Древнейшая профессия. 1925 год

Международные события года

30 мая 1925 года муниципальная полиция в Шанхае (Китай) расстреляла демонстрацию рабочих и студентов, протестовавших против произвола на текстильных фабриках, которые принадлежали японским владельцам. В этот день было убито 10 человек, и ещё свыше 160 арестовано. А началом массовых выступлений считается 15 мая, когда японец, сын управляющего одной из фабрик, убил молодого рабочего-коммуниста Гу Чжэн-хуна. После этого забастовали рабочие ещё нескольких фабрик. Вскоре по инициативе Китайской коммунистической партии в Шанхае развернулось движение солидарности. Похороны Гу Чжэн-хуна вылились в большую антиимпериалистическую демонстрацию рабочих, студентов и других демократических слоев населения. 1-2 июня 1925 года в Шанхае началась всеобщая забастовка, в которой участвовало примерно 200 тысяч рабочих, 50 тысяч студентов и учащихся средних школ, где прекратились занятия, а подавляющее большинство торговцев закрыли свои лавки. Японские товары бойкотировались. Тогда же был создан Генеральный совет профсоюзов Шанхая во главе с коммунистами, объединивший рабочих 108 иностранных и 11 китайских предприятий. В контакте с ним действовали Объединенный союз студентов и Союз торговцев. Так зарождалось «движение 30 мая», ставшее в итоге началом китайской революции 1925-1927 годов.

 

10 июля 1925 года в суде городка Дейтон (штат Теннесси, США) началось рассмотрение дела в отношении школьного учителя Джона Скоупса, который преподавал детям эволюционную теорию Дарвина, хотя это было запрещено законом штата, принятым 23 марта того же года. В историю этот случай вошёл под названием «Обезьяний процесс». На слушания прибыло множество журналистов, в том числе даже из Гонконга. Сам городок в дни судебного процесс напоминал праздничную ярмарку, на которой торговцы пытались продать приезжим продукты, сувениры и религиозную литературу. Прямо напротив здания суда был вывешен плакат: «Читайте Библию каждый день!» Обвинителем стал Уильям Дженнингс Брайан, ранее трижды выдвигавшийся демократами на пост президента, убежденный евангелист, причастный к запрету на преподавание дарвиновской теории. Его оппонентом был Кларенс Сьюард Дэрроу, знаменитый уголовный адвокат, спасший от смертной казни 50 убийц, и лишь один раз проигравший процесс. В итоге слушания свелись к дуэли этих юристов. Несмотря на весомые аргументы в пользу обвиняемого, жюри присяжных всё же признало Скоупса виновным, и 21 июля суд оштрафовал его на 100 долларов. Это было минимальное наказание, предусмотренное законом в подобных случаях. Однако Верховный суд штата Теннесси этот отменил приговор по формальным основаниям, а новых слушаний по делу не проводилось.

 

18 октября 1925 года французский военный флот начал обстрел Дамаска, где в это время разрасталось восстание против французских оккупантов. К тому моменту Сирия уже более пяти лет была подмандатной территорией Франции, которая получила эту страну в своё подчинение по итогам конференции стран Антанты, проходившей в апреле 1920 года в итальянском городке Сан-Ремо и узаконившей контроль государств-победителей в Первой мировой войне над остатками распавшейся Османской империи. За пять лет оккупации Сирии здесь возникло национально-освободительное движение, которое в октябре 1925 года подняло восстание против владычества Франции. Обстрел Дамаска французским флотом продолжался до 20 октября, в результате чего погибло 5 тысяч сирийцев, а лидеры движения вместе с основными силами покинули город. Окончательно восстание в Сирии французы смогли подавить только в 1927 году.

 

11 ноября 1925 года американский физик Роберт Милликен объявил об открытии им космических лучей. Так в науке впоследствии стали называть элементарные частицы и ядра атомов, которые движутся с высокими энергиями в космическом пространстве. Впервые указание на возможность существования ионизирующего излучения внеземного происхождения было получено ещё в начале XX века в опытах по изучению проводимости газов. Электрический ток, внезапно возникающий в газе от неизвестной причины, долгое время ничем не удавалось объяснить, в том числе ионизацией, возникающей от естественной радиоактивности Земли. Наблюдаемое во многих опытах непонятное излучение оказалось настолько проникающим, что в ионизационных камерах, даже экранированных толстыми слоями свинца, все равно наблюдался остаточный ток. В 1911—1912 годах был проведен ряд экспериментов с ионизационными камерами на воздушных шарах, и было обнаружено, что излучение растет с высотой, в то время как уровень ионизации, вызванной радиоактивностью Земли, должен был бы в это время падать. Так было доказано, что неизвестное излучение направлено сверху вниз. Лишь после этого Роберт Милликен, изучая свойства этого ещё неизученного явления в атмосфере, назвал его космическими лучами. Сейчас их влияние на организм человека и на научную аппаратуру обязательно учитывается при планировании космических полётов.

 

12 ноября 1925 года молодой американский музыкант Луи Армстронг, ставший впоследствии знаменитым джазовым трубачом, сделал свою первую запись из серии грампластинок, которая позже получила известность под названием «Hot Five» и «Hot Seven». С этих записей и началась всемирная слава выдающегося негритянского джазмена. Его музыка вызвала неописуемый восторг публики в США и в Европе, и уже вскоре она изменила само направление развития джаза. В эти годы Армстронг ещё играл не на трубе, а на другом музыкальном инструменте – корнете, и лишь в 1928 году он перешёл на трубу. В 30-е годы он много гастролировал по США и в Европе, создал свой джаз-бэнд, четырежды женился, а в 60-е годы, кроме игры на трубе, иногда выступал и в вокальном жанре. В это время не раз обсуждался вопрос о гастролях Луи Армстронга в СССР, однако советское руководство в итоге так и не дало своего согласия на выступления американского музыканта в нашей стране.

 

Российские события года

10 апреля 1925 года решением ВЦИК город Царицын был переименован в Сталинград в честь генерального секретаря ЦК ВКП (б) Иосифа Виссарионовича Сталина. Как записано в документах, это решение приняли «в связи с деятельностью Иосифа Сталина по обеспечению продовольствием города в 1918-1919 годах». Сама идея переименования возникла в 1924 году, когда Царицын был награждён Орденом Красного Знамени за свои заслуги в годы Гражданской войны. При этом в Российском государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ) хранится письмо Сталина секретарю Царицынского губкома ВКП(б) Шеболдаеву. Вот его фрагменты: «Я узнал, что Царицын хотят переименовать в Сталинград… Все это создает неловкое положение для меня. Очень прошу иметь в виду, что я не добивался и не добиваюсь переименования Царицына в Сталинград; дело это начато без меня и помимо меня… Если уж слишком раззвонили насчет Сталинграда, и теперь трудно Вам отказаться от начатого дела, не втягивайте меня в это дело и не требуйте моего присутствия на Съезде советов - иначе может получиться впечатление, что я добиваюсь переименования». Однако вскоре Сталин получил отказ на своё возражение под предлогом того, что «идея переименования уже одобрена на собраниях многих коллективов трудящихся города».

 

16 июня 1925 года в Гурзуфе (Крым) открылся всесоюзный пионерский лагерь «Артек», которому в 1938 году было присвоено имя В.М. Молотова. «Артек» был основан по инициативе председателя Российского общества Красного Креста Зиновия Соловьева как лагерь-санаторий для детей, страдающих туберкулезной интоксикацией. В дальнейшем он стал самым знаменитым центром детского летнего отдыха в СССР и визитной карточкой пионеров всей страны. А в самую первую смену в июне 1925 года сюда приехало 80 активистов пионерских организаций из Москвы, Иваново-Вознесенска и Крыма. Первые артековцы жили в брезентовых палатках, и только через два года на берегу были поставлены легкие фанерные домики. К 1969 году в «Артеке» насчитывалось уже 150 зданий, три медицинских центра, школа, киностудия «Артекфильм», три плавательных бассейна, стадион на 7000 мест и детские площадки. В советские времена путевка в «Артек» считалась престижной наградой как для советских детей, так и для их зарубежных сверстников. Так, в 1937-1939 годах здесь массово отдыхали маленькие испанцы. Именно в «Артек» привозили высокопоставленных зарубежных визитёров, чтобы показать им все преимущества социализма. Почётными гостями «Артека» в разные годы были Жан-Бедель Бокасса, Леонид Брежнев, Юрий Гагарин, Индира Ганди, Урхо Кекконен, Никита Хрущёв, Джавахарлал Неру, Отто Шмидт, Лидия Скобликова, Пальмиро Тольятти, Хо Ши Мин, Бенджамин Спок, Михаил Таль, Валентина Терешкова, Лев Яшин. После вхождения Крыма в состав России распоряжением Правительства РФ было создано федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение «Международный детский центр «Артек» (ФГБОУ «МДЦ «Артек»). Функции учредителя переданы Министерству образования и науки Российской Федерации, подготовлен проект программы развития центра.

 

10 июля 1925 года президиум ЦИК СССР учредил Телеграфное агентство Советского Союза (ТАСС). В годы первых пятилеток информация ТАСС сообщала о трудовых достижениях, героизме народа в борьбе за построение социализма, за торжество ленинской национальной политики, о международном положении. В годы Великой Отечественной войны 1941—45 корреспонденты ТАСС со всех фронтов ежедневно сообщали о боевых действиях Советской Армии и ВМФ. Большой вклад в мобилизацию сил народа на борьбу с немецко-фашистскими захватчиками внесли «Окна ТАСС». В послевоенные десятилетия информационная служба ТАСС отражала общественно-политическую жизнь страны, народно-хозяйственное строительство, развитие науки, культуры, искусства, борьбу народа за выполнение решений ЦК КПСС. ТАСС имело отделения и корреспондентские бюро более чем в 100 странах, свыше 500 корреспондентов по СССР. Информацию ТАСС внутри страны получали 3700 газет, 50 радиостанций, 80 телестудий; более 300 зарубежных организаций 75 стран. После распада СССР агентство стало называться ИТАР-ТАСС.

 

6 августа 1925 года при странных и нелепых обстоятельствах был убит Григорий Иванович Котовский, видный советский военачальник, герой Гражданской войны. Для него это был последний вечер отдыха на своей даче в посёлке Чебанка, на черноморском побережье в 30 км от Одессы. Намеченный на следующий день отъезд на обратно службу в штаб корпуса он отметил застольем, в котором участвовали несколько сослуживцев Котовского. После этого комкор вышел на веранду вместе с Мейером Зайдером, в прошлом – начальником штаба полка, которым командовал Мишка Япончик. Тут же раздались несколько револьверных выстрелов. Прибежавшие участники застолья во дворе увидели бездыханное тело Котовского с простреленным сердцем. Зайдер пытался скрыться, но быстро был арестован, и на допросе объяснил, что убил легендарного комкора просто в пылу пьяной ссоры. За это убийство он получил только 10 лет тюрьмы, но уже через два года вышел на свободу. В октябре 1930 года Зайдера нашли задушенным на вокзале в Харькове, и почти сразу было установлено, что это дело рук двоих бывших бойцов дивизии Котовского. Никакого наказания мстители за это не понесли. Ныне многие исследователи биографии Котовского выдвигают версию о том, что ликвидации и Котовского, и Зайдера были организованы ОГПУ, однако никаких серьёзных доказательств на этот счёт пока никто не предъявил.

 

31 октября 1925 года в Москве, в Боткинской больнице, после операции на желудке умер 40-летний председатель Реввоенсовета СССР, нарком по военным и морским делам Михаил Васильевич Фрунзе. О причинах его смерти до сих пор идут споры и среди историков, и среди политиков, и среди медицинских экспертов. Официально в газетах того времени сообщалось, что Михаилу Фрунзе сделали операцию в связи с язвой желудка, которая считалась не опасной и сравнительно лёгкой в исполнении. Проводили операцию лучшие врачи больницы, и в целом она прошла успешно, однако через 39 часов после её завершения Фрунзе неожиданно скончался «при явлениях паралича сердца». Спустя всего 10 минут после его смерти ночью 31 октября в больницу прибыли И.В. Сталин, А.И. Рыков, А.С. Бубнов, И.С. Уншлихт, А.С. Енукидзе и А.И. Микоян, которым огласили заключение о смерти: нестойкость организма Фрунзе по отношению к наркозу и плохая его сопротивляемость к инфекции. А вот основной вопрос — почему возникла сердечная недостаточность, приведшая к смерти, — так и остался без ответа. Уже в те годы возникла версия о том, что смерть Фрунзе была устроена врачами по приказу Сталина, который увидел в молодом и успешном наркоме по военным и морским делам своего конкурента на государственную власть. Однако никаких доказательств по этой версии до сих пор не выявлено.

 

28 декабря 1925 года в ленинградской гостинице «Англетер» нашли висящим в петле на трубе отопления знаменитого уже в то время поэта Сергея Александровича Есенина. Согласно версии, которая является ныне общепринятой среди академических исследователей его жизни, поэт в состоянии депрессии (через неделю после окончания лечения в психоневрологической больнице) покончил счёты с жизнью через самоповешение. Гораздо позже возникли версии об убийстве поэта с последующей инсценировкой самоубийства (как правило, в этом обвиняются сотрудники ОГПУ). Сторонники данной гипотезы утверждают, что, если детально рассмотреть посмертные фото поэта в высоком разрешении, то можно с уверенностью предположить, что поэт перед смертью был сильно избит, так как на его теле видны многочисленные повреждения. Однако квалифицированные экспертизы, проведённые в последние годы, приводят к следующему выводу: «Опубликованные «версии» об убийстве поэта с последующей инсценировкой повешения, несмотря на отдельные разночтения…, являются вульгарным, некомпетентным толкованием специальных сведений, порой фальсифицирующим результаты экспертизы» (из официального ответа профессора по кафедре судебной медицины, доктора медицинских наук Б.С. Свадковского на запрос председателя комиссии Ю.Л. Прокушева).

