Кафедральный собор. 1930 год

Международные события года

 

18 февраля 1930 года американский астроном Клайд Томбо, работавший в Лоуелловской обсерватории, обнаружил на астрономических фотоснимках девятую планету Солнечной системы, позже получившую название Плутон. Существование этого объекта было предсказано ещё в 1906 году астрономом Персивалем Лоуэллом, который рассчитал его орбиту и назвал «Планета «Х», а затем искал его до самой своей смерти в 1916 году. Уже после открытия Клайдом Томбо Плутона и исследования снимков Лоуэлла выяснилось, что эту планету он мог обнаружить ещё в 1915 году, но тогда он её просто не опознал на полученных им же самим изображениях. А Томбо сделал официальное сообщение о своём открытии 13 марта 1930 года. В ходе дальнейших исследований учёные определили массу и размеры Плутона, выяснили параметры его орбиты, а также обнаружили по соседству с ним другие небесные тела, близкие к нему по размерам и массе. Результатом этих исследований стало решение Международного астрономического союза, принятое в 2006 году, согласно которому Плутон ныне больше не считается планетой Солнечной системы, а именуется «одним из крупнейших транснептуновых объектов».

 

12 марта 1930 года в Индии лидер освободительного движения Махатма Ганди начал кампанию гражданского неповиновения («сатьяграхи»), организовав «соляной поход» от Ахмедабада до морского побережья. Поводом для кампании стала ранее введённая Великобританией монополия на торговлю поваренной солью, в результате чего она продавалась во много раз дороже, чем такая же соль, но произведённая в Индии. В знак протеста Ганди со своими сторонниками совершил 390-километровый поход до моря, где протестующие стали демонстративно выпаривать соль из воды, отказываясь при этом платить налог в английскую казну. Затем участники похода двинулись к крупным солеварням в Джарасане, намереваясь и здесь провести подобную акцию неповиновения. Однако в ночь с 4 на 5 мая Махатма Ганди был арестован английскими колониальными властями. Он пробыл за решёткой почти год, и всё это время по всей Индии продолжались акции протеста, поддержанные прогрессивной международной общественностью.

 

25 марта 1930 года в Монголии начались вооружённые выступления лам и примкнувшего к ним местного населения аймака Чандмань-Уул, направленные против притеснений со стороны Монгольской Народно-Революционной партии (МНРП). В истории эти события известны как Тугсбуянтское восстание. Оно готовилось с конца 1929 года в нескольких монастырях западной Монголии, но удалось фактически лишь в монастыре Тугсбуянт. Здесь в указанный день около 40 лам захватили хошунную (местную) администрацию, арестовав 10 служащих. К ним присоединилось около трёхсот человек из числа аратов. В ответ ЦК МНРП и правительство МНР срочно создали чрезвычайную комиссию по ликвидации мятежа. В Тугсбуянт прибыла 4-я конная дивизия. Столкновения с мятежниками продлились лишь несколько часов, при этом со стороны правительственных войск были убиты два рядовых и комиссар, а советского военного инструктора Госнюсского легко ранили. Из числа повстанцев было арестовано и привлечено к военно-полевому суду 247 человек, из которых 138 было аратами, а 109 — ламами. Более 70 человек затем были расстреляны. Легкость, с которой властям удалось подавить восстание, позволила тогдашнему руководству МНР продолжать «левый курс» при поддержке ВКП (б) и Коминтерна.

 

11 июня 1930 года американский зоолог Уильям Биб и инженер Отис Бартон в построенной ими батисфере опустились под воду на глубину 305 метров. Погружение происходило в Атлантическом океане в 20 километрах от Бермудских островов. Батисфера представляла собой сферическую стальную камеру диаметром около полутора метров с иллюминаторами из кварцевого стекла, позволявшими вести наблюдение за подводными объектами и жизнью океана. Внутри стального шара были установлены баллоны с кислородом, а также аппаратура для поглощения углекислоты. Имелся и довольно мощный прожектор, который должен был посылать яркий луч света через стекло одного из иллюминаторов. Шар, весивший более двух с половиной тонн, висел на стальном тросе в палец толщиной, и был связан с надводным кораблём телефонным кабелем. При этом обрыв троса привел бы к неотвратимой гибели наблюдателей. Во время последующих погружений гидронавты смогли достичь глубин в 435 и 670 метров, а ещё через два года они опустились в океан на 900 метров. Рекордной же глубины Бартон достиг в одиночку, погрузившись в 1948 году на 1370 метров.

 

5 октября 1930 года около двух часов ночи неподалеку от городка Бовэ (Франция) потерпел катастрофу английский дирижабль Royal Airship Works R-101, принадлежавший компании Air Council и выполнявший свой самый первый рейс после постройки. Воздушное судно вылетело из Кардингтона (графство Бедфоршир, Англия) и держало курс на город Карачи (в то время Британская Индия, ныне Пакистан). Уже через час у дирижабля вышел из строя один из пяти двигателей, а затем в условиях штормового ветра с него сорвало внешнюю оболочку, и тогда же, как потом выяснилось, из баллонов началась утечка водорода. Тем не менее судно продолжило полёт, и в результате близ Бодэ дирижабль пошёл носом вниз. Несмотря на отчаянные попытки экипажа выровнять воздушный аппарат, он врезался в склон холма, а вытекающий водород тут же вспыхнул и поджёг весь дирижабль, который сгорел за считанные минуты. Из 54 человек, находившихся на его борту, погибли 48, включая лорда Джорджа Томсона, британского государственного секретаря по авиации, и генерал-майора сэра Сэфтона Бранкера, директора гражданской авиации Великобритании. При расследовании катастрофы выяснилось, что приготовления к полёту по политическим причинам делались в спешке, дирижабль имел ряд серьёзных недоделок, не прошел полных испытаний, и тем не менее он всё же получил сертификат лётной годности. Трагедия Royal Airship Works R-101 стала одной из крупнейших в мире катастроф с воздушными судами такого класса, положившая конец строительству в Великобритании больших пассажирских дирижаблей.

 

Российские события года

25 января 1930 года в Париже агентами советских спецслужб был похищен генерал царской армии Александр Павлович Кутепов. В операции участвовали начальник 1-го отделения ИНО ОГПУ Я.И. Серебрянский и заместитель начальника контрразведывательного отдела ОГПУ С.В. Пузицкий, а также члены их группы Турыжников и Эсме-Рачковский. Еще летом 1929 года советское руководство санкционировало операцию по «секретному изъятию» генерала из Парижа и доставке его в Москву. Сотрудники резидентуры ОГПУ были одеты в полицейскую форму, а Кутепова они задержали на одной из улиц Парижа под предлогом проверки документов. Вынужденный сесть с ними в автомобиль, генерал быстро заподозрил неладное и оказал физическое сопротивление, из-за чего ему сделали инъекцию морфия, который спровоцировал у пленника сердечный приступ. Кутепова вывезли из Парижа, но доставить его в СССР не удалось, так как вечером того же дня он скончался. Генерала тайно захоронили в предместье французской столицы, в саду дома, владельцем которого был участвовавший в операции полицейский офицер, в своё время завербованный ОГПУ. Длительное время судьба Кутепова оставалась неизвестной широкой общественности, пока в 1989 году не была наконец опубликована информация о том, как он был похищен и как скончался.

 

19 февраля 1930 года в Ленинграде сотрудники треста «Рудметаллторг» приступили к работам по снятию колоколов с Исаакиевского собора. Эти колокола были отлиты в 1845-1846 годах на заводе Ивана Стуколкина на Малой Охте. Для такой работы с Императорского монетного двора было отпущено 4 тысячи пудов старинных сибирских пятаков. Таким образом, в колокольном сплаве, помимо меди и олова, в незначительном количестве присутствовали также золото и серебро, содержавшиеся в пятаках. Первый раз колокола ещё недостроенного в то время собора благовестили 30 мая 1852 года, в день памяти святого Исаакия Далматского. Но после революционных событий в России и перехода власти к Советам всё чаще стали звучать слова и речи о необходимости закрытия Исаакиевского собора. В связи с начавшейся в СССР ещё в 1929 году массовой кампанией по борьбе с религией колокола в соборе были сняты и поступили в распоряжение треста «Рудметаллторг», взявшего на себя их доставку на завод для переплавки. О дальнейшей судьбе колоколов точных сведений не имеется.

