Партия диктатуры пролетариата. 1976 год
Международные события года
19 февраля 1976 года Исландия разорвала дипломатические отношения с Великобританией, и поводом для этого стала так называемая «тресковая война» между этими странами. Годом раньше между ними закончилось действие предыдущего соглашения по промышленному рыболовству, после чего Исландия приняла решение о расширении своей исключительной экономической зоны до 200 морских миль вместо прежних 50 миль. Между тем именно здесь британские траулеры раньше добывали основной объём товарной рыбы, в основном трески. Чтобы не допустить англичан во вновь объявленную 200-мильную зону, исландские вооружённые суда береговой охраны начали её патрулировать и останавливать иностранные рыболовные суда, и в итоге дело дошло до конфискации у них улова и сетей. В ответ Лондон отправил к берегам Исландии три военных фрегата. Исландцы предприняли новые защитные меры: они объявили британских рыбаков браконьерами и закрыли для Великобритании все порты и аэродромы страны. В разгар конфликта британский фрегат открыл огонь по патрульному катеру береговой охраны Исландии, и в результате один исландский матрос был убит, а катер получил повреждения. После этого инцидента Исландия 19 февраля разорвала дипломатические отношения с Великобританией, хотя переговоры по урегулированию конфликта продолжались. Лишь после вмешательства посредника в лице организации НАТО, членами которой являются обе страны, британские военные корабли покинули воды Исландии, а 30 мая того же года было подписано соглашение, по которому Великобритания признала границы исключительной экономической зоны Исландии. Уже 3 июня дипломатические отношения между двумя странами были восстановлены.
19 июня 1976 года на орбиту вокруг Марса вышла американская автоматическая станция «Викинг-1», а 7 августа того же года сюда же добралась и станция «Викинг-2». Первая из них была запущена с мыса Канаверал 20 августа 1975 года, а вторая отправилась в путь 9 сентября. От обеих станций отделились спускаемые аппараты, совершившие мягкую посадку на поверхность «красной планеты». И уже вскоре «Викинги» впервые передали с Марса цветные фотографии высокого качества. На них была видна пустынная местность с красноватой почвой, усеянная камнями. Небо здесь оказалось розовым из-за света, рассеянного красными частицами пыли в атмосфере. После этого спускаемый аппарат произвёл химический анализ марсианского грунта. Основными химическими элементами на поверхности планеты, по данным рентгено-флуоресцентного спектрометра «Викингов», оказались кремний (13—15%), железо (12—16%), кальций (3—8%), алюминий (2—7%) и титан (0,5—2%). Затем оба аппарата взяли образцы почвы с целью их анализа на наличие признаков жизни. В итоге выявилась относительно высокая химическая активность грунта, однако однозначных следов жизнедеятельности микроорганизмов обнаружить так и не удалось. При этом аналогичные эксперименты, проведённые в пустынных местностях на Земле, однозначно указали на наличие жизни. Эти же автоматические станции в течение нескольких лет вели наблюдения за атмосферой, дав множество ценных сведений о марсианской погоде. Одновременно орбитальные аппараты «Викингов», оставшиеся в космосе, вели наблюдения за планетой с высоты нескольких сотен километров, и обнаружили геологические образования, очень напоминающие следы водной эрозии - в частности, русла высохших рек. При этом орбитальный аппарат «Викинг-1» сфотографировал уникальную возвышенность, получившую название «марсианский сфинкс», поскольку на снимках она оказалась очень похожа на человеческое лицо, смотрящее с поверхности «красной планеты» в космическое пространство. Искусственный спутник Марса «Викинг-1» проработал на орбите до 7 августа 1980 года, а марсианская автоматическая станция — до 11 ноября 1982 года. Его орбитальный собрат передавал информацию на Землю до 25 июля 1978 года, а станция «Викинг-2» на поверхности Марса — до 11 апреля 1980 года.
9 сентября 1976 года в Пекине скончался многолетний лидер Китайской Народной Республики Мао Цзэдун, после чего в стране начались масштабные перемены. В частности, 6 октября были отстранены от власти, а затем арестованы члены так называемой «банды четырёх» - группировки в китайском руководстве, которую возглавляла Цзян Цин, вдова Мао Цзэдуна. Все они выдвинулись в ходе «культурной революции» 1966—1976 годов и были наиболее приближенными к Мао Цзэдуну лицами в последние годы его жизни. Согласно официальной версии, после смерти вождя члены «банды четырёх» намеревались узурпировать высшую власть, но их происки были разоблачены. Впоследствии их обвинили в совершении ряда государственных преступлений. Тем самым новое руководство КПК переложило на них ответственность за эксцессы и репрессии против руководящих кадров в период «культурной революции». Разгром «банды четырех» стал важнейшим эпизодом борьбы за власть между наследниками Мао, в результате которого новому лидеру страны Хуа Гофэну, опиравшемуся на поддержку ветеранов партии, высший генералитет и группу «прагматиков», удалось устранить своих наиболее опасных конкурентов. Но одновременно новые китайские руководители во главе с Хуа Гофэном всячески стремились отделить имя покойного Мао Цзэдуна от поверженной четвёрки, и заявляли, что «великий кормчий» незадолго до своей смерти якобы предостерегал Цзян Цин и её приспешников от интриг, но к нему так и не прислушались. Сейчас считается, что отстранение «Банды четырех» от власти ознаменовало собой окончание «культурной революции». В 1981 году прошёл показательный судебный процесс над «бандой четырёх», которых осудили за антипартийную деятельность, но официальные документы по делу так и не были опубликованы. Цзян Цин и Чжан Чуньцяо приговорили к смертной казни, но впоследствии их наказание смягчили до пожизненного заключения. Ван Хунвэнь также был приговорен к пожизненному заключению, а Яо Вэньюань — к 20 годам лишения свободы. В дальнейшем все члены группировки были освобождены, и к настоящему времени их уже нет в живых.
10 сентября 1976 года в небе над Загребом (Югославия) произошло столкновение самолётов HS-121 Trident 3B авиакомпании British Airways (рейс BE476 Лондон—Стамбул) и McDonnell Douglas DC-9-31 авиакомпании Inex-Adria Aviopromet (рейс JP550 Сплит—Кёльн). В этой катастрофе погибли все находившиеся в обоих самолётах 176 человек - (63 на «Трайденте», в том числе 54 пассажира и 9 членов экипажа) и 113 на DC-9 (108 пассажиров и 5 членов экипажа), а при падении обломков погиб один человек на земле. По числу жертв на момент события это было крупнейшее в мире столкновение самолётов в воздухе. При расследовании выяснилось, что в то время в небе над Загребом сходились несколько воздушных коридоров, в том числе из Западной Европы в Южную, а также на Ближний Восток и Северную Африку. Несмотря на такую интенсивность движения, в центре УВД Загреба ощущалась острая нехватка авиадиспетчеров. Здесь работало всего 30 человек, хотя требовалось вдвое больше. Из-за такого напряжения диспетчеры работали по 12 часов подряд без сна и отдыха, что в итоге и привело к ошибке и упомянутому столкновению самолётов. Ошибку допустил авиадиспетчер Градимир Тасич, который в тот же день был арестован. Судебный процесс по этому делу начался 11 апреля 1977 года, и на нём в качестве обвиняемых находились пять авиадиспетчеров, начальник смены и два чиновника. Но после долгих слушаний единственным виновным был признан только Градимир Тасич, которого приговорили к 7 годам тюрьмы. Этот процесс привёл к волнам протеста по всему миру, участники которых заявляли, что Тасича сделали «козлом отпущения». За пересмотр дела также ходатайствовали различные крупные организации, в том числе Международная ассоциация воздушного транспорта и Международная ассоциация профессиональных пилотов, а также многие профсоюзы авиадиспетчеров. В результате дело было пересмотрено, и Градимира Тасича полностью оправдали. Он вышел на свободу 29 ноября 1978 года после 26 с лишним месяцев тюремного заключения.
18 декабря 1976 года по решению Политбюро ЦК КПСС генеральный секретарь Коммунистической партии Чили Луис Корвалан, находящийся в тот момент в заключении, был обменян на советского диссидента Владимира Буковского - писателя, публициста и учёного-нейрофизиолога. В 1960-1962 годах он стал одним из организаторов публичных чтений запрещённых стихов в Москве, у памятника Маяковскому, в декабре 1965 года участвовал в подготовке «митинга гласности» на Пушкинской площади, а в 1970 году передал для публикации за рубеж досье о «карательной психиатрии» в Советском Союзе. Буковского четыре раза арестовывали за антисоветскую деятельность (в 1963, 1965, 1967, 1971 годах), и он провёл в тюрьмах, лагерях и психиатрических больницах в общей сложности 12 лет. После ареста в марте 1971 года Буковский был приговорён к семи годам заключения и пяти годам ссылки. С момента ареста правозащитниками Советского Союза и Запада велась активная борьба за его освобождение. А генеральный секретарь Коммунистической партии Чили, сенатор Луис Корвалан был арестован в сентябре 1973 года после военного переворота, осуществленного генералом Аугусто Пиночетом, и находился в заключении без суда. Он содержался в одиночной камере, а затем был отправлен в концлагерь на острове Досон. СССР возглавил международную кампанию за его освобождение. В сентябре 1976 года Датский комитет Сахаровских чтений обратился к советским и чилийским властям с предложением одновременно освободить из заключения Владимира Буковского и Луиса Корвалана. В СССР это предложение было рассмотрено на заседании Политбюро ЦК КПСС, и в итоге согласие на такой обмен было получено. 18 декабря 1976 года Владимира Буковского из тюремной камеры в наручниках отвезли на Чкаловский военный аэродром, откуда спецрейсом в сопровождении сотрудников группы КГБ СССР «Альфа» доставили в Цюрих (Швейцария), где и состоялся его обмен на освобожденного из чилийского лагеря Луиса Корвалана. Оказавшись на Западе, Буковский поселился в Великобритании, и впоследствии занимался правозащитной деятельностью. Что касается Корвалана, то он до 1983 года жил в Москве, где ему при содействии КГБ сделали три пластические операции, изменившие внешность, после чего лидер чилийских коммунистов по поддельному паспорту перебрался в Чили, и здесь в течение шести лет жил на нелегальном положении – вплоть до падения диктатуры Пиночета. После этого до самой своей смерти в 2010 году Луис Корвалан проживал с семьей в Сантьяго.
Российские события года
22 июня 1976 года ракетой «Протон» в космос была выведена орбитальная станция «Салют-5» (она же ОПС-3, или № 103, или изделие 11Ф71) по программе военных орбитальных пилотируемых станций СССР «Алмаз». 6 июля на станцию отправился космический корабль «Союз-21» с экипажем в составе Бориса Волынова и Виталия Жолобова. Стыковка была проведена вручную. На 42-е сутки полёта на станции возникла нештатная ситуация – вдруг изменился состав воздуха, после чего космонавты стали испытывать недомогание. Полёт был прерван досрочно, через 48 суток работы, и программу полёта выполнить полностью не удалось. В результате 24 августа 1976 года «Союз-21» вернулся на Землю. Затем 14 октября к станции стартовал корабль «Союз-23» с космонавтами Вячеславом Зудовым и Валерием Рождественским. Но при сближении корабля с «Салютом-5» отказала система автоматической стыковки «Игла», а выполнение ручного причаливания оказалось невозможным из-за большого расстояния между объектами. Тогда было принято решение о возвращении корабля на Землю. Спускаемый аппарат «Союза-23» 16 октября опустился в воды казахского озера Тенгиз, в нерасчётной точке. Эвакуация экипажа из озера в последующие сутки превратилось в настоящую спасательную операцию, во время которой жизнь космонавтов буквально висела на волоске, но в итоге всё закончилось благополучно. Следующий экипаж на «Салют-5» в составе Виктора Горбатко и Юрия Глазкова 8 февраля 1977 года был доставлен кораблём «Союз-24». Космонавты произвели частичную замену атмосферы на станции, так как на Земле возникло подозрение, что в неё попали токсичные вещества из обшивки, и это привело к преждевременному прекращению работы предыдущей экспедиции. Горбатко и Глазков открыли клапаны и выпустили часть воздуха за борт, а затем снова подняли давление сжатым воздухом из баллонов. За 16 суток пребывания на станции программа полёта была выполнена полностью. Перед возвращением на Землю космонавты загрузили в капсулу спуска информации фотоплёнку и материалы других экспериментов и поместили её в шлюзовую камеру. 25 февраля 1977 года «Союз-24» вернулся на Землю, а 26 февраля по командам из Центра управления полётом капсула вышла в открытый космос, затем на ней запустились тормозные ракетные двигатели, и уже вскоре капсула приземлилась на парашюте на территории СССР. Станция «Салют-5» была сведена с орбиты 8 августа 1977 года и прекратила своё существование в плотных слоях атмосферы, пробыв на орбите 411 суток.
9 августа 1976 года с космодрома Байконур с помощью ракеты-носителя «Протон-К/Д» в космос стартовала автоматическая станция «Луна-24». Это была последняя советская автоматическая межпланетная станция, предназначенная для изучения нашего естественного спутника. 13 августа «Луна-24» вышла на селеноцентрическую орбиту, а 18 августа совершила мягкую посадку на поверхность Луны в юго-восточном районе Моря Кризисов. Через 15 минут после посадки по команде с Земли было включено грунтозаборное устройство. В процессе забора грунта до глубины 120 сантиметров использовался режим вращательного бурения, а далее происходила смена способов бурения — с вращательного на ударно-вращательный. Общая глубина бурения составила 225 сантиметров. В связи с тем, что оно проводилось с наклоном, общее заглубление составило около 2 метров. 19 августа с поверхности Луны стартовала взлётная ступень станции «Луна-24» с образцами лунного грунта. 22 августа спускаемый аппарат совершил посадку в 200 километрах юго-восточнее Сургута (Тюменская область). На Землю была доставлена колонка лунного грунта длиной около 160 сантиметров и весом 170 граммов. В результате анализа результатов этого полёта было впервые получено убедительное доказательство наличия на Луне воды. Американцы смогли получить подтверждающие результаты значительно позже, в рамках орбитальных проектов Клементина (1994 год) и Lunar Prospector (1998 год). В декабре 1976 года небольшая порция лунного грунта, добытого станцией «Луна-24», была передана в НАСА. Следующая мягкая посадка на поверхность Луны произошла лишь 14 декабря 2013 года, когда китайский космический аппарат «Чанъэ-3» доставил на наш естественный спутник луноход «Юйту».