 

Самарские события года

24 марта 1925 года в сводку происшествий Самарской городской милиции было внесено следующее сообщение: «В Мещанском посёлке по Городской улице в доме № 40 работниками уголовного розыска задержан известный бандит Сыркин Иван Сергеевич по кличке «Ванька Белый», скрывающийся от суда и следствия как обвиняемый в разбойных нападениях по Смышляевской дороге, за убийства и за нанесение ранений гражданам, и в связи с этим в течение последних месяцев наводивший ужас на проезжавших по дороге и на местное население. Бывшие соучастники Ваньки Белого, задержанные в январе с.г., Дмитриев Александр по кличке «Сашка-Куряк» и Бухарев Николай по кличке «Коля Большой», в настоящее время по приговору губсуда отбывают наказание при Самгубизоляторе. Одновременно с бандитом Сыркиным во время пьянства с ним были задержаны подозреваемые в конокрадстве Сергеев Андрей Сергеевич, Ваврило Василий Григорьевич и Бикташев Евдоким Семёнович, как соучастник в конокрадстве и укрывательстве краденого. В отношении задержанных ведётся следствие».

 

25 апреля 1925 года в Самаре и губернии решением губисполкома были созданы так называемые «пожарные тройки» - специальный орган, призванный активизировать общественность для борьбы с огненной стихией. Тогда же были учреждены одна губернская и несколько уездных «троек». Одновременно был введен обязательный статистический учет пожаров. Участковому страховому агенту посылались краткие сведения о каждом огненном происшествии: в сообщении указывались место пожара, его сила, время возникновения и причиненные убытки. С указанного дня в губернии началась пропаганда огнестойкого строительства в городах и сельской местности. Устраивались курсы по подготовке мастеров, разбирающихся в огнестойком строительстве. Для поддержки этого начинания в короткие сроки отремонтировали и пустили в работу пять мастерских по изготовлению черепицы. А чтобы материально стимулировать сельское население на такое строительство, через сельхозбанк всем желающим выдавались долгосрочные ссуды для возведения огнестойких построек.

 

10 июня 1925 года торжественно открылся первый в Самаре стадион «Локомотив», основные средства на возведение которого вложило Самарское отделение железной дороги. Стадион строили его «всем миром», практически полностью с помощью ручного труда комсомольцев и пионеров города. Хотя в тот день «Локомотив» и был объявлен официально открытым, сооружение трибун вокруг его игрового поля окончательно завершилось только в 1927 году. А 11 августа 1929 года на стадионе «Локомотив» состоялся первый в истории Самары международный футбольный матч, когда команда самарских спортсменов, сформированная в основном из работников завода имени А.М. Масленникова, встречалась с командой «ФСТ» из Франции. Тогда самарские футболисты победили со счётом 1:0. А ещё через два дня французская команда сражалась с футбольной сборной Самары, и наши спортсмены снова выиграли, теперь уже со счётом 13:0. В дальнейшем со стадионом «Локомотив» оказалась тесно связана и история футбольного клуба «Крылья Советов». Первый раз это было 3 мая 1942 года, когда «Крылышки» встречались здесь с лидером городского футбола – «Локомотивом». Железнодорожники выиграли со счётом 5:3. Именно эту дату ныне принято считать официальным днем рождения «Крыльев Советов».

 

27 августа 1925 года в Самаре решением губисполкома был создан трест «Водоканал», объединивший водопроводную и канализационную сети города. К тому моменту в результате революционных событий, гражданской войны, массового голода и экономической разрухи все коммунальные системы, мягко говоря, пришли в упадок. У Самарского горсовета в течение этих лет с трудом находились средства на поддержание водопровода и канализации в работоспособном состоянии. Но уже вскоре после образования в Самаре треста «Водоканал» перед горсоветом был поставлен вопрос о разработке проекта нового водопровода и о расширении старого. Этот план приобрёл реальные очертания лишь после того, как в 1928 году Госплан СССР отпустил на реконструкцию самарского «Водоканала» 185 тысяч рублей в ценах того времени. Новую насосную станцию в Самаре было решено построить на берегу Волги между 4–й и 6–й просеками, в непосредственной близости от бывшей дачи известного самарского художника и мецената К.П. Головкина. Проектируемая мощность этой станции равнялась 60 тысячам кубометров воды в сутки, что в 10 раз превышало действующую мощность самарского водопровода. Новая насосно-фильтровальная станция (НФС-1) была введена в эксплуатацию в июле 1931 года.

 

Главное самарское событие года

16 октября 1925 года в 1-е отделение милиции г. Самары явилась проститутка Далия Асанова, 18 лет, которая сообщила, что она была выдворена из квартиры дома № 39 на Набережной реки Волги, куда по обыкновению приходила с мужчинами для совершения половых актов. Хозяин квартиры – Митрофан Мальков, 54 лет. Выдворение Асановой, по её словам, было вызвано приходом к нему с двумя женщинами новых гостей, более щедрых, чем её клиент, что не дало возможности девице получить от него плату за свои услуги. После этого Асанова, считая себя обиженной, подала заявление в милицию о том, что Мальков в своём доме содержит притон разврата и за деньги пускает сюда парочки для совершения половых сношений. Однако проверить полученные сведения тогда до конца не удалось, так как Асанова через два дня была найдена во дворе на улице Казанской с перерезанным горлом. Её убийство так и осталось нераскрытым. В отношении квартиры Малькова было организовано наблюдение, но только в 1926 году против него удалось возбудить уголовное дело по ст. 171 УК РСФСР за содержание притона разврата.

ЦГАСО, Р-357, оп. 38, д. 1963, л.л. 162-165.

 

Древнейшая профессия

В течение перестроечных и первых постсоветских годов в средствах массовой информации много раз публиковались данные анонимных социологических опросов, проводившихся среди российских старшеклассников самых разных городов. Оказывается, в число профессий, в то время являвшихся наиболее престижными для молодых людей, вполне устойчиво входили следующие: для юношей - рэкетир или боевик криминальной группировки, а для девушек - фотомодель или проститутка.

Впрочем, не следует упрекать молодежь в падении нравов. Как в своё время говаривали классики, бытие определяет сознание. Поэтому приходится констатировать, что реформенно-рыночное бытие с его чисто российскими перегибами диктовало и диктует молодым людям вполне определенный тип поведения. И не нужно при этом слушать иных моралистов, рассуждающих о том, что, мол, раньше в России нравственности и порядка было куда больше, а в советское время преступность, не говоря уж о проституции, и вовсе находилась на грани искоренения. Ведь исторические факты упрямо говорят о том, что Россия ни при царской, ни при коммунистической власти вовсе не была той высокодуховной и пуританской страной, какой её нам кое-кто пытается рисовать.

В различные исторические эпохи российские власти по-разному относились к проблеме проституции, причем, как всегда бывает в нашей стране, это отношение металось от одной крайности к другой. При царях Алексее Михайловиче и Иване Грозном публичных девок секли кнутом на площадях, и тем не менее блуд в те времена вполне благополучно процветал. Первые же более-менее официальные бордели в Санкт-Петербурге создали при Петре I голландки и немки, причём тогда в них работали почти одни лишь иностранки. Кроме тех же немок и голландок, в вертепах можно было встретить также француженок, полек, турчанок и даже японок, но вовсе не потому, что содержатели не могли найти для таких заведений русских «сотрудниц», а потому, что приличные бордели петровского времени обслуживали исключительно знатных дворян, которым хотелось чего-то экзотического, заграничного. А бесплатных русских дворовых девок у дворян было полно в их собственных деревнях (рис. 1-3).

При Екатерине II древнейшая профессия в России получила своё дальнейшее развитие. В фешенебельных домах свиданий Санкт-Петербурга каждодневно практиковали «маскарады», когда дамы выходили к клиентам «костюмированными»: кто-то из них был одет «грузинской княжной», кто-то – «пылкой испанкой», а кто-то – «знойной турчанкой». В одном из подобных заведений «персонал» наряжали в парики и кринолины, в другом обязательно надевали подвенечное платье и фату. А в начале ХХ века, по воспоминаниям небезызвестного Григория Распутина, многие петербургские дома терпимости были «укомплектованы» девушками из Африки, Азии и Южной Америки, которые с большим успехом возбуждали посетителей пантомимами. Скажем, изображали «классную комнату», где миловидная «учительница» постепенно раздевалась, а в заключение этого представления она в компании «учениц» из этого класса предавалась любви с «учениками», роль которых, разумеется, играли клиенты борделя (рис. 4-6).

Нынешние поборники нравственности скромно умалчивают о том, что в итоге царским правительством во времена «святой Руси» проблема проституции была решена положительно. При высочайшем благословении 20 мая 1844 года МВД России утвердило «Правила содержания публичных домов», после чего в городах нашей страны стали открываться официально разрешённые дома терпимости, а на улицы вышли проститутки-индивидуалки, обслуживающие клиентов на дому. Однако данное обстоятельство не мешало тогдашним россияне быть богобоязненными христианами, и оставаться ими вплоть до прихода к власти безбожных большевиков.

Помните строки из «Воскресения» Льва Толстого? В конце XIX и в начале XX века, когда в России, как и в первые постсоветские времена, бурно развивались капиталистические отношения, молодым девушкам тоже предлагался не слишком богатый список профессий. Вот цитата из романа: «Масловой предстоял выбор: или унизительное положение прислуги, в котором, наверное, будут преследования со стороны мужчин и тайные временные прелюбодеяния, или обеспеченное, спокойное, узаконенное положение и явное, допущенное законом и хорошо оплачиваемое постоянное прелюбодеяние, и она избрала последнее». Далее в этом же произведении классика русской литературы подробно описывается, как в те времена жили и работали «сотрудницы» домов терпимости, как они проводили время и как у них проходил медицинский осмотр. И далее, как бы между строк граф Толстой делает вывод: да, проституция - это плохо, но поскольку искоренить её пока что не удалось ни одному государству и ни одному общественному строю, то нужно предоставлять определенные социальные и медицинские гарантии как работницам «весёлого бизнеса», так и их клиентам. И если бы Катюша Маслова не совершила уголовного преступления, то она с большой вероятностью дожила бы до вполне обеспеченного пенсионного (с точки зрения её профессии, конечно же) возраста (рис. 7-9).

В 90-е годы XIX столетия, как и в постсоветское время, росту числа девушек, решивших вступить на стезю древнейшей профессии, способствовало обостряющееся социальное неравенство. Сто с лишним лет назад заработок молодого рабочего, считавшийся тогда неплохим, колебался от 60 копеек до 1,5 рублей в день, или 15-30 рублей в месяц. Квалифицированный рабочий, конечно же, мог получать в 3-4 раза больше. Конторскому служащему начисляли до 50-60 рублей в месяц, хороший адвокат мог заработать до 100 рублей, а начальники отделов в жандармском управлении получали огромные по тем временам деньги - до 120-150 рублей в месяц. При этом нужно учесть, что фунт хлеба в начале ХХ века можно было купить за 3 копейки, фунт мяса – за 10 копеек, а пачку фирменных сигарет – за 5 копеек. А вот услуги публичного дома тогда стоили от 30 копеек до 3 рублей за одно посещение. Стало быть, в царские времена подобные заведения были вполне доступными для мужчин из любого социального слоя - здесь клиентам предлагались девицы на любой вкус и кошелёк (рис. 10-14).

В книге Н. Лебиной и М. Шкаровского «Проституция в Петербурге», вышедшей в 1994 году в московском издательстве «Прогресс-Академия», есть много любопытных заметок о жизни и быте «жриц любви». Вот типичное описание: «25-летняя девица с 11-летним профессиональным стажем, начав «работу» в двухрублевом заведении, после венерической болезни очутилась в 30-копеечном - в «тридцатке». Там для поддержания тонуса девушкам, вынужденным обслуживать в день по 15-20 человек, хозяйка давала каждой по 4 стакана водки. Проститутка стала к тому же ещё и алкоголичкой».

За работой домов терпимости строго следил специальный Врачебно-полицейский комитет. Здесь у профессиональных «жертв общественного темперамента» отбирали паспорта, а взамен его «сотрудницам» выдавался медицинский билет - книжечка розового цвета. В ней указывались фамилия, имя, отчество, социальное происхождение, приметы проститутки, и, кроме того, на страницах билета врач раз в неделю делал отметку «здорова» (рис. 15-21).

Конечно же, многие представительницы древнейшей профессии не хотели идти в общественные заведения, а предпочитали работать на дому, на свой страх и риск. Это также разрешалось законом, но опять же после обязательной регистрации во Врачебно-полицейском комитете. Таким девицам там выдавали не розовый, а желтый билет, свидетельствующий о том, что его владелица - частнопрактикующая «жрица любви». Единственное отличие желтого билета от розового состояло в том, что на его страницах указывался не адрес публичного дома, а адрес квартиры, где проститутка имела право принимать клиентов. Если же девица более недели не посещала врача или же не платила налоги, то её могли привлечь к ответственности - вплоть до уголовной (рис. 22-27).

