Аферисты. 1915 год

Международные события года

22 апреля 1915 года в районе бельгийского города Ипр германские войска впервые применили против французов и англичан новый вид оружия – отравляющие газы. На фронте протяженностью около 6 километров немцы в течение 5 минут выпустили из 6 тысяч баллонов 180 тонн хлора. Впоследствии из 15 тысяч отравленных французских и английских солдат умерло около 5 тысяч, остальные получили химические ожоги лёгких, слизистых оболочек и кожи разной степени тяжести. Однако, несмотря на химическую атаку и последовавший вслед за ней артиллерийский обстрел позиций противника, никакого особого успеха в наступлении эта акция германским войскам не принесла. Через два года у того же города Ипр германская армия снова совершила химическую атаку на неприятеля. Теперь против французов был применён горчичный газ, который по месту боёв впоследствии получил название «иприт».

24 апреля 1915 года в Османской империи начались массовые аресты и убийства представителей армянской национальности. В истории эта трагедия, продолжавшаяся в течение нескольких лет, известна под названием «геноцид армян в Турции». Юридическим основанием для столь массовой расправы стал принятый меджлисом Османской империи «Закон о депортации» от 30 мая 1915 года. Несмотря на то, что причиной депортации была объявлена нелояльность армян на восточном фронте, репрессии в их отношении стали проводится на территории всей страны, и практически сразу они превратились в массовые убийства. Так, в одном только городе Хынысе, большинство населения которого составляли армяне, в мае 1915 года были убиты около 19 000 человек. Жертвами расправы в городе Битлисе в июле 1915 года стали 15 000 армян. Общее число жертв геноцида армян по сей день окончательно не установлено. Наиболее часто звучат данные, что с 1915 по 1918 годы в Османской империи были уничтожены от 1 до 1,5 миллиона армян. Те, кто смог уцелеть в бойне, в массовом порядке покидали родные земли. Ныне геноцид армян 1915 года признан практически во всех странах мира, однако в Турции до сих пор отрицают даже сам факт, что такие события в те годы имели место.

7 мая 1915 года около 2 часов пополудни у побережья Ирландии немецкая подводная лодка «U-20» торпедировала английский пассажирский лайнер «Лузитания», совершавший рейс Нью-Йорк - Ливерпуль. Пароход получил огромную пробоину в правом борту и затонул всего за 18 минут. Из находившихся на лайнере 1959 пассажиров и членов экипажа смогли спастись только 764 человека. Погибло 1195 человек, в том числе 94 ребёнка и около 300 женщин. Среди спасшихся пассажиров был и военный министр Великобритании лорд Горацио Герберт Китченер. При этом эксперты считают, что в гибели «Лузитании» имеется немало тёмных мест, в том числе неожиданный отзыв крейсера сопровождения, сильная внутренняя детонация при взрыве, чрезвычайно быстрое погружение. Тем не менее утверждать, что это была подстроенная катастрофа, нет достаточных оснований.

1 июля 1915 года на киноленту была запечатлена самая первая сцена раздевания в кино. В этот день в Лос-Анджелесе прошли съёмки фильма «Дочь богов», в котором австралийская актриса Аннетт Келлерман впервые полностью обнажилась на экране. Картину поставил режиссёр Герберт Бренан по мотивам популярной бродвейской пьесы Бланш Бейтс «Любимица богов». Действие фильма было перенесено из средневековой Японии в Атлантиду. По сюжету, султан некой страны соглашался помочь злой ведьме уничтожить таинственную красавицу, при условии, что ведьма воскресит его сына. Премьера фильма состоялась в октябре 1916 года. Картина в своё время пользовалась невероятным успехом, однако сейчас она считается утраченной. Аннетт Келлерман, исполнившая в ней главную роль, в то время была известной австралийской пловчихой и писательницей. Она разработала женский костюм для ныряния, а также стала первой женщиной, осмелившейся переплыть Ла-Манш. Помимо «Дочери богов», Келлерман снялась еще в целом ряде фильмов. На Голливудской аллее Славы в её честь установлена звезда.

24 июля 1915 года в городе Чикаго произошла катастрофа с экскурсионным озёрным пароходом «Истленд». В то утро на нём стали собираться семьи работников компании «Вестерн Электрик», отплывавшие на ежегодный пикник. Судно стояло на якоре у причала реки Чикаго, в 6 метрах от берега. К тому моменту, когда на его борту скопилось более 2,5 тысяч человек, пароход стал неожиданно и быстро начал крениться на левый борт. По воспоминаниям очевидцев, именно здесь собралась большая часть пассажиров, чтобы позировать для группового фотоснимка. В результате в 7 часов 28 минут «Истленд» перевернулся и затонул на глубине нескольких метров. От момента начала крена до переворачивания судна прошло всего 6 минут, после чего под пароходом и в его каютах оказались заперты сотни людей. Прибывшие спасатели сумели вытащить из воды лишь около 40 человек, ещё около сотни спаслись сами. Точное число погибших при этом крушении сильно варьирует. Так, через три дня после трагедии власти города огласили цифру найденных утопленников – 844 человека, однако затем она почти ежедневно увеличивалась. Ныне считается, что при катастрофе «Истленда» погибло не менее 1300 пассажиров, ещё свыше 300 человек были записаны как пропавшие без вести. При этом 22 семьи рабочих погибли в полном составе. Следствие по этому делу, продолжавшееся вплоть до 1936 года, в итоге огласило причину трагедии: «Неправильно заполненные балластные цистерны судна, что привело к его сильному крену и затоплению».

Российские события года

19 апреля (2 мая) 1915 года германские войска перешли в наступление против русских в районе города Горлице (Галиция). В истории этот эпизод Первой мировой войны известен как Горлицкий прорыв на русском фронте между Вислой и Карпатами. При этом русское командование, зная о наращивании сил немцев на данном участке, так и не обеспечило проведение своевременного контрудара. Крупные подразделения сюда были посланы с опозданием, они вводились в бой по частям, и потому быстро гибли в сражении с превосходящими силами противника. Горлицкий прорыв ярко выявил проблему нехватки боеприпасов в нашей армии, особенно снарядов. В результате во время этой немецкой наступательной операции русскими были оставлены Галиция, Литва, Польша и западная часть Белоруссии. В историю Первой мировой войны этот период вошёл под названием «Великое отступление русской армии».

18 (31) мая 1915 года на Русско-Балтийском заводе, расположенном в Риге, прошли испытания первого в мире танка «Вездеход», построенного по проекту инженера Александра Александровича Пороховщикова. В конструкции машины уже были в наличии все элементы современного танка: гусеничный движитель, броневой корпус и вооружение, расположенное на вращающейся башне. Танк развивал скорость до 25 вёрст в час по довольно глубокому песку. Однако машина Пороховщикова была построена только в одном экземпляре, так как из-за недоверия военного министерства к отечественной технике в серию она запущена не была. А первый английский танк прошёл испытания только в 1916 году, и своё название он получил в целях конспирации. Чтобы обмануть немецкую разведку, особенно при перевозках по железной дороге, была распространена ложная информация, что на заводе построена машина-резервуар для перевозки жидкостей (воды, нефти или нефтепродуктов), по-английски «tank». Впоследствии это название боевых машин укрепилось не только в Англии, но и в России.

28 мая (10 июня) 1915 года под влиянием неудач на фронте в Москве начались немецкие погромы. В городе появились слухи о том, что живущие в городе немцы стремятся помочь своим соотечественникам - распространяют болезни, отравляют воду, и так далее. В связи с этим утром 28 мая многотысячная толпа с портретами императора и флагами двинулась на Красную площадь, после чего она стала растекаться по близлежащим улицам. Люди заходили в магазины и требовали предъявить документы, чтобы убедиться в том, что их владельцы не были «австро-германцами». Эти настроения подогревались выступлениями некоторых депутатов Государственной Дума и статьями в черносотенных газетах, которые трубили о зверствах немцев на оккупированных русских территориях. В итоге в конце дня волнения на улицах вышли из-под контроля властей. Были разгромлены и сожжены все магазины и конторы, владельцы которых носили немецкие и вообще иностранные фамилии. На другой день погромы продолжились, и в результате в Москве ввели комендантский час, отменённый только 2 (15) июня. Всего же во время майских беспорядков в городе разгромили или сожгли 475 коммерческих предприятий, 207 частных квартир и домов, получили различные увечья 113 подданных Австро-Венгрии и Германии, и ещё 489 русских подданных с иностранными фамилиями. При этом пять лиц «австро-немецкой национальности» оказались зверски забитыми толпой, и из этих жертв четверо были женщинами. Всего в беспорядках в те дни участвовали тысячи людей, однако из них задержаны были лишь единицы.

24 июля (6 августа) 1915 года во время обороны русской крепости Осовец на Восточном фронте произошла легендарная «Атака мертвецов». Несмотря на мощное наступление немцев и падение Варшавы, крепость продолжала успешно отбивать их атаки, оставаясь важным узлом русской обороны. Поэтому в 4 часа утра 24 июля немецкие войска предприняли химическую атаку на Осовец, выпустив на неё облака хлора из 30 газобаллонных батарей. В крепости были отравлены не менее 1600 бойцов, большинство смертельно. После газовой атаки немцы открыли по крепости огонь из тяжёлой артиллерии. Враг уже торжествовал победу, однако командир 13-й роты 226-го Землянского полка подпоручик Владимир Карпович Котлинский собрал оставшихся в живых солдат и повёл их в контратаку на немцев. Это неожиданное для противника наступление полуотравленных, полуослепших от газа русских воинов, многие из которых на бегу отхаркивали изо рта кровь и куски сожжённых хлором лёгких, в истории Первой мировой войны получило название «Атака мертвецов». При виде «живых покойников», цепью вышедших на них из смертельного жёлто-зелёного облака со штыками наперевес, немецкие солдаты в ужасе бежали с поля боя, бросая оружие. Очередная немецкая атака на крепость Осовец была отбита. Но подпоручик Котлинский погиб во время этого контрнаступления, и был посмертно награждён орденом Святого Георгия 4-й степени.

19 сентября (2 октября) 1915 года русские войска ликвидировали в Белоруссии прорыв немцев к городу Молодечно. Тем самым завершилось Великое отступление русской армии, и это означало, что план разгрома вооружённых сил России и её выхода из войны германским стратегам так и не удался. Фельдмаршал Пауль фон Гинденбург после окончания боёв был вынужден констатировать, что «русские вырвались из клещей и добились фронтального отхода в выгодном для них направлении». В итоге в октябре фронт стабилизировался на линии Рига – Барановичи – Тернополь.

Самарские события года

12 (25) февраля 1915 года в Самаре в торжественной обстановке было открыто движение электрического трамвая. За несколько часов до пуска служили молебны, по окончании которых заместитель городского головы В.П. Ушаков, председатель трамвайной комиссии С.Н. Постников, строитель трамвая инженер-технолог П.А. Суткевич, епископ Самарский и Ставропольский Михаил и другие вошли в вагон. Трамвай прошёл от парка на улице Полевой до Алексеевской площади (ныне площадь Революции). На обратном пути вагоном управлял сам П.А. Суткевич. Этот рейс был уже платным, стоимость проезда составляла 3 копейки, и лишь за первый день эксплуатации выручка от только что открытого маршрута составила 292 рубля 60 копеек, так как на невиданном доселе транспорте захотели проехаться чуть ли не все жители города.

