти, даже быстрая экспроприация капиталистической собственности не дают надежной гарантии, ибо и экспроприированная собственность оказывает свое контрреволюционное организующее влияние через надежду на ее возвращение, через расчет на получение благ от восстановленных владельцев.

Пока буржуазия экономически сильна, революция может утвердить себя только через железный террор политической диктатуры.

Революционная Россия счастливо избежала этих ошибок. Бесчинствами самодержавия, наглостью помещиков, разнузданностью буржуазии трудящиеся России были подготовлены к самой суровой борьбе, и Октябрьская революция породила энергичную и решительную диктатуру, которой удалось устоять в борьбе с внешними и внутренними открытыми врагами, и которая пала несколько десятилетий спустя уже в силу совершенно иных причин.

История диктатуры пролетариата и контрреволюционного переворота в России заслуживает глубочайшего анализа и, видимо, долго еще будет служить предметом научных исследований. Но основные выводы могут и должны быть получены немедленно, ибо без них пролетарское движение заходит в тупик.

Контрреволюционный переворот в СССР произошел так тихо и таким неожиданным путем, что этого никто не заметил. Диктаторствующей ныне в СССР Администрации в течение десятилетий удается выдавать себя за марксистско-ленинское руководство, удается морочить рабочим голову игрой в демократию. Даже международное коммунистическое движение, в большей части, и не приближается к верной марксистской оценке происходящего в России. Но контрреволюционный переворот произошел, и первое, что мы должны сделать - это установить сам факт переворота.

В 1961 г. Программой КПСС и затем окончательно Конституцией 1977 г. задачи диктатуры пролетариата в СССР признаны выполненными, и Советский Союз объявлен общенародным государством.

Но марксистам во все времена было ясно, что пока победивший пролетариат не обходится вообще без государства, это государство не может быть ничем иным, кроме как революционной диктатурой пролетариата. И дело не только в том, что пролетариат - единственный класс, способный взять на себя и производство всех благ и осуществление всех социальных функций.

Дело в том, что пролетариат - единственный класс, который не в состоянии обеспечить себе получение благ путем ограбления других классов. В силу этого, в каких бы условиях он не оказался, пролетариат остается единственным классом, стремящимся к коммунизму как к высшей форме реализации своих возможностей и удовлетворения своих интересов, и стремящимся с исторической неизбежностью.

Однако может быть, общенародное государство - уже шаг на первую ступеньку бесклассового коммунистического общества?

Бесклассовое общество, как и всякое общество, не может существовать не производя. Если одни будут производить блага, а другие - только потреблять их, деление на классы будет сохраняться. Поэтому бесклассовое общество может формироваться только на базе производящего класса. Пролетариат - открытый класс, то есть класс, способный принять в свою среду любого, без предъявления каких-либо неисполнимых требований и цензов.

Только правящее, привилегированное положение этого открытого класса, оказывая разрушающее воздействие на остальные, лишенные привилегий слои общества, вовлекая их в пролетарскую среду, способно привести к бесклассовому обществу.

«Гармония классов» в общенародном государстве возможна только при отказе пролетариата от своих коммунистических целей, при рабском согласии пролетариата работать на присвоительские интересы других классов. О том, что «народное государство» не может иметь никакого иного содержания, кроме буржуазного, подробно писали и Энгельс и Ленин. Да и что иное может означать «союз рабочего класса, колхозного крестьянства и народной интеллигенции», возникающий после того, как пролетариат безраздельно владеет властью, сменяющий диктатуру пролетариата?

В ходе борьбы пролетариата за политическое господство такой союз мог бы говорить о совпадении интересов на определенном этапе борьбы. После утверждения диктатуры пролетариата возвращение к такому союзу может означать только то, что пролетариат с властью не справился, что он вновь привлекает к власти буржуазию, капитулирует перед ней. Пролетариат всегда гнет спину ради обогащения хозяина, и это капиталистическое отношение исчезает только тогда, когда единовластным хозяином становится он сам.

Последняя надежда: может быть формула общенародного государства - всего лишь терминологическая ошибка? История знает немало случаев, когда за самыми демократическими вывесками скрывались гнет и произвол, когда радикальное движение вынуждено прикрываться благопристойными лозунгами. Может быть, и в СССР за скромной фразой о ведущей роли рабочего класса скрывается твердая пролетарская диктатура?

Нет, и это не так!

Причастен ли пролетариат в СССР к распределению благ?

Причастен ли целиком класс к выработке и проведению экономической политики? Не более чем при капитализме! В этом кардинальный ответ на вопрос. Мы рассмотрим еще некоторые тезисы, привлекающие в качестве доказательства особого положения пролетариата в СССР, но не следует забывать, что эти тезисы всего лишь заполняют арсенал уловок, к которым прибегает правящая Администрация, чтобы отвлечь пролетариат от классовой борьбы, чтобы затуманить его классовое сознание.

Всеобщее избирательное право. Но таким правом пользуются рабочие почти во всех капиталистических государствах, что нисколько не мешает буржуазии сохранять свою диктатуру.

Рабочее представительство в органах государственной власти, вплоть до самых высших. Да, вот одна из козырных карт, которая шулерски выдергивается всякий раз, когда говорят о социалистической демократии. Но дает ли это пролетариату какие-нибудь реальные права?

Капиталисты предпочитают сажать в свои парламенты политиков-правоведов. Но означает ли это диктатуру юристов, демократию для стряпчих? Дело, видимо, не в представителях, а в том, кто диктует представителям свои требования, чьей волей назначаются и смещаются сами представители.

Для высшего государственного органа СССР и критерием выбора и единственным правом для всех рабочих и прочих представителей служат единогласная поддержка всех вносимых предложений. Единогласие - это даже второстепенно, это даже излишество. Важно - чьи предложения принимаются.

Так чьи же это предложения, кто их вносит? Эти предложения вносятся только высшими органами КПСС. Целиком беря на себя организацию всех и всяческих выборов, располагая всеми средствами массового идеологического воздействия, КПСС предрешает, диктует результаты голосования. КПСС контролирует, а по сути - и предопределяет все выдвигаемые кандидатуры, т. е. прямо обеспечивает нужный себе состав всех выборных органов.

КПСС подчиняет себе и всю исполнительную систему сверху донизу и всегда в состоянии направить ее против несогласных. КПСС решает все.

Руководящая роль КПСС во всех государственных делах СССР зафиксирована Конституцией 1977 года. Преданность партии делу пролетариата, идеям марксизма-ленинизма доказана самоотверженным участием во всех боях, выпавших на долю Революционной Советской России. Но являются ли эти доказательства гарантией на вечные времена?

История перестала бы быть историей, если бы в ней нашлось место подобным гарантиям!

Есть лишь одна гарантия верности пролетарскому делу. Марксистская партия будет оставаться марксистской, пока служение пролетариату остается для нее не только единственной руководящей идеей, но и единственной личной потребностью ее членов, удовлетворяемой пребыванием в партии.

Партия, которая способствует удовлетворению иных потребностей - получению власти, благ, особых привилегий, - неизбежно несет в себе зерно оппортунистического перерождения.

КПСС не только на словах, но и на деле отреклась от диктатуры пролетариата. Рабочий класс, - даже та его часть, которая состоит в партии - не имеет никакой возможности влиять на дела партийной верхушки, на принимаемые верхушкой решения, на конструируемую ею теорию, на ее пропагандистскую деятельность, на проводимую социальную и экономическую политику.

Почему? Почему в жестокий и опасный революционный период партия могла оставаться пролетарской, почему в годы экономического строительства ее отношения с пролетариатом круто изменились?

Потому что, находясь в революционной оппозиции самодержавию и буржуазному правительству, ведя вооруженную борьбу с контрреволюцией, партия могла действовать только одним способом - мобилизуя, поднимая сознание масс, доводя до каждого революционный смысл марксистских идей. Идеи, неприемлемые для рабочих, не находящие отклика в их сознании отвергались самим равнодушием масс, не принимались к исполнению: так осуществлялся стихийный классовый пролетарский контроль за всей деятельностью партии.

Потому что в последующий период, непосредственно руководя государством, КПСС в проведении своей политики утратила нужду в посредничестве пролетарских масс, и, следовательно, освободилась от их контроля. Точно так же партийная верхушка, осуществляя прямое воздействие на высшие государственные органы, свободна от контроля всей массы рядовых членов партии.

В таких условиях у партийной верхушки нет никаких причин остаться выразительницей и защитницей интересов пролетариата: они неизбежно вытесняются собственными интересами верхушки, ибо ничто не препятствует ей удовлетворять свои интересы за счет пролетариата.

Партийная верхушка не могла бы властвовать, не опираясь на определенную социальную силу. Такой силой является правящий класс - Администрация, который и выдвигает саму верхушку, и контролирует все ее решения, и функционирует под ее руководством.

Этот правящий класс давно уже приспособил и партийный и государственный аппарат к тому, чтобы умолчанием и посулами, ложью и насилием держать массы в повиновении, не руководить, а повелевать ими, чтобы отгородиться от беспокоящего движения масс.

Соответственно Администрация не только присваивает блага для удовлетворения собственных потребностей, но и обеспечивает ими весь административно-партийный слой. И уже в недрах этой чиновничьей системы - опять же под надзором Администрации - решается вопрос о ценах и заработной плате, о распределении труда, то есть о том, как обеспечить пролетариат хотя бы минимальным количеством благ, позволяющим удержать его в повиновении. Вот кто является подлинным хозяином, вот в чьих частных интересах, без какого бы то ни было классового контроля всей пролетарской массы функционирует вся хозяйственная система.

Контрреволюционный переворот налицо.

Как же и когда произошел этот переворот? Какие силы его произвели? Почему переворот оказался таким бесшумным?

Предреволюционная Россия начала 20-го века была насыщена борьбой различных политических течений. Пролетариату было что сравнивать и из чего выбирать. И он безошибочно выбрал большевизм, выделил его как направление, наиболее последовательно проводящее марксистские - а, следовательно, и пролетарские идеи.

В борьбе за связь с пролетарской массой, за внедрение марксистско-ленинских идей сформировалось ядро партии - группа подлинных вождей, личное признание которых пролетарской массой сплачивало не только партийные ряды, но и весь класс. Принцип демократического централизма не выдвигал этих людей: они выдвигались от тех коллективов, которые сами же и организовывали, первоначальным условием формирования которых были одобрение и поддержка идей, пропагандируемых вождями.

(Здесь отсутствует часть текста - одна рукописная страница, поскольку она была утеряна в оригинале А.Б. Разлацкого).

…и это было исторической неизбежностью, так как правящая партия уже не удовлетворяла критерию служения пролетариату.

Проникновение буржуазных тенденций не могло сказаться сразу, потому что в центре партии находились - и главнейшие вопросы политики направляли вожди, оцененные и признанные пролетариатом еще до революции. Ленин, а после его смерти - Сталин, проводили политику в интересах пролетариата, отражающую взгляды пролетариата, опирающуюся на силы пролетариата. И на более низких руководящих уровнях оставались еще кадры, вовлеченные, воспитанные и выдвинутые революционной борьбой. Но время шло, и они с неизбежностью замещались иными кадрами, привлекаемыми правящим положением партии.

Усилиями партии формировались все звенья государственной системы, включившей в сферу своей деятельности и управление гигантским хозяйством России. При этом происходило сращивание государственного аппарата и партии во всех важнейших звеньях сверху донизу, а так же с неизбежностью в партийной идеологической работе все большее место занимали текущие - хозяйственные, государственные задачи.

Проведению пролетарской политики немало способствовала, а во многом и самым решающим образом определяла атмосфера постоянной борьбы, постоянной политический дискуссии в самом партийном центре. Победа в борьбе предрешалась поддержкой пролетарской массы, и это заставляло вождей предельно чутко относиться к ее настроениям.