6 сентября 1976 года пилот ВВС СССР 29-летний старший лейтенант Виктор Иванович Беленко на самолёте-перехватчике МиГ-25 совершил побег в Японию, после чего передал воздушное судно в распоряжение здешних властей вместе с секретной на тот момент аппаратурой, установленной на борту. В тот день Беленко в 6 часов 45 минут вылетел с аэродрома Соколовка, недалеко от райцентра Чугуевка Приморского края, для выполнения полётного упражнения. И уже в 9 часов 15 минут по японскому радио передали сообщение, что советский самолёт МиГ-25П (бортовой номер «31») совершил посадку в аэропорту Хакодате (остров Хоккайдо). Как впоследствии рассказывал сам перебежчик в интервью американским СМИ, совершить побег он задумал заранее, а причиной стало несправедливое к нему отношение руководства воинской части. Для осуществления побега он вскоре после взлёта оторвался от напарника по учебному полёту и снизился до высоты примерно 30 метров, что позволило ему избежать обнаружения как советскими, так и японскими радарами. Затем, углубившись в воздушное пространство Японии, Беленко поднялся на высоту около 6000 м, где и был засечён японскими средствами ПВО. На перехват неизвестного нарушителя поднялись истребители, однако Беленко вновь снизился и пропал с радаров. Он планировал совершить посадку на авиабазе Титосе, но из-за недостатка топлива был вынужден садиться на аэродроме Хакодате. Вскоре японскими властями было сделано официальное уведомление, что Беленко попросил политического убежища. Уже 9 сентября беглый пилот был вывезен в США. Самолёт впоследствии был разобран, подвергнут детальному изучению японскими и американскими специалистами, но 15 ноября возвращён в СССР. В связи с этим побегом советские представители утверждали, что «старший лейтенант Беленко совершил вынужденную посадку на Хоккайдо из-за нехватки топлива и был преступно похищен японскими властями под диктовку Вашингтона». Между тем ещё 19 сентября тогдашний директор Центральной разведки Джордж Буш-старший назвал инцидент «побегом» и «крупной разведывательной удачей», и сообщил, что работа его ведомства с перебежчиком идёт успешно. В дальнейшем, обосновавшись в США, Беленко долгие годы сотрудничал с разведывательными и военными спецслужбами, а впоследствии написал книгу мемуаров.
16 сентября 1976 года в Ереване в результате несчастного случая с дамбы Ереванского водохранилища в воду упал троллейбус. В нём в тот момент находилось 92 пассажира, из которых 46 человек вытащил на поверхность случайно оказавшийся рядом 23-летний чемпион мира по подводному плаванию Шаварш Владимирович Карапетян. В тот день Карапетян вместе с братом и другом совершал утреннюю пробежку по берегу водохранилища, где они и стали непосредственными свидетелями этой катастрофы. Не мешкая ни секунды, Карапетян бросился в воду, и на глубине 10 метров при нулевой видимости разбил ногами заднее окно троллейбуса, а затем через него стал вытаскивать людей и поднимать их на поверхность. Здесь он передавал их брату на лодке, на которой спасённых доставляли на берег и без сознания доставляли в больницу. Из 46 пассажиров, поднятых Карапетяном на поверхность, медикам затем удалось вернуть к жизни 20 человек. При этом после одного из заходов на глубину Шаварш увидел, что он вытащил из воды не пассажира, а подушку от сиденья троллейбуса. По его словам, эта подушка потом снилась ему по ночам, так как вместо неё он мог спасти жизнь ещё одному человеку. После спасательных работ из-за долгого пребывания в холодной воде Карапетян тяжело заболел пневмонией, которая осложнилась сепсисом, поскольку в грязной воде всё его тело было изрезано осколками разбитого окна. Температура у него поднималась до 40°C, и в итоге он провёл в больнице 45 дней. После выздоровления Карапетян всё же сумел вернуться к тренировкам и установил ещё один мировой рекорд в плавании с аквалангом на дистанции 400 метров - 3 минуты 6,2 секунды. Но дальше продолжать спортивную карьеру он уже не мог из-за осложнений после травм. В 1980 году Карапетян был вынужден оставить большой спорт, и позже стал директором юношеской школы. С 1991 года он вместе с семьёй живёт и работает в Москве.
26 сентября 1976 года в Новосибирске был совершён преднамеренный таран пятиэтажного жилого дома самолётом Ан-2. Тем утром пилот Западно-Сибирского управления гражданской авиации 24-летний Владимир Серков самовольно, не имея на этот счёт никакого разрешения, взлетел на самолёте (регистрационный номер СССР-79868) без пассажиров с одной из рулёжных дорожек аэропорта «Новосибирск-Северный». Некоторое время он кружил над городом на предельно малой высоте, а в 8 часов 20 минут утра направил воздушное судно в пятиэтажку на улице Степной 43/1. Ан-2 врезался в фасад дома между третьим и четвёртым этажами в районе лестничной клетки, пробив в стене дыру около 2 метров в диаметре. Сам лётчик при столкновении погиб. Корпус самолёта при таране пострадал незначительно и упал на землю, но в доме возник пожар из-за того, что авиационный бензин выплеснулся внутрь здания и загорелся. Несмотря на то, что спасение людей из объятого огнём подъезда было организовано достаточно быстро, при этом происшествии, кроме лётчика, погибло ещё 4 человека (в результате удара, от ожогов, от неудачных прыжков из окон и с балконов), а 11 жильцов получили травмы различной степени тяжести. При расследовании выяснилось, что в указанном доме проживала жена пилота, которая накануне заявила о разводе с мужем и ушла от него, забрав с собой ребёнка. После этого лётчик решил свести счёты с жизнью и заодно отомстить своей супруге. Однако вечером накануне происшествия его супруга вместе с сыном ушла ночевать к своим родителям, так что в момент тарана в её квартире никого не было. В итоге жертвами «мстителя» стали лишь невинные люди, не имевшие к разводу никакого отношения.
Самарские события года
17 февраля 1976 года постановлением ЦК КПСС и Совета Министров СССР № 132-51 было принято решение о создании в нашей стране универсальной ракетно-космической транспортной системы (УРКТС) «Рассвет», которая в дальнейшем получила название «Энергия» (индекс ГРАУ — 11К25). Главным разработчиком ракеты было определено подмосковное НПО «Энергия» («Предприятие п/я В-2572»), а её непосредственное изготовление выполнялось на предприятиях в Куйбышеве, в первую очередь на заводе «Прогресс». Готовые блоки ракеты с аэродрома «Безымянка» на специальном самолёте-транспортировщике ВМ-Т доставлялись на космодром Байконур, где в монтажно-испытательном корпусе (МИК) на площадке 112 (филиал завода «Прогресс» — «Предприятие п/я Р-6514») осуществлялась её окончательная сборка и подготовка к пуску. Это была ракета-носитель сверхтяжёлого класса, самая мощная из аналогичных советских изделий и одна из самых мощных в мире. Позже она стала составной частью советской многоразовой транспортной космической системы (МТКС) «Энергия — Буран», но, в отличие от аналогичной американской МТКС «Спейс Шаттл», могла использоваться не только для пилотируемых полётов, но также действовать автономно при доставке грузов больших масс и габаритов в околоземное пространство, на Луну, на планеты Солнечной системы. Её создание связывалось с советскими планами широкого промышленного и военного освоения космоса. Однако всего было выполнено лишь два пуска этого уникального комплекса: 15 мая 1987 года с экспериментальной нагрузкой в виде спутника «Полюс» (массогабаритный макет «Скиф-ДМ», прототип орбитальной лазерной платформы), и 15 ноября 1988 в составе комплекса МТКК «Буран». Но дальнейшие разработки и пуски по программе «Энергия-Буран» так и не были осуществлены в связи с наступившим в нашей стране экономическим кризисом и последующим распадом СССР.
1 апреля 1976 года в Куйбышеве состоялась «шуточная» демонстрация хиппи и неформалов, которую её организаторы специально решили приурочить ко Дню смеха, чтобы их не смогли заподозрить в антисоветской деятельности. С идеей о её проведении выступили известные в то время в куйбышевской неформально-молодёжной среде своими «свободными» взглядами 24-летний политехнического института Владислав Бебко, 20-летний юристконсульт Виктор Давыдов (он же Рыжов) и некоторые другие. Чтобы их не смогли обвинить в нарушении порядка, участники шествия решили идти только по тротуарам, взяли с собой паспорта, исключили в своих выступлениях и в текстах плакатов любые намёки на политику. Всего в демонстрации участвовало около 50 человек. Как впоследствии писал в своих воспоминаниях Бебко, своё шествие они начали у Монумента Славы, где «быстренько сделали несколько плакатов с текстами «Свободу самовыражения», «POP-Mashin», «Flower Power» [рус. «Сила цветов» - лозунг хиппи], и ещё что-то в этом роде. Нарисовали на щеках, лбах, плакатах губнушкой цветы, вывернули наизнанку куртки, пиджаки. Много было хип-атрибутики: цепей, одежды, отдаленно напоминающей штаны, и тому подобное». Далее «шуточная» демонстрация двинулась по улице Молодогвардейской, намереваясь дойти до обкома КПСС, но путь им вскоре преградили милицейские кордоны. Далее Бебко писал: «…мы пытались выяснить у ментов, как их действия соотносятся с законом и правопорядком… Менты, по-видимому, никогда в жизни с подобного рода преступниками не сталкивались и не представляли, что такое может быть. Они больше отмалчивались… На рожах у них было написало: им в рыло дать стрёмно, умно говорят, только не очень понятно. Потом нас погрузили в «воронок» и отправили в РОВД». В итоге троих организаторов шествия осудили на 15 суток за мелкое хулиганство, а остальных просто отпустили. Но по городу тут же пошли слухи о том, что в этом шествии участвовало от 600 до 1000 неформалов, что женская часть демонстрантов шла в полуобнажённом виде, что они требовали законодательного введения в стране «свободной любви» («Free Love»), и прочее, чего на самом деле не было. Однако после этого события партийные и комсомольские органы стали срочно проводить специальные мероприятия по работе с неформальными движениями в молодёжной среде. Что касается Бебко и Давыдова (Рыжова), то они в дальнейшем находились в разработке КГБ. Бебко в 1979 году был осуждён по ст. 1901 УК РСФСР, а Давыдов в 1980 году был предан суду по той же статье, признан невменяемым и помещён в психиатрическую спецлечебницу. Оба были полностью реабилитированы в «перестроечное» время после отмены указанной статьи Уголовного кодекса.
10 августа 1976 года состоялось заседание бюро Куйбышевского областного комитета КПСС, на котором рассматривалось выполнение в нашей области постановления ЦК КПСС «О мерах по усилению борьбы с распространением наркомании». На заседании было отмечено, что положения этого документа в нашем регионе выполняются неудовлетворительно. Так, число лиц, потребляющих наркотики, выявленных милицией и учреждениями здравоохранения, с начала 70-х годов заметно увеличилось. К тому моменту на учёте в органах внутренних дел состояло 1283 человека, что, по мнению экспертов, не превышало 10% от их реальной численности. При этом бюро обкома отметило, что лечение и профилактическая работа с наркоманами в нашей области должным образом пока ещё не организованы. В 1975 году прошли курс стационарного лечения всего лишь 14,1 процента от числа наркоманов, состоящих на учёте. В работе по выявлению, учёту и лечению лиц, потребляющих наркотические вещества, не было чёткой координации между органами внутренних дел и лечебно-профилактическими учреждениями, в результате чего многие лица, принимающие наркотики, остались без профилактического воздействия со стороны врачей и работников милиции. За последние полтора года к уголовной ответственности за склонение к употреблению наркотических веществ привлечено было всего два человека, в то время как на учёте в милиции на тот момент состояло 90 учащихся школ, училищ профтехобразования и студентов вузов, потребляющих наркотики. В связи со сложившейся ситуацией бюро обкома КПСС поручило УВД облисполкома и областному управлению здравоохранения в кратчайшие сроки подготовить совместный документ о мерах по усилению борьбы с распространением и потреблением наркотиков в Куйбышевской области.
14 декабря 1976 года на заседании бюро Куйбышевского областного комитета КПСС рассматривался ход выполнения в нашем регионе постановления ЦК КПСС «Об усилении борьбы с сибирской язвой». На заседании было принято к сведению, что основными причинами распространения этого опаснейшего заболевания является использование непроверенного мяса, поступающего от вынужденного убоя скота в хозяйствах населения, а также недостаточный контроль местных органов власти за осуществлением ветеринарно-санитарных и других мер. Отмечено, что указанные недостатки имеют место и в хозяйствах нашего региона, вследствие чего за последние три года случаи заболевания сибирской язвой были зарегистрированы в 14 районах Куйбышевской области. Как и следовало ожидать, причиной их возникновения стало безответственное отношение ряда хозяйственников к выполнению противосибиреязвенных мероприятий, грубейшие нарушения требований инструкции по борьбе с сибирской язвой со стороны отдельных руководителей. Было установлено, что в указанных районах профилактические прививки против сибирской язвы ветеринарной службой проводились не полностью и несвоевременно, из-за чего скот, находившийся в личной собственности граждан, зачастую оказался не вакцинированным. Также были вскрыты факты вынужденного забоя скота с последующей реализацией населению мяса, а также кожевенного сырья без предварительного бактериологического исследования, что в итоге и привело к случаям заражения людей сибирской язвой. В связи с этим бюро обкома КПСС поручило управлениям сельского хозяйства и здравоохранения облисполкома провести по этим фактам служебные расследования и привлечь к ответственности лиц, виновных в нарушении санитарного и противоэпидемиологического законодательства.
Главное самарское событие года
15 июня 1976 года на собрании у себя на квартире в Куйбышеве инженер объединения «Куйбышевнефть» Алексей Борисович Разлацкий зачитал небольшой группе своих единомышленников главы из своих работ, которые назывались «Кому отвечать?» и «Манифест революционно-коммунистического движения». Впоследствии эта группа образовала вокруг себя ядро будущей нелегальной «Партии диктатуры пролетариата». Правда, тогда эти «подпольщики нового времени» партией себя ещё не считали, у них в ходу было другое название своей группы – «Рабочий центр». А вот именовать эту организацию «Партией диктатуры пролетариата» Разлацкий предложил где-то в конце 1980 года.