 

25 апреля 1930 года в соответствии с приказом ОГПУ № 130/63 в структуре этой организации было образовано Управление исправительно-трудовых лагерей ОГПУ (УЛАГ ОГПУ). Ещё раньше вышло постановление Совнаркома СССР «Положение об исправительно-трудовых лагерях» от 7 апреля 1930 года, во исполнение которого, собственно, и создали УЛАГ. А 1 октября 1930 года УЛАГ ОГПУ в соответствии с ещё одним приказом было преобразовано в Главное Управление исправительно-трудовых лагерей ОГПУ (ГУЛАГ ОГПУ). После образования в 1934 году Народного комиссариата внутренних дел СССР эта организация стала именоваться ГУЛАГ НКВД СССР - аббревиатурой, на долгие годы ставшей печально известным символом эпохи сталинизма, когда через места лишения свободы, входившие в его структуру, прошли миллионы советских граждан.

 

1 мая 1930 года на только что построенный станции Айна-Булак состоялось торжественное открытие Турксиба – Туркестано-Сибирской железной дороги. Соединить стальной магистралью Среднюю Азию и Сибирь русские инженеры-путейцы планировали ещё в конце XIX века, а в 1906-1907 годах на трассе даже проводились первые изыскания. Однако до революции прокладка Турксиба по многим причинам так и не началась. Совет труда и обороны СССР 3 декабря 1926 года принял решение о развертывании строительства этой дороги. Согласно плана, 1442 километра рельсового пути предстояло проложить через горные реки, скалистые хребты, раскалённые пески. Работы развернулись одновременно с севера и юга навстречу друг другу – от Семипалатинска и от станции Луговой. Были созданы два управления строительства - Северное и Южное. Первые рельсы на севере в Семипалатинске были уложены 15 сентября 1927 года, а 19 ноября того же года началась прокладка пути на юге от станции Луговая. Стыковка рельсов произошла 25 (по другим данным - 28) апреля 1930 года на 640-м километре от станции Луговая. По этому поводу построенную здесь станцию Огыз-Корган переименовали в Айна-Булак («Зеркальный Ручей»), а торжества по случаю открытия сквозного движения по магистрали было решено перенести на 1 мая.

 

25 ноября 1930 года в Москве начался политический судебный процесс по так называемому «Делу «Промпартии» («Промышленной партии»). На скамье подсудимых оказались восемь человек – инженеры и крупные руководители ряда производств. Все они обвинялись во вредительстве, в шпионаже в пользу генерального штаба Франции, в подрыве военной мощи Красной Армии, и, наконец, в подготовке контрреволюционного переворота в СССР, в ходе которого они якобы намеревались свергнуть советскую власть в стране. По версии следствия, главой ЦК Промпартии был Леонид Константинович Рамзин, директор Теплотехнического института. Центр руководства и финансирования Промышленной партии якобы находился в Париже и состоял из бывших русских капиталистов (Нобеля, Манташева, Третьякова, Рябушинского и других). Рябушинского, по версии следствия, после переворота предполагалось назначить на пост министра промышленности и торговли. Однако уже в ходе процесса выяснилось, что Рябушинский умер еще до того момента, как «члены Промпартии» с ним будто бы вели переговоры. На суде все обвиняемые признались в инкриминируемых им преступлениях - вплоть до связи с французским премьером Пуанкаре. В связи с этим Пуанкаре выступил в печати с опровержением, которое было опубликовано в «Правде», оглашено на процессе и затем приобщено к делу как доказательство реального существования заговора. Решение суда было оглашено 7 декабря, согласно которому пятерых обвиняемых (Рамзина, Ларичева, Чарновского, Калинникова и Федотова) приговорили к расстрелу, а ещё троих (Куприянова, Очкина и Сытнина) – к 10 годам лишения свободы. Впоследствии Президиум ЦИК СССР заменил расстрел на тюремное заключение.

 

Самарские события года

13 августа 1930 года вышло постановление Совнаркома СССР о создании в Самаре медицинского института (СМИ). До этого в 1919-1927 годах существовал медицинский факультет Самарского университета, однако затем по финансовым причинам он был ликвидирован. А в 1930 году в Самарском медицинском институте было открыто пять дневных и вечерних факультетов: лечебный, санитарно-профилактический, охраны материнства и младенчества, сектор заочного обучения и курсы по подготовке зубных врачей (впоследствии стоматологический факультет). Большое значение в пополнение вуза рабоче-крестьянской молодежью имели относящийся к СМИ медицинский рабфак в Пензе и три его национальных отделения в районах Средне-Волжского края. Занятия в новом самарском вузе начались 10 октября 1930 года.

 

18 августа 1930 года президиум Средневолжского крайисполкома принял постановление об образовании краевого гидрометбюро. Это было сделано во исполнение постановления ВЦИК и Совнаркома СССР от 7 августа 1929 года «Об объединении метеорологической и гидрологической служб СССР», согласно которому при Совнаркоме учреждался Гидрометеорологический комитет СССР. А с 18 августа 1930 года, согласно решению крайисполкома, все метеорологические и гидрологические подразделения из множества ведомств (губисполкома, наркомзема, транспортного управления и других) передавались в ведение этого бюро. Позже другим постановлением крайисполкома от 3 апреля 1931 года на базе Самарского губернского метеобюро и ряда ведомственных организаций при Средневолжском крайземуправлении был создан Средневолжский краевой гидрометеорологический комитет, и в тогда его подчинение перешла вся наблюдательная сеть станций и постов, расположенных на территории нашего края. Именно с этой даты ныне отсчитывает свою историю Приволжское управление гидрометеорологической службы.

 

21 августа 1930 года был совершён первый пробный пассажирский рейс самолёта по маршруту Самара-Москва и обратно. Теперь эта дата считается днём рождения аэропорта «Смышляевка». Но это не значит, что главные воздушные ворота Самары к тому моменту уже соответствовали внутрисоюзным требованиям. В «Смышляевке» тогда ещё не было взлетно-посадочной полосы с твердым покрытием, из-за чего в течение многих лет не удавалось наладить регулярное воздушное сообщение Самары с другими городами. На грунтовых полосах пассажирские самолеты могли взлетать и садиться лишь в сухую погоду. Только после 1932 года, когда на базе Российского авиационного общества «Добролёт» и других аналогичных ведомств республик СССР возникло единое союзное агентство «Аэрофлот», в «Смышляевке» началась укладка твердой взлетно-посадочной полосы, которая продолжалась больше пяти лет, и лишь после ее окончания стало возможным не разовое, а регулярное пассажирское авиасообщение нашего города с другими регионами Советского Союза. Первой постоянной линией стала воздушная трасса Куйбышев – Москва, которая официально открылась 4 мая 1939 года.

 

25 октября 1930 года впервые было принято постановление Самарского горисполкома «О регулировании уличного движения в гор. Самаре». До этого ни в дореволюционной, ни в советской истории городские власти ни разу не издавали каких-либо документов по этому вопросу. Согласно вновь принятым правилам, к управлению экипажами (механическими и конными) допускались только лица старше 14 лет, а велосипедами – старше 12 лет. Уличное движение в Самаре разрешалось только по правой стороне улиц, при этом предельная скорость езды для самодвижущихся экипажей в черте города не должна была превышать 25 км/час, а для конных – 15 км/час. Светофоры в Самаре в то время ещё отсутствовали, поэтому пешеходам разрешалось переходить улицы в любом месте, но перед этим они должны были обязательно пропустить перед собой движущиеся по улице экипажи. В правилах выделялись отдельные разделы для легковых и ломовых извозчиков, а также для верховой езды. Всадник верхом на лошади должен был подчиняться общим правилам уличного движения, и при этом не оставлять лошадь без надзора, не выезжать на тротуар, не привязывать лошадь к деревьям, столбам, трубам, решёткам и тому подобному. Привязывать её можно было лишь к специальным коновязям, которыми должны были быть оборудованы участки на входе при всех советских учреждениях, а также дворы в жилых кварталах. Надзор за соблюдением данных правил возлагался на городскую милицию в целом, так специализированных органов регулирования уличного движения в ведомстве внутренних дел в то время ещё не существовало.

 

Главное самарское событие года

2 января 1930 года пленум президиума Самарского горсовета в рамках всесоюзной кампании по борьбе с религией постановил: «Самарский Кафедральный собор передать Союзу строительных рабочих для его переоборудования под Дом культуры Союза строителей». Группу, работающую над эскизным проектом реконструкции, возглавил сын А.А. Щербачева Петр Александрович Щербачев. Однако 22 марта 1930 года клубно-строительная комиссия при социально-бытовом секторе ЦК Союза строительных рабочих сочла подготовленный проект преобразования здания собора под клуб крайне дорогим, и потому непригодным для использования. В связи с этим 7 мая 1930 года Самарский горисполком принял постановление о том, здание бывшего кафедрального собора следует разобрать, а на его месте построить новый Дом культуры.