В свою очередь, пролетариат имел возможность выбирать, выделять по позиции, занимаемой в дискуссии, вождя, наилучшим образом выражающего интересы пролетариата, хотя бы из того узкого круга, который и составлял партийный центр. Не случайно Сталин, глубоко владевший марксистской теорией, постоянно побеждал в таких дискуссиях и всегда был готов решать вопросы обращением к пролетариату.

Дискуссионная обстановка в партии интенсифицировала политическое развитие, рост партийных рядов. Но она же самым дезорганизующим образом действовала на государственный аппарат, через свои прочнейшие связи с партией вовлекаемый в эти дискуссии. По мере стабилизации хозяйства это вредоносное действие становилось все ощутимее.

В 1935-1937 г.г. оппозиция была окончательно удалена из партии. Это имело ряд важнейших последствий.

Во-первых, партийно-государственная система приобрела чрезвычайную монолитность, которая, может быть, только и позволила СССР выстоять в битве с фашизмом.

Во-вторых, пролетариат был полностью лишен возможности выявлять вождей и влиять на их выдвижение: с этого момента интересы пролетариата защищались настолько, насколько их представлял лично Сталин.

В-третьих, Сталин лишился возможности проверять свои политические решения поддержкой масс.

Диктатура пролетариата на этом еще не прекратила своего существования, ибо в меру своих способностей Сталин был предан интересам пролетариата и неуклонно воплощал их в своей политике. Но были полностью утрачены условия воспроизводства диктатуры пролетариата: она должна была умереть со смертью Сталина.

1935-1953 годы - вот период даже не умирания, а омертвления диктатуры пролетариата в СССР.

Почему же последующие события не могли выдвинуть лидера, равного Сталину или даже превосходящего его в защите интересов пролетариата?

К этому времени строение общества в СССР было уже таково, что полностью исключало пролетарскую демократию, возможность свободного волеизъявления организованного пролетариата. Монолитный партийно-государственный аппарат, приспособленный только для проведения идей сверху, имеющий по всей своей сущности лишь исполнительный характер, одновременно располагал всеми средствами прямого подавления, полным контролем над всеми средствами массового идеологического воздействия и полным контролем над всеми общественными организациями. Естественно, этот аппарат не намерен был допускать распространение каких бы то ни было идей, задевающих его интересы, как бы ни нужны были эти идеи пролетариату. А все идеи, отражающие интересы пролетариата, несли для него опасность, по крайней мере в том, что требовали от него динамики, постоянных усилий, направленных на достижение целей пролетариата. Зато этот аппарат был готов действовать в своих собственных интересах - расширяя свои права, блага и привилегии и не обременяя себя дополнительными обязанностями.

В этих условиях у пролетариата не было ни возможности организоваться, ни возможности выделить нового лидера, ибо лидеры, несущие пролетарские идеи, не имели ни малейшей возможности наладить массовые связи с пролетариатом. Кроме того, совершенно очевидно, что сознание общества, сознание пролетариата было абсолютно не подготовлено к восприятию, к осознанию столь всеобщей и чрезвычайно много значащей перемены, сосредоточенной всего лишь в факте смерти вождя. С ужасающим бесстрастием общество отнеслось к расправе над последними марксистами-революционерами, к клеветнической компании по разоблачению культа личности.

Такой крутой и жуткий поворот не имел никаких подобий в истории, и нужна была историческая дистанция, чтобы в сознании общества созрели должные оценки.

Партийно-государственная верхушка, Администрация, отделенная от пролетариата слоем второстепенных административных исполнителей получила возможность выдвигать лидера из своей среды и в соответствии со своими интересами меняла их (Г.М. Маленков, Н.С. Хрущев) до тех пор, пока не остановилась на наиболее подходящем. Администрация и ранее опасливо сопротивлялась диктату вождя - и это было ее противодействием диктатуре пролетариата. Освободившись от диктатуры пролетариата, она немедленно доказала, что не намерена признавать никакой диктатуры вообще, впредь намерена сама диктовать любому главе основные направления политики. Л.И. Брежнев вступил на свой пост под лозунгом: «прекратить перетряхивать кадры, дать людям возможность спокойно работать». Это и была необходимая верхушке гарантия устойчивости ее положения.

Контрреволюционный переворот произошел. При глубоко капиталистической сущности порожденного им общественного уклада, форма общества, его структура приобрела весьма своеобразные черты. Отношения Администрации и трудящихся моментально деградировали до уровня феодальных. Полновластие в распределении благ, полновластное владение всем народным хозяйством, освободило Администрацию от угрозы какого бы то ни было конкурентного экономического давления, - а, значит, стала не нужна погоня за максимальной прибылью и сопутствующее ей развитие производства.

Беспокойство Администрации свелось к тому, чтобы ее крепостные могли хоть как-то прокормить себя, обеспечить воспроизводство рабочей силы, но - главное - полностью удовлетворяли потребности хозяина - Администрации.

В то же время распределение благ, экспроприированных у пролетариата внутри самой верхушки, среди диктаторствующей Администрации осложнено нагромождением ничего уже не значащих формальных требований, оставшихся в наследство от предыдущих этапов государственного развития. Неизбежная борьба за распределение благ в самой административной среде в силу этого носит мелкобуржуазный, крохоборный характер, когда ради личной копеечной выгоды гробятся миллионы и миллионы, именно потому, что они «ничьи» и в личную собственность превратиться не могут. Это неестественное положение чревато неизбежными кризисами, разрешение которых всякий раз шаг за шагом ведет к обнаружению и узаконению капиталистической сущности, т. е. к приведению формы в соответствие с содержанием.

Эта странная, не наблюдаемая ранее форма капитализма вводит в заблуждение многих - и в стране и за ее пределами. Этому немало способствует отсутствие подлинно социалистического образца для сравнения, широкая пропаганда (внутри страны - вообще подавляющая) превдомарксистских теоретических измышлений верхушки и обособленность, отделенность социалистического мира от капиталистических проблем, причины которой толкуются как особенности социализма, а на самом деле предопределены феодальной структурой. Но, несмотря на мишуру великих украшений и толкований, капитализм остается капитализмом.

Если представить себе убежденного марксиста, случайно оказавшегося во главе КПСС и задавшегося целью вернуть страну на путь коммунистического развития, путь следования интересам пролетариата, то можно представить и какие непреодолимые трудности встали бы перед ним, какое сопротивление оказала бы ему Администрация. Даже если бы этот лидер располагал поддержкой масс, едва ли он смог бы добиться решающих перемен - слишком ревниво стена Администрации пресекает все возможности организованного контакта с массами.

Конечно, во главе сложившейся в СССР системы марксист не может оказаться даже случайно. Но все же история дает возможность рассмотреть на фактическом материале и эту ситуацию. Именно в таком положении оказался Мао Цзэдун.

До середины пятидесятых годов политическое развитие Китая ускоренными темпами повторяло опыт СССР. Возможно, иные причины, а возможно - события, связанные с появлением на политической арене Н.С. Хрущева, заставили Мао Цзэдуна задуматься о состоятельности системы, способной выдвигать подобных деятелей в высшие руководители. Анализ ситуации в Китае подтвердил худшие опасения: с некоторыми национальными отклонениями (кстати, усугубляющими положение) китайская система была копией российской. И в Китае уже явственно обозначился отрыв партии от масс, оформление ее верхушки в качестве паразитирующего организма.

Очевидно, что справиться с этим перерождением, преодолеть его, как и любую из уступок пролетариата буржуазии, можно только революционным путем, только через мобилизацию масс на революционную борьбу. Время, когда такая революция могла бы стать продолжением предшествующей, было уже упущено. Дилемма: уходить в низы для организации нового революционного движения или максимально использовать личное положение, популярность и сохранившуюся власть над административной системой для подъема революционного сознания масс - эта дилемма в конкретной обстановке имела для Мао Цзэдуна единственное рациональное решение. И Мао Цзэдун энергично взялся за его осуществление.

Политика «большого скачка» была попыткой разжечь инициативу масс, пробудить их сознательное отношение к происходящим событиям сравнительно «мирным» путем. Пробуждение сознания дало бы надежду на его развитие до пролетарского контроля над управляющей системой, но политика успеха не принесла. Повиновение, а не осознание оставалось решающим фактором.

Тогда «культурная революция» - прямой призыв к расправе над сформировавшимся чиновничеством, попытка на жестоких фактах продемонстрировать массе, что именно она является хозяином положения в стране, что в своих коллективных действиях она всесильна. И когда, наконец, и в этом процессе не удалось добиться решающих революционных сдвигов - особое внимание к теории регулярных революционных встрясок: учению Маркса о непрерывности революции вплоть до коммунизма.

Мао Цзэдуну не удалось поднять новую волну революции: лишнее напоминание, что революция не делается по заказу. Но то, что сделано Мао Цзэдуном для развития сознания китайского пролетариата, трудно переоценить. Дестабилизированная обстановка в Китае и после смерти Мао Цзэдуна обеспечивает продолжение подъема сознания, ибо вынуждает искать опору для выбора позиции. Даже если этот процесс не выльется в новое революционное движение, и властям удастся стабилизировать обстановку в стране, память о «культурной революции» будет вновь и вновь порождать вспышки революционных настроений.

Смерть Мао Цзэдуна для Китая, так же как и смерть Сталина для СССР, означала завершение периода диктатуры пролетариата. Первая грандиозная волна пролетарских революций, продолжавшаяся шесть десятилетий, прошла: наступил всемирный кризис рабочего движения.

Что дает нам опыт существования диктатуры пролетариата в этих двух крупнейших странах?

Первое - то, что победа социалистической революции и даже полное утверждение диктатуры пролетариата, сопряженное с ликвидацией буржуазии как класса, не является гарантией окончательного поворота к коммунизму. Если пролетариат не находит способа принять на себя исполнение важнейших общественных функций, если он не находит организационных форм, позволяющих осуществлять контроль над распределением благ всем классом, то буржуазия рождается опять и опять, и вновь занимает свое привилегированное положение в обществе.

Второе. Капитализм доказал свою живучесть, доказал, что он присутствует, как вирус, в любом социалистическом обществе и готов вести свою тихую борьбу за мирную ликвидацию революции, за перерождение строя, за свою бесшумную победу. Это надо понимать так: административная интеллигенция, которой пролетариат вынужден доверить немало важных общественных функций, вырываясь из-под контроля, стремится оформиться в класс, и этот класс - буржуазный.

Третье. Выявилась важнейшая связь между основными категориями пролетарского движения. И ранее было ясно, что пролетарская демократия немыслима без диктатуры пролетариата, но история пролетарских государств доказала и обратное: диктатура пролетариата не может существовать без пролетарской демократии.

Завоевание власти и ее защита в боях с врагами явными - это оказалось по плечу пролетариату. Но на первый план выступила иная задача: сохранение боеспособности диктатуры пролетариата в разъедающей среде товарно-денежных отношений.

Оказалось, что пролетариат не может полностью довериться никаким социальным силам, даже порожденным самой рабочей средой - для осуществления контроля над ними совершенно необходимо поддерживать определенный уровень самодеятельной организованности пролетариата в целом, постоянную способность к общепролетарским классовым действиям против любых обособленных сил, в том числе и против государства.