Путь от дворника до вождя
Но это была всего лишь предыстория. Гораздо позже того памятного куйбышевского собрания, в «перестроечном» 1987 году, в СССР произошло событие, вокруг которого за рубежом тогда было гораздо больше шумихи, чем внутри страны. Оно и понятно: ведь именно в том феврале советская империя окончательно поставила крест на сохранившемся у нас ещё со сталинских времен понятии «узник совести», или «политический заключённый». Дело в том, что 2 февраля 1987 года Президиум Верховного Совета СССР издал Указ о прекращении действия двух «политических» статей – 70-й и 1901. Уже 10 февраля того же года Указ был опубликован в печати, благодаря чему автоматически получили помилование около 140 советских диссидентов (от латинского слова dissidens – несогласный).
После отмены действия указанных статей УК РСФСР на свободу вышли трое жителей Куйбышева (ныне Самара), осуждённых в 1982 году по делу о создании нелегальной антисоветской организации: заведующий лабораторией института «Гипровостокнефть» Алексей Разлацкий, инженер станкостроительного завода Михаил Капаров и дворник Григорий Исаев. К моменту публикации этого материала в живых остался только последний из них (рис. 1-5).
А началось всё с того, что весной 1974 года в Куйбышеве, на оборонном предприятии «Завод имени А.М. Масленникова» (ЗИМ), в числе прочего выпускавшем и точную радиоэлектронную технику, произошёл совершенно нетипичный для СССР инцидент: забастовка рабочих одного из цехов. Их требования были чисто экономическими: бесперебойно снабжать цех молоком и минеральной водой, выдавать рабочим положенную спецодежду, и так далее. Тогда администрации завода путем переговоров удалось погасить ЧП буквально в течение несколько часов. Об этом инциденте советские газеты в то время не писали, да и не могли о нём писать по причинам чисто политическим.
По итогам весенних событий 1974 года никого из зачинщиков стачки на ЗИМе не наказали, а все их требования сразу же были удовлетворены. Однако в дальнейшем выступления рабочих на том же предприятии стали повторятся с угрожающей частотой: не менее одного раза в полгода. Когда число забастовок на ЗИМе перевалило за десяток, этим явлением вплотную заинтересовалось управление КГБ по Куйбышевской области.
В результате агентурной разработки, длившейся несколько лет, органы госбезопасности сумели достоверно установить невероятный факт: в середине 70-х годов в городе возникла и начала активную пропагандистскую работу подпольная организация, впоследствии получившая название «Партия диктатуры пролетариата». Основным пунктом её программы был следующий: КПСС настолько далеко отошла от всех главных положений марксизма, что превратилась в антинародную организацию, ведущую страну к катастрофе. Между тем в то время за подобные утверждения их авторов полагалось почти автоматически привлекать к ответственности по статье 70 УК РСФСР (антисоветская агитация и пропаганда).
Здесь стоит отметить, что указанная статья вступила в силу отнюдь не одновременно с принятием в 1960 году «Хрущёвского» Уголовного кодекса РСФСР, а только с 25 июля 1962 года, после подписания дополнительного закона. И хотя при Никите Сергеевиче «за болтовню» сажали уже куда меньше, чем при Сталине, все равно «подрывных элементов» в тюрьмах и на зонах тогда хватало. А среди таких сидельцев в ходу была горькая шутка: «Сижу за то, что клеветнически молчал и антисоветски улыбался».
Само понятие «антисоветская агитация и пропаганда» юристами того времени трактовалось очень широко. Поэтому неудивительно, что стать «отщепенцем» в те годы мог стать практически любой советский человек, имевший, как тогда говорили, «дурную голову и слишком длинный язык». Несмотря на «Хрущёвскую оттепель», любая критика правящей Коммунистической партии Советского Союза или ее лидеров тогда воспринималась как ярая антисоветчина, как стремление «оклеветать существующий в стране государственный и общественный строй» или «подорвать авторитет партийных и государственных организаций».
Статья 70-я УК РСФСР вступила в силу отнюдь не одновременно с введением этого Уголовного кодекса в 1960 году, а только с 25 июля 1962 года, после принятия дополнительного Закона РСФСР. И хотя в 60-е годы «за длинный язык» сажали уже куда меньше, чем при Сталине, все равно «подрывных элементов» в тюрьмах и на зонах тогда хватало. Архив Самарского областного суда по сей день хранит уникальные документы той поры, из которых видно, как было легко 45 лет назад стать антисоветчиком.
Старожилы Самары (в те годы – Куйбышева) наверняка помнят, как в самом начале 60-х годов в городской торговой сети вдруг начались перебои с самыми обычными продуктами питания. В разряд дефицита попали сахар, масло, молоко, колбаса, детская манная крупа и даже белый хлеб. В связи с этим некоторые куйбышевцы, вдохновленные развенчанием сталинского культа личности, стали писать жалобы в партийные и советские органы. Кое-кто из авторов таких писем настолько осмелел, что прямо обвинил в продовольственном кризисе тогдашнего Первого секретаря ЦК КПСС Н.С. Хрущёва, который, мол, просто мстил нашему городу за срыв митинга с его участием в августе 1958 года на площади Куйбышева. И партийные органы тут же отреагировали на «сигналы» граждан – правда, весьма своеобразно.
В январе 1964 года, то есть всего за девять месяцев до отставки Хрущёва, в областном суде рассматривалось уголовное дело по обвинению по ст. 70 УК РСФСР 40-летнего слесаря Куйбышевского металлургического завода Алексея Голика. Ему вменялось в вину «распространение клеветнических измышлений в отношении руководителей ЦК КПСС и советского правительства и проводимой ими политики, возведение клеветы на положение трудящихся в СССР». Как выяснилось, свои мысли на этот счет Голик оформил в виде нескольких рукописных листовок, «одну из которых он оставил в меню ресторана «Восток» в г. Куйбышеве, вторую отправил по почте в редакцию газеты «Волжская коммуна», а третью хранил у себя в квартире, где она и была обнаружена при обыске». В итоге за письменную критику лидера КПСС куйбышевский слесарь получил два года лишения свободы в колонии строгого режима.
Через месяц после этого областной суд рассмотрел ещё одно уголовное дело по той же ст. 70 УК РСФСР. На этот раз на скамье подсудимых оказался бригадир калильщиков 4-го ГПЗ 38-летний Анатолий Кляузов. Ему предъявили обвинение в том, что он «изготовил и направил по почте анонимное письмо в ЦК КПСС, в котором возводил клеветнические измышления на Первого секретаря ЦК КПСС и Председателя Совета Министров СССР Н.С. Хрущёва… угрожал совершением в стране новой революции и клеветал на советскую действительность». В ходе следствия и суда Кляузов признал себя виновным и показал, что «указанные письма он изготовил под влиянием временных затруднений со снабжением населения города продовольственными товарами». После такого признания суд, учитывая раскаяние подсудимого, приговорил его «всего лишь» к одному году лишения свободы.
В общей же сложности в течение 1963-1964 годов по 70-й статье УК РСФСР и с аналогичными обвинениями Куйбышевским областным судом было приговорено к различным срокам лишения свободы свыше десятка человек. Среди них оказались люди самых разных слоёв населения – например, грузчик молочного комбината Алексей Круглов, пенсионерка Елена Рябинская, токарь Волжской ГЭС имени В.И. Ленина Николай Галанин, инспектор по кадрам строительного треста № 24 Петр Крикун и другие. Все они, как говорится, на собственной шкуре смогли ощутить, как в те годы правящая советско-партийная верхушка понимала выражение «свобода слова».
С 16 сентября 1966 года в УК РСФСР была введена новая статья – 1901. В сферу её действия попали все мелкие антисоветские прегрешения – например, написание «клеветнических» писем и листовок и рассказывание анекдотов о лидерах КПСС. А вот 70-ю статью УК с тех пор стали давать только за что-нибудь более серьёзное – например, за разработку идеологической концепции, противоречащей политике КПСС, или за создание «антибрежневской» нелегальной организации. Оказывается, в нашей стране подпольщики были не только в царское время, но при советском режиме.
Как уже было сказано выше, именно такую организацию работники госбезопасности и раскрыли в Куйбышеве в середине 70-х годов. Собранных фактов оказалось вполне достаточно для возбуждения уголовного дела по 70-й статье УК РСФСР. Впоследствии по решению суда виновными в создании антисоветской партии были признаны трое жителей волжского города: уже упоминавшиеся выше Алексей Разлацкий, Григорий Исаев и Михаил Капаров. Кроме того, более 50 активистов, распространявших программные документы партии, прошли по этому делу «всего лишь» в качестве свидетелей. Среди них были представители самых разных слоев общества: рабочие, служащие, инженеры, студенты, и так далее.
Союз интеллигенции и рабочего класса
Григорий Зиновьевич Исаев долгое время работал дворником в ЖКО «ЗИМ», не забывая одновременно заниматься и политической борьбой. Как лидера «Партии диктатуры пролетариата» коммунисты всего мира узнали его благодаря всемирной сети Интернет. Что же касается своего диссидентского прошлого, то рабочий вожак об этом говорил не очень охотно, но для автора этих строк он сделал исключение.
- Родился я в 1943 году в селе Садовое Краснопартизанского района Саратовской области. Это родина моей мамы, которая была фронтовым военврачом, и в село она вернулась ещё во время войны. Дальше – обычная биография: семья жила в бараках, а я ходил в школу, был пионером и комсомольцем. Потом мы переехали в Куйбышев, и школу я заканчивал уже здесь. После школы пошел работать слесарем в локомотивное депо станции Куйбышев, откуда меня забрали в армию. Два года я служил в дивизии и имени Чуйкова, дослужился до звания гвардии сержанта.
Сразу после армии я поступил в Куйбышевский политехнический институт, который окончил в 1970 году. После института меня в качестве молодого специалиста направили на объединение «Завод имени Масленникова» на должность мастера. Но здесь, отработав положенные два года после института, я сразу же ушёл в простые рабочие и стал слесарем по ремонту литейного оборудования. Я сделал просто: когда закончились эти два года, я поставил перед начальником цеха вопрос ребром - или вы отпускаете меня в слесари, или я увольняюсь с завода. Начальство не хотело меня упускать – и в результате мне уступили.
А почему я так сделал? Судите сами: когда я был мастером, то получал 120 рублей в месяц, а слесарем – на сотню больше. К тому же мастер – это собачья должность. Им все недовольны: и рабочие, и начальство. А когда я ушел в слесари, то сразу же стал уважаемым человеком. Кстати, для Куйбышева начала 70-х годов такой случай, чтобы заводской специалист с высшим образованием пошел в простые работяги, был настолько необычным и редким, что меня начальство даже негласно показывало гостям завода в качестве примера, насколько высоко ценится должность квалифицированного рабочего на нашем предприятии (рис. 6-8).
Когда мы организовали первые забастовки в литейном цехе завода имени Масленникова, - вспоминает дальше Григорий Зиновьевич, – то никто из рабочих в Куйбышеве, а может быть, и во всем СССР, об этом даже и думать не смел. А после того, как все наши требования сразу же были выполнены, я понял, каким грозным оружием пролетариата является отказ от работы. Это сегодня для нынешних хозяев заводов забастовка – что-то вроде чиха, а тогда начальство готово было всё сделать, чтобы только в дальнейшем ничего подобного у них не происходило. Надо мной же в течение всех 70-х годов вполне заметно сгущались тучи, и в итоге в 1979 году я ушёл с производства и устроился дворником в ЖЭУ-11.
Дворницкая работа давала мне достаточно много свободного времени, которое я уже тогда в основном тратил на распространение среди населения текстов работ Алексея Борисовича Разлацкого. С ним я впервые познакомился, ещё когда был литейщиком. Знакомство это произошло при следующих обстоятельствах: моя сестра Наталья вышла замуж за Виктора Иванова, сотрудника одной из лабораторий института «Гипровостокнефть», другом которого как раз и был Алексей Разлацкий. После этого мы не раз с ним встречались во время различных семейных застолий. И при этом с самого первого раза, когда я ещё только-только увидел и услышал Алексея Борисовича, я сразу же для себя отметил: этот человек мне интересен. Вот так и началось наше знакомство (рис. 9).
Именно Разлацкий в 1974 году и стал идейным вдохновителем той самой забастовки в литейном цехе «ЗИМа», о которой говорилось выше. В те дни Исаев и его единомышленники на заводе действовали по разработанному им сценарию. И в конце концов сотрудничество рабочих с Разлацким привело к закономерному результату: в июне 1976 года возникло ядро будущей «Партия диктатуры пролетариата», платформой для которых стали теоретические выкладки безвестного инженера куйбышевского института «Гипровостокнефть».
Первые крупные работы, написанные рабочим лидером в 1976 году, назывались «Кому отвечать?» и «Манифест революционно-коммунистического движения». Все свои работы Разлацкий писал простым и доступным языком, и суть его идей мог быстро усвоить любой образованный человек. В беседах с единомышленниками он давал простую и понятную оценку разным негативным фактам советской жизни. Он уже тогда прямо говорил, что КПСС в сложивших условиях по своей сути стала антинародной организацией, когда её верхи тормозят развитие страны и ведут её в тупик.
Тогда же вокруг него сформировалась группа единомышленников, из которой в том же 1976 году и образовался костяк будущей «Партии диктатуры пролетариата». Правда, тогда они себя партией ещё не считали: в ходу было другое название нашей группы – «Рабочий центр». А вот именовать эту организацию «Партией диктатуры пролетариата» Разлацкий предложил где-то в конце 1980 года.
В то время в народе очень популярны были политические анекдоты о тогдашних советских лидерах – в основном о Брежневе, и все советские люди часто их друг другу рассказывали. Однако тогда, конечно же, никто не смел говорить на политические темы громко и на публике – в основном шушукались на кухнях, или во время застолий в узком кругу. И когда Исаев ещё только познакомился с Разлацким, то у них, конечно же, не раз возникали разговоры на политические темы.
- Он сразу же поразил меня совершенно необычной для того времени глубиной суждений о жизни, неожиданностью взглядов и оценок различных событий и явлений, происходящих в нашем обществе, - вспоминал Григорий Исаев. - Разлацкий рассуждал совсем не так, как большинство из нас: он не только критиковал власть и её руководителей, а просто и понятно объяснял собеседникам, что все тогдашние негативные явления в советском обществе – это совершенно закономерный итог политики партии и государства. Узнав, например, что я, инженер с высшим образованием, с должности мастера ушёл в слесари, он прокомментировал это так: КПСС установила в стране феодальные порядки, когда государство не ценит знающих и мыслящих людей. Зато партийной власти угодны простые крепостные, ни о чем особо не рассуждающие и ни на что не претендующие. Значит, ей нужна серая инертная масса, которой легко управлять. В результате, превратив интеллигенцию в забитый, плохо оплачиваемый собственный придаток, правящая партийно-советская элита вырыла себе яму, в которую её очень скоро столкнет народ при участии интеллигенции, которая уже сейчас понимает свое бесправное положение.