 

Сооружение Кафедрального собора

Купец первой гильдии Емельян Николаевич Шихобалов на свои деньги начал возводить в Самаре православные храмы в 1857 году. Тогда на бывшем городском кладбище наметили построить церковь Покрова Пресвятой Богородицы. Вести сбор пожертвований и контролировать строительство доверили специальному комитету, в который входили Емельян Николаевич и Антон Николаевич Шихобаловы, а также дворянин Алексей Михайлович Паршенский (рис. 1,2).

Проект собора был разработан архитектором Эрнестом Ивановичем Жибером (рис. 3). Храм имел традиционные формы: пятиглавый с шатровой колокольней над входом. Первый престол во имя святого Митрофана Воронежского освятили в 1861 года, а главный – в честь Покрова Пресвятой Богородицы – в 1862 году. Свой современный вид церковь обрела в 1911 году, когда воздвигли левый придел во имя великомученика Емельяна.

Участие братьев Шихобаловых в сооружении храма было столь велико, что по ходатайству Святейшего синода их наградили золотыми медалями. А.М. Паршенский удостоился ордена Святого Станислава 3 степени. В ограде храма купцам также разрешили устроить семейный склеп.

Официально Покровское кладбище закрыли в 1857 году, но захоронения на нем в некоторых случаях еще продолжались. Видимо, они были прекращены к началу 70-х годов. Тогда «строители храма во имя Покрова Пресвятой Богородицы самарские купцы I гильдии Емельян, Матвей и Антон Шихобаловы» обратились к Самарскому губернатору. Они сообщили, что в принадлежащем им каменном склепе погребены их родители, родственники и просили не закрывать склеп для новых погребений (рис. 4,5). Они также извещали, что дают на изготовление ограды вокруг храма и разведение здесь сада две тысячи рублей. Обращение купцов было доведено до городской управы, и разрешение на дальнейшее захоронение они получили, но только родственников по прямой линии. Здесь, в фамильном склепе, обрели последний приют все братья. В годы советской власти семейную усыпальницу купцов Шихобаловых разрушили, хотя Покровский храм уцелел.

Но главной благотворительной акцией Емельяна Николаевича Шихобалова стало его участие в возведении в Самаре величественного кафедрального собора. Это строительство в Самаре задумывали начать еще в 1853 году. Место для собора было определено по высочайше утвержденному плану. Однако начать строительные работы все время мешали какие-то причины. Дело сдвинулось с мёртвой точки лишь после того, как 4 апреля 1866 года на Александра II было совершено покушение, и 6 апреля в Самаре прошло благодарственное Богу молебствие за чудесное избавление государя от беды. Желая добрым делом ознаменовать столь радостное событие, власти вновь обратились за разрешением построить храм во имя Христа Спасителя с приделом в честь Святого Благоверного Великого Князя Александра Невского, небесного покровителя монарха.

Через несколько дней высочайшее соизволение было получено, и 14 апреля, в день рождения Александра II, преосвященный Герасим, епископ Самарский и Ставропольский, в присутствии губернатора и многих горожан освятил место, где надлежало воздвигнуть храм. На подготовительные работы городская Дума выделила 15 тысяч рублей.

Комитет по сооружению собора возглавил преосвященный Герасим. А вошли в него начальник губернии Г.С. Аксаков, почетный гражданин ростовский купец И.М. Плешанов, угличский купец П.М. Журавлев, уральский А.М. Горбунов и пять самарских: В.Е. Буреев, М.И. Назаров, Е.Н. Шихобалов, А.Н. Шихобалов, А.Е. Надысев. Казначеем комитета избрали И.М. Плешанова. Речь о нем пойдет в одной из следующих глав.

К 1869 году по подписке удалось собрать еще 24 тысячи рублей. В связи с отказом И.М. Плешанова от должности казначея была избрана новая комиссия, в которую вошли М.И. Назаров, А.Е. Надысев и Е.Н. Шихобалов. Но и эта комиссия смогла проработать очень недолго. Уже в апреле 1870 года комитет принял решение о том, чтобы «…должность казначея по комитету и распорядителя постройки возложить на самарского купца Емельяна Николаевича Шихобалова, как опытного в строительной части, пользующегося доверием граждан и состоящим членом комитета с начала постройки собора».

Купец не стал терять времени даром. Уже к осени удалось окончить кладку фундамента из бутового камня на протяжении 338 саженей, уложить 725 тысяч штук кирпича, соорудить арки, соединяющие главные столбы собора, поставить склеп. Все эти работы вели люди сызранского каменных дел купца Маркова. С наступлением холодов стройку приостановили. Инспектировавший объект губернский архитектор при осмотре стройки нашел, что все работы ведутся по утвержденному проекту, из хорошего материала, прочно и правильно (рис. 6).

А следующим летом в нашем городе случилось знаменательное событие, когда император Александр II с сыновьями Александром и Владимиром, совершавший в это время поездку по России, 29 августа 1871 года на пароходах «Александр II» и «Императрица Мария» общества «Кавказ и Меркурий» с многочисленной свитой прибыл в Самару. У Триумфальных ворот, украшенных губернским и уездными гербами, цветами, снопами пшеницы, государя встречали руководители губернии и города, духовенство, именитые граждане, в числе которых были купцы Емельян Николаевич и Антон Николаевич Шихобаловы. По их инициативе в программу краткого пребывания в городе государя включили и поездку на строительство кафедрального собора (рис. 7).

Как указано в архивных документах, для этого «…вывели часть стены собора для положения камня на высоте человеческого роста с таким расчетом, чтобы камень находился внутри храма, на самом видном месте, а самый камень, предложенный к поднесению Государю, обтесали в виде большого кирпича, приготовили серебряный молоток, лопатку и другие принадлежности, употребляемые при каменной кладке, и соорудили помост для следования Государя по постройке, покрытой красным сукном».

Прибыв на строительство, император осмотрел место работ, которыми остался вполне доволен, и после этого положил камень в стену собора. После торжественной церемонии Александр II имел беседу с членами комитета Антоном Николаевичем и Емельяном Николаевичем Шихобаловыми, а также с А.М. Горбуновым, И.М. Плешановым и П.М. Журавлевым. Государь интересовался размерами собора, качеством работ, расходом строительного материала. Рассказывали, что император, выслушав приветственную речь Емельяна Николаевича, спросил, на какие средства возводится собор. Услышав, что строительство ведётся на пожертвования, сказал: «Да, мне говорили, что в Самаре много богатых людей, и каждый из них на собственные деньги может построить собор». Шихобалов ответил: «Не знаю, государь». «А вы сами на свои средства можете его построить?» Ответ был: «Нет, государь. Сто тысяч я мог бы дать».

Историки теперь говорят, что тогда в беседе с императором Емельян Николаевич явно поскромничал. Ведь и первый казначей собора И.М. Плешанов, и принявший от него дела Е.Н. Шихобалов могли отчитываться только за те деньги, которые они получили от города и от общественности. Свои собственные средства, вложенные в собор, они в эти отчёты не включали. Между тем дальнейшие события показали, что именно капиталы Шихобаловых и были основным источников денежных средств, пошедших на строительство кафедрального собора в Самаре.

В общей сложности Емельян Николаевич руководил работой по строительству этого величественного сооружения в течение 19 лет. Несколько раз возводимый объект инспектировали специалисты. Так, например, в 1882 году они отмечали, что работы ведутся удовлетворительно, хотя здесь и есть отдельные недоставки, которые, впрочем, не могут повлиять на прочность здания.

В 1885 году город взбудоражили слухи о якобы возникших трещинах в стенах собора. В связи с этим в мае в Самару был приглашен автор проекта собора Э.И. Жибер. Он побывал на строительстве, осматривал здание и 31 мая высказал свои суждения на заседании городской думы: «…осмотр сооружаемого здания кафедрального собора привел его к убеждению, что здание это, столь грандиозное по размерам и серьезное вообще, до сих пор строилось правильно и прочно. Фундамент, кладка – все производилось с полной аккуратностью и, как видно, под наблюдением человека знакомого с подобными постройками». Что касается трещин в стенах, то сведения о них архитектор отверг как вздорные слухи.

В 1886 году на строительстве окончили возведение колокольни, а осенью следующего подняли крест на главный купол. Его кладку выполнили из пустотелого кирпича, изготовленного на городских заводах. В это время здоровье Емельяна Николаевича стало заметно ухудшаться, из-за чего он отказался от многих общественных обязанностей, но за строительством собора он по-прежнему продолжал следить (рис. 8).