Коммунизм - это общество высшей и целиком самодеятельной организации: ее единственным источником служит самодеятельная организованность рабочего класса, формируемая массовым действием. Значит, для закрепления на пути, ведущем к коммунизму, пролетариату предстоит подняться еще на одну ступень к более высокому уровню сознания. Одержав крупнейшие победы в битвах с капитализмом, пролетариат затем в бесшумной борьбе потерпел не менее сокрушительные поражения. Нигде пролетариат так не бесправен, как в странах социализма, где все рабочие организации взяты под жесточайший контроль правящим классом, вернее, просто находятся в услужении у правящей верхушки, а несогласие с этим и любые самодеятельные действия категорически пресекаются. Нигде, к тому же, правящий класс не присваивает себе с такой наглостью исключительное право представлять весь народ, своими газетными барабанами вдалбливая в голову пролетариата, что именно в том и состоят его пролетарские интересы. Нигде материальное положение рабочего класса не находится в таком вопиющем несоответствии с уровнем производства. Нигде, кроме как в социалистических странах, над нищетой и бесправием пролетариата не произносятся столь лицемерно слова о росте материального благосостояния и культурном развитии пролетариата, нигде не звучат так ханжески призывы к добродетелям и трудовым подвигам, не произносятся с ужасающим цинизмом святые лозунги марксизма.

Кризис социалистического движения привел к вырождению социализма пролетарского в одну из самых уродливых форм социализма - разлагающийся, хищнический, шакалий социализм административной верхушки, грабящей пролетариат не столько для удовлетворения личных потребностей и присвоения богатств, сколько для того, чтобы уничтожить остальное. Ведя свою мелкобуржуазную междоусобную борьбу вокруг награбленного, правящий класс нимало не заботится о том, что остается пролетариату, а своей бесхозяйственностью, равнодушием, наплевательством гноит и переводит впустую неимоверное количество труда, вложенного пролетариатом.

…То, что это прикрывается красивыми фразами: «…и по Марксу и по Ленину», то, что это обосновывается теоретическими разработками, «развивающими» марксизм - это никого не должно вводить в заблуждение. И капитализм, какие бы формы он не принимал, никогда не пренебрегает никакими средствами идеологического давления в борьбе за свои интересы, в борьбе с растущей организованностью пролетарских масс - и эти новейшие буржуазно-феодальные формы социализма ни в чем существенном не отступают от своей капиталистической сути.

И Маркс и все верные ему последователи вели борьбу не просто за социализм, а за пролетарский социализм, который означает всевластие пролетариата, демократию для пролетариата. И пролетариату всегда надобно помнить, что только его собственная непререкаемая и ни с кем не делимая диктатура является обязательным условием прогресса, развития общества до коммунистического.

Пролетарское движение всего мира в ХХ веке вольно или невольно проходит под решающим влиянием событий в социалистических странах.

Победа пролетариата в Октябрьской революции породила подъем революционного движения даже в самых отдаленных от России странах, способствовала возникновению многих коммунистических партий, утверждению марксистский идей в различных рабочих течениях. Волна революционных схваток прокатилась по всем континентам, но нигде пролетариат не был настолько организован, настолько силен, чтобы захватить и удержать власть. После ряда отступлений буржуазии удалось удержаться и возвратить свои позиции. Интернациональное развитие революционного процесса было приостановлено.

Победа пролетарской революции в России для международного пролетариата послужила мощным эмоциональным толчком, особенно способствовавшим взлету крайне левых настроений. Это действие не могло быть долгосрочным.

Крушение не подготовленных реальной обстановкой левацких авантюр неизбежно приносило отрезвление, требовало от рабочего класса более глубоких оценок. Тому же способствовало развитие событий в самой России. С воскрешением в СССР некоторых форм капиталистических отношений (НЭП), с обращением к концессионной политике завоевания пролетариата утратили свою наглядность, восприятие их перешло из сферы эмоциональной в сферу аналитическую. Все большую роль стала играть оценка экономических успехов СССР - а их развитие было в значительной мере задержано разрухой, порожденной Мировой и Гражданской войнами, сложностями самого революционного процесса.

Социалистическое строительство в СССР продолжало возбуждать интерес всех трудящихся - но уже как грандиозный эксперимент, от результатов которого зависела направленность их собственных действий, активность в классовой борьбе.

Героическое противостояние советского народа германскому фашизму и полная победа над ним внесли новую эмоциональную струю в международное пролетарское движение, побудили к усилению классовой солидарности. Но действия пролетариата при этом не имели прямой революционной направленности. Активно сопротивляясь фашизму, оказывая поддержку СССР, международные пролетарские силы защищали свое право на социальный эксперимент, с которым были связаны многие их надежды, защищали свою заинтересованность в генеральной проверке марксистских идей в практическом масштабе - на опыте социалистического государства в СССР. А СССР, понесший во Второй мировой войне колоссальные потери, вновь вынужден был заняться восстановлением своего хозяйства, вновь был отброшен назад в своем экономическом развитии. Появление в послевоенный период стран народной демократии, возникновение социалистического лагеря расширило рамки эксперимента, но не внесло изменений в его сущность.

Не случайно основной очаг революционного движения в последний период сместился в освободившиеся от колониального ига страны. Их экономическая отсталость часто не позволяла надеяться на успех в буржуазной конкурентной борьбе с промышленно развитыми странами - социалистический путь уберегал их от безжалостного ограбления. Однако столь же не случайно те из них, которые обладали достаточно развитой национальной буржуазией, избирали путь сотрудничества с капиталистическим миром, не встречая особого сопротивления со стороны трудящихся слоев.

Такой, как бы «ненормальный», не предусмотренный теорией сдвиг революционности от наиболее развитых стран к отсталым позволяет понять, что решающим фактором активности революционного пролетарского движения во всем мире на современном историческом этапе является экономическое положение рабочих в социалистических странах и в первую очередь - в СССР.

Стимулом к действию для человека всегда служат два фактора: желанность цели и оценка затрат на ее достижение; хотим мы этого или не хотим, но классовая активность пролетариата, его готовность к революционным действиям определяется тем же. Кроме конструктивности руководящих идей, т. е. кроме доступности их для воплощения в реальных действиях, пролетариат должен видеть и значительность, содержательность результата, к которому они приведут, то есть реальное изменение политического, экономического и социального положения рабочих.

Если в начале ХХ века в качестве меры революционности пролетариата выступало различие в политическом, экономическом и социальном положении рабочего класса и буржуазии, то после победы Октября такой мерой стало сравнение положения рабочих при капитализме и в социалистических условиях. Вот почему развитие социалистической экономики стало решающим фактором мирового революционного движения.

Утрата диктатуры пролетариата, буржуазное перерождение социалистического лагеря, воскрешение в нем феодальных отношений продолжают оставаться скрытыми от пролетариев всего мира. Последствия такого перерождения обоюдными усилиями и буржуазной и социалистической пропаганды толкуются как естественное, вполне «марксистское» развитие пролетарских завоеваний. И хотя китайская пропагандистская система приложила немало усилий для раскрытия действительного положения, ее утверждения лишены авторитета из-за экономической отсталости самого Китая. Положение рабочих в СССР продолжает восприниматься пролетариатом всех стран как нормальный результат реализации марксистских идей. Неудивительно, что у рабочих развитых капиталистических стран борьба за достижение такого результата не вызывает революционного энтузиазма.

Лидеры коммунистических партий ведущих капиталистических стран давно уже уяснили непопулярность в пролетарской массе идей, связанных с повторением российского опыта, но вместо того, чтобы подвергнуть реальные факты материалистическому анализу, вместо того, чтобы отделить задачи и направленность пролетарской революции от ошибок и извращений, приведших к краху диктатуры пролетариата в социалистических странах, вместо углубления в теорию, коммунистические партии сами поддались поверхностному пропагандистскому влиянию, заняли оппортунистические позиции, почувствовали себя «свободными от марксизма». Экономическая заторможенность социалистических стран в сопоставлении с определенными успехами наиболее развитых стран капиталистического лагеря неизбежно рождает в пролетарской среде менее развитых стран тенденцию к социальному движению в направлении «улучшенной», «усовершенствованной» капиталистической системы. Эта тенденция ничего общего не имеет ни с марксизмом, ни с интересами пролетариата, но именно она эксплуатируется такими наиболее многочисленными коммунистическими партиями, как французская, итальянская, и некоторыми другими. Именно она положена в основу «новых моделей» социализма с откровенно буржуазной начинкой, именно она надиктовала обширную псевдомарксистскую «теоретическую» литературу, именно она является источником и опорой псевдокоммунистической пропаганды.

Это означает не только кризис пролетарской идеологии, но и всемирный кризис философии и политической экономии вообще. В наше время - время всеобщего кризиса капитализма - политическая обстановка в мире меняется с поразительной быстротой, ибо капитализм постоянно вынужден изобретать все новые и новые практические уловки, чтобы уберечь себя от окончательного распада. В таких условиях любая идеалистическая философская система в считанные месяцы разбивается на крутых поворотах действительности. Мало того - любые предсказания ее неизбежного крушения, основанные на сдвиге точки зрения в сторону материализма, незамедлительно получают подтверждения. Ни одна позитивная платформа не выглядит состоятельной и не успевает свою состоятельность доказать - наоборот, неизменно утверждается состоятельность негативных, опровергающих построений. Не случайно все чаще и чаще в печать прорываются разработки «философии всеобщего отрицания», иногда приукрашенные по желанию авторов сумбурными практическими рекомендациями.

И остается в стороне единственная теория, способная понять и объяснить все повороты и выкрутасы капиталистического общества. Эта теория - марксизм.

Понятно, почему избегает ее правящий класс: она продолжает предсказывать ему неминуемую гибель. Причины непопулярности марксизма в левой, критически настроенной среде менее очевидны. Но они заключаются в том, что все попытки марксистского, материалистического осмысления современности начинаются со стремления постичь на этой базе закономерности существования стран социализма и постичь их именно как закономерности социалистического развития. Вместо того чтобы понять их капиталистическую сущность, увидеть ее в ее необычайно сложной, запутанной, закамуфлированной форме - вместо этого производится насилие над марксизмом, он «развивается» и «обогащается» до такой степени, чтобы вместить страны социалистического лагеря в рамки социалистических представлений теории.

После такого «усовершенствования» марксистская теория или то, во что она превращается, становится настолько непригодным инструментом, что с его помощью можно доказывать социалистический характер буржуазных государств, гармонию классов в капиталистическом обществе, переход революционности к интеллигенции. Можно доказывать все, что угодно, но вот осмыслению реальных процессов, происходящих в мире, этот инструмент ничем не может помочь.

Так рождаются многочисленные конструкции «истинного», ортодоксального, «подлинного» марксизма, замечательные тем, что отказываются от главного в марксизме - от его материалистической основы и вбирают в себя массу всякой идеалистической мешанины, начиная с этических обоснований марксизма и кончая «омарксизмленным» фидеизмом. И это только пополняет ряды многочисленных идеалистических теорий, беспощадно разбиваемых жизнью.

Если слаборазвитые страны еще способны вести борьбу, движимые стремлением преодолеть собственную отсталость, то все остальное человечество переживает сейчас великий социальный кризис. Этот кризис сочетает в себе всеобщий кризис капитализма и кризис философии, кризис марксизма и кризис рабочего движения. Глубина этого кризиса порождена тем, что, когда капитализм уже почти полностью исчерпал социальные ресурсы своего существования, оказалась несостоятельной единственная реальная противостоящая ему альтернатива - социализм. И эта несостоятельность заключается в том, что социализм не смог представить экономических доказательств, убеждающих массы.

То, что этот кризис - кризис, порожденный массовым заблуждением, то, что пролетарский социализм не может представить свои доказательства по единственной, но уважительной причине - потому что он просто не существует в действительности, а существует в заблуждающемся воображении - это будет осознано человечеством не скоро.

Нужен решающий аргумент. И таким аргументом, несущим выход из затяжного социального кризиса, может быть только установление в одной из стран подлинной диктатуры пролетариата, реализация ее преимуществ в экономике и - на основе этого - коренные перемены в социальном положении трудящихся. Только самым явным образом обозначенный разрыв в политическом, экономическом и социальном положении рабочих сможет вновь революционизировать пролетариат самых передовых капиталистических стран, указать им путь борьбы.