Разлацкий тогда прямо говорил, что верхи КПСС тормозят развитие страны и ведут её в тупик. Даже тот факт, что именно Брежнев в те годы был лидером партии и государства, по словам Разлацкого, выглядело совершенно закономерным явлением, поскольку для монопольно правящей партии в тогдашних условиях как раз и был нужен такой руководитель – больной, безвольный, любящий лесть и похвалы и не стремящийся ничего менять в этой стране. Именно при таком лидере правящей партийно-советской элите тогда было удобнее всего жить без особых хлопот и в своё удовольствие.
Все эти государственные ошибки и просчеты, говорил Алексей Борисович, с каждым годом будут вызывать все большее и большее недовольство народа, и в конце концов эта напряженность в советском обществе выльется в общенациональный экономический и политический кризис. При этом, подчеркивал он, нам от предстоящего обвала никуда не деться, хотим мы этого или не хотим, потому что лидеры КПСС добровольно партийный курс менять не станут. В связи с этим Разлацкий предсказывал, что рано или поздно в нашей стране произойдут серьёзные перемены, и даже называл примерные сроки, когда они начнутся – лет через десять-пятнадцать. Как мы сейчас понимаем, Алексей Борисович заранее предвидел горбачёвскую перестройку, только называл её другими словами.
Все это он говорил и писал ещё в первой половине 70-х годов, когда ситуация с продовольственным снабжением в периферийных городах по сравнению с хрущёвскими временами хотя и ухудшилась, но все же ещё не была такой катастрофической, как в середине 80-х годов. В 1976 году ещё никто из куйбышевцев не знал, что такое талоны на колбасу, сахар или макароны. Поэтому стоит ли говорить, что слова и предвидения Разлацкого о судьбе советского общественного строя, высказанные им в середине 70-х годов, резко выделялись из общего уровня обывательских суждений и примитивного критиканства, а для простых рабочих и служащих они в то время выглядели настоящим откровением. Кстати, кое-кто из знакомых Разлацкого с ним тогда не соглашался, считая, что о советском строе и его судьбе он рассуждает слишком уж резко. Впрочем, уже через какой-то десяток лет эти несогласные получили полную возможность убедиться в правоте своего собеседника.
Под колпаком КГБ
Когда его работы начали распространяться среди единомышленников, Разлацкий настоял, чтобы все его работы из рук Исаева и Капарова расходилось лишь исключительно в рукописном варианте. Он объяснил это так: а вдруг когда-нибудь с этой статьей ты попадешь в КГБ? Так вот, если текст в этом случае окажется рукописным, ты скажешь, что написал его сам и никому не показывал. Тогда тебя здесь лишь пожурят и отпустят. А вот если в КГБ увидят, что текст размножен с помощью техники, то тогда тебе уже будет светить уголовная статья.
Уже потом Исаев подсчитал, что с 1976 по 1981 годы с работами Разлацкого в рукописном виде познакомилось как минимум несколько сотен человек. Как уже говорилось, впоследствии на судебном процессе одних только свидетелей было 53 человека. Что же касается географии распространения его работ, то она для того времени оказалась очень обширной – от Москвы до Тюмени.
Причиной же провала партии стало пресловутое «шерше ля фам» – «ищите женщину». Где-то в первой половине 1981 года одну из рукописей Исаев дал для переписки своему знакомому. Его фамилию он сейчас не называет, потому что этот парень в конце концов и сам оказался жертвой КГБ. А сгубило его то, что к переписке текстов он подключил свою девушку, с которой через некоторое время смертельно поссорился. Подружка же, как вскоре выяснилось, настолько сильно обиделась на парня, что с переписанной работой она прямиком направилась в управление КГБ. В результате в мае 1981 года Исаев впервые обнаружил за собой «хвост».
- Теперь я понимаю, - говорил впоследствии Исаев, - что чаще всего ходящих за мной агентов «наружки» я тогда просто не мог «расшифровать», но иногда у меня это получалось. Особенно запомнился один молодой парень, которого при встрече я смог бы узнать, но вот описать его словами у меня до сих пор никак не получается. Такому человеку очень легко затеряться в толпе. Никаких особых примет, не за что зацепиться глазу!
Этого агента я за собой замечал несколько раз. Видимо, он был не слишком опытным сотрудником, потому что при работе со мной он несколько раз «прокололся». Один раз это случилось, когда я вышел из дома, на улице завернул за угол – и вспомнил, что забыл тетрадку. Я тут же развернулся и пошел назад, и на углу нос к носу столкнулся с этим неприметным парнем. Особого значения этому я тогда не придал, но парня запомнил. Через несколько дней я на ходу запрыгнул в автобус, и дверь его захлопнулась прямо за моей спиной. Смотрю – а этот же парень уже стоит около меня на автобусной площадке. Как это он успел заскочить следом за мной, я до сих пор не понимаю.
Через месяц-полтора я окончательно убедился в том, что я нахожусь под усиленным наблюдением госбезопасности, причем «наружники» не только ходили за мной пешком, но и ездили на автомобилях. При этом и сами машины, и их номера были ничем не примечательными: похожих на улицах города можно насчитать тысячи. В конце концов я даже как-то привык, что недалеко от подъезда стоит одна из машин «наружки». А то, что это была именно слежка, у меня не оставалось никакого сомнения. Я даже у соседских пацанов, играющих на улице, спрашивал: вот эта машина здесь давно стоит? Да, отвечают, давно – несколько часов. И сидят в ней безвылазно три мужика. Спрашивается, зачем им столько времени сидеть в машине на одном и том же месте, кроме как в ожидании меня?
Но потом для «наружки» я устроил «весёлый месяц» – сел на велосипед. Тут они всполошились: как же теперь со мной работать? Понятно, что пешком человек за велосипедом не угонится, а от машин я уходил достаточно легко. Например, проезжал через узкий проходной двор, где ни один «жигулёнок» не развернется, или перескакивал с велосипедом на плече через канаву, каких в городе всегда много, а дальше снова ехал на колёсах. В конце концов кагэбэшники всё-таки нашли противоядие против моих уловок: «наружники» стали ездить за мной на мопеде, а иногда – даже на легком мотоцикле.
В общей сложности под наблюдением КГБ нам удалось проработать полгода. Может быть, мы продержались бы и дольше, если бы не наступил декабрь 1981 года, а с ним – и известные события в Польше. Видимо, кое-то «наверху» боялся, что куйбышевские диссиденты окажутся каким-то образом связанными с «Солидарностью», и тогда в КГБ решили форсировать ликвидацию всей нашей организации (рис. 10).
Как известно, 13 декабря 1981 года Войцех Ярузельский объявил о введении военного положения на всей территории Польши. А 14 декабря, как стало потом ясно из материалов уголовного дела, в управлении КГБ по Куйбышевской области были выписаны ордера на обыск сразу в нескольких квартирах, в том числе у Исаева, Разлацкого и Капарова. В результате в семь часов утра 15 декабря за ними одновременно пришли работники прокуратуры и КГБ. А о том, какое значение тогдашняя советско-партийная элита придавала этому разгрому, говорит хотя бы тот факт, что о ликвидации подпольной организации в Куйбышеве и о ходе расследования её уголовного дела начальник управления КГБ по Куйбышевской области в течение всего следующего года еженедельно докладывал лично председателю КГБ СССР Юрию Андропову. Видимо, Юрия Владимировича тогда очень беспокоило, как бы ростки идей польской «Солидарности» вдруг не обнаружились бы где-нибудь и на советской земле.
- Накануне ночью выпал снежок, - вспоминает о событиях того дня Григорий Исаев, - и потому я с шести часов утра убирал свой участок. Через час я вернулся домой, в квартиру на улице Братьев Коростелевых, и едва только успел поставить чай, как тут же раздался звонок в дверь, словно кто-то ждал меня за углом. Я сразу понял: это пришли за мной.
Ко мне в квартиру кагэбэшники вошли очень культурно. Сначала спросили разрешения, поздоровались, а потом вежливо объяснили, что у них есть постановление о проведении обыска, подписанное городским прокурором. Смотрю – а среди них тот самый неприметный с виду парень, который за мной регулярно ходил. Конечно же, мы друг друга сразу же узнали, улыбнулись и чуть ли не раскланялись. Потом я сел за стол посреди комнаты, напротив меня сел сотрудник КГБ, а остальные начали обыск.
Работали они очень профессионально – спокойно и продуманно. Начиная от дверного косяка, исследовали каждый квадратный сантиметр стен, пола, перегородок, мебели и так далее. Глядя на их работу, я сразу же понял: если хозяин дома вдруг что-то захочет спрятать от таких специалистов, это будет пустой номер – они все равно найдут. В общей сложности обыск у меня продолжался больше часа. Никаких тайников и ничего другого интересного для себя в стенах, в мебели, в полу и на чердаке они так и не нашли, потому что все бумаги, за которыми они, собственно и приехали, лежали передо мной на столе. Все это просмотрели, описали, после чего предъявили ордер на мой арест.
В принципе сотрудники КГБ понимали, что у себя дома тайников с бумагами я держать не стану. Но в то же время они знали почти наверняка, что где-то такие тайники я всё-таки создал, чтобы сохранить наиболее ценные документы и рукописи в случае ареста. И в самом деле, в разных районах города я ещё до начала слежки за собой организовал три укромных хранилища с рукописями Разлацкого. Место для одного из них я подобрал, когда мы с приятелем калымили и перекладывали печь в частном доме на углу улиц Самарской и Ульяновской. На чердаке этого дома, в опилках, под грудой какого-то мусора я и закопал пакет с бумагами, плотно завернутый в несколько слоев полиэтилена. Другой такой же пакет я спрятал на улице Арцыбушевской, в сарае ещё одного своего приятеля.
Надо отдать им должное: это были высокие профессионалы своего дела. В частности, он нашли два моих тайника с бумагами, но вот третий всё-таки уцелел. Может быть, они посчитали, что вряд ли я додумаюсь до тройной страховки, а, может быть, у них к тому моменту уже вышел срок, отведённый на следствие. Так или иначе, но до самого моего освобождения нетронутым сохранился пакет с рукописями работ Разлацкого, который я спрятал ещё у одного моего друга, проживавшего в поселке Толевый. Я не был у него в течение целого года перед моим арестом, и потому, наверное, «наружка» этого парня так и не вычислила. Когда я потом сидел в тюрьме и на зоне, то боялся только одного: как бы приятель не сдрейфил, и, как говорится, от греха подальше не уничтожил бы опасный пакет. Слова Богу, нервы у хранителя оказались крепкими, и после возвращения домой я получил от него все рукописи в целости и сохранности.
После обыска меня и Разлацкого отвезли в изолятор временного содержания на улице Куйбышева, 42. Допрос, который начался ещё у нас дома, продолжился в здании УКГБ, и лишь через два дня мы уже стали обитателями СИЗО-1 на Заводском шоссе.
А вот Михаила Капарова после обыска оставили на свободе. Арестовали его лишь через полгода, в мае 1982 года. Честно говоря, парень сам спровоцировал свой арест. Оставшись на воле, он, видимо, почувствовал себя настолько причастным к делу, что продолжил распространять работы Разлацкого, нисколько не заботясь о собственной безопасности. В результате он и оказался за решёткой.
Лагерные будни
Исаева с Разлацким судили в ноябре 1982 года. Первый из них по приговору суда получил шесть лет, а второй - семь лет лишения свободы в колонии строгого режима, с последующей ссылкой на пять лет каждому. После приговора Разлацкого отправили в Мордовию, в Потьмалаг, а Исаева – в Пермскую область, на реку Чусовую, в 36-ю зону, которая называлась ещё Сканинским штрафным лагерем. Сюда же через некоторое время этапировали и Михаила Капарова, который был осужден только в январе 1983 года.
Эта зона была небольшая – там одновременно сидело всего лишь человек 70-80. Здесь собирали осуждённых лишь по трём статьям Уголовного кодекса РСФСР. Во-первых, здесь отбывали сроки все лица, попавшие под 70-ю статью. Во-вторых, сюда же привозили осуждённых, получивших 64-ю статью (измена Родине). Большинство из них были бывшими власовцами, бандеровцами, прибалтийскими «лесными братьями», и так далее. Все они к моменту посадки уже были глубокими стариками, от 60 лет и старше. Их КГБ постепенно выявлял и отлавливал по всей стране. В-третьих, вместе с диссидентами здесь сидело и несколько угонщиков самолетов, которых судили сразу по двум статьям: 213-2 (собственно угон самолета), и по 64-й.
- В целом контингент на зоне был спокойным, - рассказывает Григорий Исаев, - потому что никто из политических здесь не беспредельничал хотя бы по идейным соображениям. Лишь угонщики самолетов отличались резкостью и нахрапистостью, их поведение часто доходило до откровенной наглости, но поскольку их было мало, то разгуляться им не удавалось. Зато диссиденты часто спорили между собой о взглядах и убеждениях, порой очень горячо. Правда, до кулаков дело никогда не доходило. Впрочем, для меня они все были примерно одинаковыми.
Люди у нас сидели разные, в том числе и известные впоследствии всей стране. Например, Алексей Смирнов, друг академика Сахарова, глубоко порядочный человек и интеллигент высочайшего морального настроя. Некоторое время у нас находился и знаменитый диссидент Натан Щаранский, позже ставший одним из министров в Израиле. Здесь же побывал и Сергей Ковалёв, правозащитник, в постсоветское время получивший известность своей бескомпромиссной точкой зрения в отношении нарушений прав человека в Чечне. Правда, он пробыл в нашей зоне недолго, а вот его сын, Иван Ковалёв, просидел здесь несколько лет.
А ещё с нами отбывал срок Степан Хмара, впоследствии самый знаменитый украинский националист. Он уже тогда люто ненавидел все русское, и поэтому за антирусские высказывания постоянно сидел в ШИЗО. Кстати, за резко националистическую позицию Хмару в нашем лагере никто из политзеков не любил. И не зря: ведь когда гораздо позже мой бывший сосед по политзоне стал депутатом украинской Рады, то он с высокой трибуны стал требовать для «клятых москалей» особых мер наказания и даже введения политических статей в украинский уголовный кодекс.