Развязка наступила 7 октября 1888 года, когда городской голова П.В. Алабин собрал экстреннее заседание Самарской городской думы. «В эту ночь, - трагическим тоном сообщил он, - скончался Емельян Николаевич Шихобалов, один из именитейших граждан Самары, один из ее достойнейших общественных деятелей, многие годы потрудившийся на пользу городского общества безвозмездным служением ему до последнего дня своей жизни».

Петр Владимирович предложил поставить в соборе на видном месте икону святого Емельяна, ангела усопшего. На бронзовой доске сделать соответствующую надпись. За такое решение проголосовали единогласно.

Покойному оказали все возможные почести. Гласные думы присутствовали на панихиде, а затем и отпевании, которое прошло в храме Святой Троицы. Литургию и отпевание провел преосвященный Герасим, епископ Самарский и Ставропольский при пении двух хоров: Соборного и Спасо-Преображенского…

Но со смертью Е.Н. Шихобалова строительство собора вовсе не прекратилось – его продолжил младший брат покойного Антон Николаевич Шихобалов. На его средства были выполнены уникальные интерьеры собора, приобретена ценная церковная утварь, позолочено 40 крестов, проведено электроосвещение. Он вкладывал свой капитал в достройку собора в 1888-1894 годах, а с 1904 года содержал собор на свои средства. Согласно неофициальным подсчётам, в общей сложности братья Шихобаловы потратили на строительство и содержание кафедрального собора не менее 1,5 миллионов рублей в ценах того времени, что тогда было гигантской суммой, во много раз превышающей размер городского бюджета Самары.

Окончание строительства велось под руководством архитектора А.А. Щербачёва. Торжественное освящение храма было проведено 28-30 августа 1894 года. Таким образом, на его возведение в общей сложности понадобилось более 25 лет. Площадь, находящаяся перед храмом, тогда же стала называться Соборной (рис. 9-14).

Службы в Кафедральном соборе продолжались и после Октябрьского переворота 1917 года, в период четырехмесячной власти Комуча в Самаре и в годы гражданской войны. Так, 14 января 1918 года в соборе была отслужена панихида по погибшим от самосуда членам Учредительного собрания А.И. Шингарёве и Ф.Ф. Кокошкине, также служилась панихида по жертвам январского советского нападения на Александро-Невскую лавру. Заем 22 января 1918 года в соборе состоялось общегородское собрание духовенства и приходских советов, постановившее установить в городе трёхдневный пост (с 25 по 27 января), с общей исповедью и причастием, а на 28 января устроить всенародный крестный ход.

Органы советской власти не препятствовали этим церковным мероприятиям. Однако весной 1918 года на основании декрета об отделении церкви от государства здание кафедрального собора и всё находящееся в нём имущество стало «народным достоянием». Тогда же из церковного управления стали изыматься капиталы. В частности, из Воскресенского и Казанского соборов Самары было изъято в общей сложности 58 273 рубля. После того, как 8 июня 1918 года Самара была занята отрядами чехословацкого легиона, а власть перешла к комитету членов Учредительного собрания (Комучу), епископ Михаил по этому случаю отслужил в соборе благодарственный молебен, благословив создание Народной армии.

В январе 1919 года из собора были изъяты метрические книги, а также капиталы в процентных бумагах и сберегательных книжках — 22 665 рублей. В 1922 году в рамках исполнения декрета Совнаркома «Об изъятии церковных ценностей в пользу голодающих» из кафедрального собора было конфисковано различного церковного имущества на 2 пуда 7 фунтов 3 золотника 82 доли (по данным А.Г. Подмарицына, 4 пуда 31 фунт 37 золотников 27 долей, включая серебряное облачение главного престола — уникальное для Самары). В изъятые ценности вошли и серебряные молоток и лопатка, с помощью которых Александр II и Александр III закладывали камни в стену храма, два венца, серебряный, вызолоченный, с эмалью и рельефными изображениями оклад с Евангелия, два серебряных креста, серебряные сосуды, дискосы, звездицы, блюдо, серебряные дикирий и трикирий, лампады, цепочки, панагии, серебряный архиерейский посох и прочее. Изымались в том числе предметы, имевшие богослужебное назначение (чаши, дискосы, напрестольные кресты). В связи с этим 10 марта 1922 года в комиссию по изъятию церковных ценностей обратились настоятель и церковный староста собора с просьбой заменить конфискованные из храма сосуды на ризу с иконы Богоматери. Это прошение удовлетворили, а в просьбе возвратить венцы и чашу было отказано, несмотря на предложение заменить их серебром, собранным прихожанами.

А 1 сентября 1924 года Соборная площадь была переименована в Коммунальную.

 

Закрытие собора

В ходе обновленческого раскола, начавшегося в Русской православной церкви под давлением ВКП (б) в 1922 году, кафедральный собор стал одним из трёх самарских храмов, оказавшихся под управлением обновленческого протоиерея. По воспоминаниям современников, в это время даже на большие праздники в соборе практически не было богомольцев, православные верующие посещали другие храмы города. Сохранявшийся контроль обновленцев над собором привёл к тому, что в 1928 году епископ Александр перенёс свою кафедру в старейший храм Самары — Спасо-Преображенскую церковь, лишив Воскресенский храм соборного статуса.

Немногим больше, чем через год, начался процесс закрытия собора. Сначала 20 декабря 1929 года состоялось собрание рабочих и служащих строительного двора «Промстрой», на котором собравшиеся, в количестве 110 человек, потребовали передать здание собора под клуб строителей. Сохранились листки с второпях написанными фамилиями рабочих. На следующий день состоялось аналогичное собрание на алебастровом заводе. Здесь сбор подписей был более организованным: были подготовлены маленькие листочки бумаги, которые раздали рабочим, каждый из которых, как предполагают историки, под диктовку (так как текст практически совпадает) написал, что он даёт «подписку об отобрании кафедрального собора под клуб Союза строителей», в чём и «подписуется».

Пленум президиума горсовета 2 января 1930 года постановил: «Кафедральный собор передать Союзу строительных рабочих для переоборудования под Дом Культуры Союза строителей». Оставшееся имущество кафедрального собора было перевезено в переданный обновленческой общине «Живая церковь» Покровский храм. 7 января 1930 года краевым отделом Союза строительных рабочих была создана комиссия из семи человек по руководству составлением проекта переоборудования здания под клуб. 15 января комиссия заключила договор с группой инженеров и техников, возглавляемых архитектором Петром Александровичем Щербачёвым, сыном последнего архитектора собора Александра Щербачёва, о составлении эскизного проекта преобразования собора под клуб Союза строителей.

Уже 25 января 1930 года собор перешёл в арендное пользование крайотделу Союза строительных рабочих и стал именоваться «Дворцом культуры». Арендатор был обязан за «свой счёт переоборудовать и видоизменить колокольню, всякие церковные украшения и фигуры, отражающие религиозную обрядность, и произвести внутреннее оборудование под передаваемую цель, и закончить это к 1 октября 1930 года». С 6 февраля начались работы по снятию колоколов и крестов, которые потом долго попросту валялись на присоборной площади, смущая православных горожан, так что строителям пришлось обращаться в Госфонд с просьбой скорее прислать своего представителя, который принимал бы кресты сразу после снятия.

Колокольня являлась самой высокой точкой данного района города, поэтому трест коммунальных предприятий Самары предложил установить в ней бак-расширитель для теплофицируемых участков города. Союз строителей возражал, указывая, что есть предписание оставить колокольню без внутренних изменений как наивысший астрономический пункт, кроме того, массив колокольни у главного купола дал трещину под давлением висевших колоколов, что не позволяло нагружать колокольню.

Споры окончились 22 марта 1930 года, когда в Москве клубно-строительная комиссия при социально-бытовом секторе ЦК ВКП (б) сочла проект преобразования здания собора под клуб непригодным, предложив его использовать под склад или архив. 18 апреля 1930 года в Самаре во Дворце труда состоялось итоговое совещание комиссии по рассмотрению проекта переоборудования собора под клуб, в ходе которого П.А. Щербачёв снова пытался отстоять идею перестройки собора в клуб, но безуспешно.

 

Разрушение собора

В конце концов 7 мая 1930 года Самарский горисполком принял следующее решение:

«Учитывая, что приспособление здания бывшего кафедрального собора под культурные постройки требует огромных средств и что даже при больших затратах невозможно переоборудовать это здание под культурное учреждение, отвечающее всем требованиям, и исходя из необходимости быстрого форсирования строительства нового Дома культуры, президиум горсовета постановил:

1. Здание бывшего кафедрального собора разобрать.