В настоящее время опять только единственная страна - Россия - способна принять на себя эту историческую миссию. Революционность российского пролетариата, опять-таки диктуемая различием в положении трудящихся слоев и правящего класса, уже достигла социально решающих величин и продолжает возрастать. Углубляющийся кризис советской экономики настоятельно требует разрешения - таким разрешением может стать восстановление диктатуры пролетариата. Но пролетариат России слабо организован, ему чрезвычайно трудно организоваться и наладить обмен идеями, и если момент для повторения пролетарской революции будет упущен, то кризис в России завершится заурядным превращением теряющей устойчивость государственной экономической системы в частнокапиталистическую, что резко затруднит ведение пролетарской политической борьбы и отодвинет Россию в безликий ряд второстепенных капиталистических держав.

История не слишком щедро предоставляет пролетариату возможности для решающих побед. Но поражения и неудачи тоже способствуют накоплению ценнейшего опыта, развитию мировоззренческой теории и пролетарского классового сознания и, следовательно, преодолению последних заблуждений на пути к окончательной победе.

 

Глава 4

Пролетарская диктатура и пролетарская демократия

Одержав политическую победу, то есть прочно захватив власть, пролетариат самым коренным образом изменяет сущность всех принадлежащих обществу ценностей. Средства производства, жилой фонд, земли, природные богатства, произведения искусства, исторические памятники - все это становится собственностью пролетариата. Становится собственностью немедленно - не дожидаясь национализации, каких-либо актов изъятия и передачи - с самого момента утверждения власти.

История как будто бы готова предоставить факты, противоречащие этому утверждению. Происходит пролетарская революция - но сохраняются мелкобуржуазные крестьянские хозяйства, производят и продают свои товары ремесленники, владельцы не национализированных предприятий продолжают свою погоню за прибылью… Все это так, так. Но это - только форма, видимость, тень былого капитализма.

С момента победы пролетариата вступает в силу основной закон социализма. Победивший пролетариат для сохранения функциональной целостности общества нуждается в деятельности самых различных слоев населения - и потому должен стимулировать эту деятельность. Сущность собственности в корне меняется с победой пролетариата, но сознание людей не способно откликнуться на эту победу столь же быстрыми изменениями. Это сознание еще не готово к признанию новых стимулов, оно живет буржуазными представлениями, оно еще оценивает результат деятельности только буржуазной мерой, стремится к буржуазным индивидуалистическим целям.

Пролетариат вынужден считаться с этим. Видимость прибыли, видимость собственности, видимость ее защиты законом - вот что он выдвигает в качестве стимула деятельности тех слоев населения, которые еще важны для общества, но совершенно не готовы к социалистической переориентации. Это - не капитализм, не остатки капитализма, это - всего лишь внешнее подобие, это - внешне уподобленная капиталистическим отношениям форма стимулирования, понятная определенным слоям, привлекающая их к общественно полезной деятельности. Эта форма стимулирования может быть вытеснена другой формой. Она может быть вообще отменена - если пролетариат находит способ принять на себя или вообще освободиться от функций, исполняемых некоторым социальным слоем. Эта форма применяется там, где она выгодна пролетариату, где соответствует его интересам и до тех пор, пока соответствует.

Все подчиняется интересам пролетариата - такова правовая основа социалистического общества: все остальное законодательство - ее прямое следствие. И когда поднимается разговор о демократии для непролетарских слоев, не надо искать опору в исторических прецедентах (их попросту нет). Реальную власть пролетариат ни с кем не должен делить, а демократические возможности для выражения мнения и интересов непролетарских социальных групп и классов допускаются лишь потому, что учет этих интересов, учет их изменений способствует динамичной перестройке применяемых систем стимулирования, позволяет направлять деятельность непролетарских слоев к максимальной эффективности в интересах пролетариата. Таким образом, диктатура пролетариата никогда и ни в коей мере не должна рассматриваться как политическая система, обеспечивающая подлинную демократию для каких-либо классов и слоев, кроме самого пролетариата. В вопросах права и политики, в экономических и социальных решениях диктатура пролетариата всегда должна сознавать себя истинной, полновластной диктатурой, руководствуясь при предоставлении определенных свобод непролетарским слоям населения и при ликвидации этих свобод исключительно интересами пролетариата - точно так же, как и в вопросе ликвидации частной собственности на средства производства.

Это не означает разнузданного произвола или монархического самоуправства в отношении непролетарской части общества: безрассудство не в интересах пролетариата, и пролетарская диктатура должна заботливо создавать всем слоям такие условия, в которых отдача их деятельности на пользу пролетариату будет наиболее полной. Но, как и в заботах, так и в ограничениях и репрессиях диктатура пролетариата должна последовательно руководствоваться интересами класса, нимало не считаясь с противоречащими им интересами иных слоев.

Социалистическая система является высшей формой демократии не потому, что готова предоставить всеобщее избирательное право буржуазии или определенные буржуазные привилегии интеллигенции, а потому, что правящим классом впервые в истории становится открытый класс, и каждый член общества имеет возможность вступить в этот класс, приобретая все связанные с этим привилегии и принимая на себя соответствующие обязанности. Единственно реальной формой демократии в социалистическом обществе является демократия для пролетариата, и этого вполне достаточно для того, чтобы общество постепенно превращалось в общество без классов, а пролетарская демократия становилась демократией для всех.

Пролетарская демократия - единственная классовая демократия, превращающаяся в демократию для всех. Но для этого совершенно необходимо, чтобы правящим классом оставался пролетариат - этот единственный открытый класс из всех классов, ведущих в истории борьбу за господство в обществе. Для этого диктатура пролетариата на всем пути к коммунистическому обществу должна не только неизменно побеждать в борьбе с другими классами, но и должна подавлять зарождение и развитие всяких иных классов всегда, пока для такого зарождения и развития существуют условия в обществе.

Так что же такое диктатура пролетариата?

Как рабочий класс должен осуществлять свою диктатуру?

Сказать, что диктатура есть государственная власть - это еще недостаточно. Да, социалистическое государство не может быть ничем иным, кроме как революционной диктатурой пролетариата. Но государство и пролетариат - это различные, по-разному организованные социальные субъекты, и для того, чтобы их интересы хотя бы на каком-то историческом отрезке были тождественны, необходимо выполнение соответствующих этому условий.

Государство и классовая диктатура не тождественны и в другом отношении. Государство как некий функционирующий механизм есть средство осуществления диктатуры, средство направленного принуждающего воздействия на общество. Но для того, чтобы это средство было инструментом какого-либо класса, управляло обществом в интересах этого класса, необходимо, чтобы этот класс - именно класс, а не отдельные его представители - держал в руках определенные рычаги, определенные силы, принуждающие государство воспринимать интересы этого класса как свои собственные.

Диктатура класса есть система общественных отношений, обеспечивающая правящему классу контроль над обществом, включающий подавление политических инициатив других классов, угрожающих диктаторскому положению правящего класса.

Буржуазия выдвигает самые демократические принципы формирования государственной власти, она передает государству колоссальные денежные средства в форме налогов на прибыли - не опасаясь, что это будет направлено против нее, буржуазии. Она требует от государства одного: беспрекословной защиты частной собственности, ибо в этой собственности и заключается ее сила. Именно собственность, оказывая свое организующее действие, давая право на распределение благ и обеспечивая тем самым существование служащих буржуазии наемных организаций, гарантирует буржуазии ее правящее положение, ее контроль над государством.

Пролетариат как совокупность рабочих вообще не располагает возможностью построить свою диктатуру на аналогичной основе. Пролетариат - неимущий, рабочему нечем оплатить свое влияние на государственные решения. Как рабы в древнем Риме восставали против одних рабовладельцев, чтобы выдвинуть других, как крестьяне в России поднимали бунты за «доброго царя», так и пролетариат, выдвигая власть, поручая ей распределение благ и теряя, выпуская все средства контроля над ней, выдвигает себе новых хозяев, новую буржуазию. Так бы оно и было, если бы не одно обстоятельство. Это обстоятельство - рожденная общественным характером производства способность пролетариата к самоорганизации.

Именно способность к самоорганизации позволяет пролетариату на определенном историческом этапе стать хозяином положения. Но, реализуя эту способность, пролетариат перестает быть простой совокупностью рабочих - он уже выступает как класс, как единый социальный субъект и в этом качестве становится самой грандиозной силой в обществе. Одерживая победу в классовой борьбе, пролетариат опять же как единый субъект становится владельцем всех богатств общества, но вот распорядиться ими, использовать их в своих субъективных классовых интересах просто так не может. Для этого он вынужден строить довольно сложную социальную систему, строить из того материала, который ему предоставила история, на базе тех отношений, которые сложились в обществе к данному моменту - но так перестраивая и перекраивая эти отношения, чтобы они стали обеспечением классовой пролетарской диктатуры. Система общественных отношений, опирающаяся на способность пролетариата к самоорганизации, то есть имеющая в своей основе самодеятельную организованность пролетариата, может существовать лишь в том случае, если в ходе своего функционирования она приносит удовлетворение определенных пролетарских интересов, а именно - интересов организующих, коллективистских, имеющих общественный характер, сливающихся в классовом интересе. Государство играет в этой системе роль социального механизма, принуждением, стимулированием добивающегося от отдельных индивидов определенным образом направленной деятельности и регламентирующего в зависимости от этого удовлетворение их личных индивидуалистических потребностей. Из этого легко понять, что если другие связи государства со всей системой ослабляются, если государство замыкается в этой роли, в этом круге функций, оно начинает функционировать в интересах своего собственного аппарата, и этот аппарат превращается в паразитирующий организм, заставляющий служить себе все общество. При этом прекращается удовлетворение тех интересов рабочих, которые носят общественный характер, прекращается удовлетворение их духовных потребностей - а это ведет к ослаблению самоорганизации пролетариата и прямо способствует оформлению государственного аппарата, высшего чиновничества в господствующий класс, эксплуатирующий рабочие массы.

Задачей организованного, революционного пролетариата является недопущение такого обособления, замыкания государства. Пролетариат должен использовать государственный механизм для проведения своей классовой воли, то есть для того, чтобы, играя на индивидуалистических интересах членов общества, направлять их деятельность на удовлетворение общественных интересов, чтобы закреплять в общественных отношениях и в сознании индивидов заданные интересами общества требования. А для того, чтобы это было возможно, чтобы это стало реальностью, пролетариату приходится решать и ряд других задач. Это - пресечение самодеятельности государства, направленной против пролетариата. Это - изменение функций государства, изменение поставленных перед ним задач в соответствии с изменяющимися, развивающимися интересами пролетариата. Это - категорическое изъятие у государства всяких возможностей препятствовать свободному развитию пролетарских интересов. Без решения этих задач, без построения всей системы отношений, обеспечивающей последовательную реализацию развивающихся революционных, обновляющих общество интересов пролетариата, ни о какой диктатуре пролетариата не может быть и речи.

Государство противостоит обществу и в этом противостоянии обладает немалыми преимуществами. Даже буржуазное государство, экономические возможности которого определяются волей капиталистов, и то располагает колоссальным количеством благ, распределяет существенную долю общественного богатства. Социалистическое государство берет на себя распределение всех благ, и в обществе нет и не может быть никаких сил, сравнимых с государством по этому показателю. А это означает, что вся мощь оплачиваемых социальных организаций направляется на защиту интересов государства. Как может общество в этих условиях защитить себя от эксплуатации государством?