22 апреля (5 мая) 1915 года нижние чины Олефиренко и Войшков, охранявшие железнодорожный мост через реку Самару в городе Самаре, выстрелами из винтовок убили насмерть крестьян Василия Корноухова и Татьяну Гусенкову, находившихся на борту буксирного парохода «Рабочий». Ранее командованием части, в которой служили Олефиренко и Войшков, был получен приказ об обязательной проверке разрешительных документов у капитанов судов малого и среднего класса, проходящих под стратегически важным железнодорожным мостом через реку Самару. Капитан буксира «Рабочий» не подчинился требованиям часовых и намеревался пройти под мостом без разрешения, что и спровоцировало стрельбу. Последующая проверка показала, что часовые действовали в рамках полученного ими приказа в условиях военного времени.

13 (26) сентября 1915 года в Самаре скончался бывший городской голова, депутат Государственный Думы, известный во всей России борец за народную трезвость Михаил Дмитриевич Челышёв, который был похоронен на Всесвятском кладбище. А уже 15 сентября Самарская городская Дума приняла постановление об увековечивании памяти М.Д. Челышёва. В этом документе были прописаны следующие мероприятия: поставить памятник городскому голове и депутату на углу улиц Алексеевской и Николаевской (ныне улицы Красноармейская и Чапаевская); устроить в городе музей М.Д. Челышёва, учредить три стипендии его имени в учебных заведениях; переименовать в честь М.Д. Челышева Саратовскую улицу в Самаре. Стипендии в скором времени были введены, а также была переименована улица Саратовская, но в советское время она стала улицей Фрунзе. А вот создать музей М.Д. Челышёва и поставить ему памятник в Самаре так не удалось из-за последовавших вскоре революционных событий 1917 года.

1 (14) декабря 1915 года на станции Самара у воинского эшелона, перевозившего военнопленных австрийцев, был задержан крестьянин Яков Иванов Юдин, пытавшийся разговаривать с пленными и даже продавать им горячие пирожки. В отношении этого крестьянина Самарское губернское жандармское управление проводило дознание, в ходе которого следователь задавал Юдину вопросы о том, владеет ли он немецким языком, сочувствует ли он Австро-Венгрии и Германии (врагам России в идущей войне), имеет ли он родственников среди австрийских и германских подданных, и с какой целью он пытался передать (продать) произведенный им товар представителям противника, воюющего с Россией. В ходе допроса, продолжавшегося в течение 5 часов, крестьянин так и не признался в сочувствии неприятельским странам и их подданным, а уверял, что хотел всего лишь немного заработать, но так и не успел этого сделать по причине задержания. В итоге Юдин был отпущен, но взят на учёт в жандармском управлении. В течение того же года подобные инциденты происходили на многих станциях Самаро-Златоустовской железной дороги, однако среди местных жителей, общавшихся с перевозимыми военнопленными, жандармы так и не смогли найти ни одного изменника Родины.

Главное самарское событие года

25 февраля (10 марта) 1915 года начальник Павловской почтово-телеграфной конторы Бузулукского уезда Пётр Андреев Зверев получил телеграмму от поселения Колышли, Саратовской губернии, с запросом подтвердить денежный перевод за № 966 от 23 того же февраля. Поскольку он такого перевода не подписывал, начальник вызвал своего заместителя, чиновника 6 разряда 20-летнего Ивана Васильева Абрамова, и спросил его, в чём тут дело. Абрамов отпирался недолго, и в конце концов с растерянным видом сказал: «Что хотите со мной делайте, но я разослал пять подложных переводов на 800 рублей каждый; теперь я застрелюсь». Зверев сразу же передал эти сведения в полицию местному уряднику Титову. Из допроса Абрамова выяснилось, что им 21 и 22 февраля были посланы пять подложных денежных переводов на 800 рублей каждый в разные почтовые станции Саратовской и Пензенской губерний, а всего на сумму 4000 рублей. После этого Абрамов собирался взять на службе трёхнедельный отпуск, чтобы за это время объехать поселения, куда он отправил переводы, и получить деньги по паспорту крестьянина села Покровки Бузулукского уезда Александра Фролова Белякова, который некоторое время назад случайно забыл его в почтовом отделении. А в квитанциях об отправлении переводов и последовавших затем запросов к ним Абрамов, как выяснилось, попросту подделал подпись начальника своего почтового отделения Зверева.

Произведённой на предварительном следствии экспертизой по сличению почерка Абрамов с почерком, коим сделаны подписи на денежных переводах, известиях к ним и на пост-пакете, было установлено, что подписи эти на перечисленных документах сделаны рукой Абрамова.

Привлечённый к следствию в качестве обвиняемого Абрамов признал себя виновным в составлении подложных денежных переводов, известий к ним и пост-пакетов, а также в попытке использования чужого паспорта.

На следствии Абрамову было предъявлено обвинение по 1099 ст. (фальсификация почтовых сообщений) и 362 ст. (подделка документов) «Уложений о наказаниях…» Однако 14 января 1918 года в связи с принятием Декрета Совета Народных Комиссаров об упразднении судебных палат, окружных судов и прочих учреждений царской власти уголовное дело в отношении Абрамова было прекращено.

«Обманывать нам, стало быть, с руки…»

Несмотря на усилия государства и общества, на Руси обманывали всегда – и при Ярославе Мудром, и при Иване Грозном, и при Петре Великом, и при генсеках, и при президентах. Правда, архивные судебные дела показывают, что аппетиты мошенников дореволюционной эпохи были несколько скромнее, нежели сейчас.

В фондах Центрального Государственного архива Самарской области (ЦГАСО) по сей день хранятся уголовные дела обманщиков, поддельщиков и аферистов, орудовавших ещё во времена царской России. Из этих документов видно, что за последние полтора века основные мошеннические приемы мало в чём изменились. Разве что за это время немного другими стали финансовые и материальные ценности, которые жулики и по сей день выманивают у государства и у излишне доверчивых граждан. А вот методы обмана испокон веков, в общем-то, были и остаются одними и теми же, ибо суть мошенничества, подделок и подлогов так же стара, как и весь наш грешный мир.

«Не юродивый, а вор и проходимец…»

Согласно ст. 1665–1670 «Уложений о наказаниях уголовных и исправительных» Российской империи, мошенничество, то есть завладение чужим имуществом путем обмана или злоупотребления доверием, в то время каралось в довольно широких пределах – в зависимости от суммы нанесенного ущерба и с учетом повторности такого преступления. Если подсудимый оказывался рецидивистом, или же он нанес серьезный вред многим людям, то по решению суда его вполне могли отправить на каторжные работы на срок по 10 лет, или вовсе на вечное поселение в отдаленные районы Сибири или Закавказья. Впрочем, за причинение незначительного урона потерпевшему мошенник мог отделаться лишь неделей ареста при обязательном возмещении убытков.

Вот один из характерных примеров. В 50-х годах XIX века в Самаре, только что ставшей губернским городом, свыше 90 процентов населения, причем не только крестьянского, оставалось неграмотным. Поэтому у нас иногда происходили поистине анекдотические случаи, которые могут быть объяснены только дремучим невежеством здешних обывателей.

Вот что писала газета «Самарские губернские ведомости» в апреле 1854 года: «На масленой неделе, на ярмарке, пришедший из Симбирска юродивый Алексей (как потом дозналась полиция, не юродивый, а вор и проходимец) проповедовал скорый конец света. Торговый люд и обыватели слушали со вниманием, а монастырские монахи обзывали антихристом и хотели побить за богохуление. Однако обыватели заступились за юродивого, не дали его обижать, а в конце недели примерно 200 самарцев, поддавшихся на речи, передали проходимцу свое имущество, и, надев белые саваны, ушли молиться о спасении души при скором конце света в Коптев овраг (за 25 километров от Самары того времени – В.Е.). Только когда сошел снег, а конец света не состоялся, живые покойники вернулись к своим очагам, а полиция схватила Алексея в 30 верстах от Самары на пути в Оренбург, но имущества обывателей при нём не было никакого. Только когда исправник пригрозил выдать проходимца обворованным жителям, мнимый юродивый назвал имя купчины, который тайно взял имущество на распродажу, имея вид на прибыль и обещая с ним поделиться» (рис. 1).

Нужно добавить, что после предания пойманного жулика суду он был приговорен к вечному поселению в Иркутской губернии. Но, по некоторым сведениям, до места ссылки Алексей так и не доехал, а бежал с этапа на полпути, обманув тюремную охрану. После этого следы проходимца теряются, однако нет никакого сомнения в том, что на просторах Российской империи он затем смог найти ещё немало доверчивых людей.

Здесь поневоле вспоминаются «святые» из «лихих 90-х годов» вроде предводителей «Белого братства», секты «Аум сенрикё» или Анатолия Грабового, которые под мистическим соусом имели весьма банальную конечную цель - завладение чужим имуществом. Впрочем, во все времена мошенники не обязательно делали обман своей главной профессией жизни, а иногда шли на нехорошие дела лишь под давлением обстоятельств.

Проданный клад

В начале лета 1855 года по селу Матюшкино Ставропольского уезда (ныне оно находится в Ульяновской области), пополз слух о том, что 25-летний крестьянин Василий Егоров где-то за оврагом нашел в земле горшок с золотыми монетами – 200 с лишним штук. Сам Егоров такое свое везение не отрицал, но и не подтверждал, а на все расспросы отвечал, что его мать не велела никому об этом рассказывать. Лишь Сергею Фролову, одному из своих близких друзей, Василий однажды в сарае издалека показал котелок, в котором лежало что-то блестящее. После этого везунчик, по его словам, найденное перепрятал, а о кладе и его баснословной цене в деревне заговорили уже в открытую.

А вскоре в Матюшкине узнали, что Егорова через месяц заберут в рекруты. Между тем этот парень в своей семье считался главным кормильцем, как самый взрослый из мужчин. Его отец незадолго до того умер, и у матери, кроме Василия, оставалось еще два сына 13 и 14 лет, и четыре дочери – от 12 до 20 лет.

В деревне все сетовали, что теперь без мужских рук Егоровым придется тяжело. Тогда-то у них во дворе и появился упомянутый выше Сергей Фролов, который сказал, что найденные Василием монеты готов купить зажиточный крестьянин из соседнего села Ерыклинское Евдоким Дергачёв. Тот давно уже заплатил помещику за вольную, а затем занялся хлеботорговлей, на чем и сколотил солидный капитал. А теперь, по словам Фролова, узнав о постигшей Егорова рекрутской участи, Дергачёв выразил готовность приобрести за наличные деньги найденное парнем золото. Сельский коммерсант правильно посчитал, что эти монеты неизвестного происхождения у его матери будут лежать мертвым грузом и без всякой пользы, а вот ассигнации в отсутствие основного кормильца станут для всей семьи хорошим подспорьем.

Егоров не заставил себя упрашивать и заявил, что готов продать клад за 3000 рублей. По тем временем это была громадная сумма. Достаточно сказать, что воз хорошего сена в деревне тогда можно было купить за 1 рубль, дойную корову – за 2-3 рубля, дом, крытый тесовыми досками – за 50-70 рублей, а крытый железом дом с огородом – за 120-150 рублей. Что касается вольной (свидетельства об освобождении от крепостной зависимости), то ее стоимость сильно зависела от воли помещика, но обычно колебалась в пределах от 500 до 1000 рублей.