2. На месте бывшего собора приступить к строительству нового Дома культуры.

3. Объявить конкурс на составление проекта нового Дома культуры».

«Волжпромстрою» было поручено начать разборку собора на кирпичи, «необходимые для строительства новых объектов». Контролировал работы по разрушению храма лично секретарь Средневолжского крайкома ВКП (б) Мендель Маркович Хатаевич. Планировалось, что разрушение собора обойдётся в 200 тысяч рублей. В июне 1930 года начался процесс разборки. Перед началом работ ценные дубовые и сосновые двери, заправленные в железный оклад, были сняты с петель и увезены на склад, однако несколько дверей оказалось брошенными возле собора, на них падали битые кирпичи, различный строительный мусор. Об этом факте написала газета «Средневолжская коммуна», и только после такой критики двери были подняты и увезены.

Кладка собора оказалась столь прочной, что даже при ручной разборке кирками и ломами кирпич с трудом удавалось сохранять целым. Груды половинок кирпичей заполнили площадь, в дальнейшем они использовались на «неответственные сооружения» — на строительство погребов, фундамента здания радиостанции, печей жилых домов. Доклады о количестве полученного за день кирпича следовали ежедневно, по ним выходило, что ручная разборка идёт очень медленно. К тому же работы оказались недостаточно хорошо организованы, среди рабочих была большая текучесть, расчёт с ними постоянно задерживался, а десятники предоставляли в бухгалтерию неграмотные бумаги, чем создавали путаницу и неразбериху. Добыча материала составляла лишь 8-10 тысяч кирпичей в сутки.

В результате собор было решено взрывать. Чтобы обезопасить близлежащие здания: Дом Красной Армии, здание радиостанции, временные сооружения Дома промышленности, а также получить большее количество целого кирпича и обеспечить своевременную уборку материалов с площади, было решено взрывать его частями. Взрывы проводились по ночам, при свете электрических фонарей.

Однако организовать эффективные взрывные работы удалось не сразу. Сохранилось письмо руководства стройконторы № 2 «Волжпромстроя» от 4 августа 1930 года в ГПУ: «Сообщаю, что взрыв кафедрального собора идет преступно слабо. Произведено несколько взрывов, и все безрезультатно, лишь лишнее дробление кирпича. Последний взрыв даже не производился, несмотря на то, что были вызваны 25 человек для оцепления, милиция, задержано трамвайное движение и другие мероприятия. В момент взрыва выяснилось, что ничего не готово. Техники Взрывсельпрома Петров и Беляев во время зарядки сами не присутствовали, и рабочие готовились к взрыву без надзора. Петров пришел к моменту взрыва в 2 часа утра, и выяснилось, что все не подготовлено. Такое халатное отношение к работе привело к тому, что слухи по городу распространялись самые нелепые, и к тому же срочные постройки, которые снабжаются кирпичами собора, в данное время вынуждены приостановиться» (рис. 15-17).

Не удавалось организовать и эффективную расчистку последствий взрывов. Вся площадь была завалена строительным ломом, мешавшим дальнейшим работам по разрушению собора. Завалы доходили даже до Некрасовского спуска Самары. Для вывоза материала не хватало транспорта, подвод и лошадей, некому было производить его сортировку. К работам привлекались даже случайные организации, получившие право использовать строительный лом для своих нужд, однако всё равно разборка собора, по словам руководства, «шла преступно медленно».

Для ускорения процесса 10 апреля 1931 года тресту «Волжпромстрой» было отдано распоряжение построить завод теплобетонных камней прямо на площади рядом с разбираемым собором. Предполагалось, что завод будет выпускать из строительного лома до 32 тысяч кирпичей в сутки, но на практике в сентябре 1931 года за сутки в среднем производилось лишь 25 тысяч кирпичей, хотя в первые дни после очередного взрыва производство возрастало до 46 тысяч штук. В целом в результате взрывных работ разрушение собора пошло быстрее, и к октябрю 1931 года рабочие уже приступили к разборке нижнего храма и усыпальницы епископов.

Кроме кирпича, из остатков собора также добывался цокольный камень — плитняк, который шёл на кладку нижних этажей внутренних стен вместо кирпича, на кладку стен холодных построек в виде прокладных рядов и на кладку цоколя. Кирпичный половняк шёл на фундамент детских яслей, учебного комбината, и так далее. Использовались также части изразцов, куски мрамора, железный лом — всё шло в дело, так как качество материалов, из которых строился собор, было отличным. Особые указания были даны по поводу сбережения оцинкованного железа, которым был покрыт храм: тяжёлые части разбираемого здания, падая с большой высоты, разрушали все на своём пути, в том числе и такой ценный материал.

В своём сообщении на конференции строителей от 11 апреля 1931 года начальник стройконторы № 2 «Волжпромстроя» Гартман, занимавшейся разбором здания собора, сообщил: «В самое горячее время в июле 1930 года мы совершенно не имели кирпича. Но нас в прошлом году нас спасали эти церкви, которые мы разбирали, заборы и так далее. Например, из старого кирпича мы процентов на 80 выполнили нашу производственную программу. Таким образом мы выстроили затон, педвуз, комвуз и ряд других зданий» — помимо собора разбирались также храмы женского и мужского монастырей.

По решению горисполкома 2 июня 1931 года на площади была установлена камнедробилка, в которой перемалывались в щебень для производства теплобетонных камней крупные каменные остатки. Оставшийся строительный лом вывозился под Вилоновский спуск, где им засыпался овраг рядом с Краснознаменской площадью, под откос с западной стороны тубдиспансера. Использовался каменный лом и для строительства фундаментной плиты под будущий дом культуры.

Решением от 11 марта 1932 года «Горстрой» принял на себя обязательство: «Построить на площадях Коммунальной, Вокзальной и Революции три общественные уборные, каждая объёмом в 352 куб. метра». На их постройку также шли остатки кафедрального собора.

В середине 1932 года собор был окончательно разрушен. Но на складах Самары ещё и в начале 1933 года имелись «камень теплобетонный, половняк, кирпичи (бывшие в употреблении), изразцы (бой), битый мрамор, железо (лом), двери (бывшие в употреблении)» — это всё, что осталось от здания кафедрального собора (рис. 18-20).

Итоговые затраты на разборку храма значительно превысили смету и составили более 260 тысяч рублей.

 

Площадь после разрушения собора

Ещё до окончательного разрушения собора, 3 ноября 1931 года, Средневолжский крайисполком принял решение о строительстве на его месте Дворца культуры. Рассматривалось несколько проектов, в том числе и П. А. Щербачёва, но утверждён был проект архитекторов Ноя Троцкого и Николая Каценеленбогена.

17 марта 1935 года горсовет принял решение о перепланировке центральной площади и о возведении на ней памятника В.В. Куйбышеву, в честь которого в январе того же года были переименованы как площадь, так и весь город. Реконструкция кварталов вокруг площади заняла несколько лет, окончившись в 1938 году. Сначала 5 ноября 1938 года на месте собора открылся памятник В.В. Куйбышеву работы М.Г. Манизера, а в конце декабря состоялось торжественное открытие всего комплекса площади с Дворцом культуры, несколько смещённый от Волги относительно прежнего расположения собора (рис. 21-29).

При подготовке данной публикации были использованы материалы ресурса https://ru.wikipedia.org/wiki/Храм_Христа_Спасителя_(Самара)

 

 

 

Приложения

 

Ниже приводятся материалы из фондов Центрального государственного архива Самарской области (ЦНАСО) на тему кампании борьбы против религии.

 

ГАСО, Р-638, оп. 3, д. 284.

 

Народный суд Чапаевского района Самарского округа

Дело № 1708-29 г.

По обвинению гр-ки Букиной Анны Тимофеевны в преступлении, предусмотренном ст. 123 УК.

Начато 27 мая 1929 г.

Окончено 17 сентября 1929 г.

 

Л. 1б.

Начальнику СС ПП ОГПУ СВС.

Пом. уполномоченного СС Тимофеева.

Рапорт.

В СС ПП ОГПУ поступили сведения, указывающие на то, что в селе Титовке Чапаевского района, Самарского округа, в доме кр-на Букина 24.05. с.г. обновилась икона, вследствие чего в течение 25 и 26 мая к дому указанного крестьянина образовалось паломничество, причём приходящие жертвовали на икону деньги.