Жизнь на пермской зоне без особых происшествий текла до 10 февраля 1987 года, когда в СССР произошло упомянутое выше событие – публикация Указа Президиума Верховного Совета СССР о прекращении действия двух статей Основ союзного уголовного законодательства, которым в УК РСФСР соответствовали ст. 70 и ст. 1901, благодаря чему автоматически получили помилование около 140 осуждённых по этим статьям, находящихся в то время в лагерях.
- Мы ждали перемен ещё с самой весны 1985 года, когда генсеком стал Михаил Горбачёв, - продолжал свои воспоминания Григорий Исаев. – Тогда вроде бы ничего особенного не изменилось ни в стране, ни у нас на зоне, однако у политзеков сразу же появилась надежда на молодого лидера страны. А у меня возникло предчувствие, что вскоре всё пойдет так, как предсказывал Разлацкий. О его прогнозах, и, в частности, о том, что советский строй совсем скоро взорвется изнутри со страшным грохотом и треском, после прихода Горбачёва я не раз говорил другим политзекам, но мне не верили. Что же касается отмены 70-й статьи УК РСФСР, то об этом я узнал только в день своего освобождения.
Однажды в том феврале нам вдруг объявили: такие-то - с вещами и на выход. Нас привезли в Пермь и поместили на зековскую «больничку». Здесь всех начали кормить как на убой: рисовая каша на молоке, масло, щи с мясом, белый хлеб. И обращались с нами как-то подозрительно вежливо: на «вы» да на «будьте любезны», словно с господами какими-то. Уже потом мы узнали, что на наш счёт было указание «сверху»: перед освобождением всех хорошо покормить, чтобы при выходе мы не выглядели слишком уж тощими.
Прошли две недели райской жизни, когда мы только и делали, что объедались да спали. И вдруг в один прекрасный день опять объявляют наши фамилии, чтобы срочно собирались с вещами. В автозаке всех привезли на вокзал, провели через какой-то задний ход и поместили в приличную комнату, с хорошей мебелью и без решеток на окнах. После тюрем и зоны в такой роскошной обстановке мы почувствовали себя очень непривычно.
И тут вдруг в комнату зашёл молодой симпатичный парень в штатском, плотного телосложения. В руках у него - кожаная папка для бумаг. Он поздоровался с нами, а потом стал выкликать фамилии, и каждому названному вручал… справку об освобождении. Закончив процедуру, этот парень сообщил, что всех освободившихся сейчас же отправят в Москву: для нас забронированы три купе, а поезд уже подали на соседний путь. Тут же он вывел нас из вокзала и направился к вагону. У проводника были квадратные глаза, когда он увидел толпу зеков в робах и с бирками на груди, но молодой человек предъявил ему документы, а затем вручил двенадцать билетов, и проводник разве что только честь ему не отдал.
Я думаю, всем понятно, что тогда творилось у нас на душе. Ведь прошло не более часа с того момента, как ты вышел из автозака - а тут в кармане у тебя уже лежит справка об освобождении, и ты, вольный человек, едешь в Москву, да не в «столыпине», а в шикарном купейном вагоне. Некоторое время мы просто сидели и смотрели в окно, постепенно осознавая, что снова оказались на свободе. Потом стали выходить в коридор покурить. А ведь в вагоне мы были не одни – в других купе ехал обычный народ. На нас кто-то смотрел с удивлением, а кто-то - и с испугом: ведь мы по-прежнему оставались в зековской одежде, да и рожи у всех были чисто тюремные. Однако мы вели себя культурно, и соседи по вагону постепенно успокоились.
Утром на другой день мы приехали в Москву, и здесь нам стало совсем весело. Ведь чуть ли не каждый встречный милиционер, увидев зека в робе, тут же каждого из нас останавливал и требовал пройти в отделение. Даже справка об освобождении не всегда помогала. У меня, например, четыре раза вот таким образом выясняли личность. Конечно же, все менты уже знали, что вышел указ об освобождении политзеков, но все равно вели нас в отделение – хотя бы для того, чтобы расспросить о политзоне. Мы им говорим: «Какие тут рассказы – нам бы до дома побыстрее добраться!» «Ничего, - отвечают, - вы столько ждали, и ещё десять минут подождете, а нам интересно».
В конце концов мы смогли доехать до квартиры Алексея Смирнова, друга самого академика Сахарова. Он до этого тоже сидел, но успел освободиться раньше нас. Тут сразу шум, радостные крики, слёзы… Набежала целая толпа его родственников и знакомых, московских диссидентов и просто сочувствующих. Они притащили такое количество цивильной одежды, что каждый из нас, бывших политзеков, смог подобрать себе подходящий костюмчик, чтобы хоть милиция на улице не обращала на нас пристального внимания.
Покой – не для бунтарей!
- Когда я приехал в Куйбышев, Разлацкий к тому времени уже три или четыре дня был дома, - так подошёл Исаев к концу своего рассказа. - Ведь я в родные края добирался с Северного Урала через Москву, а он – всего лишь из Мордовии. А за окном уже были те самые диссидентские лозунги типа «У нас за идеи не сажают», которые в свое время и привели нас за решётку. Я, когда прибыл в Куйбышев, зашёл только к жене, а потом сразу поехал к Разлацкому. Когда я пришёл, он сидел на кухне и пил чай. Конечно же, мы обнялись, а потом весь вечер сидели на кухне и разговаривали о том, с чего начнём дальнейшую работу.
К несчастью, Алексей Борисович скоропостижно умер 6 ноября 1989 года. Ничто не предвещало его смерти, но где-то в середине дня у него вдруг стало плохо с сердцем, он внезапно потерял сознание, упал у себя дома в коридоре и скончался. Врачи поставили диагноз: острая коронарная недостаточность. Алексею Борисовичу Разлацкому шел тогда лишь 55-й год (рис. 11-13).
Что же касается Исаева, то он даже к концу 90-х годов все ещё не забыл о приключениях своей молодости. Когда в стране вовсю стали бурлить так называемые «рыночные реформы», выяснилось, что у Григория Исаева, уже достаточно битого жизнью, даже к концу 90-х годов ещё остался порох в пороховницах. В феврале 1998 года бывший политзек снова заставил говорить о «ЗИМе» как о цитадели самарского забастовочного движения. Старая закалка ему очень пригодилась, когда группа рабочих этого предприятия под руководством Исаева в течение двух с лишним недель создавала на улице Ново-Садовой «большую пробку», то есть полностью перекрывала движение по этой оживленной трассе.
Как сейчас вспоминается, причиной такой неординарной акции протеста стала тяжелая экономическая ситуация, сложившаяся к тому моменту на «ЗИМе». Из-за прекращения федерального финансирования за период «рыночных реформ» кредиторская задолженность предприятия достигла 340 миллионов деноминированных рублей, а общий долг по зарплате – 40 миллионов. К моменту первого перекрытия улицы Ново-Садовой коллектив завода не получал зарплату в течение 9-10 месяцев, а в некоторых отделах – год и даже больше. Неудивительно, что к началу 1998 года от 25 тысяч прежних работников на «ЗИМе» осталось лишь 7 тысяч, да и те были заняты в основном на непрофильных производствах.
Своей акцией активисты партии «Диктатура пролетариата» во главе с Исаевым хотели в первую очередь добиться, чтобы власти выплатили работникам «ЗИМа» причитающиеся им деньги – как уволившимся, так и ещё продолжавшим здесь числиться. И, как это не странно, они своего в основном достигли. Из местного, а частично – и из федерального бюджета в течение февраля-марта 1998 года долг по зарплате стал постепенно погашаться.
К тому же через месяц был вынужден подать в отставку тогдашний директор завода Александр Крутых, а областное управление ОБЭП тогда же начало широкомасштабную проверку его финансовой деятельности. И в самом деле, довольно странным выглядел тот факт, что «ЗИМ» в течение многих лет сдавал в аренду коммерческим структурам немалые заводские площади (в том числе стадион «Волга» и ДК «Звезда»), но «живых» денег рабочие так никогда и не увидели. Куда же подевались эти немалые средства, проверяющим тогда выяснить так и не удалось.
А Григорий Исаев, кроме всего прочего, в конце той же зимы снова угодил на… тюремные нары! Это выглядело очень странным, но 24 марта 1998 года, когда, казалось бы, проблемы зарплаты на «ЗИМе» в основном уже разрешились, бывший политзек вдруг был арестован Кировским РУВД по обвинению… в хулиганстве. По словам работников райотдела, вечером того дня на улице Ташкентской милиционер решил проверить документы у некоего мужчины, который, как ему показалось, не совсем твердо держался на ногах. Однако прохожий в ответ заявил, что ему документы не нужны, поскольку его, Григория Исаева, знает в лицо вся Самара. Но правоохранитель тем не менее все равно почему-то страстно возжелал задержать этого человека, и тогда Исаев оттолкнул милиционера, и вроде бы даже нанес ему «легкие телесные повреждения». За это лидер забастовщиков вскоре и оказался в приемнике-распределителе как «лицо без документов».
Новое заключение бунтаря Исаева продолжалось без малого неделю, в течение которой районная прокуратура регулярно грозилась возбудить против него уголовное дело за оказание сопротивления работнику милиции. Однако вскоре политзека выпустили на свободу безо всяких условий. Видимо, в райотдел на этот счет поступило указание «сверху». И в самом деле: зачем было тогда самарским властям получать новое грязное пятно на свой мундир? Ведь если бы тогда действительно возбудили дело против лидера забастовщиков, то общественность это сразу же восприняла бы как неуклюжую попытку властей свести счеты со своим давним политическим противником.
Но и на этом, как оказалось, приключения лидера партии «Диктатура пролетариата» отнюдь не закончились. В течение ряда лет зрители не раз могли наблюдать по телевидению интересное зрелище: как только в Москве начинали стучать касками по брусчатке сибирские шахтеры, среди них самым активным неизменно оказывался самарец Григорий Исаев. Правда, позже забастовочное движение в стране стало испытывать некоторый упадок. Однако будьте уверены: в бункере исаевцев у Оврага Подпольщиков только и ждут того момента, когда в Самаре или в другой точке страны возникнет новая революционная ситуация. Тогда постаревший, но ещё полный сил бывший политзек наверняка помчится туда, чтобы возглавить ещё какую-нибудь забастовку. Ведь бунтари в России, как известно, в отставку не уходят (рис. 14-18).
Валерий ЕРОФЕЕВ.
(Публикация подготовлена на основании материалов уголовного дела № 2-121-1982 года из архива Самарского областного суда).
Литература
Агрессия без выстрелов / Составитель А.Ф. Козлов. – Куйбышев, Книжное издательство, 1981. 128 с.
Ерофеев В.В. От дворника до вождя. – «Волжская коммуна», 27 октября 2012 года.
Ерофеев В.В. Будни антисоветчиков. – Журнал «Загадки истории», № 4 – 2015 год, февраль.
Разлацкий А.Б. Второй коммунистический манифест. Новосибирск, МП «РИД» при Новосибирском книжном издательстве, 1991. 80 с.
Разлацкий А.Б. Кому отвечать? Новосибирск, МП «РИД» при Новосибирском книжном издательстве, 1991. 40 с.
Шабалина О. В фальшивой маске. – В сборнике «Агрессия без выстрелов». (Составитель А.Ф. Козлов). Куйбышев, Книжное издательство, 1981. С. 32-36.
Он стоял за барьером, отделяющим скамью подсудимых от остальной части зала, — невысокий, щуплый молодой человек с угрюмым исподлобья взглядом.
Сейчас всем, даже близко знающим Владислава, бритое лицо казалось почти незнакомым — до недавнего времени он ходил с длинными, до плеч, патлами и густой длинной бородой. 1
Эти атрибуты внешности, так же, как непременные джинсы с заграничным «лейблом» или гуляние босиком по центральным улицам города, видимо, казались Владиславу проявлением той истинной свободы, глашатаем которой он выступал среди своих единомышленников и собутыльников, как правило, лиц без определенных занятий.
Разумеется, мы далеки от того, чтобы по внешности, даже и «хиппи» (кстати, давно вышедшей из моды на Западе), судить об истинной сущности человека, и, конечно, не длинные волосы стали причиной того, что В. Бебко, студент Куйбышевского политехнического института, оказался на скамье подсудимых.
Слишком необычны для нашей действительности мотивы правонарушений, совершенных им, нетипичны, пожалуй, даже исключительны для повседневной судебной практики. И всё же мы решили обратиться к материалам судебного процесса, чтобы попытаться разобраться в причинах возникновения подобной жизненной позиции.
Это случилось 7 ноября, когда во всем мире, всем прогрессивным человечеством отмечалась очередная годовщина Великой Октябрьской социалистической революции.
Подвыпившие Бебко с приятелями шли по вечерней улице. Увидев на одном из зданий праздничные плакаты, Бебко сорвал их, но тут же был остановлен случайным прохожим и доставлен в отделение милиции.
Злостное хулиганство — так были квалифицированы его действия. Однако история морального падения Бебко началась задолго до случившегося, и описанный эпизод — только заключительное звено в его неблаговидных поступках.
Раньше Владислав Бебко неоднократно клеветнически высказывался о советском строе. Что побуждало его к этому? Скорее всего то, что в течение многих лет он аккуратно, изо дня в день, прослушивал передачи «Голоса Америки», «Би-би-си», «Свободной Европы», «Немецкой волны»… Словом, по его собственному признанию, всех западных «голосов», вещающих на Советский Союз. И не только прослушивал, но и записывал на магнитофонные ленты грязные антисоветские домыслы буржуазной пропаганды, размножал их в рукописных копиях.
С какой целью это делалось?
На суде Бебко сбивчиво пытался оправдать свои действия как увлечение философией, социологией, историей. Однако всё это носило явно односторонний характер. Враждебный. И дело вовсе не в увлечении философией.
Рядом с Владиславом в институтских аудиториях, в научных кружках, студенческих клубах была настоящая, увлекательная жизнь, интереснейшие люди, крупные учёные. Именно здесь он мог наиболее полно приложить свои способности, глубоко и серьезно заняться теми же общественными науками, социологическими исследованиями. Но Бебко строил свою жизнь совсем по иным нравственным материалам. Бравада, знакомство с верхушками модных на Западе философских течений, эффектная поза носителя «смелых», оригинальных (а на деле, как говорилось выше, заимствованных из зарубежных радиопередач) взглядов — вот что было истинной подоплёкой его жизненной философии. А главное, неумение и нежелание работать, найти себя в настоящем труде, напряжённой серьёзной учебе.