Через несколько дней Фролов вновь явился к Егорову и сообщил, что Дергачёв согласился на требуемую им сумму. Договорились, что покупатель приедет в Матюшкино не один, а со свидетелем, но Егоров при этом поставил условие: сделка должна состояться в глубокой тайне и обязательно ночью. По его словам, продать монеты в дневное время он боится из-за опасности нападения местных разбойников, которые уже не раз ему угрожали, требуя отдать им часть найденного золота. Дергачёв немного удивился, но согласился и на такое условие.

Поздним июльским вечером торговец приехал за товаром на собственном экипаже и в сопровождении дюжего мужика, которого он представил как своего кучера и телохранителя, крестьянина Елистрата Трофимова. Когда совсем стемнело, Егоров повел Дергачёва на соседнее гумно, сказав, что там он спрятал котелок с монетами. Сопровождающий следовал за ними в нескольких шагах. На гумне Василий достал из потайного места под копной сена обмотанный рогожей тяжелый котелок и стал её разворачивать. В свете луны из-под рогожи уже сверкнули желтым блеском вожделенные кругляшки, но тут с края гумна вдруг раздались какие-то голоса и шорохи, а затем там же замелькали неясные тени.

«Разбойники!» - вполголоса произнес Егоров. – «Бежим!» За считанные минуты вся троица домчалась до окраины села, причем впереди всех бежал «телохранитель» Елистрат Трофимов. Тучный Дергачёв отставал, и при этом он все время слышал у себя за спиной явственные звуки погони. Когда все наконец добрались до двора, покупатель, сильно напуганный этим происшествием, вскочил вслед за кучером в свой экипаж, отдал Егорову пачку ассигнаций, схватил из его рук вожделенный сверток – и повозка с беглецами улетела в ночную темноту.

Погони за ними не оказалось. К утру экипаж благополучно доехал до Ерыклинской, и только здесь, при свете восходящего солнца, Дергачёв наконец-то развернул свою покупку. Его чуть было не хватил удар: в купленном им за 3000 рублей котелке лежали вовсе не золотые монеты, а… три фунта мокрых отрубей, которые сверху «для блеску» оказались присыпанными пригоршней мелких медных кружочков (шелехов).

В словаре Даля мы находим такое определение этому слову: «Шелех (также шелег, шеляг) - неходячая монетка, бляшка, используемая как игрушка, или для обучения счету, или как монисто, или носимая в память чего-либо». Сейчас такую вещицу назвали бы жетончиком или памятным значком. Стоимость шелехов, конечно же, не шла ни в какое сравнение с золотыми монетами – сотню таких жетонов в базарный день можно было купить за 50 копеек (рис. 2-4).

Когда Дергачёв в тот же день снова приехал к Егорову, чтобы разобраться с его мошенничеством, продавец сразу же признался в обмане и отдал покупателю ассигнации в сумме… 640 рублей. «Сколько ты мне заплатил, столько я тебе и возвращаю», - заявил ушлый крестьянин. Дергачёв пытался протестовать, но тут его обступили несколько крепких деревенских парней, и незадачливый торговец счёл за лучшее поскорее убраться из Матюшкина.

Тем не менее он вскоре написал заявление в полицию о том, что он был нагло обобран мошенником Егоровым. Как это не странно, крестьянин на следствии ничего не отрицал, а лишь заявил, что эту «комбинацию» придумал его дальний родственник, владелец сельской лавки Яков Иудим. Незадолго до описанных событий тот узнал, что Василия вскоре заберут в солдаты, и решил на этом сыграть.

Распустив по селу слухи о якобы найденном Егоровым кладе, еврейский торговец купил на базаре 85 шелехов и поручил Василию осторожно показать «клад» кому-то из друзей. Остальное было делом техники. Когда на заброшенную наживку «клюнул» состоятельный покупатель, Яков Иудим за четверть водки нанял местных парней, чтобы они ночью «пошумели» около гумна, объяснив, что это всего лишь шутка для развлечения его приезжих родственников. Остальное читателю известно.

Когда уголовное дело о мошенничестве дошло до суда, Василий Егоров уже находился на армейской службе где-то на границе с Турцией. Вызванный в судебное заседание Яков Иудим показал, что минувшим летом он и Василий действительно подшутили над Дергачёвым, но полученные от него деньги затем вернули сполна. При этом торговец из Ерыклинского так ничем и не смог доказать, что он уплатил сельскому аферисту не 640 рублей, а три тысячи на ассигнации. В итоге в отношении Егорова и Иудима Самарский окружной суд вынес оправдательный приговор.

(ЦГАСО, Ф-154, оп.1, д. 229).

Поездные гастролеры

Торговый агент из Красноярска Виктор Попов, представлявший интересы купца Шипулина, приехал в Самару поездом 22 июля 1906 года. В течение трёх последующих дней он вел переговоры с местными коммерсантами о закупке крупной партии овощей и фруктов. Когда наконец договор о поставках самарской продукции в Красноярск был заключен, Попов отправился на почтамт на улице Дворянской, чтобы получить здесь телеграмму от хозяина с подтверждением перевода денег через отделение Волжско-Камского банка.

Однако здесь торгового агента ждал неприятный сюрприз. Служащий почтамта заявил, что предназначенную ему переводную телеграмму только что получил какой-то мужчина, предъявивший доверенность, выписанную… самим Виктором Поповым! Охваченный неприятным предчувствием, приезжий из Сибири направился в отделение Волжско-Камского банка, благо, что оно находилось совсем недалеко от почтамта, на той же Дворянской улице (ныне в этом здании располагается областной художественный музей).

Опасения его уже вскоре подтвердились: оказалось, что все 3 тысячи рублей, предназначенные для закупки овощей и фруктов, буквально за полчаса до прихода Попова по той же доверенности уже получил какой-то неизвестный посетитель. По словам служащего, прямо у здания банка незнакомец сел на извозчика и поехал в сторону железнодорожного вокзала (рис. 5).

В сопровождении банковского клерка Попов помчался на станцию Самара, где в одним из мужчин, находившихся в зале ожидания, служащий банка опознал того самого клиента, час назад получившего у него в кассе 3 тысячи рублей. Вызванному полицейскому незнакомец предъявил паспорт на имя потомственного дворянина Александра Клятковского. Его пригласили пройти в дежурку, однако в этот момент подозреваемый попытался передать небольшой сверток подскочившей к нему женщине. Попов с удивлением узнал в ней свою попутчицу Евгению, с которой несколько дней назад он приятно провел время в поезде, шедшем из Красноярска в Самару.

В свертке лежала лишь половина той суммы, которую задержанный получил в банке вместо торгового агента. Паспорт у афериста оказался фальшивым, и вскоре на допросе подозреваемый признался, что на самом деле он является беглым ссыльным Семеном Аронисом, неоднократно судимым за мошенничество, уроженцем города Либавы (ныне город Лиепая в Латвии). По словам жулика, после очередного побега из «мест не столь отдаленных» он в компании своего подельника Вячеслава Косолапова и девицы Евгении Черепановой стал «гастролировать» в поездах на Транссибирской магистрали. Одним из «клиентов» этой компании как раз и оказался Виктор Попов.

Косолапов подсел в его купе в Челябинске, в то время как Аронис и Черепанова уже ехали в соседнем вагоне. Аферист быстро нашел общий язык с красноярцем, а когда попутчики выпили по рюмке, к ним присоединилась приятная девушка Евгения. До бесчувствия Попова напоили очень быстро, после чего в купе вошел Аронис и профессионально снял копию с паспорта торгового агента. Когда ничего не подозревавший приезжий из Красноярска вышел из поезда в Самаре, Косолапов под благовидным предлогом сопроводил его в телеграфное отделение и видел, как тот отправил послание хозяину о своем прибытии на место и о необходимости высылки денег для оплаты сделки.

Выписать подложную доверенность от Попова на имя Клятковского, а затем заверить её у нотариуса для Арониса не составило труда. Однако затем жуликов подвела самонадеянность. Вместо того, чтобы быстро получить в банке деньги и скрыться из Самары, он и Косолапов почти на сутки загуляли с девочками в бане на улице Ильинской. Как мы уже знаем, Аронис был задержан на самарском вокзале. Ненадолго отошедший от него Косолапов, увидев полицию, успел незаметно скрыться, однако через сутки по приметам он был задержан на станции Кинель. При Косолапове нашли почти все недостающие деньги, украденные у Попова. Аферист к тому моменту успел из них потратить лишь 50 рублей.

По решению Самарского окружного суда Аронис был приговорен к трём, а Косолапов – у двум с половиной годам тюремного заключения, оба - с последующей ссылкой в Иркутскую губернию на вечное поселение. Что касается Евгении Черепановой, то её суд оправдал в связи с недостатком доказательств в соучастии в делах мошенников.

(ЦГАСО, Ф-8, оп. 2, д. 4233).

Провинциальный аферист

Тем октябрьским вечером 1916 года житель уездного центра Николаевска Лукьян Миненков сидел у себя дома в тяжком раздумье. Приближался срок оплаты долга, который крестьян взял под проценты, чтобы купить разный хозяйственный инвентарь, корову и лошадь. Но скопленных с большим трудом денег не хватало. И пока Лукьян ломал голову, где бы взять недостающее, в дверь к нему постучали. Оказалось, что в гости заглянул его сосед и давний приятель Матвей Касьянов.

Хозяин поделился с визитёром своими думами, а тот его сразу ободрил: «Нашёл о чем кручиниться! Бери бутылку самогона, и пойдем мы с тобой к Пете Сапрыкину. У него как раз сейчас остановился один деловой мужик из города, он тебе поможет».

«Деловым мужиком» оказался довольно-таки молодой парень с хитроватым взглядом, одетый по-городскому, который отрекомендовался Алексеем. Все сели за стол, выпили по первой, закусили, потом выпили по второй. После этого приезжий попросил рассказать, что привело к нему вечерних гостей. Миненков, которому самогон уже ударил в голову, поведал о своём долге и посетовал, что через неделю ему надо отдать местному барыге 500 рублей, а у него в наличии только 312 целковых. В доказательство он даже достал из кошелька купюры и продемонстрировал их всему застолью.

- Это дело поправимое! – заявил Алексей, хищно глядя на ассигнации. – Если хочешь, я сделаю так, что через три дня у тебя будет вдвое больше денег, но с условием: потом ты мне отдашь 10 процентов, то есть 60 рублей (рис. 6).

Конечно же, Миненков с радостью согласился. Приезжий порылся в своей котомке и извлек оттуда пузырёк с притёртой пробкой, и когда его открыл, по комнате распространился приятный аромат. Алексей пояснил захмелевшим сельчанам, что это особая секретная жидкость, с помощью которой можно «перевести» рисунок настоящих банкнот на простую бумагу, причём ни один банк не отличит подделку от настоящих денег. Затем он достал несколько чистых бумажных листов, разложил на них принесённые Миненковым купюры и щедро опрыскал их содержимым «секретного» пузырька. Деньги вместе с бумагой «фокусник» завернул в большой платок, быстро зашил его суровой ниткой и радостно сообщил онемевшим от всего увиденного участникам застолья:

- Ну вот, через три дня эта бумага превратится в ассигнации – не отличишь от настоящих!