Усматривая из всего вышеизложенного признаки состава преступления уголовно наказуемого, настоящим прошу Вашего распоряжения о расследовании дела и привлечении виновных к ответственности.

Пом. уполномоченного Тимофеев (подпись).

27 мая 1929 г.

Г. Самара.

 

Л. 2.

Утверждаю. Зам. ПП ОГПУ СВО Тарашкевич.

Постановление (о производстве ареста).

1929 года мая 27 дня я, п/уполномоченного секретного отд. ПП ОГПУ СВО Тимофеев, рассмотрев дело на гр. Букину Анну Тимофеевну, подозреваемую в совершении преступных деяний, предусмотренных 123 ст.ст. УК [совершение обманных действий ч целью возбуждения суеверия в массах населения для извлечения таким путём каких-либо выгод – В.Е.], и принимая во внимание то обстоятельство, что, находясь на свободе, она может препятствовать раскрытию истины, и что имеется опасение на возможность уклонения её от следствия суда, а поэтому, руководствуясь 145 и 158 ст.ст. УПУ, постановил: мерою пресечения в отношении гр. Букиной Анны Тимофеевны избрать содержание под стражей при арестном помещении ПП ОГПУ СВС.

Пом. уполномоченного Тимофеев (подпись).

Нач. СС Бухбанд (подпись).

 

Л. 5.

Протокол допроса, произведённого 1929 года, мая месяца, 27 числа, мною, уполномоченным, гр. Букину Анну Тимофеевну в качестве обвиняемой, которая после предупреждения об ответственности за дачу ложных показаний, показала:

Букина Анна Тимофеевна, 48 лет, местожительство – с. Титовка, Чапаевский район, Самарского округа, неграмотная, беспартийная, занимается сельским хозяйством, не судилась.

По существу обновления в моём доме 24 мая с.г. иконы «Воскресения с двунадесятыми праздниками» могу показать следующее: во вторник, 21 мая, перед праздником Николы я эту икону сняла с божницы и начала её мыть снежной водой. После того, как помыла, больше не обращала на неё внимания. 24 мая во время завтрака я сказала своему мужу, что у нас как будто бы икона «Воскресение», вымытая мною заранее, начала делаться светлой. Муж, хотя и не знал, что я икону перед этим мыла, мне на это ничего не сказал и ушёл. До вечера я из дома в этот день никуда не выходила. К вечеру пришла моя мать Аксинья Ефимовна Чегурова. Я ей тоже сказала: «Мама, смотри, у нас икона светлеет». Мать мне на это ничего не сказала, и даже не помолилась, а тут же ушла. После её ухода тут же ко мне в избу стали приходить женщины, живущие с нашим домом по соседству, пребывало много ли – я точно сказать не могу, но приблизительно человек 15-20, деньгами в тот день пожертвовали 30 копеек, приходили больше посмотреть. У иконы я зажгла лампадку, что ещё больше придавало ей светлый вид. Масла у меня дома не нашлось, и я за ним бегала к соседке Олдыковой Марии Гавриловне, где я рассказала, что у меня обновилась икона. Приходящие женщины убедились, что икона «обновилась», и некоторые молились, и даже жертвовали деньгами. Я никому не говорила, что эту икону я сама вымыла. Вечером ко мне приходил гр. Казаков Арсентий Иванович, который тоже сказал, что икона действительно обновилась, никакой бумаги он мне не писал. 25.05. с.г. пребывало у меня много на квартире, 26.05. тоже много, некоторые из приходящих жертвовали деньгами. Всего за эти дни, может быть, собрано всего рубля три, не больше, но точно не знаю, деньги эти и сейчас лежат на божнице, где стояла икона. Когда клали деньги, я говорила: «Ничего не кладите, пожалуйста, ничего не надо». Но деньги клали, тогда я подумала на эти деньги купить церковного лампадного масла к иконе, и накупить свечей для неё же. Никому из приходящих, даже своему мужу, я не говорила, что икона эта мною была вымыта. В воскресенье вечером или в субботу, хорошо не помню, я пошла к священнику нашего села Щёголеву сказать ему, что у нас в доме обновляется икона, и просила совета, а что дальше делать, также просила его пойти отслужить молебен. Священник отказался и сказал: «Твоя икона – молись, но людям ничего не говори». После этого я от него ушла. Почему я это сделала, сейчас не могу объяснить, никакой цели я этим «обновлением» не преследовала, никто их духовенства меня не подговаривал, а просто я это сделала по своей темноте и неграмотности. Я считаю, что это вышла просто ерунда, сделанная мною, как я уже и указала, по своей неграмотности.

Кроме этого, показать ничего не могу. Я неграмотная, прошу расписаться за меня граждан нашего села Мозоваткина Петра и Теплякова. По просьбе неграмотной Букиной Анны Тимофеевны расписались присутствующие при допросе.

Мозоваткин

Тепляков

Коновалов.

Пом. уполномоченного СО Тимофеев (подпись).

 

Л. 6.

Протокол допроса, произведённого 1929 года, мая месяца, 27 числа, мною, уполномоченным, гр. Букина Терентия Прохоровича, в качестве свидетеля, который после предупреждения об ответственности за дачу ложных показаний, показал:

Букин Терентий Прохорович, 49 лет, местожительство – с. Титовка, Московская улица, неграмотный, беспартийный, крестьянин, не судился.

В пятницу 24 мая с.г., придя в избу свою утром, я сел завтракать. Во время завтрака жена моя мне сказала: «Смотри, старик, у нас икона светлее стала». Я ей на это ничего не сказал, позавтракал и ушёл. Ходила ли моя жена куда, и приходил ли кто к ней, я не могу сказать. Когда вторично пришёл в избу обедать, жена была дома, икона также висела на прежнем месте. В избе никого, кроме членов моей семьи, не было. Я пообедал и снова ушёл на работу. Придя в третий раз в избу уже к вечеру, я увидел у нас посторонних женщин, причём одни уходили, другие снова приходили. Жертвовали ли в этот день сколько-нибудь денег, я не видел. На другой день я снова ушёл на работу, а к завтраку вернулся. Часов с 12-ти снова пошёл народ, больше женщины, мужчин было человека три при мне, а потом я ушёл на работу и всё время почти дома не был. Кто известил народ об иконе, я не знаю, кто приходил и молился у иконы, также не знаю. Но, по моему мнению, распространился слух об обновлении иконы благодаря моей жене, которая, по всей вероятности, сообщила об этом своей матери, живущей недалеко от нас, та в свою очередь рассказала старухам, и потому слух об обновлении иконы быстро распространился по селу. Лично я не видел, чтобы кто жертвовал деньгами для иконы, но жена мне действительно говорила, что посетители клали к иконе деньги, и всего было пожертвовано копеек пятьдесят или шестьдесят. Возможно, впоследствии и ещё клали деньги, но я хорошо не знаю. Лично я никому не говорил об обновлении иконы, да я и не верю, что она могла обновиться. Но и не знаю также, что и кто с ней сделал, может быть, и мыли её, мне об этом раньше моя жена ничего не говорила. Кроме этого, показать ничего не могу. Ввиду моей неграмотности прошу за меня расписаться гр. Мозоваткина.

По просьбе неграмотного Букина расписался за него Мозоваткин.

Пом. уполномоченного Тимофеев (подпись).

 

Л.л. 11-12.

Протокол допроса, произведенного 1929 года, мая месяца, 29 числа, уполномоченным СО ПП ОГПУ СВО допрошен гр. Щёголев Петр Ильич, в качестве обвиняемого, который после предупреждения об ответственности за дачу ложных показаний, показал:

Щёголев Петр Ильич, 1883 г.р., в с. Нойкино, Бугурусланского округа, мордвин, местожительство – с. Титовка Чапаевского района, священник с 1919 года, из крестьян, окончил церковно-приходскую школу, беспартийный, сочувствующий советской власти, был судим за самогон, оштрафован на 50 руб., имущественное положение – корова одна, жена Александра Алексеевна, 37 лет, дочь Марианна – 8 лет, родственница Евдокия Леонтьевна Зубкова – 27 лет, отец Илья – 70 лет, брат Пётр – 22 года, сестра Мария замужем – 28 лет, мать Агафья Васильевна – 55 лет.