Когда в 1917 году российские большевики пришли к власти, Врачебно-полицейский комитет немедленно распустили, а с проституцией и с «жрицами любви» поступили еще проще: их просто «упразднили». Мол, нет больше в революционной России проституции - и всё тут! При этом в период военного коммунизма проституция была «отменена» ещё и потому, потому что деньги в это время потеряли всякую ценность, и ими за любовь просто не платили. Однако и в годы революции, и в период гражданской войны представительницы древнейшей профессии упорно появлялись в неимоверных количествах. Социальные катаклизмы лишили многих женщин житейских устоев и вытолкнули их на панель.

Но с наступлением НЭПа, когда в страну вновь вернулись товарно-денежные отношения, советская власть была вынуждена признать, что проституция в стране, строящей социализм, все-таки существует. Согласно социологическим опросам первой половины 20-х годов, продажной любовью в России тогда пользовались более 60 процентов мужчин, работавших на фабриках и заводах, и около 50 процентов сильной половины общества, занятых в иных сферах производства, экономики, торговли и управления (рис. 28-30).

При этом нужно отдать должное советско-партийному руководству того времени. В 20-х годах в СССР была разработана государственная программа борьбы с проституцией, в которой официально признавалось, что для искоренения этого «пережитка капитализма» необходимо создавать рабочие места для женщин, укрепить советскую семью, открыть сеть детских дошкольных заведений, и так далее. Словом, сделать так, чтобы женщина более не нуждалась материально, а её досуг был занят полезным трудом - воспитанием детей и самообразованием (рис. 31-33).

Но сохранились и достаточно курьезные примеры отношения коммунистического режима в 20-е годы к проблеме продажной любви. Сейчас об этом помнят только специалисты, но сей удивительный факт имел место на самом деле. В 1929 году на первомайскую демонстрацию ленинградских строителей коммунизма вышла и торжественно продефилировала по Невскому проспекту сплочённая колонна… бывших проституток. А возглавляла этот сводный отряд Мария Львовна Маркус, жена тогдашнего первого секретаря Ленинградского губкома и горкома ВКП (б) Сергея Мироновича Кирова. Публика, заполнившая тротуары, восторженно приветствовала исправившихся жриц свободной, но тайной любви (рис. 34).

Оговоримся сразу: Мария Львовна непосредственного отношения к древнейшей профессии не имела. Более того - она считала торговлю телом занятием унизительным, чем откровенно и возмущалась. Может быть, именно поэтому руководство города и решило вверить ей профилакторий на Большой Подъяческой улице, куда после облав собирали проституток, больных сифилисом и гонореей. Решением бюро горкома Маркус назначили заведующей профилакторием и повелели: «Перевоспитывайте!»

К сожалению, профилакторий располагался на территории, где традиционно и издавна шла торговля телом, и тут по привычке бродили жаждущие утолить страсть рабочие, матросы, извозчики. Обитательницы учреждения высовывались по ночам из окон и затаскивали молодцев к себе. Пришлось усилить режим охраны, и тогда случилось нечто. «Проститутки заволокли в комнату швейцара Жукова, - читаем мы в уже упоминавшейся выше книге Лебиной и Шкаровского, - раздели догола и стали искусственно возбуждать к половой потребности. Он хотел выпрыгнуть из окна с третьего этажа, но они не дали: их, мол, не выпускают в город, а у них большая нужда в мужчинах».

Происшествие сломило Марию Львовну, и она по совету Серго Орджоникидзе покинула должность, которая основательно расшатала ее здоровье.

 

Самарские кварталы «красных фонарей»

А вот как на протяжении полутора последний столетий обстояло дело с платными сексуальными услугами в Самаре и губернии? Из архивов того времени можно узнать, что в 1904 году у нас официально действовало около сотни публичных домов, в которых работали 307 женщин и 5 мужчин, и при этом около 90 процентов «весёлых заведений» находилось в губернском центре. Были также подобные заведения в Ставрополе, Сызрани, Бузулуке, Бугуруслане, Николаевске и других городах, а также в крупных волостных сёлах. В Самаре самый фешенебельный публичный дом располагался в шикарном здании на Предтеченской улице (ныне улица Некрасовская, 62), в котором впоследствии находилось предприятие «Горжилпроект».

Легальность древнейшей профессии в царское время делала проституцию обыденностью для самарцев. Но в конце XIX – начале XX века в городе стала расти сеть подпольных публичных домов. Почему это происходило, вполне понятно: многим коммерсантам хотелось иметь большие и лёгкие деньги, но при этом не платить в казну налоги. По официальным данным, только в 1897 году полиция Самары разгромила 10 таких нелегальных заведений, да плюс к тому задержала 43 женщины по подозрению в подпольной проституции. А ведь еще больше задержанных, как это всегда бывает в России, сумели «отмазаться» от полицейских чиновников с помощью взяток.

Регулированием «весёлого бизнеса» в Самаре постоянно занималась и городская Дума. В 1898 году на ее заседаниях остро ставился вопрос о переносе полутора десятка домов терпимости из центра города, с улицы Сокольничьей (ныне улица Ленинская), на окраину Самары – в район пересечения улицы Полевой с улицей Троицкой (ныне Арцыбушевская). При этом домовладельцы этого участка направили в Думу такое письмо: «Имеем честь сообщить… мы можем сдавать дома и заключать договоры, а если не разрешено, мы приостановимся».

Кстати, имеются сведения о документах из Самарского губернского жандармского управления, из которых следует, что в 90-х годах XIX столетия в здания на улице Сокольничьей, где как раз и располагались эти самые заведения, не раз заходил… молодой Владимир Ульянов, чья семья снимала квартиру у купца Рытикова на той самой улице «красных фонарей» (ныне она по иронии судьбы называется Ленинской).

Откуда же были получены эти сведения? Дело в том, что в царское время в России любая женщина, встававшая на путь древнейшей профессии, всегда давала подписку о тайном сотрудничестве с полицейским и жандармским управлениями. И горе ей, если она вдруг по каким-то причинам не сообщала нужных сведений об интересующем полицию клиенте! Она запросто могла лишиться своего желтого или розового билета, а найти какую-либо другую работу для такой девицы было дело совершенно безнадежным.

Такие же секретные отношения между представительницами древнейшей профессии и правоохранительными органами в стране сохранились и после революционных событий 1917 года и гражданской войны. Хотя в это время в России вообще и в Самаре в частности официальной проституции как бы уже больше не существовало, тем не менее агенты уголовного розыска постоянно имели оперативную информацию из подпольной сферы интимных услуг. Сейчас рассекречены данные о том, что в 1925 году в Самаре можно было снять девочек на час-два или же на всю ночь не менее чем по 40 нелегальным адресам. В основном такие дома располагались в современном Самарском районе и в прилегающей к нему части Ленинского, где в то время проходила ныне уже не существующая улица под названием «Набережная реки Волги». Сейчас приблизительно по тем же местам проходят Волжский проспект и улица Максима Горького (рис. 35-37).

Кроме того, проститутки практически в открытую обслуживали своих клиентов в нескольких гостиницах города (в то время они назывались «номерами»), которые государственные структуры сдавали в аренду частным лицам, и, кроме того, имелись сведения о подпольной деятельности в Самаре «домов свиданий», где встречались между собой семейные любовники и нерасписанные молодые парочки. Но такие посетители приносили владельцу такой квартиры лишь незначительный доход.

С точки зрения Уголовного кодекса сдача помещения для совершения половых актов за деньги тогда считалась (и ныне считается) преступной деятельностью, а именно - содержанием притона разврата. Для изобличения таких предприимчивых хозяев правоохранительные органы собирали против них необходимые улики, а затем, после расследования, передавали собранные сведения в суд. Материалы по уголовным процессам о притоносодержании, проходившим в те годы в Самарском губернском суде, ныне хранятся в фондах ЦГАСО – Центрального государственного архива Самарской области. Вот только несколько документов по таким делам.

 

Приговор именем Российской Социалистической Федеративной Советской Республики.

1926 года, декабря 1 дня Самарский губернский суд по судебно-уголовному отделению в составе председательствующего, члена губсуда Писанова, и народных заседателей Скиба и Сысоева в открытом судебном заседании в городе Самаре рассмотрели дело № 22035 по обвинению: 1) Скоротовича Антона Матвеевича, 44 лет, происходящего из граждан Самарской губернии и уезда, Красноярской волости, села Серегеевки, по профессии порохового прессовщика, женатого, малограмотного, беспартийного, ранее не судимого, и 2) Селиверстовой Анны Несторовны, 44 лет, происходящей из граждан г. Оренбурга, по профессии прачки, замужней, неграмотной, беспартийной, судившейся за изготовление самогона в 1924 году и приговорённой нарсудом г. Самары на 2 года, отбывшей по означенному приговору 4,5 месяца и амнистированной, вторично судившейся тем же нарсудом в 1925 году, тоже за самогон, и приговорённой к 1 месяцу лишения свободы, упомянутый срок отбыла; по данному делу обоих в преступлении, предусмотренном 1 ч. 171 ст. УК РСФСР.

Из обстоятельств дела, материалов предварительного и судебного следствия суд нашёл: Скоротович и Селивёрстова, проживая в 1926 г. в Самаре по Набережной реки Волги в доме № 89, в свою квартиру № 6 пустили 3-х девиц: Лазареву, Микулину и Кирюшину, каковым позволяли приводить на дом гостей, за что, помимо уплаты за квартиру по 6 рублей с каждой, взимали ещё и с гостей за совершение полового акта в их квартире 50 коп., или за всю ночь 1 рубль. В связи с этим 28 августа с.г. 1-м отделением милиции был сделан осмотр квартиры № 6 вышеназванного дома, где и были задержаны посторонние граждане Моисеев и Шошмин, каковые зашли в квартиру Скоротовича для того, чтобы поиметь половые сношения с гражданкой Лазаревой, но об оплате за квартиру договориться не успели, так как их тут же задержали.

На основании вышеизложенного Скоротович Антон и Селивёрстова Анна изобличаются в том, что в корыстных целях в свою квартиру пустили квартиранток-проституток, с каковых, помимо ежемесячной платы, брали при посещении гостей для совершения половых актов в их квартире, по 50 копеек за время или один рубль за ночь, тем самым свою квартиру превратили в притон разврата, т.е. в совершении преступления, предусмотренного ч.1 ст. 171 УК РСФСР, а посему губернский суд приговорил:

Скоротовича и Селивёрстову, на основании ч.1 ст. 171 УК РСФСР подвергнуть мере социальной защиты в виде лишения свободы сроком на три года каждого, с конфискацией имущества на сумму 25 рублей у каждого, не поражая их в правах. Однако принимая во внимание в отношении Скоротовича его первичную судимость, продолжительный его трудовой рабочий стаж, а именно: в течение 30 лет он работает по найму на фабриках и заводах Самары, в отношении Селивёрстовой её темноту и политическую бессознательность и пролетарское её происхождение, суд нашёл возможным применить 28 ст. УК, понизив Скоротовичу и Селивёрстовой меру социальной защиты в виде лишения свободы до одного года каждому с конфискацией у них имущества на 25 рублей у каждого, не поражая их в правах, а также учитывая политическую малосознательность осуждённого Скоротовича, и то, что степень опасности осуждённого для общества не требует его обязательной изоляции и даже принудительных работ, в порядке 36 ст. УК один год лишения свободы Скоротовичу считать условным с испытательным сроком на три года в срок меры социальной защиты. Осуждённой Селивёрстовой зачесть время отбытия в предварительном заключении один месяц. Меру пресечения до вступления приговора в законную силу осуждённой Селивёрстовой избрать содержание под стражей. Настоящий приговор может быть обжалован с соблюдением 400 ст. УПК в кассационном порядке в Верховный суд РСФСР в течение 72 часов с момента вручения копии сего приговора осуждённым.

Председательствующий (подпись).

Нарзаседатели (подписи).

ЦГАСО, Р-357, оп. 38, д. 1963, л.л. 28-29.

 

Приговор именем Российской Социалистической Федеративной Советской Республики.

Выездная сессия Самарского губернского суда 23 января 1927 года в открытом судебном заседании в г. Пугачёве Самарской губернии в составе председательствующего, члена губсуда Блумфельда, и народных заседателей Ракитина и Матёровой, заслушав и рассмотрев уголовное дело по обвинению гр. Шлёпкиной Александры Филипповны, 40 лет, беспартийной, неграмотной, содержательницы постоялого двора, от Самарского губернского отдела местного хозяйства (ОМХ), замужней, детей не имеющей, ранее не судившейся, имущества не имеющей, происходящей из граждан села Каменки Давыдовской волости Пугачёвского уезда Самарской губернии, в преступлении, предусмотренном 115 ст. УК (170 ст. УК в старой редакции), и её сожителя Фокина Якова Артемьевича, 37 лет, беспартийного, малограмотного, женатого, детей не имеющего, ранее не судившегося, без определённых занятий и профессии, происходящего из граждан села Корнеевки, той же волости, Пугачёвского уезда Самарской губернии, в соучастии в содержании притона и вербовке женщин для проституции, что предусмотрено 17 и 155 ст.ст. УК (15 и 16 ст. и 170 ст.ст. УК старой редакции).