А потом скомандовал Миненкову:

- Это дело надо отметить! Беги побыстрей за новой бутылкой, а мы тут пока закуски нарежем.

Лукьяна не нужно было упрашивать. Через пять минут он уже вернулся в дом Сапрыкина, благо, что жил он от него всего через три двора. Выпили вторую бутылку, а потом Алексей вручил обалдевшему от счастья гостю зашитый платок и заговорщицки сообщил, что этот ценный груз надо нести под мышкой, чтобы не застудить, а дома обязательно положить в тёплое место. Через три дня платок можно будет развернуть и забрать из него вожделённое богатство.

Миненков с трудом дождался указанного срока, после чего, затаив дыхание, разрезал суровые нитки и развернул платок. От увиденного он едва не упал в обморок: внутри свёртка оказалась только нарезанная белая бумага, и больше ничего. Бедняга кинулся к Сапрыкину, но приезжего из города здесь уже не оказалось: по словам хозяина, Алексей ещё вчера уехал с попутной лошадью в сторону пристани Балаково. Хорошо ещё, что на месте оказался здешний урядник, который, не раздумывая, вскочил на коня, и вместе с Миненковым ринулся на пристань. Когда они прискакали в Балаково, им улыбнулась удача: у пассажирской пристани пострадавший увидел знакомое лицо. Мошенник при аресте не сопротивлялся, и даже добровольно выдал часть денег Миненкова, которую он не успел потратить – 130 рублей.

У задержанного обнаружился паспорт на имя 30-летнего Алексея Галдобина, мещанина города Вольска Саратовской губернии. Как выяснилось, Миненкову очень повезло в том, что аферист по пути в Балаково заехал на один из постоялых дворов, где «завис» и хорошенько отметил удачное дельце. А на пристань он приехал буквально за час до визита сюда урядника с потерпевшим. При личном обыске у Галдобина в котомке обнаружился тот самый пузырёк с загадочной жидкостью, в которой уездный эксперт легко опознал… одеколон «Лесная вода».

И еще мошенник рассказал, что Касьянов и Сапрыкин, оказывается, были его сообщниками. Приехав в Николаевск, Галдобин стал искать ночлег и нашёл его у Сапрыкина. В тот же вечер он предложил хозяину подыскать какого-нибудь «лоха» с деньгами, чтобы его обжулить, обещая потом поделиться украденным. Как мы знаем, Сапрыкин вместе с Касьяновым нашли такого «лоха» в лице Миненкова. А когда наивный потерпевший бегал за второй бутылкой самогона, аферист подменил зашитый платок с купюрами на точно такой же, но уже без денег. Потом Галдобин в благодарность за «услугу» выплатил Касьянову и Сапрыкину 75 рублей на двоих. Так что Миненков напрасно надеялся, что через три дня он найдёт в свёртке уже не 312, а 624 рубля…

Уездный исправник, рассмотрев данное дело, сразу же заподозрил, что мошенник с помощью своего «секретного» пузырька обманул, кроме Миненкова, также немало и других излишне доверчивых граждан, однако, кроме описанного выше эпизода, доказать по делу больше ничего не удалось. К тому же, пока шло следствие, «подоспело» постановление Временного правительства от 18 марта 1917 года об облегчении участи лиц, совершивших уголовные преступления небольшой тяжести. В связи с этим уголовное преследование в отношении Галдобина, Сапрыкина и Касьянова было прекращено. А Миненков из похищенных у него денег в общей сложности сумел вернуть обратно только 205 рублей.

(ЦГАСО, Ф-8, оп. 2, д. 7637).

Валерий ЕРОФЕЕВ.

Приложения

Дела о подделке документов

Дело Самарского окружного суда по 4-му столу Уголовного Отделения о крестьянине Александре Максимове Трифонове, 60 лет, обвиняемом в подделке документов. Начато 12 февраля 1892 года.

22 октября 1890 года в с. Белый Яр Ставропольского уезда у крестьянина Николая Судакова была похищена лошадь – саврасый мерин. В ноябре того же года на базаре в Ставрополе он опознал своего мерина, которого продавал крестьянин с. Жигули Михаил Зотов. Как выяснилось, за три дня до этого Зотов выменял мерина здесь же, в Ставрополе, у крестьянина Александра Трифонова. Тот признался, что купил мерина у неизвестного крестьянина, который выдал на него удостоверение, оказавшееся впоследствии фальшивым.

На следствии и суде Трифонову было предъявлено обвинение по 294, 149, 3 степ. 312, 1 ч. 296, 2 степ. 31 ст. Улож. о наказ. Приговор Самарского окружного суда от 17 декабря 1892 года: отдать Трифонова в исправительное арестантское отделение сроком на три года.

ЦГАСО, Ф-8, оп. 2, д. 1249.

Дело Самарского окружного суда по 3-му столу Уголовного Отделения о крестьянине Василии Петрове Лебедеве, 20 лет, обвиняемом в предъявлении подложной расписки на продажу лошади. Начато 7 мая 1893 года.

9 июля 1890 года в пригороде Сергиевск Бугурусланского уезда были задержаны с тремя лошадьми крестьяне из цыган Василий Петров и Дмитрий Степанов Лебедевы, по подозрению в незаконности приобретении упомянутых трех лошадей. По доставлении в квартиру пристава 2-го стана Бугурусланского уезда означенный Василий Петров Лебедев в доказательство законной принадлежности ему одной из трех лошадей между прочим представил удостоверение от имени Шулаевского сельского старосты Лабазовской волости Бузулукского уезда Ивана Павлова от 10 мая 1893 года, выданное крестьянину того же Шулаевского сельского общества Трифону Максимову на право продажи саврасо-пегого мерина. Удостоверение это было снабжено оттиском печати означенного выше сельского старосты, причем в тексте удостоверения зачеркнуто слово «жеребчик», и сверху приписано слово «мерин».

По собранным сведениям, оказалось, что в 1890 году в обществе села Шулаевки Бузулукского уезда Иван Павлов сельским старостой не состоял, а крестьянина Максимова вовсе не было; при сличении же оттиска подлинной печати Шулаевского старосты с оттиском печати на удостоверении оказалась значительная между ними разница в расположении букв, вследствие чего удостоверение и печать на оном были признаны подложными.

Допрошенный в качестве обвиняемого Василий Петров Лебедев, не признавая себя виновным в подлоге удостоверения, объяснил, что последнее он приобрел вместе с лошадью посредством мены у неизвестных ему татар на дороге, вблизи пригорода Сергиевска.

На следствии и суде Лебедеву было предъявлено обвинение по 1654, 4 ст. 1 ч. 152 ст. Улож. о наказ. Приговор Самарского окружного суда от 25 сентября 1893 года: заключить Лебедева в тюрьму сроком на 1 год.

ЦГАСО, Ф-8, оп. 2, д. 2132.

Дело Самарского окружного суда по 4-му столу Уголовного Отделения о крестьянине Тарасе Егорове Ягуртове, 43 лет, обвиняемом в подлоге. Начато 21 июня 1893 года.

В октябре 1893 года в с. Никольском Ставропольского уезда у крестьянина Федора Коршунова была отобрана по сомнению в законности приобретения лошадь карий мерин и представленное Коршуновым удостоверение на эту лошадь.

Это удостоверение по осмотру оказалось написанным 13 мая 1893 г. от имени и за печатью сельского старосты с. Бормы Елховской волости Самарского уезда Николая Старобряцкова, на продажу его односельцем Фомой Старобряцковым карего мерина, таких же примет, как отобранный у Коршунова. Кроме печати, под удостоверением оказалась подпись сельского писаря Горохова.

Допросом сельского старосты с. Бормы было установлено, что в числе крестьян того села нет и не было Старобряцкова, а равно и не было Горохова. Оттиск печати на удостоверении, отобранном от Коршунова, при сличении с оттиском действительной печати сельского старосты с. Бормы оказался с последним не схожим.

Относительно способа приобретения карего мерина Коршунов объяснил, что приобрел его в начале октября 1893 г. в своем селе Никольском на Черемшане меной от крестьянина с. Лебяжье Ставропольского уезда Тараса Ягуртова, которые передал ему и удостоверение. Объяснение этого нашло себе подтверждение в показаниях свидетеля Лобырева.

Ягуртов, не отрицая передачи удостоверения, оказавшегося подложным, Коршунову, при промене ему карего мерина, объяснил, что он сам получил это удостоверение от своего односельца Улитина, у которого незадолго перед тем купил ту самую лошадь, которую променял Коршунову. В подтверждение справедливости своего объяснения Ягуртов сослался на свидетелей Филатова (он же Курбатов) и Дружинина. К этому Ягуртов добавил, что Улитин просил его не говорить о том, что карего мерина купил у него, Улитина, за что дал при свидетеле Живаеве 5 руб. и обещал еще дать 15 пудов ржи.

Однако ни один из указанных Ягуртовым свидетелей ссылки его не подтвердил, а напротив того, все они удостоверили, что Ягуртов подкупал их каждого порознь, чтобы дать ложные показания относительно того, в чем он на них ссылался при допросе у следователя.

Что касается Улитина, то он разъяснил, что, хотя у него и был карий мерин лет шесть тому назад, но он продал его тогда же крестьянину Артемьеву, и что другого карего мерина у него не было, а Ягуртов оговаривает его потому, что он, Улитин, отказал ему в просьбе удостоверить покупку им карего мерина у проезжих цыган, так как свидетелем этого он, Улитин, не был.

Будучи привлеченным к следствию по обвинению в передаче Коршунову при промене лошади заведомо подложного удостоверения от имени и за печатью должностного лица, Ягуртов виновным себя не признал, но ничего нового в свое оправдание не представил.

Приговор Самарского окружного суда от 5 сентября 1896 года: Ягуртова лишить всех прав состояния и сослать на поселение в не столь отдаленные места Сибири.

ЦГАСО, Ф-8, оп. 2, д. 2380.

Дело Самарского окружного суда по 1-му столу Уголовного Отделения о мещанине Дмитрии Братищенко, 30 лет, и крестьянине Василии Ярманове, 31 год, обвиняемых по 294 ст. Улож. о наказаниях (подделка документов) Начато 16 июня 1903 года.

27 июля 1902 года начальником Самарской губернской тюрьмы получены были от такового же начальника Ростовской-на-Дону тюрьмы отношения за №№ 3497 и 3498 об освобождении из-под стражи арестанта Дмитрия Братищенко, долженствовавшего проследовать через Самарскую тюрьму по пути в Николаевское исправительное арестантское отделение Пермской губернии. 31 того же июля им же получено было от начальника Астраханской тюрьмы отношение от 28 июля за № 4351 об освобождении из-под стражи содержавшегося в то время в Самарской тюрьме арестанта Василия Ярманова. Все эти три отношения оказались подложными, и, по заключению эксперта, написаны рукою Братищенко. Последний, по заявлению Ярманова, познакомился с ним во время совместного их препровождения в этапном порядке.

На основании этих данных Братищенко и Ярманов привлечены были в качестве обвиняемых в составлении подложных отношений об освобождении их из-под стражи, причем Братищенко признал себя виновным лишь в составлении подложных отношений о собственном освобождении, а Ярманов же не признал себя виновным.