Но государство имеет свои слабости. Прежде всего его организованность оплачена, она стимулируется материальными благами - и это значит, что действия членов отдельных звеньев этого механизма в защиту его общих интересов порождаются экономической зависимостью, а не диктуются коренными интересами его членов. Во-вторых, каждый член государственного аппарата не просто получает возможность присваивать некоторое количество благ, а обеспечивается ими на определенных условиях - и в этом смысле подконтролен обществу. В-третьих, сама система, по которой организуется государственный механизм, формируется не государством, а всем обществом; она-то и ставит перед каждым членом государственного аппарата определенные условия, диктуемые интересами общества.

Слабости есть, эти слабости должны быть использованы для контроля пролетарского общества над пролетарским государством, но использовать их очень не просто. Стихийные действия пролетариата такого контроля обеспечить не могут. Государство немедленно вывернется из-под контроля, оно перестроится и ликвидирует уязвимые точки. Чтобы контроль общества над государством был действенным, общество должно противопоставить государству такую силу, которая могла бы пресечь всякие попытки государства перестраиваться в обособленную от общества систему, которая могла бы вмешиваться всюду, где государство стремится высвободить свои звенья из-под общественного контроля, могла бы, наконец, разрушить всю государственную систему, если эту систему нельзя уже подчинить общественным интересам частными исправлениями.

Общество должно противостоять государству организованно. И такой организованностью может быть только самодеятельная организованность пролетарских масс, организованность более прочная уже тем, что базируется на единстве коренных интересов рабочих.

Государству должно противостоять общество, организованное самодеятельной пролетарской партией.

Самодеятельная пролетарская партия - вот та форма самоорганизации пролетариата, при помощи которой он может заставить государственный механизм служить своим пролетарским интересам, быть средством реализации диктатуры пролетариата.

Здесь важно все. Партия должна быть самодеятельной, то есть и добровольной, привлекающей людей исключительно благодаря их коллективистским, общественным интересам, и не обещающей никаких личных выгод, и связанной сознательной дисциплиной и личным энтузиазмом. Партия должна быть пролетарской, ибо только особое отношение пролетариата к совокупному продукту, производимому обществом, позволяет обеспечить распределение благ и труда в интересах всего общества. И это должна быть партия - ибо только партия может обеспечить подчинение единой политике, единому мировоззрению контроль за всеми звеньями государственного механизма, только партия способна организовать и направить действия масс на исправление и изменение этого механизма.

Но и это еще не все. Такая партия, мощнейшая организация, пользующаяся поддержкой пролетарских масс, обязательно будет иметь возможность взять на себя всю полноту власти, все управление обществом.

Вот этого она делать не должна!

Партия должна оставаться в противостоянии государству, она должна действовать на государство только через пролетарские массы. Иными словами, каждое партийное решение должно оцениваться поддержкой всего класса, его готовностью классовым действиям. Партия, служащая интересам пролетариата, не должна связывать свою деятельность с государственной, она должна находиться в постоянной оппозиции государству.

Тогда складывается такая схема общественных отношений. Государство управляет обществом, в том числе и совокупностью всех пролетариев. Партия контролирует государство. Пролетариат - всем классом - контролирует партийные решения при воплощении их в своих массовых действиях, направленных на изменение государственной системы. И наоборот: пролетариат передает партии, делегирует в партию свои самые передовые идеи; партия добивается реализации этих идей в государственных формах, государство закрепляет утверждение идей в обществе.

Вот та единственная схема общественных отношений, которая только и обеспечивает существование и постоянное воспроизводство диктатуры пролетариата в обществе.

Оценив общую расстановку сил, соответствующую диктатуре пролетариата, на конкретных задачах коммунистической партии мы должны остановиться для более глубокого рассмотрения.

В отличие от других компонентов диктатуры пролетариата, партия должна всегда четко сознавать и свою основную цель, и задачи каждого конкретного этапа. Это не значит, что партия должна быть мозгом общества - нет, партии скорее предназначена роль чувствительного органа, остро воспринимающего действительность и инициирующего своими импульсами движение масс. Но, прежде чем воплотиться в определенных перестройках, каждый импульс должен быть осмыслен гигантским мозгом - сознанием пролетариата: только его одобрение придает импульсу действенность. Партия, отклоняющаяся от интересов пролетариата или отрывающаяся от его возможностей, немедленно почувствует это.

Ставя своей целью построение коммунистического общества, развитие общественных отношений до коммунистических, партия должна понимать резкое расхождение ее собственных задач с задачами пролетарского государства.

Несмотря на то, что пролетарское государство вообще на этапе движения к коммунизму играет положительную роль, являясь единственным средством реализации этого движения, каждая пролетарского государства в свой исторический момент является самым отсталым элементом пролетарского общества, ибо всегда занята не поисками нового, а утверждением уже достигнутого и превзойденного сознанием общества. Государство, став пролетарским, несет свои передовые качества только во внешней стороне, только по отношению к непролетарской среде. По отношению к пролетариату оно всегда остается буржуазным, и потому отмирает по мере того, как утрачивает опору на индивидуалистические качества самих пролетариев, всех членов общества.

Партия всемерно способствует этому отмиранию, своей идеологической работой добиваясь определенных изменений в сознании общества и организованного движения пролетариата за государственное закрепление происходящих изменений. Государство ни на какое опережающее воплощение идеологии не способно: оно изменяется, прогрессирует только под нажимом масс, оно теряет свои функции по мере их перехода в иной форме к коммунистическому общественному сознанию. Рост коммунистического общественного сознания, вообще говоря, состоит не в овладении культурой, не в освоении теории общественного развития - хотя все это и полезно - а в простом преобладании коллективистских начал над индивидуалистическими. Но развитие коллективистских интересов каждого члена общества прямо зависит от их удовлетворения: они расцветают от побед и чахнут от поражений. И вот тут партия и ее теоретическая вооруженность играют решающую роль, обеспечивая выбор победных путей, организуя массы для побед. Постоянное взаимодействие на основе общности интересов одно только и обеспечивает утверждение в каждом индивидуальном сознании главной коммунистической идеи, что социальное положение личности определяется совершенством ее коллективистских начал. Потому, кстати, и бесплодны всякие попытки «насадить» коммунизм через государство или через партийно-государственную правящую систему: нельзя рассчитывать на развитие коллективистских качеств, поощряя качества индивидуалистические. Массы к каждой исторически конкретной форме социалистического государства должны быть снисходительны до ее признания, но не почтения - именно об этом должна заботиться партия, своим неиссякаемым энтузиазмом разрушая консервативную успокоенность.

Даже будучи подчинено обществу, государство служит его большинству, в то время как передовые идеи, обеспечивающие движение вперед, рождаются в умах меньшинства. Эти идеи могут стать достоянием всего общества, могут стать руководящими идеями государства только в том случае, если будут поддержаны партией, если в ходе ее идеологической деятельности превратятся в идеи большинства. Без организованной поддержки партии никакое меньшинство, никакие его идеи не устоят против налаженной государственной машины.

Противостояние партии и государства в социалистическом обществе есть самое прямое, самое обнаженное отображение основного противоречия социализма - противоречия между коммунистическим и буржуазным, общественным и личным, коллективистским и индивидуалистическим. В этом противоречии источник развития к коммунизму, и чем отчетливее будут обозначены противоборствующие силы, чем точнее будут определяться причины их столкновений в их конкретной исторической последовательности, тем эффективнее пойдет процесс преодоления противоречий, тем прямее будет путь общества к коммунизму.

Партия и государство представляют собой две структуры, организующие общество, два типа социальной организации: руководство и управление. Эти типы находятся как бы на противоположных полюсах общественной жизни. Управление есть координация действий, руководство есть координация сознаний. Управление воздействует на индивидуальность ограничениями и стимулами, руководство обращается к пониманию и влияет через общественное мнение. Управление обращается к личности, не ведающей иного способа социального утверждения, кроме как утверждение экономическое. Руководство раскрывает перед личностью прямые возможности социального утверждения, не связанные с экономическим положением. Управление опирается на многовековой опыт прошлого, руководство ищет опору в будущем.

Общество служит источником, постоянно питающим и партию, и государство. Как же это происходит?

Пролетариат под руководством партии захватывает власть - партия поневоле становится правящей. Она вынуждена принять самое решительное участие в утверждении победы пролетариата, в ликвидации поверженных сил капитализма, в разрушении старого и построении нового государственного аппарата. И новый госаппарат может быть составлен только из партийных кадров, из людей, доказавших свою преданность пролетарскому делу. Где же противостояние?

А может быть все должно быть не так? Нет, только так! Не отдавать же власть «варягам», далеким от целей пролетариата? И вообще: у рождающегося государства только одна возможность, одна опора для утверждения власти - полная поддержка всех пролетарских сил, сцементированных партией.

Решение, казалось бы, предопределено. И все же... Пролетарская партия, связавшая себя с государством, только обманывается кажущейся легкостью реализации революционных идей через механизм государства. Таким путем может быть утверждена победа пролетариата, его господство над другими классами, но вопросы дальнейшего развития самого пролетариата, его классового сознания тем самым исключаются из сферы деятельности партии, становятся недоступными для нее. Став правящей, партия может остаться пролетарской, но и в этом случае она уже не будет авангардом пролетариата, а будет представлять наиболее отсталые его слои.

Руководить сознательным движением общества может только оппозиционная партия, строящая свою работу на обращении к коллективистским качествам рабочих, организующая сознание пролетариев для коллективной деятельности - в противовес управлению, связывающему общество системой принуждающих стимулов.

Так что же? Двухпартийная (или многопартийная) система? И пусть общественные противоречия решаются в борьбе правящих и оппозиционных партий?

Но при этом основные противоречия общества - источник его развития - заслоняются, осложняются или даже полностью вытесняются соперничеством партий в борьбе за власть, то есть побочными противоречиями, отвлекающими много сил, но никак и ничем не способствующими движению общества вперед. Кроме того, многопартийность неизбежно связана с расслоением общества, с разделением его интересов - то есть служит дополнительным препятствием на пути превращения общества в бесклассовое.

Нет, решить проблему социалистического общества, проблему диктатуры пролетариата можно только вырвавшись за пределы исторических (и весьма чуждых пролетариату) прецедентов, только освободившись от пут привычной схематизации.

Не противостояние правящих и оппозиционных партий, а непосредственное противостояние партии и государства - вот что предельно обнажает общественные противоречия, вот к чему должен стремиться пролетариат.

Да, партия должна руководить пролетариатом в борьбе за власть. Да, партия, возглавляя пролетариат, должна взять эту власть. Да, она должна разрушить прежний государственный аппарат и построить новый. Она должна выдвинуть своих опытнейших организаторов, лидеров, вождей на ведущие государственные посты - и она же должна немедленно вычеркнуть их из списка своих полноправных членов.

Только так. Это не означает полного разрыва, но это - крутая перестройка отношений, полностью исключающая вмешательство государства в дела партии, прямое влияние государственных интересов на деятельность партии.

Партия должна сохранять контроль над своими выдвиженцами, должна знать их государственные заботы, должна оказывать прямую помощь, организуя массы для поддержки государственных мероприятий. Но партия должна это делать не под диктовку государства, а исходя из своих целей и задач. Совершенно естественно, что поддержка эта будет наиболее энергичной и мощной в начальный период, когда руководящие идеи партии и государства еще почти полностью совпадают, когда государство обновляется и более всего нуждается в помощи. Но уже и в этот период партия не должна связывать себя никакими обещаниями.

Отряжая лучшие свои кадры, ведущие силы на государственные посты, пролетариат должен отчетливо сознавать, что этим не решаются все проблемы общественного развития. Рано или поздно интересы государственного аппарата придут в противоречие с развивающимися интересами пролетариата, станет обузой сформировавшаяся структура государства, утратят смысл какие-то из его функций. И тогда потребуется новая революция, выносящая на уровень государства сдвиги, происшедшие в сознании общества. Только такое непрерывное революционное развитие и ведет к созданию коммунистического общества.