Данными предварительного и судебного следствия обвиняемые изобличаются в том, что Шлёпкина, сожительствующая с Фокиным, взяв в аренду постоялый двор в г. Пугачёве по Московской улице, № 34, в доме гр. Щеблетова, приняв к себе на жительство свою дальнюю родственницу, 15-летнюю девушку Лобачёву Татьяну, родителей и близких родственников не имеющую, пользуясь её беспомощным положением как круглой сироты, она, Шлёпкина, зимой 1923-1924 годов, как заявляет Лобачёва, преследуя корыстные цели, предоставляла приезжим мужчинам женщин для половых сношений, за что брала известную плату. Не удовлетворившись этим, Шлёпкина заставила также и свою родственницу, 15-летнюю девушку Лобачёву, иметь половые сношения с приезжими мужчинами, не обращая внимания на мольбы девочки, заявившей, что она невинная, и этим делом заниматься не хочет. Но Шлёпкина под угрозой выгнать её, Лобачёву, и лишить крова, заставила Лобачёву подчиниться.

С наступлением лета 1924 года Лобачёва, не желая дальше оставаться в притоне, от Шлёпкиной ушла, уехав в г. Саратов, где нанялась в прислуги, однако Шлёпкина, узнав место пребывания Лобачёвой, обманным путём, написав ей письмо, в котором говорилось, что брат Лобачёвой, который считался пропавшим без вести, вернулся в г. Пугачёв, пригласила её приехать к брату, что Лобачёва и сделала. Однако по приезде оказалось, что брата нет, причём Шлёпкина от своего письма отказалась, говоря, что никакого письма не посылала, и предложила Лобачёвой остаться жить при ней, обещая, что принуждать её жить с заезжими мужчинами не будет. Однако своё обещание Шлёпкина выполняла недолго, и, когда наступила зима 1925 года, и Лобачёвой поступить куда-либо в другое место было нельзя, Шлёпкина вновь под угрозой выгнать Лобачёву из своего дома принудила её заниматься проституцией, а в случае отказа Лобачёвой наносились побои. Чтобы избавиться от такой жизни, Лобачёва сошлась на сожительство с живущим в доме Шлёпкиной инвалидом Коченевым. Но Шлёпкина вскоре уговорила её бросить своего сожителя и перейти снова к ней.

Чтобы и в дальнейшем использовать Лобачёву в свою выгоду, Шлёпкина совместно со своим сожителем Фокиным уговорила Лобачёву сожительствовать с приезжим китайцем, который угощал Фокина со Шлёпкиной, устроил пирушку, во время которой Шлёпкина вытащила кошелёк из кармана китайца и присвоила его себе.

После пирушки, однако, Лобачёва лечь спать с китайцем отказалась, но Шлёпкина всячески старалась уговорить Лобачёву, указывая на то, что деньги у китайца они пропили, и поэтому она, Лобачёва, должна лечь с китайцем. Несколько времени спустя после вышеуказанного случая Шлёпкина с Фокиным снова сосватали Лобачёву с приезжим гражданином, фамилия которого не установлена, причём Лобачёва в силу угроз также вынуждена была согласиться, после чего вышеуказанный гражданин также устроил пирушку, угощая Фокина и Шлёпкину, однако Лобачёва от сожительства с ним отказалась.

Как видно из показаний Лобачёвой, к подобному образу жизни её принудили Шлёпкина с Фокиным путём угроз и побоев и в силу её материальной необеспеченности, в результате чего она заразилась венерической болезнью, о чём также было известно Шлёпкиной и Фокину, но последние, несмотря на это, заставляли её иметь сношения с мужчинами. Выведенная из терпения, Лобачёва наконец 4 февраля 1926 года заявила в милицию, в результате чего и было возбуждено против Шлёпкиной и Фокиной настоящее дело.

Будучи допрошена на предварительном следствии, Лобачёва указать, какую именно пользу извлекли Шлёпкина с Фокиным, торгуя её телом, не смогла, но заявила, что она лично никаких денег от мужчин не получала, и сколько брала Шлёпкина с мужчин, совершивших с ней, Лобачёвой, половые сношения, она не знает, и, кроме квартиры, пищи и некоторой одежды, она ничего не получала.

Что Лобачёвой наносились побои, не отрицает и сам обвиняемый Фокин, который признался в этом на суде.

На основании вышеизложенного, приняв во внимание, что, хотя постоялый двор, где Шлёпкина заставляла Лобачёву заниматься проституцией, числился за Шлёпкиной, но об этом также было известно и её сожителю Фокину, также толкавшему Лобачёву на проституцию.

Суд считает предъявленное обвинение Шлёпкиной и Фокину по 155 ст. УК вполне доказанным, и учитывая, что главным инициатором данного дела является Шлёпкина, суд приговорил:

На основании вышеуказанной статьи УК Шлёпкину Александру Филипповну подвергнуть лишению свободы без строгой изоляции сроком на три года, а Фокина Якова Артемьевича лишить свободы сроком на два года без строгой изоляции, и, кроме того, Шлёпкину и Фокина в силу 38 ст. УК лишить права заниматься торговлей и содержать торговые заведения сроком на пять лет. Зачесть Шлёпкиной срок предварительного заключения один месяц. Меры пресечения Шлёпкиной и Фокиной избрать содержание под стражей. Приговор может быть обжалован в кассационном порядке в Верховный суд в течение 72 часов с момента вручения осужденным копий настоящего приговора.

Председательствующий (подпись).

Нар. заседатели (подписи).

ЦГАСО, Р-357, оп. 38, д. 1963, л.л. 54-56.

 

Приговор именем Российской Социалистической Федеративной Советской Республики.

1926 года июня 16 дня выездная сессия Самарского губернского суда по уголовному отделу в составе председательствующего, члена губсуда Арянина, и народных заседателей Труханова и Чусова в открытом судебном заседании в г. Пугачёве Самарской губернии заслушала уголовное дело № 535 о гр-ке с. Николаевки той же волости Пугачёвского уезда Самарской губернии Дородновой Дарьи Фроловне, 45 лет, неграмотной, беспартийной, вдове, чернорабочей, имеющей двоих детей, привлекавшейся ранее в административном порядке за самогон, отбывшей наказание семь суток принудительных работ, обвиняемой в преступлениях, предусмотренных ст.ст. 140 и 171 ч.1 Угол. Код.

Из материалов, имеющихся в деле, и показаний свидетеля Глебовой на судебном следствии, суд установил:

В 1924 году обвиняемая Дороднова Дарья, живя на квартире в г. Пугачёве, вместе со своей замужней, но не живущей с мужем дочерью и гр-кой Фадиной Анной занималась сводничеством и проституцией, эксплуатируя Анну Фадину и свою дочь Белову Васёну, которые, стесненные материальным положением, принуждены были выполнять требования Дородновой, которая, отирая у них заработанные проституцией деньги, держала их в своих руках. К Дородновой часто захаживали мужчины, которым она поставляла свою дочь и Фадину, и, кроме того, иногда приглашала по требованию «гостей» и других женщин, а были случаи, когда отдавалась «гостям» и сама. В квартире Дородновой происходили попойки, так как последняя, кроме занятия сводничеством, торговала самогоном и водкой. «Гостям», которые имели половые сношения с женщинами в её квартире, Дороднова предоставляла свою спальню, за что деньги всегда брала вперёд, считаясь с имущественным положением последних – от 50 коп. до 2 рублей.

В феврале месяце 1925 года дочь Дородновой, Белова, сойдясь жить с одним гражданином, ушла от неё, и у Дородновой жила одна Фадина. В сентябре месяце 1925 года в квартиру Дородновой перешла гр-ка Глебова Мария, которая стала у неё жить, и которую Дороднова тоже склоняла к занятию проституцией, но последняя не соглашалась, но, чтобы угодить хозяйке, она исполняла различные мелкие поручения, как-то – ходила за водкой и закусками, а когда у Дородновой бывал запас водки, то в отсутствие последней продавала таковую по цене, указанную Дородновой. К Глебовой иногда приходила её подруга Крепкина Любовь, и Дороднова, познакомившись с ней, не упустила случая воспользоваться последней.

Так, в сентябре месяце, когда к Дородновой ночью пришли двое мужчин, последняя позвала к себе Крепкину, и после выпивки предложила её одному из мужчин, а сама имела половое сношение с другим. Однажды, когда Дороднова отбывала наказание за самогон, и работала в пекарне Домзака, ночуя у себя на квартире, к ней тоже пришли двое мужчин, и просили её, чтобы она доставила им девочек. Дороднова пригласила одну арестованную, работавшую в пекарне – девушку Марусю, и предложила её мужчинам, один из которых её и использовал.

Наконец, 25 октября 1925 года к Дородновой зашёл вечером гр-н Комаров, который, зная от соседей, что Дороднова торгует вином, задумал опохмелиться. Когда Комаров искал квартиру Дородновой, он попал к её дочери, жившей неподалёку, где была и сама Дороднова которая указала ему свою квартиру, и сказала, чтобы он шёл без неё, так как там есть кому отпустить. В квартире Дородновой Комаров действительно встретил гр-ку Глебову, которая, узнав, зачем он пришёл, и что его прислала Дороднова, отпустила ему бутылку казённого вина за 2 рубля, как ей наказывала продавать водку Дороднова. Комаров хотел уходить, но в это время пришла сама Дороднова, и последний остался. Все сели за стол распивать водку, в каковом распитии приняли участие Дороднова, Фадина, Глебова и пришедшая в это время Крепкина Любовь.

Когда бутылка была распита, Комаров потребовал ещё бутылку, за которую тоже заплатил 2 рубля. Во время выпивки Дороднова на данные Комаровым 50 коп. послала Глебову за колбасой, что последняя и выполнила. После распития второй бутылки Комаров предложил Крепкиной поиметь с ним половое сношение, и когда последняя согласилась, взял её за руку и повёл в спальню хозяйки. Спустя некоторое время в комнату, где были Комаров и Крепкина, Дороднова дала лампу из зала, где происходила выпивка, и оставила их вдвоём, предварительно потребовав с Комарова денег, но последний ей отказал, так как перед уходом в комнату он ей дал один рубль. Через два часа Комаров и Крепкина вышли из комнаты, и последняя ушла домой, а Комаров, будучи в состоянии сильного опьянения, заснул на полу среди зала.

Наутро проснувшийся Комаров обнаружил у себя пропажу учётной конской карточки и денег, оставшихся у него после попойки. Комаров сказал об этом Дородновой, но последняя не могла ему ничего ответить, и лишь отдала квитанцию нотариальной конторы, которую она якобы нашла на полу. Комаров пошёл в милицию и заявил о происшедшем. Опрошенные на дознании Дороднова, Фадина, Глебова, Крепкина и Белова дали показания, соответствующие обстоятельствам дела, но впоследствии от них отказались, заявляя, что они были напуганы допрашивающим их надзирателем, и в испуге наговорили на себя и на других.

На судебном следствии Дороднова, Фадина, Крепкина и Белова совершенно отказались от своих прежних показаний, и лишь Глебова дала показания, не противоречащие её первому допросу. Освидетельствованные врачом Дороднова, Фадина и Глебова оказались больны гонореей (триппером).

Принимая во внимание всё вышеизложенное, и усматривая из обстоятельств дела, что показания, данные на судебном следствии в противовес ранее данным показаниям на дознании свидетелей Фадиной, Крепкиной и Беловой не заслуживают доверия, как данные по сговорённости, суд признал виновной Дороднову Дарью в том, что она в течение 1924 и 1925 годов занималась сводничеством, вербуя женщин для приходящих к ней мужчин, и превратила свою квартиру в притон разврата, допуская там попойки и половые сношения, за что и брала с приходящих определённую плату в свою пользу, т.е. в преступлении, предусмотренном ст. 171 ч.1 Угол. Код., и, кроме того, в том, что она занималась продажей казённого вина по повышенной цене – по 2 рубля за бутылку, т.е. в преступлении, предусмотренном ст. 140 Угол. кодекса, а посему, руководствуясь социалистическим правосознанием и основными началами Угол. Кодекса, суд приговорил:

Дороднову Дарью на основании ст. 171 ч.1 Уг. Код. подвергнуть лишению свободы сроком на три (3) года с поражением прав, предусмотренных 40 ст. Уг. Код., без конфискации имущества за неимением такового у обвиняемой, и на основании ст. 140 Уг. Код. – подвергнуть лишению свободы сроком на один (1) год, а по совокупности на основании ст. 30 Уг. Код. срок наказания Дородновой определить в три (3) года лишения свободы с поражением прав на три (3) года. На основании ст. 31 Уг. Код. Дородновой зачесть в срок предварительное заключение с 28 октября по 4 декабря 1925 года, т.е. 36 суток.

Мерой пресечения до вступления приговора в законную силу избрать для осуждённой Дородновой подписку о невыезде.

Приговор может быть обжалован в кассационном порядке в течение 72 часов с момента вручения копии его осужденной.

Председательствующий (подпись).

Нар. заседатели (подписи).

 

Определение

1926 года июня 16 дня выездная сессия Самарского губернского суда в составе председательствующего члена губсуда Арянина и народных заседателей Труханова и Чусова при слушании дела по обвинению гр-ки Дородновой Дарьи в преступлениях, предусмотренных ст. 171 ч.1 и 140 УК рассмотрела ходатайство пом. прокурора, возбуждённое в порядке ст. 314 Уг.-Пр. Код. о привлечении к ответственности свидетелей Крепкиной и Фадиной, давших на суде ложные показания, что усматривается из обстоятельств дела, определил:

Крепкину Любовь Яковлевну, 24 лет, и Фадину Анну Семёновну, привлечь к уголовной ответственности по признакам ст. 178 Угол. Кодекса. Копию настоящего определения и копию протокола судебного следствия направить пом. прокурора на зависящее распоряжение.