Во время производства предварительного следствия Братищенко заявил, что он страдает головными болями и припадками беспамятства, вследствие чего он был подвергнут установленному в законе освидетельствованию в состоянии его умственных способностей и признан психически здоровым, а равно и совершившим приписываемое ему преступное деяние в состоянии психического здоровья.

Приговор Самарского окружного суда от 23 февраля 1905 года гласил, что Ярманов по первому своему делу осужден на вечную каторгу, и приговор о подлоге к тому присоединен. Братищенко вердиктом присяжных оправдан.

ЦГАСО, Ф-8, оп. 2, д. 2541.

Дело Самарского окружного суда по 3-му столу Уголовного Отделения о сыне статского советника Александре Николаеве Осипове, 47 лет, и мещанине Иване Николаеве Долгове, 37 лет, обвиняемых по 294 ст. Уложения о наказаниях. Начато 19 марта 1905 года.

Добавочный кондуктор самарских пассажирских бригад Тихон Владимиров в августе месяце 1902 года снял квартиру в городе Самаре на Полевой улице, в доме мещанина Ивана Николаева Долгова, заняв верхний этаж; с ним жила его жена Анна Владимирова; кроме того, они пустили к себе квартирантов – кондуктора Михаила Мельникова и конторщика статистического отделения Самаро-Златоустовской железной дороги Ивана Жданова. Нижний этаж дома занимали сами Долговы. Владимиров и Жданов замечали, что к Долгову ходит сын статского советника Александр Николаев Осипов. Сам Иван Долгов постоянно пьянствовал. Однажды Жданов спросил его мать, откуда он достает деньги на вино, и мать ответила, что сын ея связался с пропойцей Осиповым и вместе с ним занимается продажей проездных билетов, подделывая их.

Затем Иван Долгов подал просьбу о принятии его на службу на Восточно-Китайскую железную дорогу; получив оттуда приглашение, он говорил, что поедет туда и при этом показывал Жданову бланк железнодорожного служебного бесплатного билета зеленого цвета, подписанный за начальника службы движения старшим ревизором Соловьевым; рассказывая о предстоящей поездке Владимирову, Иван Долгов показывал ему билет на дорогу, в котором местом назначения уже была вписана станция Манчжурия; однако на Китайскую дорогу Долгов не поехал, и билет, по его словам, продал.

Под пьяную руку Иван Долгов стал рассказывать Владимирову, что он с Осиповым подделывает бесплатные разовые билеты железной дороги, переделывая их из старых или составляя вновь на бланках, которые достает через управление и службу движения железной дороги; подделанные билеты продавал пассажирам; для этого на вокзале предлагал купить билеты у него, и, найдя покупателя, составлял билет соответственно личности тех, кто по билету поедет.

28 декабря 1904 года полицией был произведен обыск в квартире Ивана Долгова, причем в книге не буфете был найден бланк разового бесплатного билета 3-го класса Самаро-Златоустовской железной дороги за № 46373, подписанный за начальника службы движения В. Соловьевым; цифра «2» в обозначении «1902 г.» оказалась переделанной из какой-то другой ранее там бывшей цифры; кроме того, у Долгова и его жены оказались разовые бесплатные билеты 3-го класса той же дороги.

Приговор Самарского окружного суда от 16 октября 1906 года: Осипова и Долгова отдать в исправительное арестантское отделение на восемь месяцев каждого.

ЦГАСО, Ф-8, оп. 2, д. 2702.

Дело Самарского окружного суда по 2-му столу Уголовного Отделения о башкире Яримухамете Абдулхаликове, 40 лет, обвиняемом по 294 ст. Уложения о наказаниях (подделка документов). Начато 29 мая 1905 года.

Летом 1904 года крестьянин Афанасий Наганов при свидетеле Гибадулле Сайхутдинове купил в городе Бугульме у неизвестного лица бурого жеребца, причем оказавшийся впоследствии башкиром Яримухаметом Абдулхаликовым выдал Наганову свидетельство на проданную лошадь. В этом свидетельстве значится, что оно выдано 17 марта 1903 года за № 13 от лица сельского старосты села Надеждинского Бирского уезда крестьянину того же села Ивану Иванову Зайцеву на продажу собственной его лошади, бурого жеребца. Свидетельство подписано сельским старостой Ширмахановым и писарем Китовым. Под подписями старосты и писаря на свидетельстве имеется оттиск мастичной печати того же сельского старосты. Впоследствии оказалось, что такого свидетельства Надеждинским сельским старостой не выдавалось, и означенные в нем лица Зайцев, Ширмаханов и Китов вымышленные.

Допрошенный в качестве обвиняемого Яримухамет Абдулхаликов виновным себя не признал, объяснив, что лошади Наганову не продавал и подложного свидетельства при этом не передавал.

Приговор Самарского окружного суда от 29 мая 1907 года: признать подсудимого виновным в преступлении, предусмотренном 294 ст. Улож. о наказ., и отдать его в исправительно-арестантское отделение на 8 месяцев.

ЦГАСО, Ф-8, оп. 2, д. 4023.

Дело Самарского окружного суда по 3-му столу Уголовного Отделения о мещанине Павле Семенове Набережнове, 53 года, обвиняемом по 294 и 296 ст. Уложения о наказаниях. Начато 12 июля 1905 года.

В мае 1904 года полицейский урядник 3 участка Бугурусланского уезда Королев, усомнившись в правильности приобретения лошади, гнедого мерина, находившегося в то время у крестьянина слободы Саврушской Бугурусланского уезда Павла Бурмистова, потребовал у него документ на лошадь. Бурмистров предъявил уряднику удостоверение от имени сельского старосты деревни Салиховой Каралкуповской волости Уфимского уезда Сахин-Гарея Калимуллина, выданное 19 июня 1902 года башкиру той же деревни Ягафару Мухаметрахимову на право продажи лошади, гнедого жеребца; к удостоверению приложен копотью оттиск печати того же сельского старосты. Удостоверение оказалось подложным, так как в деревне Салиховой вовсе нет башкир Сахин-Гарея Калимуллина и Ягафара Мухаметрахимова, а приложенный к удостоверению оттиск печати не имеет сходства с подлинной печатью салиховсого сельского старосты, и очевидно, сделан фальшивой печатью.

Представляя это удостоверение уряднику, Бурмистров объяснил, что лошадь с удостоверением он купил осенью 1902 года у своего зятя и односельца Дмитрия Клюшина, и что в то время лошадь была жеребцом.

Дмитрий Клюшин в свою очередь показал уряднику и при следствии, что лошадь с удостоверением он купил за 25 рублей весною 1902 года на базаре в городе Бугуруслане у известного Павла Семенова Набережнова, который постоянно живет в городе Белебее. По словам Клюшина, при покупке им лошади находился проживающий в гор. Бугуруслане на базарной площади крестьянин Иван Суханов. По этому поводу Суханов отозвался, что, может быть, он и присутствовал при покупке Клюшиным лошади, но этого не помнит, так как не знает ни Клюшина, ни Набережнова.

Эксперт показал, что подложное удостоверение написано рукою указанного Павла Семенова Набережнова, бугульминского мещанина.

Спрошенный в качестве обвиняемого в подлоге, Павел Набережнов не признал себя виновным, утверждая, что Дмитрию Клюшину лошади не продавал, и никакого удостоверения не передавал. Из дела видно, что Павел Набережнов уже два раза, в 1898 и 1900 годах, понес наказание за кражи.

Приговор Самарского окружного суда от 24 января 1906 года: отдать Набережнова в исправительно-арестантское отделение на один год и восемь месяцев.

ЦГАСО, Ф-8, оп. 2, д. 2820.

Дело Самарского окружного суда по 5-му столу Уголовного Отделения о крестьянах Прокофии Андрееве Козявкине, 35 лет, и Григории Дмитриеве Пожидаеве, 30 лет, обвиняемых в подделке документов. Начато 15 ноября 1905 года.

17 ноября 1904 года в селе Гамалеевка крестьянин Прокофий Козявкин уступил десятину своей земли на один посев односельцу Семену Панкову. По требованию Панкова Козявкин в тот же день передал ему удостоверение от имени сельского старосты села Гамалеевка о том, что он, Козявкин, уступил Панкову десятину земли на один посев. Панков это удостоверение показал своему грамотному сыну, который обнаружил, что удостоверение и печать на нем подложные, поскольку вместо печати на удостоверении имеется оттиск трехкопеечной монеты. Тогда Панков предъявил удостоверение сельскому старосте с. Гамалеевка Андрею Михайлову, и последний сказал, что подобного удостоверения он Козявкину не выдавал и свою печать не прикладывал.

Привлеченный к следствию в качестве обвиняемого Козявкин объяснил, что он передал свою землю на один посев Панкову, после чего пошел к сельскому старосте, чтобы получить у него удостоверение на передачу земли Панкову, но старосты дома не застал; между тем Панков без удостоверения не соглашался заплатить деньги за землю. Возвращаясь от старосты, он встретил своих односельцев Григория Пожидаева и Степана Федоровского, и попросил их написать ему удостоверение. Федоровский написал удостоверение от имени сельского старосты, а Пожидаев взял трехкопеечную монету, закоптил ее на пламени свечки и приложил к выписанному Федоровским удостоверению. Однако Федоровский не был привлечен к следствию, так как, по его словам, он не знал, что Козявкин использует его для совершения подлога, и что Пожидаев приложит к ней закопченную трехкопеечную монету.

Решением коллегии присяжных оба подсудимых признаны невиновными, так как подсудимые и потерпевший в процессе судебного заседания пришли к мировому согласию.

На следствии и суде обвиняемым было предъявлено обвинение по 294 ст. Улож о наказ. Приговор суда от 29 октября 1905 года: Козявкин и Пожидаев по суду оправданы.

ЦГАСО, Ф-8, оп. 2, д. 3047.

Дело Самарского окружного суда по 1-му столу Уголовного Отделения о лишенном всех прав состояния из крестьян Гильмане Туишеве, 60 лет, обвиняемом по 2 ч. 294 ст. Уложения о наказаниях. Начато 24 августа 1907 года.

Проживающий в г. Самаре и лишенный всех прав состояния Гильман Туишев был заподозрен полицией в составлении подложных расписок на краденых лошадей. Ввиду такого подозрения у Туишева околоточным надзирателем Пашковым 14 ноября 1906 года был произведен обыск, при котором было найдено: 1) 7 печатных бланков для расписок на продажу лошадей от имени оренбургского купца Морозова с помещенным на одном из этих бланков рукописных текстов расписки от 1 июня 1906 года за № 227 от имени оренбургского купца Василия Дмитриевича Морозова на продажу лошади Исалееву; 2) удостоверение от 3 ноября 1905 года от имени сельского старосты Любавского общества крестьянину Ивану Петрову Маркушину на продажу лошади, чалого мерина, с должностной мастичной печатью названного старосты; 3) чугунная печать сельского старосты Любавского общества; 4) жестяная коробка с гуттаперчевым шрифтом и подушка для штемпельной краски и куски резины с татарскими буквами на одном из них.

На произведенном по делу предварительном следствии обнаружилось, что в Оренбурге не имеется купца Морозова, и что эта фамилия, обозначенная в отобранном у Туишева печатном бланке, вымышленная. Печать же сельского старосты Любавского общества, найденная у Туишева, является подлинной печатью названного должностного лица, так как при экспертизе оказалось, что она дает точно такие же оттиски, какие имеются на подлиннике приговоров Любавского сельского общества от 7 и 22 января 1898 года. Печать эта была признана также и свидетелем Свидерским за подлинную печать Любавского сельского старосты, утраченную одним из бывших старост Гусевым.