По существу дела показал:

К обновлению иконы в с. Титовке я непричастен. Узнал я об обновлении 24-25 мая от людей. 25 мая после службы вечером ко мне на квартиру пришла сама хозяйка, дома у которой обновилась икона «Воскресение христово», и стала просить совета, как ей поступить, и просила отслужить молебен на дому перед иконой, я ей отказал, и сказал: «Молись, но людям никому и ничего не говори». Она после этого и ушла. Фамилия и имя приходившей – Букина Анна. На другой день, в воскресение, 26 мая, много шло народу, и говорили, что идут смотреть икону. Я сам не ходил, и не интересовался. Шли пожертвования иконе или нет, я не знаю, и я никаких приношений за икону не получал.

[…]

Антисоветскую агитацию я не проповедовал, и никому не говорил, что икона обновляется по воле бога, в наказание за то, что многие стали безбожниками.

Больше показать ничего не могу, протокол мне прочитан, записан с моих слов правильно.

Петр Щёголев.

Пом. уполномоченного Тимофеев.

 

Л.л. 13-14.

Протокол допроса, произведенного 1929 года, мая месяца, 29 числа, уполномоченным СО ПП ОГПУ СВО допрошен гр. Тепляков Егор Васильевич, в качестве обвиняемого, который после предупреждения об ответственности за дачу ложных показаний, показал:

Тепляков Егор Васильевич, род. в 1879 году в с. Шереметьево-Возинская, Конодеевской волости, Сызранского округа, псаломщик с 1927 г. в с. Титовке, крестьянин, окончил сельскую школу, женат, беспартийный, сочувствующий советской власти, не судился.

По существу дела показал:

По делу обновления иконы в селе Титовке Чапаевского района Самарского округа мне известно следующее. Приблизительно в пятницу 24 мая я услышал от своей хозяйки, дома у которой я стою на квартире, что в доме нашего односельчанина гр. Букина Терентия начинает обновляться икона. Я лично этому не поверил, и не придавал этому никакого значения. После я сам увидел, что по улице к дому Букина вереницей по трое и по четверо потянулись бабы, говоря по дороге, что икона начинает «светлеть», обновляться, свежеть, и т.д. Эти же самые слова по отношению к иконе бабы говорили и на обратном пути, когда они шли из квартиры Букина. Я лично участия в обновлении иконы никакого не принимал, так как в это не верю, в отношении принесения каких-либо подаяний, как денежных, так и другого вида, в связи с обновлением иконы, и кем именно подавалось, мне не известно ничего. Но сидя в камере с Букиным, последний говорил, что принос денежный был в сумме пятидесяти копеек, больше он ничего не говорил. Больше по данному делу показать ничего не могу. Записано с моих слов правильно, что и подтверждаю своей подписью.

Тепляков.

Пом. уполномоченного Тимофеев.

 

Л.л. 15-16.

Протокол допроса, произведенного 1929 года, мая месяца, 29 числа, уполномоченным СО ПП ОГПУ СВО допрошен гр. Мозоваткин Пётр Никифорович, в качестве обвиняемого, который после предупреждения об ответственности за дачу ложных показаний, показал:

Мозоваткин Пётр Никифорович, 1888 г.р., род. в с. Титовка Чапаевского района, председатель церковного совета с 4.04. с.г., из крестьян, окончил сельскую школу, женат, беспартийный, сочувствующий советской власти, имущественное положении е – дом с надворной постройкой, 2 лошади, корова, шесть овец, не судился.

По существу дела показал:

По делу обновления иконы в с. Титовке могу сообщить следующее. В субботу 25 мая я выехал в луга, для переправки лошади, таким образом, я в лугах находился 25 и 26 мая. Вечером в 10 часов я переправлялся с лошадью к себе домой в Титовку, и только на пароме я услышал, что в селе обновилась икона, этот разговор вели на пароме крестьяне. Разговор был следующий: что будто бы у гр. Букина обновилась икона, и туда к нему на квартиру собираются женщины, для какой цели собирались, мне неизвестно, и этим вопросом я даже не интересовался. Этот разговор на пароме я слышал ещё в субботу, когда ехал за лошадью. Приехав домой, лёг спать, и больше об этом ничего не слышал, а наутро, часа в два дня, меня позвали в сельсовет, где и арестовали. Больше ничего по данному делу показать не могу. Записанное с моих слов подтверждаю.

Мозоваткин.

Пом. оперуполномоченного Тимофеев.

 

(После окончания расследования мера пресечения в отношении граждан Букиной Анны Тимофеевны, Букина Терентия Прохоровича, Щёголева Петра Ильича, Теплякова Егора Васильевича, Мозоваткина Петра Никифоровича изменена с содержания под стражей на подписку о невыезде. Обвинение в совершении преступления по ст. 123 УК РСФСР было предъявлено только Букиной Анне Тимофеевне).

 

Л. 30.

Приговор.

Именем РСФСР 1929 года, сентября 17 дня, народный суд Чапаевского района Самарского округа в составе народного судьи Алексеева и народных заседателей Ширяевой и Шапкина, рассмотрев дело по обвинению Букиной Анны Тимофеевны, 48 лет, происходящей из села Титовки Чапаевского района, неграмотной, замужней, живущей в семье из 3-х человек, имеющих лошадь и корову, несудимой, в совершении преступления, предусмотренного ст. 123 УК, нашёл установленным, что 24 мая 1929 года подсудимая Букина распустила по селу слух, что в её доме обновилась икона, благодаря к чему к иконе образовалось паломничество, и в течение 2-3 дней неслись пожертвования. 27 мая 1929 года органами ОГПУ Букина была арестована, и паломничество прекратилось, причём выяснилось, что обновление иконы произошло благодаря тому, что она, Букина, вымыла икону снежной водой, какое обстоятельство сокрыла от населения и суеверных, чем и совершила обманные действия в массах, т.е. преступление, предусмотренное ст. 123 УК. Потому, имея в виду неграмотность Букиной, а также и то, что она в течение 11 дней содержалась в предварительном заключении, руководствуясь ст.ст. 319-3126 УПК, приговорил:

Букину Анну Тимофеевну по ст. 123 УК подвергнуть к одному месяцу принудработ, но т.к. указанную меру она отбыла в предварительном заключении, приговор в части принудработ в исполнение не приводить, конфисковав у Букиной имущества на пять рублей в доход государства.

Вещдоказательство по делу – деревянную икону, находящуюся в Самарской окрпрокуратуре, сдать в СВО Музей безбожников.

Приговор может быть обжалован в 14-дневный срок, в случае обжалования дело будет рассмотрено в Самокрсуде.

П.п. нарсудья Алексеев (подпись).

Нарзаседатели Ширяева и Шапкин (подписи).

 

 

ЦГАСО, Р-56, оп. 1, д. 325.

Самарский городской Совет рабочих и красноармейских депутатов (горсовет)

Г. Самара

Президиум

Протоколы №№ 1-43 заседаний пленумов горсовета. Подлинники.

26 марта 1929 г. – 2 января 1930 г.

На 171 листе.

 

Л. 48.

Из протокола № 17 пленума Самарского горсовета, происходившего 27.12. 1929 г. в Доме культуры.

1. Слушали:

О снятии колоколов с церквей г. Самары (Левитин).

Постановили:

1. Учитывая решения собраний рабочих по предприятиям, с требованием от горсовета о снятии церковных колоколов для индустриализации страны, а также широкое движение советской общественности, поддерживающее эти требования, считаясь с волей избирателей и признавая целесообразность этих требований, основанных на твёрдом решении пролетариата форсировать темп индустриализации СССР – пленум Самарского горсовета постановляет:

1. Со всех церквей г. Самары снять колокола, передав металл на предприятия края, и Советского Союза вообще, для переработки.

2. Полученные от реализации металла (колоколов) средства президиуму горсовета использовать для постройки в г. Самаре нового Дома культуры и другие культурные надобности.

3. Снятие колоколов произвести не позднее 15 января 1930 г.

4. Совершая важнейший политический и хозяйственный акт, пленум горсовета уверен, что рабочие всех городов нашего края последуют примеру рабочих г. Самары.

[…]

Председатель горсовета Левитин (подпись).

Секретарь Каширин (подпись).

 

Л. 54.

Из протокола № 18 пленума Самарского горсовета, проходившего 17 января 1930 г. в Доме культуры.

[…]

2. Слушали: Разное.

Сообщения горсоветов г.г. Нежина, Кременчуга, Ашхабада, Воронежа о том, что они вызов Самарского горсовета о снятии колоколов принимают, и постановили колокола со всех церквей снять.

Постановили:

Пленум Самарского горсовета с удовлетворением заслушал сообщение о том, что инициатива самарских рабочих о снятии колоколов получила большое сочувствие среди рабочих многих городов: рабочие Нежина, Кременчуга, Ашхабада, Воронежа последовали примеру Самары. Снятие колоколов является большим вкладом в индустриализацию страны и показывает, что пролетариат решительно выкорчёвывает остатки прошлого – религии, тормозящей быстрый темп реконструкции народного хозяйства.