Все это наглядно проявилось, когда студенты были направлены в подшефный совхоз на уборку картофеля. Не привыкший особенно утруждать себя, физический труд на поле Бебко счёл слишком унизительным.
- Вкалываете задарма, как заключённые, — засунув руки в карманы, цедил он сквозь зубы однокурсникам.
- Как ты можешь говорить так, ведь ты сам же будешь есть эту картошку! — возмущались юноши и девушки.
Бебко лишь злобно огрызнулся.
Он проповедовал свои «идеалы»: возмущался отсутствием в СССР свободы слова, печати; предателей Родины, отщепенцев называл лучшими людьми, борцами за правду — короче, повторял обычный набор антисоветских штампов. В оскорбительной форме отзывался о достижениях нашего народа, осквернял все самое святое, что есть в душе каждого советского человека.
Естественно, высказывания этого проповедника капиталистического «рая», знакомого с ним, кстати, лишь по пропагандистским буржуазным теориям, вызвали резкий отпор у его однокурсников. Среди них не нашлось никого, кто поддержал бы Бебко. Студенты так же, как позднее случайные прохожие на вечерней улице, его немедленно остановили, призвали к порядку.
— С Бебко невозможно было спорить, он нас просто не слышал, — рассказывают ребята из его группы. — Создавалось впечатление, что человек этот ослеплён и оглушён безудержной злобой ко всему советскому. И в то же время верит каждому слову наших идейных противников.
Слепая вера… Именно на это рассчитывают наши западные враги, ведя подрывную кампанию против Советского Союза и других социалистических государств, затрачивая на нее огромные суммы.
Бебко, вероятно, и не подозревает, что стал жертвой массированной идеологической обработки. Он даже не пытался сопоставить клеветнические измышления о советском строе с фактами собственной жизни. А ведь как раз благодаря этому строю у Владислава были все условия для плодотворной трудовой деятельности, для учёбы. Как же воспользовался он этими условиями?
Окончив школу, Владислав пошёл учеником слесаря на завод. И здесь ему сразу же не понравилась зарплата, действительно, не слишком высокая у ученика. Но для того чтобы стать квалифицированным специалистом, мастером своего дела, надо напряженно трудиться. Это Бебко не устраивало. После завода он сменил несколько мест работы. Нигде не прижился. Тогда поступил в инженерно-строительный институт. Но и тут особого рвения к наукам не проявил, был исключён. Спустя некоторое время его зачислили студентом (умел-таки пробиваться!) ещё в один институт, теперь уже в политехнический.
Доморощенный «философ» ни разу не задался вопросом: смог бы он, сын рабочего, в «обществе свободы» с такой лёгкостью менять места работы, иметь реальную возможность получить бесплатное высшее образование, приобрести профессию инженера?
По словам Владислава, он увлекался общественными науками, стремился к объективному познанию истины. Но если так, то разве не знал и ничего не слышал он о «запрете на профессии» в капиталистических странах, о массовой безработице, о безверии, разочарованности миллионов молодых граждан Запада, очень часто вынужденных заниматься не тем, чем им хочется, а тем, что выгодно и прибыльно их хозяевам?
Легкомысленное фрондирование, побудившее к старательному заучиванию догм антикоммунизма, привело Бебко к полной беспринципности, оголтелой ненависти к советскому образу жизни. И надо ли после этого удивляться тому, что его бывшие товарищи по институту, когда Бебко был привлечён к ответственности за политическое хулиганство, преподнесли ему суровый урок. Они сорвали с него фальшивую маску «борца за свободу», предали презрению.
А что может быть страшнее этого?
Дополнения
Из архива Самарского областного суда
Дело № 2-121-1982 год
Приговор
Именем Российской Советской Федеративной Социалистической Республики
3 ноября 1982 г. судебная коллегия по уголовным делам Куйбышевского областного суда в составе: председательствующего Атанова В.В., народных заседателей Морозова И.Д. и Герасимова А.Н., при секретаре Куприяновой Л.В., с участием прокурора Мизонина В.Н., в закрытом судебном заседании в г. Куйбышеве, рассмотрев уголовное дело по обвинению:
Разлацкого Алексея Борисовича, 31 марта 1935 г. рождения, уроженца г. Куйбышева, русского, гражданина СССР, беспартийного, с высшим техническим образованием, работавшего заместителем начальника кустового информационно-вычислительного центра объединения «Куйбышевнефть», женатого, имеющего совершеннолетних детей, не судимого, проживавшего в г. Куйбышеве, ул. Мичурина, дом 48, кв. 191;
Исаева Григория Зиновьевича, 1 июля 1943 г. рождения, уроженца села Садовое Краснопартизанского района Саратовской области, русского, гражданина СССР, беспартийного, с высшим техническим образованием, работавшего дворником ЖЭУ-11 Ленинского района г. Куйбышева, женатого, на иждивении имеющего двух несовершеннолетних детей, не судимого, проживавшего в г. Куйбышеве, ул. Братьев Коростелёвых, дом 160, кв. 3, - обоих в совершении преступления, предусмотренного ст. 70 ч.1 УК РСФСР.
Установила:
Подсудимые Разлацкий и Исаев виновны в том, что они, будучи враждебно настроены к существующему в СССР строю, Разлацкий с 1976 года, а Исаев с 1977 года – оба по декабрь 1981 года, в целях подрыва и ослабления Советской власти занимались антисоветской агитацией и пропагандой в г. Куйбышеве.
Вступив в преступный сговор с другими лицами, материалы в отношении которых выделены из дела, Разлацкий и Исаев изготовляли, распространяли, а также хранили для распространения документы и материалы, содержащие клеветнические клеветнические измышления, порочащие советский государственный и общественный строй, призыв к свержению Советской власти и Коммунистической партии Советского Союза, приняли практические меры к осуществлению этих преступных намерений, вместе с соучастниками проводили работу по максимальному расширению круга лиц с целью распространения среди них своих антисоветских идей и подбора единомышленников.
Так, Разлацкий в 1976 году изготовил документ под названием «Манифест революционно-коммунистического движения», в котором содержатся клеветнические измышления на политику КПСС, а также на мероприятия Советского правительства в области экономики, на систему выборов в СССР, призыв к свержению КПСС и замене её другой партией. Этот документ Разлацкий размножил в пяти экземплярах с целью распространения, в 1977 году ознакомил с ним Исаева, а потом переписал и ознакомил Алфёрова.
В 1978 г. Исаев написал к указанному документу так называемые «Критические замечания…», где одобрил антисоветское содержание «Манифеста…» Разлацкого и клеветнически утверждал, что в Советском Союзе в результате «такого незаметного контрреволюционного переворота» власть в стране стала принадлежать «советской буржуазии» в лице «администрации», находящейся в противоречии с интересами рабочего класса. К «администрации» Разлацкий и Исаев относили высшие и местные органы государственной власти и управления СССР, а также руководства КПСС. С содержанием этих «Критических заметок…» Исаев ознакомил Разлацкого и Алфёрова и передал их последнему на хранение.
В 1977 году Разлацкий изготовил документ «Кому отвечать?», состоящий из разделов «Кого спросить?», «Откуда берутся вопросы?», «Где искать ответ?», «Кто задаёт вопросы?», в котором возводится злобная клевета на советский государственный и общественный строй, деятельность КПСС и Советского правительства, излагается программа борьбы с Советской властью, содержатся лживые измышления на профессиональные союзы, из роль в советском государстве, функциональные права в решении политических, хозяйственных и социально-культурных вопросов, гарантированные Конституцией СССР. Преследуя цель борьбы с существующим в СССР государственным строем, в документе содержится призыв к организации массовых забастовок на промышленных предприятиях страны, к созданию штаба забастовок, к свержению КПСС и к замене её другой подпольно созданной партией, к созданию новых профсоюзов. Этот документ Разлацкий подписал псевдонимом «А. Ясень».
Исаев по договорённости с Разлацким собственноручно размножил антисоветский документ в шести экземплярах, и при содействии Чиняева организовал размножение ещё двух машинописных экземпляров. За период до 1981 г. Исаев по поручению Разлацкого ознакомил с документом «Кому отвечать?» Алфёрова, Гребёнкина, Булгакова, Дьяконова, Кучканова, Кортикову, Константинова, Маркова, Харитонова, Сысова, Саушкина, Кирильцева, Чиняева, Капарова.
В начале 1981 г. Разлацкий ознакомил с этим антисоветским документом своего начальника по службе Пожилова. Последний изучил его и с конспективным изложением указанного документа по настоянию Разлацкого ознакомил Зайцева и Агеева.
В 1978 г. Разлацкий изготовил документ под названием «Второй коммунистический манифест», в котором наряду с клеветой на советское государство и КПСС изложил план создания «новой оппозиционной партии» в СССР. В документах клеветнически утверждается, что в Советском Союзе произошёл контрреволюционный переворот, в результате которого образовался класс буржуазии, именуемый в работе «администрацией», рабочий класс якобы у нас в стране стал бесправным и не участвует в распределении материальных благ, в выработке и проведении экономической политики. В документе также содержится призыв к свержению существующего в СССР государственного и общественного строя под эгидой «новой пролетарской революции».
По согласованию с Разлацким Исаев этот документ с целью распространения собственноручно размножил в 4-х экземплярах и ознакомил с ним Алфёрова, Гребёнкина, Дьяконова, Кортикову, Саушкина, Сысова, Чиняева, Харитонова, Маркина, Константинова. По предложению Исаева Алфёров, Гребёнкин, Дьяконов и Кортикова каждый переписал этот документ, а Гребёнкин, выполняя требование Исаева, ознакомил с ним Епаркина, Мисюру, Можарова, Тенненбаума и Мишкевича.
В том же 1978 г. Разлацкий изготовил документ «Пролетарская партия в подполье», в котором изложил клеветнические измышления, порочащие советский государственный и общественный строй, призыв к созданию подпольной партии с изложением её организационного настроения, стратегии и тактики в борьбе с существующим в СССР строем, к захвату власти в СССР вплоть до вооружённого восстания.
С этим антисоветским документом Разлацкий у себя в квартире в 1979 г. ознакомил Исаева, а в 1981 г. Пожилова. Исаев одобрил содержание документа и впоследствии принял активное участие в обсуждении его и в распространении содержащихся в нём лживых измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй.
В 1979 г. Исаев изготовил и размножил в 3-х экземплярах документ под названием «Забастовка – наше оружие», представляющий собой инструкцию по организации и методу проведения борьбы против существующего строя в СССР. В этом документе содержится призыв к организации массовых забастовок на промышленных предприятиях страны, клевета на внутреннюю политику Советского правительства, на профсоюзы и их роль в жизни страны.
С документом «Забастовка – наше оружие» Исаев ознакомил Разлацкого, и они совместно в 1979-1981 годах распространяли его среди населения г. Куйбышева, ознакомив с ним Саушкина, Дьяконова, Чиняева, Алфёрова, Гребёнкина, Кирильцева, Константинова, Фёдорова, Маркина, Сысова, Булгакова, Кучканова, Канухина, Харитонова, Кортикову, Лоркина. По предложению Исаева Гребёнкин с этим документом ознакомил Мисюру, а Чиняев, Дьяконов и Кортикова каждый переписали документы.
В 1977-1981 годах в антисоветских целях Исаев с помощью Разлацкого изготовил и размножил в 7 экземплярах документ под названием «Что такое общенародное государство…». В этом документе фальсифицируется марксистско-ленинское учение о государстве и о диктатуре пролетариата, искажается демократизм общенародного государства, клеветнически утверждается об обмане Коммунистической партией Советского Союза пролетариата в стране, о наличии в стране Советов так называемой «администрации», что общенародного государство – это вымысел «администрации» для обоснования своей власти. С этой работой Исаев ознакомил Алфёрова, Саушкина и Гребёнкина.
Ы тех же целях в 1979 г. Разлацкий изготовил с помощью Исаева в двух экземплярах документ под названием «Черный-чёрный рынок». В нём клеветнически утверждается о деградации и коррупции государственной власти в СССР, возводится ложь на рабочий класс в СССР, отождествляется советская действительность с «чёрным рынком невольников-рабов из Африки», содержится призыв к объединению для ведения борьбы, в том числе насильственной, с существующим в Советском Союзе строем.
В период с 1979 по 1981 годы Исаев по договорённости с Разлацким с указанным антисоветским документом ознакомил Алфёрова, Гребёнкина, Кортикову, Константинова, Чиняева, последний по указанию Исаева размножил его в пяти экземплярах машинописным способом, три из которых Исаев отдал Разлацкому, а два – Алфёрову. В свою очередь Гребёнкин с этим документом ознакомил Мисюру.
Продолжая преступную деятельность, Разлацкий в 1979 году изготовил с помощью Исаева в трёх экземплярах документ под названием «Чего не желает знать наша интеллигенция». Документ содержит клевету на советский государственный и общественный строй, в нём конституционные понятия о развитом социализме в СССР отождествляются с хаосом, произволом и неорганизованностью, лживо утверждается об утрате власти пролетариатом и содержится призыв к изменению социалистического общества.
В начале 1981 г. Разлацкий ознакомил с этим документом Пожилова, а Исаев в 1979-1981 годах – Алфёрова, Гребёнкина, Дьяконова, Константинова, Богомолова, Кортикову, Харитонова, Чиняева, Горшенина. Кортикова по предложению Исаева переписала документ, Дьяконов переписал и ознакомил с ним Голубкову, Царёву и Чернова, а Алфёров – супругов Чижовых.
Преследуя цели подрыва и ослабления советской власти в стране, Исаев в 1980 г. изготовил документ под названием «О продовольственном вопросе», в котором в конечном счёте делается призыв к свержению существующего советского строя в стране, возводится клевета на аграрную политику КПСС и Советского правительства.
Размножив его собственноручно в пяти экземплярах, Исаев ознакомил с содержанием документа Разлацкого, и тексты передал для распространения Саушкину, Дьяконову, Чиняеву, Капарову, Алфёрову, Гребёнкину, Кирильцеву, Константинову, Фёдорову, Маркину, Сысову, Булгакову, Кучканову, Богомолову, Канухину, Харитонову, Кортиковой и Кимуржи.