Экспертизой почерка Туишева установлено, что отобранная у него расписка от имени купца Морозова от 17 июня 1906 года и удостоверение от имени сельского старосты Любавского общества от 3 ноября 1905 года были написаны его рукою.

Из имеющихся в деле сведений видно, что приговором Самарского окружного суда от 15 июня 1884 года Туишев был присужден к каторжным работам на 4 года и ссылке в Сибирь на поселение, а затем, согласно предписания Иркутской казенной палаты от 13 апреля 1905 года за № 4228, причислен снова к крестьянам Высококолковской волости Ставропольского уезда.

Привлеченный на предварительном следствии в качестве обвиняемого Гильман Туишев, не признавая себя виновным, показал, что, хотя расписки, найденные у него при обыске от имени Морозова и Любавского сельского старосты, написаны действительно им, но писал он их без всякой цели – из баловства; печать же сельского старосты и бланки нашла возле Самарки его жена.

Приговор Самарского окружного суда от 1 ноября 1907 года: заключить Туишева в тюрьму на восемь месяцев).

ЦГАСО, Ф-8, оп. 2, д. 4295.

Дело Самарского окружного суда по 1-му столу Уголовного Отделения о мещанах Алексее Илларионове Сорокине, 30 лет, и Константине Александрове Новокрещенове, 25 лет, обвиняемых в подделке документов. Начато 14 августа 1908 года.

В первых числах декабря 1907 года из Самарской почтовой конторы были выданы денежные переводы, полученные на имя служителей Самарской губернской земской управы: Вырыпаева – 15 рублей, Андреевой – 41 рубль, и Кривопаловой – 12 рублей. Выдачи переводов были произведены на основании удостоверительной надписи о личности получателя на повестке, адресованной на имя Вырыпаева, и доверительной надписи на двух остальных повестках, засвидетельствованных подписью члена управы Трипольского и приложением оттиска мастичной управской печати. Лицо, получившее деньги по переводам, адресованным Андреевой и Кривопаловой, именовалось в доверительных надписях Василием Помяковым.

11 декабря 1907 года подозреваемый, именующийся Василием Помяковым, предъявил в почтовой конторе повестку на получение перевода на 24 руб. 48 коп. на имя служащего земства Салагина с доверительной надписью последнего, засвидетельствованной подписью члена управы Ромодановского. По задержании последнего он оказался мещанином гор. Елабуги Сорокиным. Как оказалось, мастичная печать из управы была похищена слесарем управы мещанином Новокрещёновым.

На следствии и суде обвиняемым было предъявлено обвинение по 1 ч. 294 ст. Улож. о наказ. Приговор Самарского окружного суда от 2 октября 1908 года: Сорокина считать по суду оправданным, Новокрещёнова отдать в исправительное арестантское отделение сроком на один год.

ЦГАСО, Ф-8, оп. 2, д. 5261.

Дело Самарского окружного суда по 2-му столу Уголовного Отделения о крестьянине Якове Исаеве Юрикове, 23 лет, обвиняемом в подделке документов по 294 и 296 ст. Улож. о наказ. Начато 6 апреля 1909 года.

В июне 1908 года в Бугульминском уезде Самарской губернии был задержан за кражу лошади и сбыт ея по подложной расписке крестьянин дер. Алтуниной, Четырлинской волости, Бугульминского уезда, Самарской губернии Яков Исаев Юриков. Полицейский урядник вышеупомянутой волости Артемьев припомнил, что зимой 1907 года тот же Юриков распродал пять лошадей. Заподозрив, что эти лошади похищены и сбыты по подложным удостоверениям, Артемьев произвёл розыск лошадей, и одну из них, карюю матку, нашёл у крестьянина дер. Алтуниной Василия Савоськина. Последний представил эту лошадь и расписку, которая вместе с лошадью была передана Яковом Юриковым первому покупателю лошади. Эта расписка показалась подозрительной уряднику, так как почерк на ней похож был на хорошо известный почерк руки Якова Юрикова.

На полицейском дознании Яков Юриков объяснил полицейскому надзирателю Головину, который в почерке расписки узнал руку Якова Юрикова, что вышеупомянутую лошадь вместе с этой распиской он, Юриков, купил на базаре в селе Пономарёвке Бугурусланского уезда у неизвестного цыгана.

Осмотром на предварительном следствии вышеупомянутого удостоверения установлено, что написано от имени сельского старосты села Булановки, Белоозёрской волости, Оренбургской губернии и уезда на продажу собственной лошади карей матки, крестьянином Павлом Ивановым. Под удостоверением имеется подпись сельского старосты Калера и писаря Павлова. Кроме того, на удостоверении приложена мастичная печать названного старосты.

Экспертизой на предварительном следствии почерков, которым написано вышеупомянутое удостоверение, и почерка руки Якова Юрикова, а также подлинной печати Булановского сельского старосты с оттиском печати на удостоверении установлено: 1) что ввиду разительного сходства в начертании, как отдельных букв, так и целых слов, эксперты с достоверностью заключают, что удостоверение от имени Булановского сельского старосты написано рукой Якова Юрикова; 2) что оттиск печати на вышеупомянутом удостоверении сделан подложной печатью.

Допрошенные на предварительном следствии свидетели: сельский староста села Булановки Скибин и сельский писарь Росляков удостоверили, что в их обществе никогда не было крестьян Павла Иванова, сельского старосты Калера и писаря Павлова.

Привлечённый и допрошенный на следствии в качестве обвиняемого крестьянин Яков Юриков, признавая себя виновным, объяснил, что вышеозначенное удостоверение написал он собственноручно, что лошадь куплена у неизвестного цыгана, который передал ему чистый бланк и приложенной ему печатью и диктовал ему текст расписки. Эту лошадь он и сбыл в числе других с упомянутым удостоверением.

На следствии и суде Юрикову было предъявлено Приговор суда от 11 мая 1909 года: Юрикова отправить в исправительное арестантское отделение сроком на три года.

ЦГАСО, Ф-8, оп. 2, д. 6038.

Дело Самарского окружного суда по 2-му столу Уголовного Отделения о крестьянине Ахмедхафизе Мухаммедове Максютове, 32 года, обвиняемом в подделке документов. Начато 31 января 1911 года.

Крестьянин деревни Старой Иштеряковой, Кузайкинской волости, Бугульминского уезда, Самарской губернии Ахмедхафиз Мухаммедов Максютов в начале 1908 года перед Самарским губернским правлением возбудил ходатайство об определении его на должность первого муллы соборной мечети деревни Старой Иштеряковой в звании имама, мугаллима и хатыпа, представив в подтверждение своего права на это звание свидетельство Оренбургского магометанского духовного собрания от 1 марта 1906 года за № 1120, подписанное председателем и членами этого собрания, и удостоверяющее, что ему, Максютову, было произведено испытание в знании правил магометанской религии, и он «оказался быть способным имамом, мугаллимом и хатып».

Так как слова «и хатып» не были согласованы с предыдущими, и были написаны малограмотным почерком, не сходным с почерком текста свидетельства, то было приступлено к проверке подлинности последнего, и из показаний подписавших свидетельство Сулеймана и Нурмухамета Мамлеевых и Ганиатуллы Капкаева выяснилось, что Максютов на испытании Магометанским духовным собранием был признан способным быть только имамом и мугаллимом, и что в выданном Максютову свидетельстве по сему предметы за № 1120 приписка о способности Максютова быть ещё и «хатып» подложна, и сделана, по-видимому, уже после выдачи Максютову означенного свидетельства. Вместе с тем выяснилось также, что звание хатыпа даёт преимущество старшинства в приходе и сопряжённое с ним большее уважение и более щедрое вознаграждение за требы по сравнению с имамом и мугаллимом со стороны прихожан.

По поводу описанного Максютов на дознании объяснил, что указанное свидетельство он представил в том виде, в каком таковое ему было выдано Духовным собранием, что о существовании в свидетельстве приписки «и хатып» он узнал только после представления свидетельства в Самарское губернское правление, и подложна ли эта приписка, и когда и как таковая сделана, ему неизвестно.

Допрошенный на следствии как свидетель Максютов показал, что, кто прибавил в выданном ему Магометанским духовным собранием свидетельстве слова «и хатып», ему неизвестно, что слова эти он видел уже написанными в свидетельстве при получении последнего в Духовном собрании от какого-то писаря, и был очень рад, что оказался удостоенным звания хатыпа.

При производстве экспертизы сличения почерка, коим написаны в свидетельстве слова «и хатып» с несомненным почерком Ахмедхафиза Максютова, эксперты пришли к заключению, что упомянутые слова «и хатып» в свидетельстве написаны рукой Максютова.

Привлечённый к следствию в качестве обвиняемого Максютов виновным себя не признал и дал такие же показания, что были даны им на допросе в качестве свидетеля.

На следствии и суде Максютову было предъявлено обвинение по 294 ст. Улож. о наказ. Решением коллегии присяжных Максютов в связи с мировым согласием, заключённым им с советом мечети, был признан невиновным. Приговор Самарского окружного суда от 5 сентября 1911 года: Максютова считать по суду оправданным.

ЦГАСО, Ф-8, оп. 2, д. 7026.

Дела о подделке клейм

Дело Самарского окружного суда по 1-му столу Уголовного отделения о крестьянах Иване Сергееве Лопаткове, 26 лет, Елене Андреевой Лопатковой, 22 лет, Александре Павлове Толстове 28 лет, и Науме Васильеве Сакунове, 22 лет, обвиняемых по 13 и 1 ч. 1395 ст., 977 ст. Улож. о наказ. Начато 23 июня 1907 года.

25 августа 1906 года в 4-ю полицейскую часть г. Самары был доставлен задержанный жандармской полицией на станции Самара неизвестного звания подозрительный мужчина, представивший паспорт, выданный Ямборским волостным правлением Шацкого уезда Тамбовской губернии на имя крестьянина Михаила Григорьева Паненкова. При допросе в полиции назвавшийся Паненковым заявил околоточному надзирателю Кудряшову, что в действительности он крестьянин Тагутуевской волости и села Иркутского уезда и губернии Наум Васильев Сакунов, и что, познакомившись в Иркутске с крестьянами Иваном и Еленой Лопаткиными, Александром Толстовым и Михаилом Шардиным, он поехал с ними по железной дороге; Шардин от них дорогой отстал, а с Лопаткиными и Толстовым он приехал в Самару, причем его спутники, имея пробирное клеймо, накладывали на медные часы и кольца фальшивую пробу и продавали эти вещи в разных местах под видом золотых.

По обыску, произведенному в номере, занимаемом Лопаткиными, Толстовым и Сакуновым в гостинице Медведкина, обнаружилось, что все эти лица помещались вместе в одном номере, причем в вещах Лопаткова и Толстова были найдены часы открытые и глухие, с цепочкой, 10 колец, брошь, два кольца в виде перстней, наковальня с клеймом в виде подковы, трехгранный подпилок, круглая железка, молоток и железнодорожный ключ, а в вещах Елены Лопатковой оказалось пробирное клеймо, на котором была выбита проба «56» и якорь. На всех вещах, отобранных при обыске в номере, занимаемом Лопатковым, Толстовым и Сакуновым, была оттиснута в виде пробы цифра «56» и якорь.