Отняв власть у буржуазии ценой многих жизней лучших своих борцов, пролетариат обязан побеспокоиться о том, чтобы в дальнейшем революция могла продолжаться без кровавой борьбы. Он должен лишить государство возможности создавать какие-либо организации против пролетариата. Он должен конституционно закрепить за собой права, обеспечивающие ему в будущем демократические пути преобразования государства. Эти права следующие:

- свобода самодеятельной организации пролетариата и государственное обеспечение этой свободы путем предоставления помещений, средств массовой пропаганды и т. п;

- запрещение прямого участия служащих государственного аппарата в общественных, политических организациях;

- ограничение самодеятельности непролетарских слоев.

Но самое главное - пролетариат должен помнить, что, и будучи внесены в конституцию, эти права не обеспечены никакой гарантией, кроме готовности самого пролетариата защищать их самым решительным образом. Если пролетариат не сумеет защитить свои свободы, свои привилегии, свою пролетарскую партию, значит, его сознание еще не созрело до социализма. Если же пролетариат способен без уступок, непреклонно, в случае необходимости - с оружием в руках отстаивать эти свои права, то именно они обеспечат ему свободное движение к коммунизму. Социализм возможен только тогда, когда классовое сознание пролетариата, организованность пролетариата возрастают до готовности в любой момент взять власть в свои руки.

Только обеспечив слияние своих общественных, коллективистских интересов в деятельности пролетарской партии, только сведя к минимуму организованность, а значит и противодействие других социальных слоев, пролетариат может чувствовать себя хозяином положения, может держать в повиновении весь государственный механизм и перестраивать его по мере надобности.

Быть хозяином положения - значит ведать распределением благ. И хотя многочисленные разработки в этом вопросе неизбежно будут доверены государственному аппарату, пролетариат должен сознавать, что решающее слово всегда остается за ним, ибо любой государственный деятель, включая и самых высших, может быть волей пролетариата отстранен от своего поста и лишен материального поощрения. При наличии у пролетариата пролетарской партии, организующей его массовые действия, это право перестает быть фикцией, оно становится реальным средством управления государством.

Со своей стороны, партия, даже если ей будет предоставлена такая возможность, должна отказаться от участия в распределении благ, но должна предпринять самые решительные усилия, чтобы вынести всю государственную деятельность в этой области под контроль всего класса, всей пролетарской массы. Ибо, если распределение благ не контролируется всем пролетариатом, оно становится добычей новой буржуазии, какую бы форму она не принимала.

Итак, государственный аппарат, по крайней мере в ключевой его части, должен формироваться из людей, прошедших школу партийной организационной работы, должен контролироваться партией во всей своей деятельности и должен нести прямую ответственность перед правящим классом - пролетариатом. Партия же должна формироваться непосредственно из пролетарской массы. И здесь есть свои условия.

Партия является высшей формой самодеятельной организации пролетариата. Служение пролетариату для партии должно быть не только руководящей идеей, но и единственной потребностью ее членов, удовлетворяемой за счет пребывания в партии. Если государство служит пролетариату, будучи стимулируемо выделяемой ему долей благ, то для партии служение пролетариату остается и целью, и стимулом. Соответственно и служат они по-разному.

Служить пролетариату, удовлетворяя его сегодняшние потребности, следуя его сегодняшним интересам, создавая ему условия для культурного, творческого развития - это обязанности государства.

У партии задачи другие.

Неустанно словом и делом разъяснять пролетариату, что его сегодняшние интересы - это ложные интересы, что они висят на пролетариате грузом многовековой рабовладельческой, феодальной, буржуазной истории и никак не соответствуют ушедшим далеко вперед возможностям общества, что пролетариат вправе требовать от жизни, которую сам же и строит, гораздо большего.

Помогать пролетариату использовать доступные ему возможности культурного развития действительно для культурного развития, то есть для приобщения, для проникновения в формируемую человечеством общую систему миропонимания, для освоения величайших возможностей человеческого общества.

Выращивать в пролетариате из интересов сегодняшних интересы завтрашние, обогащенные духом взаимодоверия и коллективизма, все более выделяющие прямую зависимость социального положения от факторов социальных, а не экономических.

Выступать организатором борьбы масс за революционные общественные перемены, за воплощение нового, передового в государственных формах, за его укоренение в умах и взглядах масс, то есть за превращение интересов завтрашних в сегодняшнюю реальность.

Чтобы справиться с этими задачами, партия должна состоять не из тех, кто однажды доказал свою способность служить пролетариату, а из людей, доказывающих это каждым своим движением, каждым днем своей жизни. Для этого партия должна не только привлекать в свои ряды богатую энтузиазмом молодежь, но и должна уметь освобождаться от собственных консервативных наслоений.

Партия должна очищаться не только от тех, кто живет вчерашним днем, но и от тех, кто живет днем сегодняшним. Ибо настает их время перейти от идеологической работы к практическому утверждению собственных идей - и партия должна выдвигать их на государственную работу, одновременно освобождаясь от их влияния.

Да, в современном обществе не все даже из рабочих способны отдать всю свою жизнь, все свои силы бескорыстному служению пролетариату. Но в жизни почти каждого есть период, когда общественное преобладает над личным, когда действия диктуются коллективными интересами, а не личной выгодой. Именно в этот период их самоотдача должна объединяться в партии, в рамках решения партийных задач.

Только тогда, когда сознание человека возвышается над его предрассудками и биологическими инстинктами, только в период высшего душевного подъема - только тогда он становится достойным партии, пригодным для партийной работы, способным вместе с партией ставить перед обществом проблемы будущего. Но партия не может рассчитывать на пожизненный энтузиазм - и потому никому не гарантирует пожизненного доверия.

Партийная работа - не единственный способ служения обществу: государство предоставляет гражданам иные формы служения, поощряемые удовлетворением личных потребностей. И тех, кто пережил свой подъем, в ком возобладало индивидуалистическое, партия должна отстранять от своей деятельности - отстранять без упреков, но с уважением и признанием заслуг, отстранять без всякой жалости, но и не отсекать всех связей.

И в первую голову должны отстраняться от партийных дел все те, чья работа связана с принятием государственных решений, ибо в пролетарском обществе нет ни одной внутренней проблемы, по которой партия и государство могли бы вынести единообразное решение. Развитие общественного сознания в том и состоит, что каждый индивидуум решает эти противоречия для себя, внутри собственного сознания, и никому не дано решить их на другом - на государственном уровне.

Решения, подсказанные партией и принятые индивидуально большинством пролетарского общества, есть революционные перемены, сдвиги в каждом индивидуальном сознании; одновременно они знаменуют и определенный перелом общественного, классового сознания. Обновленное классовое сознание пролетариата обретает конкретные формы выражения, будучи наиболее четко, концентрированно отображенным в индивидуальном сознании вождей. При этом новые классовые интересы опять же выражаются в виде определяемых историческими условиями идей, проникающих в индивидуальное сознание рабочих и имеющих решающее организующее значение, мобилизующих пролетариат на согласованные действия во имя достижения классовых целей.

Идеи, формируемые вождями, отражают потребности класса, они не тождественны интересам, порождаемым бытием отдельных индивидов, и потому не могут быть приняты ими как некая личная программа, а усваиваются только с осознанием личной зависимости от коллектива и коллективных действий. Не сразу идеи вождей доходят до сознания каждого. Всякий раз им приходится проделывать один и тот же тяжелый путь - преодолевать очередной барьер индивидуализма, проламывать скорлупу консервативной успокоенности. Сначала они усваиваются теми, кто наиболее подготовлен к этому - и через них получают более широкое распространение. По сути дела, непосредственное распространение идей в обществе - вообще невозможный процесс: общество достаточно консервативно и равнодушно к новому, чтобы в нем увязли любые идеи. Но захватив хотя бы очень небольшое меньшинство, передовые идеи приводят это меньшинство в действие, а уже само движение меньшинства нарушает покой общества, ставит окружающих перед необходимостью так или иначе определить свое отношение к происходящему, то есть приводит в действие и их - и действие ширится, распространяя, разнося идеи на своей волне.

Распространение идей сопровождается их конкретизацией и - что особенно важно - конкретизацией форм связанного с ними действия. Становясь все более определенными, формы воплощения идей в действие приобретают характер общественного движения, закрепляются в виде принятых сознанием общества традиций - то есть становятся фактором жизни общества, нуждающимся в государственном признании, узаконении. Требования общества к государству изменяются - это влечет изменения в политике государства, в его структуре; в государственный аппарат выдвигаются лидеры, связанные с новыми формами общественного сознания.

Вот так, создавая в обществе постоянную революционную пульсацию, выдвигая новых вождей и новые идеи, порождая и закрепляя новые формы общественного движения, должна взаимодействовать партия с государством. Непрестанно обновляя госаппарат, перестраивая его, и так же неуклонно обновляя при этом свой состав и структуру, партия играет свою решающую роль в развитии революционной диктатуры пролетариата.

Но, рассматривая отношения пролетариата, его партии и государства, не забываем ли мы, что государство есть особая организация силы для подавления и принуждения? Здесь все ясно, когда мы рассматриваем государство как средство осуществления диктатуры пролетариата над другими классами. Но государство остается государством и по отношению к самому пролетариату - тут вопрос не так уж прост.

Представляя интересы пролетариата как класса, общественные интересы - против индивидуалистических интересов совокупности всех пролетариев, государство использует всю свою систему принуждения по прямому назначению. Ведь даже когда мы говорим о стимулировании, поощрении, премировании при выполнении членами общества определенных условий, речь идет ни о чем ином, как о принуждении, об ограничении доступа к благам тем членам общества, которые этих определенных условий не выполняют. Если учесть, что стимулом служат определенные возможности, обеспечивающие существование индивида, а принуждением - угроза частичного или полного лишения доступа к этим возможностям, то ясно, что между ними в отношениях общества и индивида нет никакой разницы. Так как основой социалистического общества служит стимулирование деятельности индивидов в интересах всего общества, совершенно очевидно, что для реализации этого государство нуждается в определенных средствах принуждения, в силах, позволяющих утверждать и поддерживать определенные ограничения.

Но обладая силой, пригодной для принуждения всего общества, государство обладает возможностью, отчуждаясь от общества, поставить себя над ним. Более того, история XX века демонстрирует многочисленные примеры, когда армия ставит себя над обществом и государством - и, формируя новое государство, отдает власть иному классу.

Как пролетариату избежать подобной опасности?

Та же история показывает, что осуществляя переворот, армия может отдать власть не любому классу, а одному из наиболее организованных классов, усиливая его своей организованной поддержкой. Значит, одна из гарантий состоит в том, чтобы организованность пролетариата в социалистическом государстве была несравнимо выше организованности других классов. Для этого пролетариат и должен ограничивать организационную самодеятельность других классов и - тем более - использование (в целях организовывания) недоступных пролетариату экономических возможностей. Это обеспечивает не только ослабление, но и постепенное разрушение всех противостоящих пролетариату классов и надежно защищает пролетариат от всех внутренних врагов, кроме самого государства.

Социалистическое государство является достаточно мощной и достаточно буржуазной организацией, чтобы в своем стремлении к обособлению, используя подвластные ему силы, превратиться в самостоятельный класс, в новую буржуазию. Единственной вполне надежной гарантией против этого является такое положение, когда все силы государства составляет только вооруженный народ, вооруженный пролетариат. Но пока необходимо само государство, столь же необходимо, чтобы это был по-государственному организованный вооруженный народ. А это не совсем то же самое, что просто вооруженный народ; это предполагает использование в целях организации распределяемых государством благ, т. е. ставит организованные силы в непосредственную зависимость от государства.