Председательствующий (подпись).

Нар. заседатели (подписи).

ЦГАСО, Р-357, оп. 38, д. 1963, л.л. 61-64.

 

Приговор именем Российской Социалистической Федеративной Советской Республики.

1926 года, сентября 8 дня Самарский губернский суд по судебно-уголовному отделению в составе председательствующего, члена губсуда Тамшинова, и народных заседателей Платовой и Петрова в открытом судебном заседании в городе Самаре рассмотрели дело № 21636 по обвинению Коломиной-Самойловой Анны Семёновны, 29 лет, неграмотной, беспартийной, вдовы, ранее судившейся в 1924 году за торговлю самогоном на 1 год условно, по профессии прачки, неимущей, происходящей из крестьян Костромской губ., Варнавского у., Благовещенской волости, деревни Русинихи, в преступлении, предусмотренном 1 ч. 171 ст. УК РСФСР.

Из обстоятельств дела, материалов предварительного и судебного следствия суд установил: 20 апреля 1926 года около 11 часов вечера во дворе дома № 109 на Набережной реки Волги между неизвестными 4-мя пьяными мужчинами произошла драка, которая, по заявлению гр-ки Гурьяновой, произошла из-за девиц проституток, находившихся в квартире Коломиной-Самойловой, которая предоставляла свою квартиру проституткам с гостями, с которых брала плату на время 50 коп., а на всю ночь не менее одного (1) руб.

На основании вышеуказанных сведений первым отделением милиции Коломина-Самойлова была задержана, и вместе с нею были задержаны выходившие из указанной квартиры две проститутки Шигалёва и Веселкова, которые пояснили, что они неоднократно посещали квартиру Коломиной-Самойловой с гостями, за что приходившие мужчины на время платили 50 коп., а на ночь не менее одного (1) руб., каковые деньги получает за квартиру Самойлова.

На основании вышеизложенного суд постановил: признать виновной Коломину-Самойлову в том, что, проживая на Набережной реки Волги в доме № 109, предоставляла свою квартиру для притона разврата приходившим с мужчинами проституткам Щигалёвой и Веселковой, за что неоднократно брала на время 50 коп., а на ночь не менее одного (1) руб., т.е. что Коломина-Самойлова совершила преступление, предусмотренное ч.1 ст. 171 УК, а посему суд приговорил:

Коломину-Самойлову Анну Семёновну на основании ч.1 ст. 171 УК подвергнуть лишению свободы сроком на три (3) года без поражения прав, предусмотренных 40 ст. УК, конфискацию имущества за отсутствием такового не производить, на основании 51 ст. зачесть осуждённой срок предварительного заключения, и окончательный срок отбытия меры социальной защиты счислять с 20.04.1926 г. Меру пресечения осуждённой Коломиной-Самойловой до вступления приговора в законную силу на основании 341 ст. УПК избрать содержание под стражей.

Приговор согласно 400 ст. УПК может быть обжалован в кассационном порядке в Верховный суд РСФСР в течение 72 часов с момента вручения копии нижеследующего приговора осуждённой.

Председательствующий (подпись).

Нар. заседатели (подписи).

ЦГАСО, Р-357, оп. 38, д. 1963, л. 166.

 

Приговор именем Российской Социалистической Федеративной Советской Республики.

1926 года, июня 19 дня Самарский губернский суд по судебно-уголовному отделению в составе председательствующего, члена губсуда Блумфельда, и народных заседателей Зябликова и Задорнова в открытом судебном заседании в городе Самаре слушали уголовное дело за № 21054 по обвинению супругов Винокурова Василия Никифоровича, 60 лет, беспартийного, неграмотного, рабочего, ранее не судившегося, женатого, детей не имеющего, происходящего из гр-н Самарской губ., Бугурусланского уезда, Кинель-Черкасской волости и села, и Винокуровой Екатерины Ивановны, 27 лет, беспартийной, неграмотной, ранее не судимой, домохозяйки, проживающей вместе со своим мужем в г. Самаре, в преступлении, предусмотренном ч.1 ст. 171 УК РСФСР.

Данными предварительного и судебного следствия, показаниями свидетелей и обстоятельствами самого дела супруги Винокуровы изобличаются в том, что, будучи безработными, имея средства исключительно только от своего полуразрушенного домика, находящегося в г. Самаре на Набережной реки Самары, № 38, и состоящего из двух комнат, из которых одну сдавали жильцам по 6 руб. в месяц. Приблизительно в августе месяце 1925 года супруги Винокуровы, чтобы увеличить свой доход, сдали одну из комнат двум проституткам Банниковой и Кучиной с условием, что они за снятую комнату будут платить ежемесячно по 6 руб. с ихним отоплением, и, кроме того, за каждого приходящего гостя для совершения половых актов должна быть уплачена в пользу Винокуровых особая плата, то есть с каждого приходящего к проституткам гостя на время 50 коп., а с остававшихся на ночь один рубль. После занятия квартиры первыми двумя проститутками вскоре в дом Винокуровых поселились ещё две проститутки Вахромова с Кириллиной, которым и предоставлялась квартира на тех же условиях.

Таким образом, превращая свой дом в притон разврата, Винокуровы, чтобы увеличить свой доход, доставляли к приходящим к проституткам гостям спиртные напитки за двойную плату против себестоимости. Причём, как утверждают вышеуказанные проститутки, бывали случаи, что гости, проночевав у них и растратив на выпивку все деньги, утром уходили, не рассчитавшись за проведённое с проститутками время, но Винокуров, не обращая на это внимание, требовал от проституток условленное вознаграждение, в противном случае грозя выгнать их из своего дома. Боясь этого, проститутки уже при первом посещении гостя, получая деньги, расплачивались и за предыдущего.

За всё время содержания притона в доме Винокуровых происходили скандалы и драки, на что было обращено внимание милицией, которая и возбудила против Винокуровых в феврале 1926 года дело за содержание притона. Всё вышеизложенное как на предварительном, так и на судебном следствии полностью подтвердилось как проживающими у Винокуровых проститутками, так и приходящими к ним гостями.

На основании вышеизложенного, считая предъявленное Винокурову и его жене Винокуровой обвинение в содержании притона разврата и эксплуатации проституток из материальных выгод, т.е. в преступлении, предусмотренном ч. ст. 171 УК, вполне доказанным, суд приговорил:

Винокуровых – Василия Никифоровича и Екатерину Ивановну на основании ч.1 ст. 171 УК подвергнуть лишению свободы без строгой изоляции сроком на три года каждого без поражения прав и без конфискации имущества, так как принадлежащий Винокурову полуразрушенный дом является единственным источником для его существования, применяя в данном случае 28 ст. УК. Далее, усматривая, что осужденный Винокуров совершил преступление в силу безработицы, кроме того, имеет преклонный возраст 60 лет от роду, что он, а также его жена Екатерина как неграмотные и культурно неразвитые совершили преступление, не отдавая отчёта о том вреде, который они своими действиями причиняют, суд считает целесообразным применить 36 ст. УК, и срок лишения свободы Винокурову Василию и Винокуровой Екатерине считать условным, назначив им испытательный срок на три года каждому.

Судебные издержки отнести на счёт государства.

Приговор может быть обжалован в кассационном порядке в Верховный суд в течение 72 часов с момента вручения копии настоящего приговора.

Председательствующий (подпись).

Нар. заседатели (подпись).

ЦГАСО, Р-357, оп. 38, д. 1963, л.л. 195-196.

 

 

Проституция в самарских гостиницах (номерах)

 

Приговор именем Российской Социалистической Федеративной Советской Республики.

1926 года, августа 21 дня Самарский губернский суд по судебно-уголовному отделению в составе председательствующего, члена губсуда Тамшинова, и народных заседателей Маслова и Морозова в открытом судебном заседании в городе Самаре рассмотрели дело № 21301 по обвинению Чибизовой Евдокии Семёновны, 27 лет, малограмотной, вдовы, беспартийной, ранее не судимой, по профессии содержательницы номеров «Прогресс», арендуемых от Самарского губернского отдела местного хозяйства (ОМХ), происходящую из граждан города Самары, в преступлении, предусмотренном 1 ч. 171 ст. УК РСФСР.

Из обстоятельств дела, материалов предварительного и судебного следствия суд установил: 14 марта 1926 года в номерах «Прогресс», помещающихся на Сенной улице, дом № 10, милицией были обнаружены две проститутки с мужчинами под видом приезжих, а дальнейшим было установлено, что содержательница означенных номеров Чибизова Евдокия Семёновна, начиная с конца 1925 года по 14 марта 1926 года предоставляла номера проституткам Теренковой, Кернер, Штейнер, Горяевской-Рябовой, с которых она брала по 35 руб. в месяц за квартиру, а с приходивших к ним мужчин брала по два рубля и более за посещение, смотря по клиенту. Все означенные обстоятельства подтвердились показаниями Теренковой, Кернер, Штейнер, Горяевской-Рябовой на предварительном следствии и оглашёнными на суде показаниями.

На основании изложенного суд постановил: признать виновной Чибизову в том, что она, начиная с декабря месяца 1925 года по 1 марта 1926 года, будучи содержательницей номеров «Прогресс» в городе Самаре, предоставляла проживающим в номерах проституткам Теренковой и другим квартиры для свиданий с мужчинами, и что, кроме квартирной платы по 35 руб. в месяц брала дополнительно по 2 (два) рубля с каждого приходившего мужчины, и, кроме того, прибегала к требованию выдачи мужчинам фиктивных документов о том, что прибывшая вместе с ним проститутка является его женой, как это имело место с гражданином города Самары Шишковым, то есть она, Чибизова, совершила преступление, предусмотренное ч.1 ст.171 УК РСФСР, а посему суд приговорил:

Чибизову Евдокию Семёновну на основании ч.1 ст.171 УК РСФСР подвергнуть лишению свободы сроком на три года с поражением прав, предусмотренных 40 ст. УК, на срок три года по отбытию наказания мер социальной защиты. Конфискацию имущества за отсутствием такового не производить, на основании 31 ст. УК зачесть осуждённой срок предварительного заключения, и окончательный срок отбытия наказания исчислять с 21 июля 1926 года. Меру пресечения осуждённой Чибизовой до вступления приговора в законную силу на основании 341 ст. УПК избрать содержание под стражей. Приговор согласно 400 ст. УПК может быть обжалован в кассационном порядке в Верховный суд РСФСР в течение 72 часов с момента вручения копии настоящего приговора осуждённой.

Председательствующий (подпись).

Нар. заседатели (подписи).

ЦГАСО, Р-357, оп. 38, д. 1963, л. 15.

 

Приговор именем Российской Социалистической Федеративной Советской Республики.

1926 года, июля 26 и 27 дня Самарский губернский суд по судебно-уголовному отделению в составе председательствующего, члена губсуда Блумфельда, и народных заседателей Меркурьева и Митцева в открытом судебном заседании в городе Самаре рассмотрели дело № 212 по обвинению: 1) гр-на Богатенкова Филиппа Павловича, 45 лет, беспартийного, грамотного, арендатора меблированных номеров, имеющего патент IV разряда, ранее не судившегося, вдовца, имеющего двоих детей 12 и 16 летнего возраста, имущество его состоит из разной мебели, необходимой для обстановки номеров, оцененного самим Богатенковым на 1000 руб., происходящего из граждан Саратовской губ., Царицынского у., Песковатской вол., дер. Оленья – по ч.1 ст. 171 УК; 2) Елимеева Яхия Сабировича, 22 лет, беспартийного, холостого, канцеляриста, ранее служившего в качестве швейцара в арендуемых Богатенковым номерах, не судимого, имущества не имеющего, происходящего из граждан Ульяновской губ., Сызранского уезда, Б. Салманской вол. и села; 3) Бычкова Александра Александровича, 51 года, беспартийного, бывшего частного поверенного, ранее служившего у Богатенкова в качестве швейцара и счетовода, не судимого, женатого, детей и имущества не имеющего, происходящего из граждан Самарской губ., Новоузенского уезда, Ново-Троицкой вол., села Михайловка; 4) Сучкова Митрофана Григорьевича, 37 лет, беспартийного, грамотного, по профессии швейцара, ранее не судившегося, имущества не имеющего, женатого, имеющего сына 13 лет, происходящего из граждан Нижегородской губ., Ардатовского уезда, Мегасовской вол., с. Мегадеево; 5) Макарова Степана Семёновича, 43 лет, беспартийного, грамотного, по профессии чернорабочего, ранее служившего у Богатенкова на должности швейцара, женатого, имущества не имеющего, осуждённого в 1923 году нарсудом 7 уч. г. Самары за варку самогона к штрафу и подвергшегося административному выселению в концентрационный лагерь на два года, где отбыл один год, происходящего из гр-н Симбирской губ., Карсунского уезда, Старо-Зиновьевской вол., дер. Дурасовки; по обвинению Елимеева, Бычкова, Сучкова и Макарова по 16 и ч.1. ст. 171 УК.