Допрошенный при дознании помощником пристава Козыркиным Лопатков сознался, что фальшивое пробирное клеймо принадлежит ему, и что в Самаре вместе с товарищами Толстовым и Сакуновым он накладывал это клеймо на разные медные вещи.

Произведенной на предварительном следствии экспертизой установлено, что 12 колец, брошь, двое часов с цепочкой, отобранных в номере, занимаемым Лопатковыми и другими – медные; пробы же, имеющиеся на всех этих вещах, наложены отобранным у Лопатковой так называемым «именником», сделанным из железной палочки, на одном конце которой вырезана цифра «56» и якорь. Оказавшиеся при обыске наковальня, круглая железка, известная под названием «ригеля», трехгранный подпилок и молоток, по мнению экспертизы, являются инструментами, необходимыми при наложении на ювелирные вещи клейм.

Из имеющихся в деле сведений видно, что представленный в удостоверении своей личности Сакуновым паспорт действительно 5 августа 1906 года за № 1139 был выдан Ямбурским волостным правлением крестьянину дер. Ямбурной Михаилу Иванову Паненкову, у которого документ этот пропал на станции Челябинск. Личность же Сакунова была установлена на предварительном следствии его родными.

Привлеченные на предварительном следствии в качестве обвиняемых Иван Лопатков и Александр Толстов не признали себя виновными в подделке фальшивого клейма и наложении его на отобранных в их номере медных вещах, а Елена Лопаткова – в укрывательстве этого преступления, и показали: Иван Лопатков – что медные вещи с фальшивой пробой и пробирная палочка были куплены в Иркутске Толстовым; палочку эту Толстов потерял, и она была найдена и спрятана Еленой Лопатковой; Толстов – что вещи и фальшивое клеймо он с товарищами купил в Иркутске, но сами они клейма не ставили и вещи не продавали; Елена Лопаткова – что фальшивое клеймо она нашла в вагоне, и затем у нее взял его Толстов; пробы на медные вещи в Самаре при ней никто не клал, но муж ея с товарищами для чего-то запирался в номере. Наум же Сакунов, не признавая себя виновным в подделке клейма, сознался лишь в проживании по чужому паспорту и объяснил, что паспорт этот он купил у неизвестного лица в Челябинске, и что при нём в Самаре Лопатков с Толстовым накладывали клейма на медные вещи, а затем клеймо это спрятала Лопаткова.

Приговор Самарского окружного суда от 15 апреля 1908 года: Сакунова отправить на заключение в исправительном арестантском доме на три года и шесть месяцев, Лопаткова, Лопаткову и Толстова считать по суду оправданными ввиду недостатка доказательств.

ЦГАСО, Ф-8, оп. 2, д. 4291.

Дело Самарского окружного суда по 5-му столу Уголовного Отделения о крестьянине Акиле Никитине Фурсове, 35 лет, обвиняемом в обмане покупателей. Начато 10 марта 1908 года.

11 марта 1907 года в гор. Бузулуке крестьянин Григорий Анфиногенов Абрамов купил в лавке торговавшего по документам четвертого разряда крестьянина Акила Никитина Фурсова пуд соли; его товарищ Яков Зюкин, узнав, что соль он купил у Фурсова, высказал ему предположение, что тот, по всей вероятности, его обвесил, так как за месяц до этого он сам покупал у Фурсова 1 ½ пуда соли, а когда приехал домой и перевесил ее, то у него не хватило 12 фунтов. Ввиду этого Абрамов и Зюкин вернулись к Фурсову, проверили имевшиеся у него в лавке весы и гири, причем оказалось, что и те, и другие неправильны. Они заявили об этом полиции, и городовой Сарафанов отобрал у Фурсова 2 гири – в 2 пуда и в 10 фунтов, и весы; когда Фурсов был отправлен Сарафановым в полицию, то дорогой он просил замять дело, и наедине сознался, что уже лет восемь обвешивал покупателей неправильными гирями.

По осмотру отобранных у Фурсова гирь и весов оказалось, что таковые установленных клейм не имеют, и в гире 2-пудового веса до 2-х пудов не хватает 81 золотника. Допрошенный при следствии в качестве обвиняемого Акила Никитин Фурсов не признал себя виновным.

Приговор Самарского окружного суда от 18 апреля 1909 года: Фурсова подвергнуть денежному взысканию в размере 10 рублей, с заменой его при несостоятельности арестом при полиции сроком на три дня.

ЦГАСО, Ф-8, оп. 2, д. 5083.

Дела о подделке печатей

Дело Самарского окружного суда по 5-му столу Уголовного Отделения о лишенном по суду всех особенных прав и преимуществ крестьянине Матвее Васильеве Минееве, 41 года, крестьянине Иване Матвееве Минееве, 19 лет, и крестьянине Иване Григорьеве Ширяшкине, обвиняемых: первые двое – в кражах, подлоге и подделке должностной печати, а последний – в покупке заведомо краденого, обвинение по 1 ч. 1655, 4 степ. 31, 2 п. 1659, 3 степ. 31, 2 ч. 294, 5 степени 312, 1 ч. 295, 2 степ. 31, 1 ч. 975, 149, 1 степ. 38 и 152 ст. Уложения о наказаниях.

1 июля 1891 года полицейским урядником 16-го участка Бузулукского уезда Кормушиным проводилась проверка сведений о преступной деятельности в таборе Минеевых. Завидев урядника, Матвей Минеев бросился бежать, но все же был задержан Кормушиным. Из кармана его штанов при понятых было извлечено подложное удостоверение от имени сельского старосты Ивановского, Оренбургского уезда, на продажу крестьянином Даниилом Тихоновым саврасого мерина, с приложенным к этому удостоверению оттиском фальшивой печати названного сельского старосты, и семь четвертушек чистой бумаги с приложенными к ним оттисками фальшивых печатей, к трем – сельского старосты Троицкого Бузулукского уезда, еще к четырем – того же Ивановского. Иван Матвеев тут же сознался, что означенные фальшивые печати он вместе со своим отцом собственноручно вырезал на аспидной доске в с. Логачёвке, и что подложную расписку писал его отец дней 5 назад в трактире Евграфова в Бузулуке, он же, Иван Минеев, и прикладывал эти печати к бумаге. Он же признался, что саврасого мерина он вместе с отцом своим 2 недели назад похитил на выгоне близ с. Борское, и что, кроме этой лошади, они с отцом около 3-х недель назад похитили сивого мерина у с. Грачевки Бузулукского уезда, которого затем продали крестьянину с. Сорочинского Ширяшкину. Отец Ивана, Матвей Минеев, показания своего сына вполне подтвердил. Равным образом крестьянин Ширяшкин сознался в покупке сивого мерина как уряднику Кормухину, так и приставу 3-го стана.

Допрошенные в качестве обвиняемых Матвей Минеев виновным себя признал, а Иван Минеев и Иван Ширяшкин не признали.

Приговор суда от 10 марта 1892 года: Матвея Минеева направить в арестантское отделение на 3 года и 3 месяца, Ивана Минеева заключить в тюрьму на три года, Ивана Ширяшкина подвергнуть аресту при местном земском арестном доме на три месяца.

ЦГАСО, Ф-8, оп. 2, д. 1530.

Дело Самарского окружного суда по 1-му столу Уголовного Отделения о лишенном уже по суду прав и преимуществ мещанина Федора Герасимова Бобкова, 40 лет, и жены его Агафьи Васильевой Бобковой, 35 лет, за подделку печати. Начато 5 декабря 1891 года.

30 сентября 1890 года бывшим околоточным надзирателем Муратовским в Самаре были задержаны по подозрению в незаконном приобретении лошадей лишенный уже по суду всех особенных прав Федор Герасимов Бобков и жена его Агафья Васильева Бобкова. При этом в то время, когда Муратовский с полицейскими служителями явился на двор занимаемой Бобковыми квартиры, Агафья Бобкова бросилась в избу и сунула под подушку постели три чистых листа бумаги, на которой имелись оттиски печати Канаевского сельского старосты. Листки эти были отобраны от Бобковой, причем на вопросы Муратовского Федор Бобков отозвался, что он будто бы ничего не знает, откуда жена его получила эти листки, а сама Агафья Бобкова заявила, что она получила их от крестьянина Артемия Коновалова. Однако допрошенный при дознании Артемий Коновалов не подтвердил сделанную на него Агафьей Бобковой ссылку.

По расследовании же было обнаружено, что: 1) печати сельского старосты, приложенные к листкам, отобранным у Агафьи Бобковой – подложные; и 2) Федор Бобков был уже ранее замечен в употреблении подложных с фальшивыми печатями расписок на лошадей, и, между прочим, дважды за подобные подлоги понес уже наказания по суду.

Спрошенные при следствии, первоначально в качестве свидетелей, а затем привлеченные в качестве обвиняемых Федор Герасимов и Агафья Васильева Бобковы, отрицая всякое участие свое в подделке печати, оказавшейся на найденных у Агафьи Бобковой листках, объяснили: Федор Бобков – что он только слышал от жены, будто бы она получила отобранные у нее листки с печатями в деревне Нестеровке от какого-то неизвестного ему, Бобкову, человека, но сам он ничего про эти листки не знал и не знает; а Агафья Бобкова – что эти листки ей дал в деревне Нестеровке неизвестный человек, назвавшийся Михаилом Ивановичем, причем он думала, что это – просто бумага для курения. Но таковые объяснения Бобковых остались совершенно голословными.

На следствии и суде Бобковым было предъявлено обвинение по 2 ч. 296 и 5 степ. 31 ст. Улож. о наказ. Приговор суда от 15 сентября 1892 года: Федора Бобкова отдать в исправительное арестантское отделение сроком на 1 год и 3 месяца, а Агафью Бобкову поместить в тюрьму сроком на один год и три месяца.

ЦГАСО, Ф-8, оп. 2, д. 1117.

Дело Самарского окружного суда по 2-му столу Уголовного Отделения о крестьянине Хатыпе Земалетдинове, 18 лет, обвиняемом в подделке печати по 2 ч. 296 ст. Улож. о наказ. Начато 24 июня 1910 года.

В сентябре 1909 года в деревне Амировой Бугульминского уезда полицейский урядник Тихонов производило поиск в доме крестьянина названной деревни Земалетдинова вещей, похищенных у крестьянина Валиуллина. При осмотре амбара с хлебом, в сусеке с полбой, найдена была сделанная из камня печать какого-то сельского старосты. В том же амбаре, в ящике того же Землетдинова, найдены были два листка бумаги с оттисками, по-видимому, той же каменной печати, но без словесного текста этой печати. Сын Земалетдинова, Хатып, после некоторого запирательства, сознался, что печать сделал он из камня известняка, и слова на ней выскабливал шилом. Эту печать он снимал с оттиска какой-то должностной печати, которая была приложена к расписке на лошадь, бывшей у него; расписку же эту он, Хатып, утерял. Печать делал с целью прикладывать её к распискам на лошадей.

Осмотром на предварительном следствии отобранных у Земалетдинова печати и листков бумаги с оттисками ея установлено: 1) что печать вырезана на известковом камне, восьмигранной формы, из текста можно разобрать лишь следующие слова: «Печать сельского старосты, деревни Татарской Еланского общества…», буквы расположены неправильно и неровно; 2) что на упомянутых листках бумаги сделаны оттиски этой печати, но в то время, когда не ней ещё не было слов текста.