Продолжая свою преступную деятельность, направленную на подрыв и ослабление Советской власти, Разлацкий и Исаев в 1981 г. изготовили тексты листовок с обращением к трудящимся, в которых содержатся призывы к проведению забастовочной борьбы на промышленных предприятиях СССР и выдвижению перед органами власти незаконных требований. По заданию Исаева листовки с подобным содержанием изготовляли Алфёров и Константинов, а Гребёнкин и Саушкин выполнить такое задание Исаева отказались.
Разлацкий и Исаев преследовали целью размножить листовки антисоветского содержания и распространить их среди трудящихся, но осуществить своё намерение до конца не смогли в связи с пресечением их антисоветской деятельности и арестом. При обыске у Разлацкого были изъяты приготовленные для распространения антисоветского характера документы: «Манифест революционно-коммунистического движения», «Кому отвечать?», «Второй коммунистический манифест», «Пролетарская партия в подполье», «Чёрный-чёрный рынок», «Чего не желает знать наша интеллигенция», «Что такое общенародное государство, или о новейших открытиях в марксизме», черновые записи к перечисленным документам, проект листовки. Были обнаружены законченные и незаконченные документы, содержащие клеветнические измышления, порочащие советский государственный строй: «Четвёртая программа должна быть свободной», «Г.В. Лазарев. Опасность справа…», «О превращении классиков в икону…», «Шесть десятилетий отделяют нас…», «История с королевским платьем», «Однопартийность» социалистической системы», «Как мы боремся с производительностью труда», «Точка отсчёта», «В докапиталистический период», «Ещё один довод за то…», «Власть, взятая в нашей стране…», «Над нами стоит недееспособное…», «Мы создали пролетарское государство…», «Экономика», «Требуется доказать…», «Кризис? Кризис», «В своей первой, низшей…», «Помогите нам взять власть…», «Для тех, кто по этому номеру газеты впервые знакомится…».
Исаев в целях последующего распространения у себя дома, у Алфёрова и в тайнике подвала дома № 153 по улице Молодогвардейской г. Куйбышева на протяжении до декабря 1981 г. хранил антисоветские документы «Кому отвечать?», «Второй коммунистический манифест», «Забастовка – наше оружие», «О продовольственном вопросе», «Чёрный-чёрный рынок», «Чего не желает знать наша интеллигенция», «Что такое общенародное государство…», «Манифест революционно-коммунистического движения», «Критические заметки на «Манифест»…», два варианта текстов антисоветских листовок. При обыске у него были также изъяты черновые материалы к названным работам.
Разлацкий и Исаев антисоветские идеи, заложенные в изготовленных ими документах, пропагандировали среди своего окружения. Разлацкий обработал таким путём в антисоветском духе Пожилова, пытался обработать Ситникова, Стрельникова, Стародубова. Исаев подвергал антисоветской обработке Саушкина, Дьяконова, Чиняева, Капарова, Алфёрова, Гребёнкина, Кирильцева, Константинова, Фёдорова, Маркина, Сысова, Булгакова, Кучканова, Богомолова, Канухина, Харитонова, Кортикову, Пермякова, Кимуржи, Лоркина, Горшенина, Иванова, Чижова, Немкова, Крымасова, Крыганова.
Активизирую свои антисоветские действия, Разлацкий и Исаев в 1980-1981 годах на конспиративной основе организовали четыре сходки, которые они именовали съездами, своих единомышленников с участием Алфёрова, Саушкина, Дьяконова, Чиняева, Пожилова, Капарова. На этих сборищах Разлацкий и Исаев пропагандировали идеи антисоветского содержания, изложенные в изготовленных ими документах «Кому отвечать?», «Второй коммунистический манифест», «Чёрный-чёрный рынок», «Чего не желает знать наша интеллигенция», «Пролетарская партия в подполье» и других, призывали к активизации враждебной деятельности, подготовке и проведению забастовочной борьбы на промышленных предприятиях Куйбышева, к вовлечению в антисоветскую деятельность как можно большего числа лиц из рабочей среды, рекомендовали направить усилия участников последних двух сборищ на изыскание средств и возможностей для приобретения множительной техники, клише, шрифтов, бумаги в целях изготовления и распространения антисоветского характера документов.
Подсудимый Разлацкий в судебном заседании не отрицал фактов изготовления им документов под названием «Манифест революционно-коммунистического движения», «Кому отвечать?», «Второй коммунистический манифест», «Чёрный-чёрный рынок», «Чего не желает знать наша интеллигенция», «Что такое общенародное государство, или о новейших открытиях в марксизме», черновые записи к перечисленным документам, проект листовки. Были обнаружены законченные и незаконченные документы, содержащие клеветнические измышления, порочащие советский государственный строй: «Четвёртая программа должна быть свободной», «Г.В. Лазарев. Опасность справа…», «О превращении классиков в икону…», «Шесть десятилетий отделяют нас…», «История с королевским платьем», «Однопартийность» социалистической системы», «Как мы боремся с производительностью труда», «Точка отсчёта», «В докапиталистический период», «Ещё один довод за то…», «Власть, взятая в нашей стране…», «Над нами стоит недееспособное…», «Мы создали пролетарское государство…», «Экономика», «Требуется доказать…», «Кризис? Кризис», «В своей первой, низшей…», «Помогите нам взять власть…», «Для тех, кто по этому номеру газеты впервые знакомится…», «Пролетарская партия в подполье», и пояснил, что что перечисленные документы, черновые заметки и записи к ним, документ под названием «Что такое общенародное государство», изготовленный Исаевым, он хранил у себя на квартире с целью последующего распространения, т.к. и он, и Исаев основной своей задачей считали пропаганду среди широкого круга лиц идей, изложенных ими во всех, как совместно, так и раздельно написанных документах.
[…]
Допрошенный в судебном заседании подсудимый Исаев также не отрицал, что является автором документов «Забастовка – наше оружие», «О продовольственном вопросе», «Что такое общенародное государство…», «Критические заметки на «Манифест революционно-коммунистического движения», и изъятого у него проекта листовки, содержащий призыв к забастовочному движению.
Исаев подтвердил показания подсудимого Разлацкого, что они всю работу проводили совместно, совместно обсуждали изготовляемые документы, пропагандировал идеи, заложенные в них среди широкого круга лиц с целью привлечения их на свою сторону. Он размножал, хранил и распространял свои работы и работы Разлацкого, подбирал единомышленников и требовал от соучастников активной деятельности.
[…]
С учётом повышенной общественно опасности совершённого Разлацким и Исаевым преступления, судебная коллегия не учитывает как смягчающее их ответственность обстоятельство, предусмотренное п. 4 ст. 38 УК РСФСР – совершение преступлений впервые.
На основании изложенного, руководствуясь ст.ст. 300-303, 315 УПК РСФСР, судебная коллегия приговорила:
Признать Разлацкого Алексея Борисовича и Исаева Григория Зиновьевича виновными в совершении преступления, предусмотренного ст. 70 ч.1 УК РСФСР и назначить наказание Разлацкому А.Б. семь лет лишения свободы в исправительно-трудовой колонии строгого режима со ссылкой на пять лет, Исаеву Г.З. – 6 (шесть лет) лишения свободы в исправительно-трудовой колонии строгого режима со ссылкой на пять лет.
До вступления приговора в законную силу меру пресечения Разлацкому и Исаеву оставить содержание под стражей, а срок отбытия наказания обоим им исчислять с 15 декабря 1981 г.
Вещественные доказательства по делу: печатные и рукописные документы – оставить при деле; 32 металлических стержня и лист бумаги с зарисовками и описанием способа изготовления чеканов и фрезу, изъятые у Исаева, как не представляющие ценности – уничтожить; изъятые у Разлацкого пишущие машинки «Олимп» и «Москва» - конфисковать в доход государства; пишущие машинки «Оптима-202» № 171470, «Оптима» № 102055, «Оптима» № 172471 – возвратить в производственное управление сельского хозяйства Куйбышевского облисполкома.
Приговор может быть обжалован в судебную коллегию по уголовным делам Верховного суда РСФСР в семь суток со дня его провозглашения, а Разлацким и Исаевым в тот же срок со дня вручения им копии приговора, с подачей жалоб через Куйбышевский областной суд.
Председательствующий Атанов.
Народные заседатели Морозов и Герасимов.
Верно: председательствующий Атанов (подпись).
Секретарь Куприянова (подпись).
***
Дело № 2-49-1979 год
Приговор
Именем Российской Советской Федеративной Социалистической Республики
14 июня 1979 годе судебная коллегия по уголовным делам Куйбышевского областного суда в составе: председательствующего – Шестопалова П.И., народных заседателей - Норкина В.А. и Бондаренко В.Н., при секретарях Калашниковой Л.В. и Даниловой Л.М., с участием прокурора Мизонина В.Н., адвоката - Немеринской Н.Я., в открытом судебном заседании в г. Куйбышеве, рассмотрев уголовное дело по обвинению:
Бебко Владислава Владимировича, 1 декабря 1952 года рождения, уроженца г. Свободный Амурской области, русского, беспартийного, образование 10 классов, обучался на 2-м курсе Куйбышевского политехнического института, холостого, не судимого, проживавшего в г. Куйбышеве, ул. Новая, дом 80, кв. 61 – по ст.ст. 1901 и 206 ч.2 УК РСФСР.
Исследовав материалы уголовного дела, судебная коллегия установила:
Бебко Владислав Владимирович, являясь одним из организаторов сборищ негативной молодёжи, на протяжении 1973-1078 г.г. систематически среди своего окружения допускал политически вредные высказывания на советскую действительность. О недопустимости подобных действий он в мае 1976 года предупреждался УКГБ СССР по Куйбышевской области, а 28.02. 1978 года ему было вделан о официальное предостережение в соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР от 25.12. 1972 года «О применении органами безопасности предостережения в качестве меры профилактического воздействии».
Однако Бебко соответствующих выводов не сделал и систематически, на протяжении 1976-1978 г.г. изготавливал [магнитофонные] ленты и рукописный текст передач зарубежных радиостанций, носящих заведомо ложные измышления, порочащих советский государственный и общественный строй. В течение 1978 года Бебко систематически высказывал резкие клеветнические измышления на советский государственный и общественный строй, заявлял, что в СССР отсутствуют демократические свободы, свободы слова, печати, собраний, пытался убедить присутствующих в преимуществах капитализма, отрицал достоверность источников массовой информации СССР, извращал значение Великой Октябрьской социалистической революции, в оскорбительной форме отзывался о создателе и первом руководителе Советского государства, высказывал солидарность с лицами, эмигрировавшими за границу и издающими там литературу клеветнического содержания о нашем государстве.
В 1978 году указанные клеветнические измышления, порочащие советский государственный и общественный строй, Бебко в г. Куйбышеве высказывал Константинову, в августе 1978 года Ипполитовой. Находясь на уборке картофеля в совхозе «Коммунар» Красноярского района Куйбышевской области студентам Куйбышевского политехнического института: 10-15 сентября 1978 года Шишову, 16-21 сентября 1978 года Синицыну, Жиделевой, Истомину, Сидневу, Кречетову, Дуненковой и другим. В 1976-1978 г.г. Бебко изготовил несколько листов рукописного текста и произвел запись на девяти магнитных лентах из передач зарубежных радиостанций, носящих клеветнические измышления, порочащих наш государственный и общественный строй.
Бебко 7 ноября 1978 года в 18 часов в нетрезвом состоянии в присутствии Рябовой и Константинова на улице Новой г. Куйбышева из хулиганских побуждений сорвал и поломал два плаката, посвященных 61-й годовщине Великой Октябрьской Социалистической революции, висевших на стене дома № 55, где расположена санитарно-эпидемиологическая станция. Проявляя хулиганские действия, с особой дерзостью, выражая явное неуважение к обществу, Бебко совершил злостное хулиганство.
[…]
Свидетель Рябова подтвердила то обстоятельство, что Бебко оставлял в её квартире на хранение три кассеты магнитных лент, которые затем были изъяты у нее работниками милиции.
Из протоколов обыска видно, что из квартир Рябовой и Бебко были изъяты магнитные ленты с записями зарубежных радиостанций, порочащих наш государственный и общественный строй, что установлено при их прослушивании. У Бебко, кроме того, было изъято 15 листов бумаги, на которых имеются записи клеветнического содержания, порочащие наш государственный и общественный строй. Из заключения почерковедческой экспертизы видно, что текст на этих листах, содержащих клеветнические измышления, порочащих советский государственный и общественный строй, исполнен Бебко.
Протоколом осмотра установлено, что у Бебко имелись магнитофоны «Дайна», «Юпитер», «Воронеж» и радиоприёмник ВЭФ, с помощью которых он производил записи на магнитные ленты, приобщённые в качестве вещественного доказательства.
Согласно заключения стационарной судебно-психиатрической экспертизы, Бебко признан вменяемым.
Виновность подсудимого Бебко в совершении злостного хулиганства 7.11 1978 года подтверждается его собственными показаниями в судебном заседании, из которых видно, что он беспричинно сорвал плакаты к 61-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции с общественного здания, показаниями свидетелей Константинова и Рябовой в судебном заседании и на предварительном следствии, из которых видно, что Бебко сорвал плакаты беспричинно в их присутствии.
В судебном заседании они изменили свои показания, заявив, что они не видели, как Бебко срывал плакаты с общественного здания, но считают, что совершил это он, так как больше никого не было на месте происшествия. В данном случае судебная коллегия считает достоверными их показания на предварительном следствии.
Свидетель Жарков показал в суде, что 7.11 1978 года во время дежурства в здании санэпидстанции по ул. Новой, дом 55, граждане ему сообщили о срыве плакатов на здании, он вышел на улицу и увидел убегавших 2-х парней и девушку. Он с гражданами принял меры к их задержанию, среди задержанных был Бебко, последний при посадке в машину сопротивлялся. Он, Жарков, видел на здании сорванные праздничные плакаты. Из протокола осмотра видно, что на здании санэпидстанции были сорваны и поломаны плакаты к 61-ой годовщине Великой Октябрьской Социалистической революции.
Таким образом, виновность подсудимого Бебко судом доказана полностью, а его действия по ст.ст. 1901 и 206 ч.2 УК РСФСР квалифицированы правильно.