Данными предварительного и судебного следствия суд установил, что 6 марта 1926 года в г. Самаре на ул. Льва Толстого, 96, в арендуемых от Самарского губернского отдела местного хозяйства (ОМХ) гр-ном Богатенковым «Пушкинских номерах», был задержан временно проживающий там гр-н Кондрашкин Василий, который, будучи в нетрезвом виде, учинил в номерах дебош. После ареста Кондрашкина его товарищ, проживающий совместно с ним гр-н Прокудин Василий на имя начальника 3 отд. Самарской гормилиции подал заявление, в котором указал, что они совместно с Кондрашкиным после демобилизации из Восточной Бухары, возвращаясь на родину в Саратовскую губернию, временно остановились в г. Самаре в «Пушкинских номерах», где жили дня четыре, и здесь швейцары доставляли им проституток за отдельную плату, после чего, поссорившись с одной из проституток, его товарищ и учинил скандал.

На дознании как Кондрашкин, так и Прокудин вышеизложенное подтвердили, причём объяснили, что проституток им доставляли швейцары Яхия Елимеев и Александр Бычков, за что они швейцарам уплатили соответствующее вознаграждение. В дальнейшем выяснилось, что в тех же номерах в качестве жильцов и также в это же время проживали две проститутки – Ксенофонтова Валентина и Матвеева Валентина, которые швейцарами Елимеевым и Бычковым были приглашены из нанимаемого проститутками номера в номер Прокудина и Кондрашкина для совершения половых актов. Кроме вышеуказанных проституток, по требованию приезжих тем же швейцаром Елимеевым были доставлены и другие проститутки с воли, в том числе и занимавшаяся проституцией гр-ка Горяевская-Рябова, за которой Елимеев посылал с извозчиком записку с извещением, что приехавшие в номера гости требуют женщин.

Из допроса вышеуказанных проституток выяснилось, что они имели договорённость со швейцарами, заключающуюся в том, что в случае требования приезжими гостями женщин для совершения половых сношений швейцары будут их приглашать, за что проститутки в свою очередь должны платить швейцарам известное вознаграждение. Так, с гостя, уплатившего проституткам 10 руб., они должны были отдать швейцарам со своего заработка 3 руб., а с пяти руб. – 1,5–2 руб., что и соблюдалось. Кроме того, и сами проститутки, подыскавшие себе «гостя», приходили в арендуемые Богатенковым «Пушкинские номера», где швейцары беспрепятственно предоставляли им номера для совершения половых сношений, причём в таких случаях цена за отпускаемый номер назначалась гораздо выше существующей.

Так, по заявлению Горяевской-Рябовой она всё время, начиная с 1924 года, то есть с момента открытия номеров, постоянно посещала эти номера, платя швейцарам по два рубля с каждого гостя, помимо причитающейся платы за номер и за другие услуги, о чём также свидетельствуют допрошенные на предварительном следствии проститутки Штейнер Раиса, Теленкова Раиса, Кернер-Пенина Любовь, раньше также проживавшие в «Пушкинских номерах», а также допрошенная в судебном заседании Хорват Евдокия, которой швейцары Елимеев, Бычков, Сучков и Макаров доставляли гостей, за что получали от проституток на вышеуказанных условиях вознаграждение.

Особенно, по заявлению всех вышеперечисленных проституток, со своей алчностью при взимании с них условленного вознаграждения отличался швейцар Елимеев, который, не обращая внимания на то, что иногда проститутки от своих гостей денег не получали по разным причинам, всё равно настойчиво требовал уплаты денег, о чём, как утверждают проститутки, было известно и содержателю арендуемых номеров Богатенкову, которому они иногда жаловались, но последний со своей стороны никаких мер не предпринимал, покровительствуя швейцарам, вследствие чего, как это видно из показаний Теленковой и Штейнер, они были вынуждены обратиться в милицию для оказания содействия на предмет возвращения денег, присвоенных швейцаром Степаном Макаровым, полученных проститутками от гостей, в сумме 10 руб., которые Макаров выманил от проституток, в результате чего Богатенков и был вызван в милицию для объяснений, и впоследствии взятые Макаровым деньги были зачтены в счёт квартирной платы.

Не удовлетворяясь получаемым от проституток денежным вознаграждением за доставление гостей, Елимеев также требовал от проституток, чтобы они поимели с ним половые сношения, говоря, что сперва их должен попробовать он, а потом только предоставлять девочек гостям, в противном случае грозя не давать гостей проституткам и выселить их из занимаемых номеров. Таким образом Елимеевым дважды была использована Горяевская-Рябова и другие. По объяснениям проституток, были неоднократно такие случаи, когда они находились в номерах с гостями, а в это время случались обходы милиции с проверкой номеров, то швейцары их всегда об этом предупреждали, и прятали их в соседних пустующих номерах.

Принимал ли участие в дележе получаемого от проституток вознаграждения сам арендатор Богатенков, по делу установить не представляется возможным, так как деньги от проституток за предоставление гостя платились непосредственно швейцару, деньги за предоставление номеров платились в контору номеров, где и заприходовались. Однако из показаний Горяевской-Рябовой устанавливается случай, когда Богатенков, встретив её однажды в номерах, остановил её, говоря, что приехал гость, от которого можно хорошо заработать, после чего Горяевская-Рябова по предложению Богатенкова и отправилась в номер, где помещался приезжий гость, но так как последний был сильно пьян, то Горяевской-Рябовой на нём ничего заработать не удалось. Это обстоятельство не отрицает также и сам Богатенков, и это свидетельствует о том, что Богатенков, преследуя цель наживы, вполне сознательно допускал в арендуемых им номерах проституток, за что брал за сдаваемые номера повышенную плату, в то же время допустил и своих служащих эксплуатировать проживающих в номерах проституток, предоставляя им свободу действий. Но когда и сколько именно денег получили от проституток швейцары, установить не представляется возможным, так как это происходило в течение двух лет со дня открытия номеров, а проститутки, платившие швейцарам деньги, время указать не могут.

Как на предварительном, так и на судебном следствии никто из обвиняемых виновным себя не признал, стараясь опорочить своими показаниями проституток, что последние якобы их оговаривают, мстя им за то, что они якобы не позвали их в номера принимать гостей. Однако эти объяснения суд считает необоснованными, так как, кроме показаний проституток, при деле имеются показания ранее упомянутых Кондрашкина и Прокудина, которых нельзя признать пристрастными по делу свидетелями.

На основании вышеизложенного суд считает Богатенкова виновным в том, что он в течение всего 1924 года и по март 1926 года допустил в арендуемые им «Пушкинские номера» проституток для совершения половых актов, за что взимал за номера повышенную плату против существующей, тем самым имел материальные выгоды, т.е. в преступлении, предусмотренном ч.1 ст. 171 УК. Елимеева, Бычкова, Сучкова и Макарова признать виновными в том, что они, служа в арендуемых Богатенковым «Пушкинских номерах», занимались сводничеством, выразившемся в том, что они, имея определённую договорённость как с проживающими в номерах, так и с проживающими на воле проститутками, предоставляли им мужчин, желающими совершить с проститутками половые сношения, за что получали от последних вознаграждение, т.е. в преступлении, предусмотренном ч.1 ст. 171 УК. А посему, учитывая все обстоятельства дела, руководствуясь 9, 24, 25 и 26 ст. УК, 319, 320 и 326 УПК, суд приговорил:

Богатенкова Филиппа Павловича на основании ч.1 ст. 171 УК подвергнуть лишению свободы без строгой изоляции на три года, и на основании 48 ст. УК лишить его права заниматься торговлей и содержать торгово-промысловые заведения сроком на три года с конфискацией принадлежащей Богатенкову мебели и обстановки, находящихся в арендуемых им «Пушкинских номерах» и оценённые Богатенковым в 1000 руб., о чём немедленно сообщить начальнику гормилиции для принятия соответствующих мер по обеспечению от расхищения конфискуемого имущества.

Бычкова Александра Александровича, Елимеева Яхия Сабировича, Макарова Степана Семёновича и Сучкова Митрофана Григорьевича на основании ч.1 ст. 171 УК подвергнуть лишению свободы без строгой изоляции сроком на три года каждого без поражения прав. Но, принимая во внимание, что обвиняемые по данному делу Сучков, Макаров и Бычков играли второстепенную роль, что главным виновником является Елимеев, с которого остальные лишь взяли пример, суд находит возможным в силу 28 ст. УПК срок меры социальной защиты Сучкову, Макарову и Бычкову сократить до одного года каждому, причём, принимая во внимание первую судимость Сучкова, срок лишения свободы на основании 36 ст. УПК считать условным, назначив Сучкову испытательный срок на три года.

Зачесть срок предварительного заключения Богатенкову с 6 по 15 марта с.г., Бычкову с 6 по 15 марта с.г., и Елимееву с 6 по 25 марта с.г. и с 24 апреля с.г. по день вынесения приговора.

Судебные издержки возложить на Богатенкова. Меру пресечения Елимееву оставить без изменения, то есть содержание под стражей.

Богатенкову, Макарову и Бычкову впредь до вступления приговора в законную силу избрать поручительство каждому двух заслуживающих доверия граждан.

Приговор может быть обжалован в кассационном порядке в Верховный суд в течение 72 часов с момента вручения осужденным копии настоящего приговора.

Председательствующий (подпись).

Нар. заседатели (подписи).

ЦГАСО, Р-357, оп. 38, д. 1963, л.л. 36-39.

 

Дома свиданий

В таких домах во все времена и во всех странах тайно встречались между собой пары, которые не имели и не предполагали иметь между собой денежных отношений, но которые просто не могли найти никакого другого места для любовного свидания. В подавляющем большинстве случаев по крайней мере один партнёр из такой пары (чаще всего мужчина) находился в законном браке, а чаще всего оба любовника были людьми семейными, и потому принуждены были скрывать от супруга (супруги) свою тайную связь на стороне. Правда, в Самаре в 20-е годы не было отмечено специализированных домов свиданий, принимающих лишь исключительно пары любовников. «Сладкие встречи» влюблённых у нас проходили в тех же самых комнатах, где до и после них принимали своих клиентов проститутки. Но оперативники отмечали, что содержатели домов свиданий после разъяснений за пребывание в помещении брали со влюблённых парочек пониженную плату, особенно если это были его постоянные клиенты (рис. 38-42).

Вот некоторые приговоры Самарского губернского суда, в которых в той или иной степени нашла своё отражение и эта сторона «бизнеса на любви».

 

Приговор именем Российской Социалистической Федеративной Советской Республики.

23 октября 1926 года Самарский губернский суд по судебно-уголовному отделению в составе председательствующего, члена губсуда Писанова, и народных заседателей Смоленского и Синициной в открытом судебном заседании в городе Самаре рассмотрели дело № 21828 по обвинению Яковлевой Марии Кононовны, 35 лет, происходящей из граждан города Самары, девицы, одинокой, неграмотной, беспартийной, по профессии прачки, ранее не судилась, в преступлении, предусмотренном ч. 1 ст. 171 УК, нашёл:

Данными судебного следствия установлено нижеследующее: 16 июня 1926 года милиционером 2-го отделения Самгормилиции Шурыгиным была доставлена с улицы в пьяном виде гражданка Прасковья Садовникова, 18 лет, занимающаяся проституцией. По отрезвлении упомянутая гражданка объяснила, что на улицу в пьяном виде она была выгнана Марией Яковлевой, проживающей в доме № 130 по Казанской улице, к которой она, Садовникова, вместе со своей подругой, проституткой Шурой, и двумя неизвестными мужчинами, пришла как к содержательнице притона разврата, и которая, взяв с неё деньги за проведённое уже с мужчинами время, после того, как Садовникова стала спрашивать у Яковлевой деньги в сумме 5 рублей, которые ей в прошлый раз будто бы не доплатила Яковлева, полезла на неё в драку, а последняя её за это избила и выгнала.

На суде с достаточной ясностью выяснилось, что вышеназванная Яковлева обратила свою квартиру в притон разврата ещё с 1924 года, что ежедневно в её квартиру в разное время приходили для половых сношений как проститутки с мужчинами, так и пары любовников, с которых она, Яковлева, и взимала определённое за это вознаграждение, и иногда даже за неимением мест в квартире приходилось таковым в услугах отказывать. Исходя из вышеизложенного, Яковлева Мария изобличается в том, что она в своей квартире содержала притон разврата, т.е. в совершении преступления, предусмотренного ч.1 ст. 171 УК, а потому губернский суд приговорил:

Яковлеву Марию на основании ч.1 ст. 171 УК подвергнуть мере социальной защиты в виде лишения свободы в виде лишения свободы сроком на три года с конфискацией имущества, указанного на листе дела 30, но, принимая во внимание первичную судимость Яковлевой, её темноту и политическую малосознательность, на основании 28 ст. УК, суд находит возможным меру социальной защиты снизить, назначив таковую Яковлевой в виде лишения свободы сроком на один год с вышеупомянутой конфискацией. В срок меры социальной защиты, вынесенной в отношении осуждённой, зачесть время отбытия в предварительном заключении с 27 июля по 23 октября с.г. Меру пресечения до вступления приговора в законную силу оставить осуждённой содержание под стражей. Настоящий приговор может быть с соблюдением ст. 400 УПК обжалован в кассационном порядке в Верховный суд РСФСР в течение 72 часов с момента вручения осуждённой копии сего приговора.

Председательствующий (подпись).

Нар. заседатели (подпись).

ЦГАСО, Р-357, оп. 38, д. 1963, л. 43.

 

Из протокола допроса Яковлевой.