Никаких однозначных рецептов по урегулированию этого вопроса не может быть дано. Здесь таится реальная трудность, порождаемая противоречивостью самого положения социалистической страны в капиталистическом окружении. Однако и неразрешимой эта проблема не представляется: решения должны быть найдены не на уровне принципиальном, а на уровне конкретных организационных форм, учитывающих все особенности развития сознания общества.

Следует иметь в виду, что во всех внешних вопросах - вопросах взаимоотношений с другими государствами и собственными непролетарскими слоями - интересы социалистического государства и пролетариата полностью совпадают. Именно поэтому институт политических комиссаров в армии, с необходимостью порожденный Гражданской войной в России, утратил свое значение во внешних войнах.

Поэтому внимание пролетариата должно быть сосредоточено на контроле над армией, органами внутренних дел и политической безопасности именно в условиях внутренних конфликтных ситуаций. Позиция пролетарской партии, интересы партии по всем внутренним вопросам совпадают с интересами пролетариата - из этого, однако, не следует, что полное совпадение интересов по внешним и внутренним вопросам позволяет подчинить силы подавления непосредственно партии. Само такое подчинение вызвало бы изменение интересов партии, их «огосударствливание». Но вот в вопросах контроля над вооруженными силами пролетариат вполне может довериться партии - так же, как и в вопросах контроля над государством вообще.

В целях облегчения такого контроля могут применяться различные меры. Например, децентрализация управления вооруженными силами при отсутствии непосредственной угрозы извне, строжайшая подотчетность внутренних органов по действиям, затрагивающим интересы пролетариата и т. п. - все эти меры организационного порядка, их применение на каждом конкретном этапе должно диктоваться в том объеме, в котором это необходимо для сохранения господства пролетариата, с учетом соразмерности внешних и внутренних опасностей.

История Советского Союза, где в период диктатуры пролетариата эти проблемы не порождали неразрешимых трудностей, доказывает, что экономически независящая от капиталистического окружения социалистическая страна способна достаточно долго, а возможно и сколь угодно долго сдерживать эти противоречия государственного устройства - тем более что они угасают, ослабевают по мере роста организованности пролетариата и его организующего влияния на все общество.

 

Глава 5

Классы и борьба при социализме

Классы - это такие группы людей, между которыми поделены все производительные силы общества. На этой основе формируются производственные отношения между классами. Являясь владельцами определенной части производительных сил, они имеют возможность влиять на весь ход общественного производства и используют эту возможность в борьбе с другими классами за свое социальное положение. Само существование классов прямо связано с существованием частной собственности на производительные силы (не только на средства производства) и потому неотторжимо от товарообмена или товарно-денежных отношений. В ходе развития общества значение тех или иных производительных сил изменяется - соответственно меняются роли классов: определенные классы получают преимущества перед другими.

В условиях товарно-денежных отношений социальное положение целиком и полностью определяется положением экономическим, то есть тем, какую долю общественных богатств присваивает и распределяет данный класс. За это классы и ведут борьбу между собой.

Производительные силы общества включают три основных элемента: землю со всеми ее природными богатствами; средства производства, являющиеся овеществлением прошлого труда; рабочую силу. Историческая смена способов производства и соответствующая смена общественно-экономических формаций связана с уровнем организации и организующим влиянием на общество этих элементов.

Кроме классов в обществе имеются люди, не входящие в состав владельцев производительных сил, не участвующие никакой своей собственностью в общественном производстве. По своей социальной роли они могут быть разделены на группы: интеллигенция, армия, люмпен-пролетариат и т. п. Все они вынуждены так или иначе служить тем классам, которые выделяют им долю благ, необходимую для их существования, т. е. преимущественно тем классам, которые в текущий момент занимают главенствующее положение. Несмотря на то, что их косвенное влияние на производство может иметь колоссальное значение для общества, несмотря на определенную организацию внутри социальных групп, эти группы не играют решающей роли в развитии общества, т. к. лишены органически единых интересов, присущих классам. Исторически все попытки таких социальных групп повлиять на развитие общества приводили или к тому, что, присвоив некоторую часть производительных сил, они становились классом общества, или к возвышению того класса, которому они, может быть не ведая того, служили. Именно поэтому социальные интересы таких групп, если они не направлены на проникновение в какой-либо класс, весьма расплывчаты и не представляют, не образуют никакого социально значимого единства.

Классовая политика победившего пролетариата в первую очередь определяется тем, при каких условиях он одерживает победу. Иными словами, ему приходится учитывать уровень развития производительных сил и соответствующий классовый состав общества.

К овладению властью, как правило, приводят совместные действия пролетариата с крестьянством и мелкой буржуазией. Однако, если в этом союзе пролетариат не имеет решающего преимущества, то революция не носит социалистического характера, она остается буржуазно-демократической.

Подлинная победа пролетариата - социалистическая революция - всегда обозначена утверждением диктатуры пролетариата, при которой союз пролетариата с крестьянством и другими слоями общества не имеет никакого иного содержания, кроме потребности пролетариата в функционировании этих слоев хотя бы в течение какого-то периода для сохранения целостности всего комплекса функций, необходимых для существования общества.

Политика пролетариата по отношению к другим классам и слоям тогда целиком диктуется необходимостью стимулировать их общественно-полезную деятельность - она связана с организационными формами, заимствованными у капиталистического прошлого, настолько, насколько это нужно для обеспечения понятности и эффективности предлагаемых стимулов. Но одновременно пролетариат, пролетарское государство должно уже заботиться о стимулах, противоречащих устарелым формам, взламывающих их, направляющих развитие всех слоев в социалистическое русло.

Полная экспроприация экспроприаторов здесь имеет решающее значение: она разрушает психологическую установку на зависимость социального положения индивида от капитала, от его частной собственности. Но, будучи единожды доведена до завершения, эта экспроприационная деятельность не должна прекращаться. Товарно-денежные отношения неизбежно рождают тенденцию к обогащению, и, значит, на всем пути существования этих отношений необходима борьба с этой тенденцией. Одной из важнейших социальных задач является утверждение идеи, что личное богатство, в чем бы оно ни состояло, гарантирует не укрепление, а наоборот - неустойчивость положения в обществе. Эта установка, естественно, противоречит тому, что социалистическое общество должно ряд своих важнейших отношений строить на чисто буржуазной основе. Но, сохраняя буржуазные отношения, социалистическое общество и не собирается сделать их более устойчивыми, чем в самом капитализме, не дает гарантий от разорения, от опасностей конкуренции и т. п. Сохранение буржуазных отношений как раз и требует от социалистического общества выработки установок на борьбу с ними.

Это сложнейшие вопросы внутренней политики диктатуры пролетариата. От правильного их решения на каждом шаге истории в значительной мере зависит движение всего социалистического общества к коммунизму. И, в первую очередь, это связано с построением отношений с таким классом, как крестьянство, и с таким социальным слоем, как интеллигенция.

Но прежде чем будет рассмотрен вопрос о крестьянстве, совершенно необходимо разобраться в отношениях пролетариата с интеллигенцией.

Чем отличается интеллигенция, работающая по найму от наемных рабочих?

Различие в экономической сущности нами уже установлено: интеллигенция продает не рабочую силу, не труд - она продает свою монополию на знания. Но граница между физическим и умственным трудом давно уже утратила прежнюю четкость. Как же сейчас на практике отделить деятельность рабочих от деятельности интеллигенции?

Возьмем более четкую категорию: репродуктивный труд.

Репродуктивный труд есть создание с помощью известных средств производства известными методами вещей, в практическом отношении полностью тождественных таким же вещам, созданным ранее.

Репродуктивный труд может быть простым и сложным: сложный требует более высокой квалификации - более развитых навыков. И именно репродуктивный труд составляет стоимость любой вещи, т. е. в любой вещи общественно необходимого труда не более, чем требуется для ее воспроизведения (репродукции) современными методами при современном уровне развития производительных сил.

Практически все, что потребляется человечеством в сфере материального потребления, есть результат его же репродуктивного труда. Именно репродуктивный труд имеет решающее значение для существования, для воспроизводства человечества.

Труд, противоположный репродуктивному и являющийся содержанием самых различных видов деятельности, но не выражающийся в непосредственном воспроизводстве вещей - это творческий труд. В этом смысле творчеством является и освоение навыков репродуктивного труда, организация деятельности и создание новейших технологий - просто социальное значение этих видов различно.

Те, кто существуют платой за творческую деятельность, включая и определенную категорию людей физического труда, числящихся рабочими, но ценимых и оплачиваемых за способность находить уникальные технологические решения - пролетариями не являются. Из них и состоит интеллигенция - особый социальный слой.

Репродуктивный труд - проклятие человечества. Денно и нощно человечество воздействует на земной шар - свой единый предмет труда - уничтожая одно, создавая другое и, тем самым, изменяя условия собственного существования, обеспечивая возможность удовлетворять свои потребности.

Репродуктивный труд - воспроизводство потребляемых вещей - создает нам пищу, одежду, жилища, тепло и свет и те материальные формы, при посредстве которых удовлетворяются наши духовные потребности; репродуктивный труд воспроизводит те машины, которые потребляются при создании предметов потребления, и машины, необходимые для воспроизводства первых. Репродуктивный труд изменяет лицо и нутро земли. Стоимость, создаваемая этим трудом, есть изменение ценности земного шара как источника существования для всего человечества с учетом потребленных и произведенных предметов - в недалеком будущем именно это положение станет фундаментом политической экономии человечества.

Репродуктивный труд - основа существования человечества, основа живого разумной жизни на земле.

Но человечество хочет не просто существовать, а хочет существовать все лучше и лучше, на это ему дан разум, сознание - эта грандиозная идеальная сила, способная целенаправленно, согласованно мобилизовывать все силы физические. И, двигаясь по истории, перешагивая из формации в формацию, человечество ведет свою внутреннюю борьбу за наиболее разумное использование своих физических сил.

Творческий труд, все более организуясь, обогащаясь опытом, все активнее влияет на репродуктивный труд, облегчает его и совершенствует. Правда, немало творческих сил направлено на совсем иное - противоборство в защиту частных (индивидуалистических, групповых, классовых) интересов, распылено и уничтожено в этой мелочной борьбе. Высвободить всю эту гигантскую творческую энергию из междоусобных сражений и использовать ее целиком на пользу человеческому обществу - таковы интересы человечества. Но это не может быть достигнуто при помощи утопических «разумных соглашений», для этого должны быть сломлены всякие частные интересы, это возможно только при полном подчинении труда творческого задачам труда репродуктивного, т. е. только при последовательной диктатуре пролетариата. И дело, конечно, не в том, чтобы подчинить всякую творческую деятельность прикладной цели облегчения репродуктивного труда, а в том, чтобы эта цель в самом общем виде определяла высочайшее гуманистическое содержание всякого творчества.

Вот эта общечеловеческая задача - добиться полного согласования своего разума со своей силой - и определяет отношения пролетариата и интеллигенции, характер развития этих отношений.

Интеллигенция как концентрат общественного разума существует с незапамятных времен. Сама социальная сущность человечества, отделившая его от животных, связана с разумом, сознанием - неудивительно, что способность некоторых людей к обобщению фактов, к отвлеченному мышлению выделяла этих индивидов из общей массы, определяла их особое положение в обществе. Это особое положение не всегда и не для всех было положением лучшим по отношению к остальным - оно просто отличало их от остальных по всей совокупности их отношений с обществом.

Большой период жизни человеческого общества, охватывающий несколько формаций, характеризуется тем, что социальное положение членов общества находится в прямой зависимости от их экономического положения. Почти на протяжении всего этого периода интеллект, способность к абстрактному мышлению, играл второстепенную роль, и только на конечной стадии - в капиталистической общественно-экономической формации - его положение существенно изменилось. Это опять-таки не было прямым признанием социального значения разума, это означало только, что интеллект созрел до активного влияния на экономическое положение - и капитализм немедленно отметил это, призвав интеллект себе на службу. Интеллигенция стала важным фактором капиталистической конкурентной борьбы и объектом этой борьбы.