[…]
При определении меры наказания подсудимому Бебко судебная коллегия учитывает его личность, который ранее не судим, однако суд не может не учитывать общественную опасность содеянного, преступление по хулиганству Бебко совершено в нетрезвом состоянии, что является отягчающим обстоятельством, по месту учёбы Бебко характеризуется отрицательно. С учётом всех отягчающих и смягчающих обстоятельств, личности Бебко, судебная коллегия считает нужным назначить ему меру наказания в виде лишения свободы.
На основании изложенного, и руководствуясь ст.ст. 301-303 УПК РСФСР, судебная коллегия приговорила:
Бебко Владислава Владимировича признать виновным в совершении преступлений, предусмотренных ст.ст. 1901 и 206 ч.2 УК РСФСР, на основании которых по ст. 1901 УК РСФСР подвергнуть его лишению свободы сроком на три (3) года, по ст. 206 ч.2 УК РСФСР лишению свободы сроком на три (3) года. В силу ст. 40 УК РСФСР по принципу поглощения менее строгого наказания более строгим Бебко назначить меру наказания в виде лишения свободы сроком на три (3) года с содержанием в исправительно-трудовой колонии общего режима.
Срок отбытия наказания исчислять с зачётом предварительного заключения с 7 ноября 1978 года, меру пресечения Бебко оставить содержание под стражей. Вещественные доказательства: 9 магнитных лент, 2 плаката сломанных и фотоплёнку уничтожить.
Приговор может быть обжалован в течение 7 суток со дня провозглашения, а осуждённым со дня вручения копии приговора в Верховный суд РСФСР через Куйбышевский Областной суд.
Председательствующий Шестопалов.
Народные заседатели Норкин и Бондаренко.
Копия верна: председательствующий Шестопалов (подпись).
Секретарь Калашникова (подпись).
***
Дело 2-153-1980 год
Определение
19 сентября 1980 года судебная коллегия по уголовным делам Куйбышевского областного суда в составе: председательствующего Митина В.М., народных заседателей Морозова И.Д. и Любас А.Е., при секретаре Калашниковой Л.В., с участием прокурора Коростелёва В.А. и адвоката Тершукова В.Н., в открытом судебном заседании в г. Куйбышеве, рассмотрев уголовное дело о применении принудительных мер медицинского характера к Давыдову Виктору Викторовичу, рождения 1 августа 1956 года, уроженцу г. Куйбышева, русскому, беспартийному, имеющему образование в объёме незаконченного высшего учебного заведения, работавшего юристконсультом в Куйбышевскому кожно-венерологическом диспансере № 3, проживавшему в г. Куйбышеве по ул. Красноармейской, 19, кв. 114, которому вменено совершение общественно опасного деяния, предусмотренного ст. 1901 .УК РСФСР.
Судебная коллегия, проверив материалы дела, установила:
Давыдов В.В., он же Рыжов В.В., являясь негативно настроенным к советской действительности, изготовил с записанной на магнитофон передававшиеся по западным радиостанциям отрывки книги А. Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ» машинописные тексты и распространял их среди знакомых лиц. Таким же образом изготовил м распространил передававшееся интервью В. Максимова «Из-под глыб». В связи с указанными действиями Давыдов вызывался в Управление Комитета Госбезопасности по Куйбышевской области для проведения с ним профилактических мероприятий. Однако Давыдов выводов для себя не сделал, негативную литературу органам КГБ не выдал и деятельности по её распространению не прекратил.
Давыдов группировал вокруг себя негативно настроенную молодёжь. В конце 1975 года установил тесную связь с Бебко, Богомоловым, Габдракиновым, Лошкарёвым, а познакомившись с Калягиной, Самусевой, Гельмановой, формировал у них негативное отношение к советскому государственному и общественному строю. Поэтому Давыдову 12 мая 1976 г. органами госбезопасности было сделано официальное предостережение на основании Указа Президиума Верховного Совета СССР от 25 декабря 1972 года о том, что, если он будет продолжать недозволенные законом действия, противоречащие интересам госбезопасности СССР, то его действия приведут к совершению уголовно наказуемого преступления.
28 ноября 1979 г. при обыске на квартире Давыдова В.В. были обнаружены и изъяты книги под названием «Новый журнал» № 93, Ю. Анненкова «Дневник моих встреч», изданные в Нью-Йорке, и книга «Вестник русского христианского движения» № 114, изданная в Париже, а также 9 экземпляров незаконченной печатью машинописной работы «Феномен тоталитаризма» на 140 листах, и 5 экземпляров машинописной работы под названием «Второго пришествия не будет», содержащие в себе клевету на советский государственный и общественный строй. Одновременно была изъята пишущая машинка марки «Эрика».
12 марта 1980 г. при обыске на квартире свидетеля Романовой Н.В. был обнаружен и изъят так называемый «архив» Давыдова, который передал его для хранения Романовой Н.В. незадолго до ареста. Среди документов, находившихся в «архиве» Давыдова, обнаружена диссидентская и негативная литература, в том числе «Хроника текущих событий», «Феномен тоталитаризма», значительное количество рукописей Давыдова, содержащих клевету на советский государственный и общественный строй, среди которых исполненная Давыдовым рукопись «Второго пришествия не будет», и разработки отдельных тем к машинописным работам «Феномен тоталитаризма».
Авторство Давыдова и изготовление, а также распространение машинописных работ под названием «Феномен тоталитаризма» и «Второго пришествия не будет», подтверждаются заключением почерковедческой экспертизы о том, что исполнителем черновых записей указанных выше работ является Давыдов В.В., заключением технической экспертизы о том, что указанные работы напечатаны на пишущей машинке «Эрика» и «Оптима-Электрик 202", находящейся по прежнему месту работы в кожно-венерологическом диспансере.
По заключению общественно-политической экспертизы, машинописные работы вод названием «Феномен тоталитаризма» и «Второго пришествия не будет» являются грубой фальсификацией марксистско-ленинского учения о государстве, его классовом характер и формах. Они излагают положения ряда буржуазных авторов, в том числе ярого антикоммуниста и антисоветчика З. Бжезинского, защищающих буржуазное государство и капиталистическую общественную систему. В этих работах, по заключению эксперта Кудинова, содержится ложь и клевета на социалистическую плановую экономику, на колхозный строй, на социалистическую культуру, на рост благосостояния я культуры советских людей, а также цинизм к глумление над патриотизмом советских людей и их идейной убеждённостью, грубо фальсифицируется марксистско-ленинское учение о коммунизме, советская миролюбивая внешняя политика, отрицается расширение и углубление социалистической демократии в условиях развитого социализма, преувеличивается роль и значение буржуазной демократии.
[…]
Давыдов ранее, в 1977 г. допускал общественно опасные деяния, предусмотренные ст.ст. 206 ч.2, 1911 ч.2 УК РСФСР. Но в связи с тем, что судебно-психиатрической экспертизой признавался невменяемым, дело было прекращено производством. Экспертная комиссия рекомендовала Рыжову-Давыдову провести лечение в психиатрической больнице по месту жительства на общих основаниях. В связи е продолжением Давыдовым общественно-опасных деяний по делу проведена стационарная судебно-психиатрическая экспертиза в Центральном научно-исследовательском институте судебной психиатрии имени профессора Сербского.
Давыдов В.В. как страдающий эмоционально-волевыми расстройствами, склонностью к резонёрству и нарушениям критических способностей в отношении инкриминируемых деяний вновь признан невменяемым. В силу особой социальной опасности нуждается в направлении на принудительное лечение в психиатрическую больницу специального типа.
Принимая во внимание, что на основании ст. 11 УК РСФСР Давыдов освобождается от уголовной ответственности за общественно опасные деяния, руководствуясь ст.ст. 58, 409,410 УПК РСФСР, судебная коллегия определила:
Давыдова Виктора Викторовича освободить от уголовной ответственности по ст. 1901 УК РСФСР и применить к нему принудительную меру медицинского характера - поместить Давыдова в больницу специального типа. С момента доставки Давыдова В.В. в больницу специального типа отменить избранную в отношении его меру пресечения - содержание под стражей.
Вещественное доказательство – пишущую машинку «Оптима-электрик 202» № 22 1392, хранящуюся в помещении кожно-венерологического диспансера № 3 г. Куйбышева, возвратить последнему по принадлежности, а пишущую машинку «Эрика» № 5654901, находящуюся при деле, возвратить законному владельцу Рыжову Виктору Александровичу. Остальные вещественные доказательства хранить при деле.
Определение может быть опротестовано прокурором, обжаловано адвокатом, законным представителем Некрасовой Н.А. в течение 7 суток в Верховный Суд РСФСР через Куйбышевский областной суд.
Председательствующий Митин.
Народный заседатели Морозов и Любас.
Верно: председательствующий Митин (подпись).
Секретарь Калашникова (подпись).
Определение
19 сентября 1980 года судебная коллегия по уголовным делам Куйбышевского областного суда в составе: председательствующего Митина В.М., народных заседателей Морозова И.Д. и Любас А.Е., при секретаре Калашниковой Л.В., рассмотрев уголовное дело о применении принудительных мер медицинского характера к Давыдову В.В., которому вменено совершение общественно опасного деяния, предусмотренного ст. 1901 УК РСФСР, установила:
Свидетель по настоящему делу Мухина Ольга Михайловна на допросе 4 декабря 1979 г. показала, что она принимала от Давыдова В.В. работу под названием «Феномен тоталитаризма», который просил исправить грамматические и стилистические ошибки, допущенные при написании рукописи. После соответствующих исправлений она положила работу на шкаф. Её отец, обнаружив работу, часть листов уничтожил, а часть работы она вернула Давыдову. Её показания нашли своё подтверждение в показаниях свидетеля Мухина М.В., её отца.
26 декабря 1979 г. Мухина, поддавшись влиянию Давыдова В.В., представила в прокуратуру города заявление, в котором отказалась от прежних показаний, заявив, что этого «требуют её совесть и просто справедливость».
Со слов свидетеля Мухина М.В., дочь Ольга судебную повестку получила, однако в судебное заседание 18 сентября 1980 г. не явилась, уклонившись умышленно и от показаний в суде. В связи с отказом и уклонением свидетеля Мухиной О.М. от дачи показаний судебная коллегия, руководствуясь ст. 261 УПК РСФСР, определила:
Об изложенном довести до сведения прокурора г. Куйбышева Казакова В.В. для решения вопроса о возбуждении уголовного дела в отношении Мухиной Ольги Михайловны по признакам ст. 182 УК РСФСР.
Председательствующий Митин.
Народный заседатели Морозов и Любас.
Верно: председательствующий Митин (подпись).
Секретарь Калашникова (подпись).
Дело № 46-1н 90-1
Определение
Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР в составе: председательствующего - Луканова П.П., членов суда Полетаева О.П. и Нестерова М.А., рассмотрела в судебном заседании от 31 октября 1990 года по протесту заместителя прокурора РСФСР на определение Куйбышевского областного суда от 19 сентября I980 года, которым Давыдов Виктор Викторович, 1956 года рождения, уроженец города Куйбышева, русский, беспартийный, не судимый, образование незаконченное высшее юридическое, работал юрисконсультом в Куйбышевском кожно-венерическом диспансере № 3, проживал в г. Куйбышеве, за совершение общественно опасных деяний, подпадающих под действие от. I901 УК РСФСР, направлен на принудительное лечение в психиатрическую больницу специального типа.
В кассационном порядке дело не рассматривалось. В протесте поставлен вопрос об отмене определения в отношении Давыдова и прекращении дела производством за отсутствием в его действиях общественно опасного деяния.
Заслушав доклад члена Верховного Суда РСФСР Полетаева О.П. и выступление прокурора Веоновской Г.Ф., поддержавшей протест, судебная коллегия установила:
Суд признал, что Давыдов в 1974-1979 г.г., будучи негативно настроенным к советской действительности, изготовил машинописные тексты отрывков из книги А. Солженицына «Архипелаг Гулаг», радиоинтервью писателя В. Максимова и четыре статьи сборника «Из-под глыб», «Открытое письмо Сталину» Фёдора Раскольникова и «Письмо Советскому правительству» М. Булгакова. На пишущей машинке размножил свои работы «Феномен тоталитаризма» и «Второго пришествия не будет», хранил книгу Ю. Анненкова «Дневник моих встреч», «Новый журнал» № 93 «Хроника текущих событий», изданные в Нью-Йорке, и журнал «Вестник» русского христианского движения № 114, изданный в Париже. Перечисленные произведения содержащие ложные измышления, порочащие советский государственный и общественный строй, Давыдов давал читать своим знакомым. Кроме того, он формировал у молодежи негативное отношение к советскому государственному и общественному строю.
В основу определения положены показания свидетелей Беккер, Константинова и Мухина о том, что они знакомились с работами Давыдова «Феномен тоталитаризма» и «Второго пришествия не будет», авторство которых подтверждено почерковедческой экспертизой, и заключением общественно-политической экспертизы, подтвердившей, что эти работы являются грубой фальсификацией марксистко-ленинского учения о государстве.
Судебно-психиатрическая экспертиза признала Давыдова в отношении инкриминируемых деяний невменяемым и нуждающимся в принудительном лечении в психиатрической больнице специального типа.
Судебная коллегия находит протест подлежащим удовлетворению по следующим основаниям. Определение суда подлежит отмене по следующим основаниям.
«Архипелаг Гулаг», А. Солженицына, сборник статей «Из-под глыб», в которые входят другие его произведения «Письмо Сталину» Ф. Раскольникова, «Письмо Советскому правительству» М. Булгакова отражают имевшиеся в Советском Союзе недостатки, грубые ошибки, злоупотребления властью и произвол Сталина, насилие и незаконные репрессии.
Не содержат ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй, и произведения Давыдова «Феномен тоталитаризма» и «Второго пришествия не будет», они также отражают негативные явления в стране в период культа личности Сталина. Критические замечания на недостатки в государственной и общественной жизни страны носят полемический, а не клеветнический характер.
Высказывание Давыдова среди молодежи своих взглядов, распространение содержания названных выше произведений, писем также не образуют состава преступления, предусмотренного ст. 1901 УК РСФСР. Учитывая изложенное и руководствуясь от. 378 УК РСФСР, судебная коллегия определила:
Определение Куйбышевского областного суда от 19 сентября 1980 года в отношении Давыдова Виктора Викторовича отменить, уголовное дело производством прекратить за отсутствием в его действиях общественно опасного деяния, предусмотренного от. 1901 УК РСФСР.
Председательствующий Луканов.
Члены суда Полетаев, Нестерова.
Верно: член суда Полетаев (подпись).
Просмотров: 4730