«Влюблённых от проституток отличить легко. Они всегда смущены, как будто делают что-то не то, особенно женщины. Если она приходит грешить первый раз, она старается хоть как-то спрятать лицо или за платочком, которым она как бы вытирает глаза, или прячется позади своего мужчины. Многих из тех, которые приходят грешить не в первый раз, я уже знаю в лицо. С них я больше рубля никогда не брала. Был ещё один, который сначала походил два-три раза с одной женщиной, а потом уже приходит с другой, и с этой тоже не больше трёх раз. Так он за лето с семью разными женщинами приходил, и всё это были не проститутки, а приличные женщины, некоторых видно, что они замужние, даже кольца с пальца не снимали. А проституток я всех знаю наперечёт, новые у нас появляются редко, потому что их не пускают сюда прежние, чтобы не отбивала мужчин. Была тут одна новая лет 14-ти, пробовала ко мне мужика привести, так её Прошка (Прасковья Садовникова – В.Е.) за волосы оттаскала и сказала, что если ещё раз её у нас увидит, то вообще утопит в Волге. Прошку я знаю с 15 лет, как она таскалась с мужиками, всё брала их на пристани. Но год назад она стала совсем спиваться, я её уже зареклась пускать к себе за её драки. Я бы в тот раз и не стала бы её выгонять, если бы она драться со мной не полезла. Дальше хотела пускать только Шурку, она поскромней Прошки будет и не такая жадная, мужикам она нравится, у неё и зад, и грудь побольше, да она и не пьёт почти, и помоложе будет Прошки на полтора года. Но оно вон как вышло, Прошка сучка меня и подставила».

 

Приговор именем Российской Социалистической Федеративной Советской Республики.

1926 года, сентября 13 дня Самарский губернский суд по судебно-уголовному отделению в составе председательствующего, члена губсуда Терещатова, и народных заседателей Петрова и Платовой в открытом судебном заседании в городе Самаре рассмотрели дело № 21635 по обвинению гр. Винтуновой Валентины Петровны, 29 лет, девицы, неграмотной, беспартийной, по профессии чернорабочей, ранее не судившейся, происходящей из крестьян села Смышляевки, той же волости, Самарского уезда и губернии, преступлении, предусмотренном ч.1 ст. 171 Уголовного кодекса.

Из обстоятельств дела и материалов предварительного и судебного следствия суд установил: Винтунова Валентина Петровна, проживая в г. Самаре по улице Л. Толстого, в доме № 64, занимаясь проституцией, устраивала в своей квартире кутежи, сопровождавшиеся нередко дебоширством присутствовавших на кутежах мужчин, а также предоставляла занимаемую ею квартиру и постель девицам, занимающимися проституцией, за совершение половых сношений, за что с посетителей взимала плату от одного рубля и выше, т.е. в преступлении, предусмотренном ч.1 ст. 171 Уголовного Кодекса.

На основании вышеизложенного, руководствуясь социалистическим правосознанием, руководящими началами и ч.1 ст. 171 Уголовного Кодекса, суд приговорил:

Винтунову Валентину Петровну подвергнуть лишению свободы сроком на три (3) года. Конфискацию за отсутствием имущества не производить. Осуждённой Винтуновой зачесть в срок отбывания наказания время, проведённое в предварительном заключении, с 19 июня с.г. по день суда.

Меру пресечения до вступления приговора в законную силу оставить содержание под стражей в Самарском изоляторе специального назначения.

Приговор может быть обжалован в кассационном порядке в течение 72 часов с момента вручения копии приговора осуждённой.

Председательствующий (подпись).

Нар. заседатели (подпись).

ЦГАСО, Р-357, оп. 38, д. 1963, л. 165.

 

Из допроса Валентины Винтуновой.

«Из проституток у меня не жил никто, а если кто и приходил из таких, которые на всех подряд мужчинах делают деньги, то редко. Всё больше приходили уже знакомые мне мужчины со своими подругами, разные среди них были, и шалавы тоже, но это были не проститутки, которые деньгами от постели только и живут, а просто те, которые хотят весёлой жизни. А мужикам некоторым ладно бы только постель нужна была. Так нет, им надо с бабами сначала поелозить, а потом ещё и водки нажраться, а при случае и подраться всё равно с кем. Я так и думала, что однажды погорю вот на таких пьяных, которые лезут драться, когда выпьют. Так оно и вышло».

 

А что же дальше?

Уголовные и судебные архивы показывают, что расцвет подпольных публичных домов в Самаре пришёлся на 1924-1928 годы, то есть он полностью совпал со периодом подъёма НЭПа в Советском Союзе. Именно в это время у определённой части мужского населения, занятого в сфере бизнеса, имелись большие, и, главное, легальные деньги, которые они могли потратить на развлечения с «дамами полусвета», на кутежи и загородные пирушки. Но век России нэповской оказался недолгим. Уже в конце 20-х годов новая экономическая политика в СССР стала стремительно сворачиваться, причем её заставили это сделать откровенно принудительными методами.

Началом резкого поворота с рыночных реформ НЭПа на политику жесткого государственного планирования историки ныне считают принятый большевистской партией в 1927 году курс на широкомасштабную индустриализацию страны, а затем и на массовую коллективизацию, что быстро привело к сокращению доли кооперативного движения в торговле, сфере услуг, в сельском хозяйстве и в производстве товаров народного потребления. Вольные кооператоры в течение всего периода существования НЭПа никак не устраивали верхушку ВКП (б), где в то время все более и более чувствовалась концентрация всей власти в руках Сталина. Закономерным итогом этих процессов к концу 20-х годов и стала полная ликвидация в СССР такого понятия, как свободная экономическая политика (рис. 43).

Что же касается проституток, то с ними в тридцатые годы больше не церемонились - их попросту объявили классовыми врагами советского народа. Попавших в сети облав «жриц любви» отправляли первоначально в маленькие городки, затем для них организовали специальные лагеря, называвшиеся трудовыми - мол, ударные стройки быстро снизят в них половую потребность. В НКВД имелась даже специальная агентура, работавшая лишь исключительно по слежке за особами, занимавшимися сексуальными платными услугами. Развратниц, поймав и уличив, «трудоустраивали» в тайге и в северных лагерях, принуждая по сути дела обслуживать бригады лесорубов и лагерных охранников.

Однако при Хрущёве, и особенно при Брежневе, столь открыто с проститутками бороться перестали. Теперь мы знаем, почему: КГБ и МВД вспомнили уникальный опыт царских жандармов и полицейских - и срочно принялись вербовать всех девиц легкого поведения в свою агентуру. Подавляющее большинство из них, конечно же, сразу же согласилось «стучать» на своих клиентов, особенно на иностранцев. И в 50-е – 60-е годы в стране наступило время, когда легальной проституции у нас просто не существовало: ведь все представительницы древнейшей профессии чуть ли не в обязательном порядке становились сотрудницами «органов»! А в особых отделах правоохранительных служб по сей день хранятся уникальные картотеки, где были собраны сведения о десятках и сотнях тысяч женщин, когда-либо попадавших в поле зрения МВД или КГБ по причине их пристрастия к «свободной любви».

И здесь мы вплотную подошли к обсуждаемой в течение многих лет проблеме легализации проституции в сегодняшней России. В 90-х годах Государственная Дума России не раз пыталась если не разрешить, то хотя бы поставить на обсуждение данный вопрос, но при этом каждый раз натыкалась на противодействие определенной части депутатов. Такое противодействие сохраняется до сих пор, порой даже усиливаясь, но это вовсе не означает, что проблемы проституции в России ныне больше не существует. Нет, она никуда не исчезла, её лишь загнали в подполье, как это было ещё в советские времена. Поэтому нет никакого сомнения, что народным избранникам рано или поздно всё же придётся её решать (рис. 44-46).

Валерий ЕРОФЕЕВ.

 

 

Приложения

О деятельности московских «домов свиданий» в 1925 году можно узнать из рассказов известного мастера криминальной прозы советского времени Льва Романовича Шейнина (рис. 47).

 

Справка из Википедии.

Шейнин Лев Романович (1906-1967) – советский юрист, писатель и киносценарист, лауреат Сталинской премии. В 20-х годах работал в следственных органах в Москве и Ленинграде, с 1931 года он – следователь по особо важным делам при Прокуратуре СССР. Принимал участие в расследовании убийства С.М. Кирова, а также во всех крупных политических процессах 30-х годов. Во время пребывания Н.И. Ежова на посту главы НКВД Шейнин был репрессирован, но затем на волне «антиежовских» чисток его в 1939 году оправдали и освободили из лагеря. В 1945-1946 годах он участвовал в работе Нюрнбергского трибунала, но в 1951 году Шейнина снова арестовали по обвинению в участии в работе нелегальной организации еврейских националистов. Лишь после смерти Сталина он был освобождён. Впоследствии Шейнин занимался литературной деятельностью, участвовал в написании сценариев художественных фильмов о работе следователей. Сборник рассказов «Старый знакомый» - одно из самых известных произведений Льва Шейнина.

 

Цитируется по изданию: Шейнин Л. Генеральша Апостолова. – В сборнике рассказов «Старый знакомый». М, Государственное издательство художественной литературы. 1957.

Дело, о котором будет рассказано ниже, мне пришлось расследовать осенью 1925 года. Я был тогда ещё совсем молодым следователем Московского губсуда. Вокруг этого дела и тогда, и в последующие годы, развелось много всяческих сплетен и кривотолков, и, как всегда бывает в таких случаях, слухи обрастали всякими вымышленными, подчас просто фантастическими подробностями и деталями.

Я помню, что, когда это дело слушалось в Московском губсуде, то у здания суда на Тверском бульваре собралась огромная толпа любопытствующих, и, хотя было объявлено, что дело будет рассмотрено при закрытых дверях (как оно и было в действительности), публика не расходилась, и для поддержания порядка пришлось вызвать усиленный наряд милиции.

Раскрытие тайного дома свиданий, который содержала бывшая фрейлина и генеральша Апостолова, произошло при следующих обстоятельствах.

В мой следственный участок входила вся улица Горького с прилегающими переулками и с районом Белорусско-Балтийского вокзала. Этот участок считался одним из самых боевых в том смысле, что он давал большое количество разнообразных по своему характеру дел.

Так, в районе вокзала и Грузин совершалось значительное количество чисто уголовных преступлений, нередко случались убийства, имелись разного рода притоны. Я хорошо знал свой участок и постепенно его очищал. Однако у меня не было даже и мысли о том, что в моем районе функционирует широко поставленный тайный дом свиданий, притом обслуживаемый так называемыми «приличными, семейными» женщинами.

Вот почему я был удивлен, когда однажды мне позвонил по телефону товарищ из МУРа и сообщил, что, по его сведениям, в одном из переулков в районе улицы Горького функционирует тайный дом свиданий.

Он добавил, что не знает, где именно находится этот дом и кто его содержит, но как будто всё это происходит во владении какого-то церковного прихода. Я поблагодарил товарища за сообщение и начал продумывать план проверки и реализации полученных сведений.

В то время на территории моего участка были три церковных прихода. Один из них находился на углу Благовещенского переулка и улицы Горького. Я лично осторожно обследовал все три прихода и остановился на последнем. Во дворе этого прихода стоял небольшой белый двухэтажный домик. Совсем рядом кипело уличное движение, с грохотом пролетали трамваи и грузовики, стаями носились мальчишки-папиросники. В церковном дворике было тихо и пустынно. Дом принадлежал церковному приходу и ещё не был муниципализирован. В первом этаже жил приходский священник, грузный седой человек.

Под предлогом распространения подписки на Большую Советскую Энциклопедию я его навестил. От подписки священник отказался и начал жаловаться на скупость прихожан.

— У нас что же, — гудел он, — центр, суета сует и Вавилон. Разве тут до бога? А вот, возьмите, отец Евтихий в Замоскворечье — другое дело, как сыр в масле катается. Кругом там народ верующий, положительный, солидный. Бывшие купцы, скажем опять же люди немолодые. Им только о боге и думать осталось. А у нас — все больше молодёжь. А что с неё теперь толку для нашего церковного дела? Нехристи, как один…

Старик был прав. В церкви редко набирался народ, службы проходили уныло, и прихожан становилось все меньше.

Во втором этаже жила бывшая генеральша — Антонина Александровна Апостолова, высокая немолодая уже дама с надменным профилем и важными манерами. Бывшая генеральша жила с горничной Катей, старой девой, служившей у нее чуть ли не три десятка лет. В уютной квартире из трёх комнат всегда было тихо и даже как бы торжественно. Плотные гардины и занавеси наглухо закрывали небольшой этот мирок от жизни города, упругие текинские ковры глушили шаг, старинные миниатюры на стенах, мебель красного дерева павловских времен, вычурные и неудобные кресла, диваны, секретеры — все это говорило о прошлом.

Антонина Александровна нигде не работала, и никто не знал, на какие средства она живёт. А между тем она не нуждалась в средствах, хорошо одевалась и имела независимый вид одинокой, но вполне обеспеченной женщины. Она была очень религиозна и дружила с соседом священником. Нередко по вечерам спускалась она в его квартиру, и они подолгу пили чай, вспоминая старую Москву.

Она тоже отказалась от подписки на энциклопедию, но спросила, нельзя ли через меня приобрести переводную французскую беллетристику. Я спросил, что именно её интересует.

— Что-нибудь полегче, — протянула она, — и без политики. Ну вот, скажем, Виктора Маргерита, Поля Бурже — одним словом, в этом роде…

Я обещал выяснить и сообщить ей.

За этим домом было установлено наблюдение.