Допрошенный на предварительном следствии в качестве обвиняемого Хатып Земалетдинов, не признавая себя виновным, объяснил, что печать с листками бумаги он нашёл на дороге в кисетике, и бросил её как ненужную вещь, а листочки спрятал, так как это всё-таки бумага, и что сознавался в подделке этой печати потому, что его принуждали к этому, и что, наконец, он, обвиняемый, неграмотный.

Дополнительным полицейским дознанием выяснилось, что упомянутого «Татарского Еланского общества» ни в Бугульминском уезде, ни в соседних уездах нет; что Хатып Земалетдинов при своём сознании полицейскому уряднику Тихонову объяснил, сто русскую грамоту он изучал самоучкой в 1909 году, и может писать немного по-русски.

Приговор Самарского окружного суда от 25 ноября 1910 года: Земалетдинова заключить в тюрьму сроком на два месяца.

ЦГАСО, Ф-8, оп. 2, д. 6530.

Дело Самарского окружного суда по 3-му столу Уголовного Отделения о крестьянине Иване Васильеве Мотине, 55 лет, обвиняемом в подделке документов и печатей по 1 и 2 ч. 294 и 1 ч. 296 ст. Улож. о наказ. Начато 3 ноября 1910 года.

В конце июня 1909 года до сведения пристава 5-го стана Бугурусланского уезда дошло, что проживающий в селе Чувашском Сарай-Гире, Бугурусланского уезда, крестьянин Иван Васильев Мотин занимается изготовлением поддельных печатей от имени разных должностных лиц, и снабжает конокрадов поддельными расписками, необходимыми для сбыта краденых лошадей. Для проверки этих слухов, и для расследования самого дела приставом был командирован в село Сарай-Гир полицейский урядник Назаров, который, явившись к Мотину под видом конокрада, уговорил последнего написать для него расписки на трёх будто бы похищенных лошадей. Приехав в условленное время за обещанными расписками, Назаров, однако, не получил таковых от Мотина, который на этот раз почему-то догадался, что имеет дело не с конокрадом, а с переодетым урядником. Тогда Назаров, открыв Мотину своё настоящее звание, арестовал его, причём по дороге в квартиру пристава, куда он его повёз, Мотин сознался, что он уже в течение 10 лет занимается изготовлением поддельных печатей, и что у него в настоящее время есть три таких печати, из которых две – от имени сельских старост села Назаровки, Оренбургского уезда, и Каменки, Белебеевского уезда, он тут же выдал Назарову.

В первых числах июля того же года для нового обыска в квартире Мотина становым приставом были командированы урядники Мартемьянов и Тарасов, которые в сенях при квартире Мотина обнаружили три поддельные печати, вырезанные на камнях и завернутом в полотняном мешочке, причём при осмотре этих печатей оказалось, что они уже были в употреблении, судя по оставшемуся на них налёту мастики синего цвета. Кроме того, на дворе в крапиве было найдено три подложных удостоверения с приложенными к ним оттисками подложных же печатей, написанные, по словам Мотина, по поручению урядника Назарова, явившегося к нему первоначально под видом конокрада.

При допросе урядником Мартемьяновым Мотин сознался последнему, что он написал массу подложных расписок на краденых лошадей разным лицам, и продавал подделанные им печати, на каковые средства только и существовал, причем одну из таких печатей, по его словам, продал некоему татарину Шарипу, проживающему в деревне Исланбан.

Для производства в этой деревне розысков явился в дом названного Шарипа урядник Тарасов, переодетый в крестьянское платье, и, выдавая себя за конокрада, просил отца Шарипа написать ему расписки для сбыта краденых лошадей. Когда к написанным распискам была приложена вынутая из сундука женою Шарипа какая-то вырезанная на камне печать, то Тарасов, выйдя во двор, переоделся в форменное платье, и с револьвером в руках вернулся в избу для арестования татар, но последние оказали ему сопротивление, в результате коего Тарасов, выстрелив в упор в отца Шарипа и убив его, принуждён был спастись бегством от разъярённой толпы собравшихся на улице татар, вследствие чего печать, бывшая в доме Шарипа, осталась не разысканной.

Осмотром отобранных у Мотина печатей обнаружено, что все пять печатей вырезаны из мягких известковых камней разной формы, и содержат следующие тексты: «Сельский староста села Назаровки Курупчатовской волости Оренбургского уезда», «Сельский староста села Каменки, Васильевской волости, Белебеевского уезда», «Антоновский сельский староста, Белебеевского уезда», «Печать Царь-Никольской станицы, Уральской волости», и с таким же текстом печать другой формы.

Сличением текста и оттисков печатей, отобранных у Мотина, с подлинными печатями тех же должностных лиц установлено, что все печати эти поддельны, сделаны из мягкого известняка, и текст их вырезан каким-либо острым колющим орудием в виде шила.

При осмотре трёх подложных удостоверений, найденных урядником во дворе Мотина, оказалось, что таковые составлены от имени сельских старост сёл: Каменки, Васильевской волости, Белебеевского уезда, на имя крестьянина Никандра Владимирова; Назаровки, Курупчатовской волости, Оренбургского уезда – на имя крестьянина Михаила Чурсина; и от имени Царь-Никольского станичного начальника, Уральской области – на имя казака Ульяна Николаевича Котельникова.

Кроме этих трёх подложных расписок, заготовленных Мотиным, по его заявлению уряднику Мартемьянову, по поручению являвшегося к нему под видом конокрада переодетого урядника Назарова, полицией были отобраны у разных лиц, не представивших, однако, никаких данных к обнаружению виновных в передаче, ещё четыре подозрительные расписки с почерком, похожим на почерк Мотина, и печатями, сходными с теми, которые у него были обнаружены при двух обысках.

Осмотр этих последних расписок выяснил, что таковые составлены на продажу лошадей: 1) 10 марта 1908 года от имени станичного начальника Царь-Никольской станицы, Уральской области, казаком Ульяном Котельниковым; 2 и 3) 27 июня 1908 года и 8 июля 1909 года от имени старосты села Назаровки, Оренбургского уезда – крестьянами Николаем Ивановым Черновым и Михаилом Николаевым Зуевым; и 4) от 4 марта того же года от имени старосты села Ивановского, Бугульминского уезда – крестьянином Никанором Николаевым, причем все эти удостоверения снабжены оттисками печатей подлежащих должностных лиц.

Сличением несомненного почерка Мотина, заподозренного в составлении всех семи подложных расписок, с почерком, коим написаны их тексты, установлено, что все семь расписок написаны именно его рукою, а экспертизой оттисков, приложенных на подложных удостоверениях – должностных печатей установлено, что все эти оттиски сделаны именно теми печатями, которые были обнаружены у Мотина, за исключением печати Ивановского сельского старосты, каковой у него не оказалось. Однако и по поводу оттиска этой последней печати эксперт дал заключение, что оттиск этой печати, приложенной на удостоверении, весьма схож с оттисками, которые дают найденные у Мотина заведомо поддельные печати, судя по форме букв и способу их начертания.

Из имеющихся в деле сведений видно, что крестьяне Владимиров, Чернов, Зуев, Николаев и казак Ульян Котельников, на имя коих значатся выданные удостоверения, являются лицами вымышленными, не существующими.

Допрошенный на предварительном следствии в качестве обвиняемого Иван Васильев Мотин признал себя виновным как в подделке отобранных у него при обысках печатей, так и в составлении поддельных удостоверений на лошадей и приложении к таковым удостоверениям подложных печатей должностных лиц, причё1м объяснил, что печати он делал из мягкого камня, обтачивая их ножом, и вырезая буквы текста шилом. Некоторые печати он продал разным лицам, другие выбросил. Продал, например, одну печать татарину Шарипу, но какую именно – не помнит. Кроме того, по просьбе разных лиц, ему неизвестных, и назвать которых он не может, он писал заведомо фальшивые расписки на продажу лошадей, и прикладывал к таковым распискам печати своего изготовления. Делал он это обыкновенно за деньги, а подчас и просто за водку. Все семь расписок, имеющихся в деле, написаны его рукою, и на них имеются оттиски им же изготовленных поддельных печатей, причём печать старосты села Ивановского Бугульминского уезда, оттиск которой имеется на удостоверении от имени названного старосты, им же подделанную, он сам уничтожил, разбив её молотком.

Приговор Самарского окружного суда от 20 января 1911 года: лишить Мотина всех особенных прав и преимуществ и отдать его в исправительное арестантское отделение сроком на три года.

ЦГАСО, Ф-8, оп. 2, д. 6905.

Литература

150 лет Самарской губернии (цифры и факты). Статистический сборник. Под ред. Г.И. Чудилина. Самара, Самарский дом печати. 2000. :1-408.

Вермуш Г. Аферы с фальшивыми деньгами. М.: Международные отношения, 1998.

Джеймс П., Торп Н. Древние изобретения. Мн.: Попурри, 1997. 461 с.

Елшин А.Г. 1918. Самарская хронология. Тип. Губернского земства. Самара. :1-52.

Ерофеев В.В., Чубачкин Е.А. 2007. Самарская губерния – край родной. Т. I. Самара, Самарское книжное изд-во, 416 с., цв. вкл. 16 с.

Ерофеев В.В., Чубачкин Е.А. 2008. Самарская губерния – край родной. Т. II. Самара, изд-во «Книга», - 304 с., цв. вкл. 16 с.

Зашита денежных знаков: прошлое, настоящее. Департамент экономического развития, торговли и труда Курганской области. 2012.

Земля самарская. Очерки истории Самарского края с древнейших времен до победы Великой Октябрьской социалистической революции. Под ред. П.С. Кабытова и Л.В. Храмкова. Куйбышев, Куйб. кн. изд-во. 1990. :1-320.

Легенды и были Жигулей. Издание 3-е, перераб. и доп. Куйбышев, Куйб. кн. изд-во. 1979. :1-520.

Матвеева Г.И., Медведев Е.И., Налитова Г.И., Храмков А.В. 1984. Край самарский. Куйбышев, Куйб. кн. изд-во.

Наякшин К.Я. 1962. Очерки истории Куйбышевской области. Куйбышев, Куйб. кн. изд-во. :1-622.

Некрасов В.Ф., Полубинский В.И. МВД России: Энциклопедия. — М.: Олма-Пресс. 2002. С. 553.

Попов Ф.Г. Летопись революционных событий в Самарской губернии. 1902-1917. Под ред. Проф. К.Я. Наякшина. Куйбышев. Куйб. кн. изд-во. 1969

Сыркин В., Храмков Л. 1969. Знаете ли вы свой край? Куйбышев, Куйб. кн. изд-во: 1-166.

Углеева Е.Ю. Способы подделки и защиты бумажных денежных знаков: история и современность. // Юридическая наука и практика. Вестник Нижегородской академии МВД России. 2011. № 1(14). С. 411-415.

Храмков Л.В. 2003. Введение в самарское краеведение. Учебное пособие. Самара, изд-во «НТЦ».

Храмков Л.В., Храмкова Н.П. 1988. Край самарский. Учебное пособие. Куйбышев, Куйб. кн. изд-во. :1-128.

Просмотров: 3625