Экономическое признание капитализма - возрастающая в силу конкуренции оплата разума, раскрывающего тайны - породило и социальное признание - признание через экономическое положение. Эта вторичность всегда мучает интеллигенцию, ей хотелось бы общества, где интеллект будет признан сам по себе, будет рассматриваться как социальное достояние. Но поскольку большинству интеллигенции не под силу оторвать признание социальное от признания экономического, это бросает ее в дебри утопических построений, где она соединяет несоединимое: мнит себя хозяйкой и душ, и богатств. То, что лучшим умам человечества удается вырваться из этих эклектических пут, постичь прямую связь этого противоречия с основными противоречиями капиталистического общества, осознать, наконец, свое место в обществе, и то, что такое осознание приводит к переходу на классовые позиции пролетариата - это не решает вопрос для всей интеллигенции. В погоне за признанием интеллигенция не может быть солидарна.

Борьба пролетариата, социальная активность пролетариата всегда привлекает на свою сторону часть интеллигенции.

Одни сразу рассматривают силу пролетариата как средство достижения их собственных целей. Это либеральное заигрывание с пролетариатом.

Другие встают в ряды пролетариата как равные среди равных. Далее следует: мы более образованные среди равных, на нас лежит ответственность за определение целей и выбор пути. Из этих вырастают законченные оппортунисты, которые ведут пролетариат к своим целям.

Третьи выбирают безоговорочное служение пролетариату. Помочь пролетариату осознать его собственные классовые цели, осветить факелом теории дорогу перед пролетариатом, чтобы он сам не ошибался в выборе своего пролетарского пути - вот какие задачи ставят перед собой третьи. И с ними пролетариат идет к своим победам.

А далее? Победивший, ставший гегемоном пролетариат нуждается в деятельности всей интеллигенции. Но без потерь тут не обойтись. Пожар революции распаляет в части интеллигенции гегемонистские устремления и толкает ее на соответствующие действия - эта часть должна стать объектом пролетарского террора. Но ведь и оставшаяся часть не намерена работать на пролетариат бесплатно, за «просто так».

Пролетариат как класс, как единый хозяин средств производства - и значит как капиталист по отношению ко всем непролетарским слоям - должен и поступать, как капиталист. Он должен нанять столько интеллигенции, сколько ему нужно, и на условиях, по возможности, не хуже буржуазных.

Он может нанять и какую-то часть буржуазии, сохранив у получаемой ею оплаты видимость капиталистической прибыли. Пролетариат должен рационально распорядиться всеми творческими ресурсами общества.

Пролетариат как диктатор должен решительно отказать всей нанятой на буржуазных условиях интеллигенции в признании политическом. Беря на себя защиту прав личности в индивидуальных отношениях непролетарских слоев, пролетариат в их отношениях с пролетарским государством должен оставить этим слоям не более, чем видимость каких бы то ни было прав.

Все это естественно вытекает из интересов пролетариата. Все это естественно порождает неопределенность, неустойчивость социального положения интеллигенции. Половинчатость завоеваний интеллигенции в пролетарской революции, чем отчетливее она будет обозначена, тем точнее и определеннее она будет указывать, разъяснять интеллигенции несостоятельность утопических надежд.

Противоречия в умах интеллигенции, отражающие противоречия капитализма, при социализме должны обнажиться с предельной яркостью, должны заставить интеллигенцию обостренно задуматься над своим местом в жизни. Противоречия должны привести интеллигенцию к движению, подтолкнуть ее. К чему?

Творческий труд - потребность каждого человека. Каждый регулярно обращается к творческой деятельности. Когда результаты творчества приобретают социальной значение, эта потребность становится еще более властной, ибо соединяется с тягой к повышению личной социальной значимости.

Репродуктивный труд - необходимость. Он осознается как социальная потребность, и это происходит только с осознанием каждым собственной причастности к обществу, неотделимости от него. Это должна осознать и интеллигенция, но она может придти к этому, только чувствуя, что социальное положение рабочего выше ее собственного и что разница не компенсируется получаемыми ею материальными благами.

Этот процесс нельзя ускорить экономическим нажимом на интеллигенцию, хотя такая возможность всегда во власти пролетариата. Пролетариат при любых условиях остается открытым классом, и это его достоинство таит определенные опасности.

Оказывая давление на интеллигенцию, пролетариат может вынудить ее перейти в свои же собственные пролетарские ряды - и остаться без интеллигенции, как слепой без поводыря. Вот почему он вынужден разговаривать с интеллигенцией на языке буржуазных привилегий. Но и сохранять подобное положение вечно пролетариат не может. Что же он должен противопоставить?

Пролетариат должен выдвинуть свою интеллигенцию. Но тут дело совсем не в том, чтобы это была интеллигенция пролетарского происхождения. Дело совсем не в происхождении, а в том, что эта интеллигенция должна отдавать обществу свой труд бесплатно, без экономических стимулов - удовлетворяясь только социальным признанием и благами, получаемыми за свой же репродуктивный труд. Пусть это будет не на всю жизнь, пусть это будет определенный период, вслед за которым эта интеллигенция будет, если пожелает, переходить на положение интеллигенции буржуазной, теряя свои социальные привилегии и приобретая экономические. Но пусть она уносит с собой тоску об уважении братьев по классу. И тогда повышение эффективности производства, ведущее к снижению норм репродуктивного труда, к росту материального благосостояния пролетариата, довершит начатое - и новая интеллигенция вообще не захочет порывать свои связи с пролетариатом, с репродуктивным трудом. Интеллигенция перестанет существовать как социальная группа, интеллект станет полным достоянием пролетариата, а творческий труд - по способности. Само собой разумеется, что это произойдет не ранее, чем предложение такого труда превысит потребности пролетарского общества в творческом труде.

Теперь, когда направления развития отношений пролетариата с интеллигенцией обрисованы с достаточной ясностью, легче представить и движение отношений с крестьянством.

Труд крестьянина только внешнему по основному своему содержанию выглядит репродуктивным. Конечно, вспашка, сев, прополка, уборка урожая, внесение удобрений, полив - работа чисто репродуктивного характера. Но все это надо делать во время и в меру, и определение этого времени и меры в зависимости от колебаний метеоусловий - задача чисто творческая: а от ее решения и зависит, в первую очередь, выход продукции. Сельское хозяйство имеет дело с живой природой - и всегда должно творчески следить за ее требованиями и следовать им. Труд творческий от труда репродуктивного отделяется здесь гораздо труднее, чем в промышленном производстве.

Но иного пути нет. Труд творческий и здесь должен быть отделен от труда репродуктивного, ибо, только отделяясь, он приобретает ту социальную широту, которая необходима новому обществу.

Развитие агрономической и зоотехнической науки и максимальная индустриализация сельского хозяйства, с предельной полнотой освобождающая от необходимости индивидуального творчества, предельно четкое отделение сельской интеллигенции от сельскохозяйственных рабочих - вот на что придется направлять усилия пролетариату. И хотя очевидно, что отделение творческого труда и его возвращение пролетариату здесь будет выражено резко отлично по сравнению с промышленностью, но без него все же не обойтись.

Четкое отделение сельскохозяйственного пролетариата от интеллигенции и его слияние с промышленным пролетариатом может подсказать и новые формы репродуктивного труда, учитывающие внесезонность труда промышленного и сезонный характер труда сельскохозяйственного. Но независимо от этого, индустриализация сельского хозяйства остается одной из важнейших задач промышленного пролетариата, диктатуры пролетариата, потому что без этого не преодолеть экономическую ограниченность, не добиться того общего уровня эффективности производства, который полностью решит экономические проблемы общества. Поэтому технические и экономические задачи пролетариата по отношению к деревне совпадают в коренном своем направлении. Здесь особенно важно, чтобы технический курс на индустриализацию, имеющий, конечно, громадное значение, не заслонял политических задач. Без серьезнейшего внимания к политическим проблемам - даже в поиске технических решений - не преодолеть вековечных традиций, а значит и не ликвидировать разрыва между городом и деревней. Город со всей отчетливостью должен внести в сельское хозяйство свое индустриальное мышление - и только это освободит природную тягу человека к земле от феодальных и буржуазных напластований.

Являются ли задачи пролетариата в отношении крестьянства и интеллигенции продолжением классовой борьбы, вынесенной из капиталистического общества?

Да, но не следует здесь искать ее средоточие. За грань социалистической революции пролетариат выносит квинтэссенцию своей борьбы с буржуазией. Это основное противоречие следует увидеть под таким углом: на одной стороне коллективные, коллективистские устремления пролетариата, на другой - крайний индивидуализм, олицетворяемый буржуазией с ее частнособственническими экономическими привилегиями и с утверждением прямой зависимости социального положения от положения экономического. Но капиталистическое общество вырабатывает индивидуалистические стремления к получению социальных привилегий не только у буржуазии - во всех слоях и классах общества. И пролетариат, ликвидируя буржуазию как класс, а частную собственность как основную экономическую привилегию, служащую основой для получения многих привилегий социальных, не может полностью ликвидировать всякие устремления к индивидуальным привилегиям, ибо все общество и без буржуазии, в том числе и сама пролетарская масса, насквозь такими устремлениями пронизано.

Основным противоречием социализма становится противоречие между личностью и обществом. Сущность этого противоречия та же: личность, вопреки интересам общества стремится к завоеванию каких-либо индивидуальных привилегий, стремится получить от общества больше, чем сама дает. Но здесь отсталой, отмирающей стороной противоречия выступает уже каждая личность, каждый член общества, а передовой стороной выступает то же общество, связанное коллективистскими классово-пролетарскими интересами. Ни одна из сторон не может быть уничтожена в этой борьбе, ибо это означало бы самоликвидацию общества.

Более того, общество, пролетариат не может решать свои экономические задачи, не стимулируя деятельность своих членов предоставлением определенных привилегий - и тем самым поддерживает индивидуальную борьбу за привилегии, не дает ей угаснуть. Общество вынуждено предоставлять наибольшие привилегии там, где решаются самые важные проблемы конкретного исторического этапа. Предложение привилегий позволяет решать проблемы оперативно, но одновременно общество ищет и иное, коллективистское решение тех же проблем и находит его. Так рождаются основания для отрицания прежних привилегий.

В ходе развития общества, под диктовку этого развития происходит концентрация привилегий у определенных слоев. И когда общество находит иное решение проблемы, оно неизбежно выступает за ликвидацию прежних привилегий. Вот тогда вспыхивает новый очаг социальной борьбы, где сторона, защищающая свои привилегии, защищает не что иное, как свое буржуазное право на эти привилегии, т.е. выступает продолжателем дела буржуазии в этом продолжении классовых битв.

Возникновение таких обострений - обострений классовой борьбы - неизбежно на всем пути от капитализма к коммунизму, а преодоление сопротивления привилегированных слоев и есть та непрерывная революция, которая одна только и ведет к развитию коммунистического сознания. Естественно, что только диктатура пролетариата, диктатура открытого класса, предоставляющего всем равные привилегии (или, что то же самое, полное отсутствие всяких привилегий), обеспечивает последовательное обнаружение всех препятствий на пути общественного движения, непреклонную борьбу с ними на всех участках и победу в этой борьбе.

 

***

История научила нас борьбе за диктатуру пролетариата и завоеванию ее. История же учит нас извлекать уроки из поражений. Там, где капитализм не может справиться с пролетариатом силой оружия, он прячется и прорастает вновь, цепляясь за малейшую предоставленную ему привилегию, обманом и одурачиванием рабочих захватывает все то, что им было потеряно. Пролетариат не может надеяться на то, что какие-то люди и какие-то силы уберегут его от возрож