Днём Антонина Александровна обычно куда-то уходила, всегда тщательно, по моде одетая, подолгу отсутствовала и возвращалась уже к вечеру. Иногда к ней днем приходили женщины и мужчины, но никогда долго не засиживались, нередко уходили порознь и время проводили без шума и музыки, без громких разговоров, смеха, танцев.

Обычно в течение суток ее навещали не более трех-четырех пар. Посещавшие её мужчины и женщины всегда предварительно смотрели на окно, выходящее в переулок. Обычно на окне стояла лампа с зеленым абажуром. Однако дважды были зарегистрированы случаи, когда на окне была поставлена лампа с красным абажуром, и тогда люди, направлявшиеся к Апостоловой, возвращались, не заходя к ней.

Было ясно, что лампа применялась в качестве условного сигнала, своего рода светофора.

Собрав эти данные, я уже решил произвести операцию, как неожиданная случайность меня предупредила.

Как-то вечером мне позвонили домой по телефону. Говорил дежурный 15-го отделения милиции.

— Товарищ следователь, в Дегтярном самоубийство, повесилась гражданка В-ва, молодая женщина. Оставила какую-то странную записку. Может, приедете?

Я сразу же выехал. В небольшой квартире из двух комнат жила покойная с мужем, молодым инженером. Всего два месяца назад они поженились. Жили счастливо, любили друг друга. Покойная была здоровая, красивая, молодая женщина. Было непонятно, почему она покончила с собой.

На столе лежала записка, написанная карандашом на клочке бумаги, тем полудетским, косым и разгонистым почерком, каким пишут обычно молодые неработающие женщины. Записка была адресована мужу.

«Сережа, родной мой. Я умираю потому, что не могу и не хочу тебя обманывать, и не хватает силы воли всё рассказать тебе, покаяться; ты был так тактичен, ты ни в чем меня не упрекнул, не спрашивал, даже сделал вид, что не заметил. Как можно после этого тебя обманывать. Не могу, не умею. Прощай, родной. Что бы ни было — знай, я любила тебя, я тебя не хотела обманывать и потому ухожу».

Я несколько раз перечитал это странное письмо. Рядом, в соседней комнате, сотрясался от рыданий муж — тихий, бледный человек с хорошим лицом и умными глазами. Он тоже не понимал, в чем дело.

Было ясно, что налицо какое-то преступление, шантаж, угроза разоблачений, и в этом направлении надо было вести следствие.

Я начал устанавливать круг знакомых покойной; узнал фамилию её ближайшей подруги, вызвал её к себе на допрос.

Подруга явилась. Высокая статная женщина лет двадцати пяти, одетая модно, даже несколько вычурно. Она была явно смущена и пыталась скрыть это напускной развязностью.

— Ваше имя, отчество?

— Ирина Сергеевна…

— Чем вы занимаетесь?

— Я замужем.

— Вы, кажется, были близкой подругой В-вой?

— Да, да. Мы с ней обожали друг друга. Вы не знаете, какая она была прелесть, какой чудный человек.

И Ирина Сергеевна приложила к сухим глазам кружевной платочек.

— Сколько зарабатывает ваш муж?

Ирина Сергеевна назвала скромную ставку среднего служащего.

— А на какие средства вы так одеваетесь?

Дама вспыхнула, что-то забормотала насчет умения экономить и закончила заявлением, что это к делу не относится.

Весь облик этой молодой красивой женщины, её манеры, слишком яркий маникюр, привычка произносить слова нараспев, как бы играя, заученные движения ресниц, модное обтянутое платье, подчёркивающее формы, — все это было типично. Передо мною была «нэповская бабёнка», из тех, что заполняли в те годы модные рестораны, бега, кабаре, а днем совершали по Петровке медлительный и вызывающий променад — парад выхоленных, раскормленных и разодетых самок.

Я продолжал допрос. Очень скоро обнаружилось, что Ирина Сергеевна давно дружна с В-вой, у них были общие знакомые, они были вполне откровенны друг с другом. И постепенно, шаг за шагом, передо мной вырисовывалась жизнь покойной, её интересы, её воспитание, даже её первый роман. Происходя из мещанской семьи, строя все свои жизненные расчеты на «удачном замужестве», В-ва пришла в отчаяние, когда забеременела от человека, который и не думал вступать с нею в брак. И вот тогда ей пришла на помощь Антонина Александровна. Она устроила ей аборт.

— А вы знаете Антонину Александровну?

— Ну, знаю. А что?

— Ничего. Хорошо знаете, бываете у нее?

— Изредка, — тихо ответила Ирина Сергеевна, все больше смущаясь.

— Да вы не смущайтесь. Муж не узнает. Там что, дом свиданий?

— Да… нет… То есть не то чтобы… но вообще…

— А В-ва после замужества там бывала?

— Нет, она не хотела, но она боялась Антонины Александровны.

— А почему боялась?

— Боялась, что муж узнает о том, что она там раньше бывала. И я тоже боюсь… теперь все узнают… муж, знакомые, все…

И Ирина Сергеевна зарыдала уже без всякой игры, зарыдала, не вытирая слез, по-детски чмокая губами и всхлипывая сразу покрасневшим носом. Если женщина так плачет, она не притворяется. Мне стало её жаль.

— Успокойтесь, Ирина Сергеевна, не волнуйтесь. Поверьте, никто не узнает, вам ничего не грозит.

И в тот же день с агентами уголовного розыска я явился на квартиру Апостоловой, в тихий церковный домик. В квартире были обнаружены мужчина и женщина, устроившиеся в спальне. Хозяйка и её горничная были в столовой. Всех доставили ко мне на допрос.

Мужчина, крупный московский нэпман-мануфактурист, немолодой тучный армянин, долго не хотел давать откровенных показаний. В конце концов он рассказал:

— Иду, понимаете, по улице, устал — работаешь как зверь, и нет тебе ни отдыха, ни развлечений, — иду, понимаете, вижу старого приятеля — Скорнякова. Магазин шёлка в Столешниковом. Долго не видались. Обрадовались. Ну, о делах, о мануфактуре, потом решили — надо встряхнуться. Но где, я вас спрашиваю, где? В ресторан — надоело. В кабаре — в зубах навязло. В казино — осточертело. В оперетту — опротивело. Скорняков и говорит: «Есть у меня семейный дом, высший свет, избранное общество. Хозяйка — стопроцентная генеральша. Одним словом, пошли». Пришли. Познакомились. Хозяйка — сразу кофе. Все чинно, благородно, понимаете. Скорняков говорит: «Антонина Александровна, Маринянц — мой друг, прошу любить и жаловать: мануфактурное дело на Никольской. Но, понимаете, скучает». Хозяйка и говорит: «Действительно, теперь все скучают. Ничего, я вас познакомлю, говорит, с интересными женщинами. Не заскучаете». И, понимаете, спрашивает: «Каких вы любите: блондинок, брюнеток?» Я и говорю, понимаете: «Люблю блондинок, полных блондинок, но, говорю, я — человек семейный», — «Что вы, говорит, что вы! У меня только семейные и бывают». Ну и пошло. Нина Михайловна. Заплатил сто рублей. Хозяйке тридцать. Потом Лидия Фёдоровна. Заплатил сто рублей. Хозяйке тридцать. Потом Мария Павловна. Заплатил сто, хозяйке тридцать. И, понимаете, все — замужние, порядочные женщины. Что и соблазняло. Ну и вот сегодня. Жена врача. Только вы, товарищ следователь, поймите, я человек женатый, у меня жена молодая, ревнивая. Скандалу не оберешься. Вы как мужчина должны меня понять…

Женщина, которая была с ним, действительно оказалась женой врача. Плача и волнуясь, она призналась, что систематически бывала у Апостоловой, которая её знакомила с нэпманами, и она с ними сходилась за деньги в её квартире.

— Скажите, вы вполне обеспечены, замужем, у вас ребёнок, — что побуждало вас ходить туда?

— Знаете, сначала интересно было. Начиталась романов о парижских домах свиданий. А потом хотелось иметь карманные деньги на всякие мелочи, независимо от мужа. Ну, вот и получилось.

Так начало разворачиваться это дело. По фотографиям в альбоме, обнаруженном при обыске в квартире Апостоловой, по записям в её бумагах удалось установить список женщин, которые посещали ее дом. Всего их оказалось тридцать шесть. Две опереточные актрисы, три балерины и тридцать одна домашняя хозяйка, жёны своих мужей.

Антонина Александровна ловко заводила с ними знакомства. Она отлично знала этот мир дамских парикмахерских, модных портних, парфюмерных магазинов, «кабинетов красоты».

Неглупая и волевая, наглая и цепкая, она с поразительной быстротой прибирала женщин к рукам, умела расположить их к себе, вызвать на откровенность и потом связать этой откровенностью, когда нужно дать совет, сделать одолжение, польстить, в других случаях пригрозить разоблачением, припугнуть, иногда просто прикрикнуть.

Намётанным глазом она выискивала подходящих женщин, легко знакомилась с ними, приглашала их к себе. Одним взглядом она определяла жадных и безвольных, продажных, пустых и скучающих. Она предпочитала замужних потому, что знала, как боятся они огласки и как легко потом играть на этой их боязни.

С одинаковой лёгкостью она вербовала девушек, попавших в «беду», и зрелых семейных матрон, ищущих острых ощущений и легкого приработка. Для каждой из них у нее находились нужное слово и нужный подход.

В течение нескольких дней я допрашивал одну за другой этих женщин.

Для того, чтобы не было семейных драм и всякого рода осложнений, я вызывал их не повестками, как обычно, а по телефону.

Все они, приходя на допрос, стандартно плакали, потом успокаивались, просили, чтобы не было огласки, и деловито рассказывали о подробностях. Потом, уже кокетливо улыбаясь, подписывали протокол допроса и уходили, оставив адрес верной подруги для посылки вызова в суд.

В руки Апостоловой они попадали по мотивам несложным и немногообразным: из корысти, из любопытства, в погоне за острыми ощущениями, по глупости и безволию, и редко когда просто из чувственности.

Все они жили скучно и однообразно. Незаполненные трудом дни тянулись медленно и нудно. По утрам, валяясь в постели, еще нечёсаные и неумытые, они перезванивались со своими подругами, хотя не знали ни дружбы, ни привязанности:

— Марго, здравствуй, дорогуша! Как ты себя чувствуешь?

— Здравствуй, Вава! Ничего. Вчера покутили в «Ампире», и, знаешь, страшно устала. Между прочим, был Сергиевский. Знаешь, у него чудесный рот. И танцует прекрасно. Как ты?

— Мы были в «Нерыдае». Ничего. Хенкин был очень мил. Сегодня иду на примерку. Ужасно тянет эта портниха.

Это был пошлый и отмирающий мирок холёных и продажных самок, видящих основной смысл своего существования в том, чтобы наряднее одеваться, вкуснее есть, роскошнее жить и больше развлекаться, а главное — жить не трудясь.

Одна из них, жена крупного инженера, с ужасом мне рассказывала:

— Понимаете, какой ужас. Вчера мы с мужем ложимся спать, и он мне рассказывает, что раскрыт какой-то дом свиданий, в котором бывали замужние женщины. Он так возмущался, так негодовал, он говорил, что всех этих женщин следует расстрелять. Понимаете, каково мне было это слышать, зная, что как раз по этому делу я должна завтра явиться к вам…

Умело действуя шантажом и подкупом, Апостолова окончательно подчинила себе большинство из них, отбирала себе часть их «заработка», заставляла их идти навстречу самым извращённым вкусам некоторых своих клиентов.

Среди мужчин, посещавших этот дом свиданий, были исключительно крупные нэпманы, семейные люди. Холостяков Апостолова боялась и не любила, называя их презрительно «петушками» и говоря, что это «самая ненадежная публика». Семейные люди её устраивали потому, что они сами боялись огласки.

Наглость Апостоловой дошла до того, что она завербовала жену одного из своих посетителей, и однажды, явившись на очередное свидание, этот почтенный муж чуть не столкнулся со своей супругой.

Мне пришлось их обоих, и жену, и мужа, допрашивать в качестве свидетелей. Было очень смешно слушать, как каждый из них просил сохранять в тайне свои показания, чтобы «не разрушить семейного очага». Для них так и осталась неизвестной роль друг друга в этом деле, потому что и на следствии, и на суде их удалось допросить отдельно.

Антонина Александровна сначала запиралась, отрицая свою вину. По мере предъявления ей доказательств она давала показания. В конце концов, она рассказала всё. На суде на вопрос председательствующего, как она квалифицировала свою «профессию», Апостолова ответила:

— Ну, а что же мне оставалось делать? Не в ткачихи же идти…

И она презрительно усмехнулась.

 

Литература

Блох И. История проституции. Пер. с нем. СПб. Фирма «РИД», изд-во «Аст-Пресс». 1994. 544 с., илл.

Вилкс А.Я., Тэсс Л.В. Проституция: исторический и криминологический аспекты. Рига, 2005.

Дюпуи Е. Проституция в древности. Пер. с франц. Кишинёв. Фирма «Logos», изд-во «AZ». 1991. 216 с., илл.

Жукова Л.А. Социально-гигиенические аспекты женской проституции в России и СССР (конец XIX – первая четверть ХХ века). – Вестник дерматологии и венерологии. № 1, 1998, с. 66-68.

Лебина Н.Б., Шкаровский М.В. Проституция в Петербурге (40-е гг. XIX в. −40-е гг. XX в.). М., изд-во «Прогресс-Академия», 1994. С. 132-178.

---

Просмотров: 5318

---