Шлём пролетарский привет и пожелания успеха в социалистическом строительстве.

Председатель горсовета Левитин (подпись).

Секретарь Каширин (подпись).

 

ЦГАСО, Р-56, оп. 1, д. 328.

Самарский городской Совет рабочих и красноармейских депутатов (горсовет)

Г. Самара

Президиум

Протоколы №№ 1-50 заседаний президиума горсовета. Подлинники.

29 марта 1929 г. – 15 марта 1930 г.

На 347 листах.

 

Л. 48-49.

Из протокола № 13 заседания президиума Самарского горсовета, проходившего 25 июня 1929 г.

[…]

П. 22.

Представление горкомхоза о выселении религиозных общин из жилых помещений (т. Шарапов).

а) Руководствуясь постановлением НКВД РСФСР № 1123, в силу острого жилищного кризиса прекратить использование жилых помещений в муниципализированных и частновладельческих домах под всякого рода религиозные общины.

б) Вместе с тем по тем же причинам прекратить использование нежилой площади, но могущей быть приспособленной под жилую, под религиозные общины, совмещая различные религиозные течения в одном помещении для совместного или поочерёдного использования, как это предлагается постановлением НКВД № 1123.

в) Намеченные горкомхозом мероприятия по освобождению такого рода помещений – утвердить.

г) Вменить в обязанность ГОКХ возбудить судебный иск к тем религиозным общинам, которые получали квартплату с жильцов занимаемых общинами зданий.

 

Л. 62об.

Из протокола № 16 заседания президиума Самарского горсовета, происходившего 16 июля 1929 г.

[…]

12. О закрытии Александро-Невской церкви (т. Першин).

С закрытием Александро-Невской церкви и передачей её под школу психиатрической больницы – согласиться. Возбудить ходатайство перед облИК о санкционировании закрытия.

Просить прокуратуру расследовать вопрос об уплате психиатрической больницей страховки за здание церкви.

По выявлении виновных привлечь их к ответственности.

 

Л. 127.

Из протокола № 29 заседания президиума Самарского горсовета, происходившего 15 октября 1929 г.

[…]

9. О закрытии Николо-Софийской церкви по Чапаевской ул., № 134 (ходатайство рабочих и служащих водосвета в числе 182 чел.) (т. Баньковский).

Ввиду того, что община Николо-Софийской церкви не превышает 100 человек, и что свои религиозные потребности она может удовлетворить в Троицкой церкви – церковь по Чапаевской ул. № 134 (Николо-Софийскую) закрыть, и здание использовать под Музей революции.

 

Л. 173.

Из протокола № 40 заседания президиума Самарского горсовета, происходившего 16 декабря 1929 г.

[…]

18. Об использовании жилых зданий, имеющихся при церквях (т. Никитин).

Все жилые дома, имеющиеся при церквях (за исключением сторожек, в которых проживают сторожа, окарауливающие церковь), поручить ГОКХ изъять из ведения религиозных общин и выселить нетрудовой элемент, проживающий в них, используя в дальнейшем эти дома на общих основаниях.

Вопрос о доме при Кафедральном соборе оставить открытым.

 

Л. 178.

Из протокола № 41 заседания президиума Самарского горсовета, происходившего 26 декабря 1929 г.

[…]

9. Об инвентаризации церковного имущества (т. Мингалёв).

Предложить инвентаризационной комиссии усилить темп по инвентаризации церковного имущества.

Предложить административному отделу поставить вопрос перед религиозными общинами, у которых обнаружена недостача имущества, покрыть недостачи в 3-дневный срок, в противном случае договора расторгнуть и предъявить иск в судебном порядке за недостающее имущество.

[…]

 

Л. 179об.

15. О снятии колоколов с церквей г. Самары (т. Каширин).

Учитывая требования ряда крупных предприятий гор. Самары и требований через печать о снятии колоколов с церквей, считать необходимым колокола со всех церквей снять и передать их на индустриализацию страны (как металл), употребив вырученные от реализации средства на постройку в г. Самаре Дома культуры.

На окончательное утверждение этот вопрос внести на пленум горсовета.

 

16. Об изъятии из пользования религиозной общины Богородицко-Рождественской церкви.

Ввиду того, что закрытие церкви санкционировано президиумом горсовета и кр. ИКом, и имея в виду всё обостряющийся жилищный кризис в г. Самаре, и отсутствие помещения под школу для детей рабочих, проживающих в посёлке Новый Оренбург, которые за отсутствием помещения для школы лишены возможности учиться, с изъятием из использования религиозной общины Богородицко-Рождественской церкви согласиться.

 

17. О закрытии Свято-Никольской церкви в Рабочем посёлке.

Принимая во внимание наказ избирателей и ходатайство учащихся школы-семилетки № 35, поддерживаемое решениями рабочих завода № 42, дрожзавода и других, а также возможность отправления верующими своих религиозных потребностей в находящейся рядом Скорбященской церкви, с закрытием Свято-Никольской церкви и передачей здания для использования под культурно-просветительные цели согласиться.

 

18. О закрытии церкви Белокриницкой иерархии по ул. Л. Толстого, д. № 14 (Каширин).

Учитывая ходатайство 3200 человек кустарей, объединяемых кустпромкооперацией, поддержанное крупными производственными предприятиями (фабрика Швейпрома, ф-ка «Красная звезда» и друг.), и малую посещаемость церкви верующими – президиум горсовета считает необходимым церковь по ул. Л. Толстого, д. 14 – закрыть, и использовать под культурно-просветительные учреждения.

 

19. Представление крайадмуправления о необходимости изъятия от религиозных общин староцерковнического «тихоновского» течения Троицкой и Покровской церквей и передаче таковых общинам верующих обновленческой ориентации.

Имея в виду неравномерность распределения зданий культа между религиозными общинами староцерковнического и обновленческого течений (община обновленческого течения имеет только одну церковь – Кафедральный собор, все остальные функционирующие находятся в ведении общин староцерковнического течения), с изъятием Троицкой церкви из пользования религиозных общин староцерковнического течения и передачей общинам обновленческого течения согласиться.

 

Л. 189.

Из протокола № 40 заседания президиума Самарского горсовета, происходившего 16 декабря 1929 г.

[…]

15. О закрытии лютеранской церкви (т. Ниппич).

Ввиду того, что религиозная община лютеран в большей своей части подписала требование на закрытие кирхи (церкви во главе с председателем церковного совета общины) лютеранскую церковь закрыть, использовать её под культурные надобности гороно.

 

16. О закрытии польского костёла (т. Каширин).

Учитывая требования рабочих, общественных организаций и печати, о закрытии польского костёла и использовании его под детский театр и кино, польский костёл закрыть и передать УЗП для оборудования в нём детского театра и кино.

 

Л. 198об.

Из протокола № 43 заседания президиума Самарского горсовета, происходившего 15 января 1930 г.

[…]

29. О закреплении за учреждениями закрытых церквей.

Союзу швейников – передать единоверческую церковь, находящуюся на углу ул. Фрунзе и Некрасовской.

Церковь в пос. Н. Оренбург передать под клуб железнодорожников.

Церкви в Рабочем посёлке передать: одну под клуб металлистов (часовню), вторую – под деточаг Водосвета, и третью (летнюю) под гараж о-ва «Транспорт».

 

Л. 205об.

Из протокола № 44 заседания президиума Самарского горсовета, происходившего 25 января 1930 г.

[…]

25. Об использовании Кафедрального и Казанского соборов и церкви Белокриницкой иерархии на ул. Л. Толстого, 14, и закрытии Воскресенской церкви.

а) Кафедральный собор передать союзу строителей для переоборудования под Дом культуры союза строителей;

б) Казанский собор передать «Сельхозснабжению» для использования под тракторные мастерские;

в) Старообрядческую церковь по ул. Л. Толстого, д. № 14 (Белокриницкой иерархии) передать о-ву Техмас – для переоборудования под Дом техники;

г) Учитывая наказ избирателей о закрытии Воскресенской церкви, постановления собраний ряда учреждений и студентов СХИ, а также то, что верующие могут удовлетворить свои религиозные потребности в Петропавловской и Свято-Никольской церкви, расположенной не далее 2 км, Воскресенскую церковь закрыть и передать её гороно для организации культучреждения по обслуживанию района Самарской площади.

 

Л. 227.

Из протокола № 47 заседания президиума Самарского горсовета, происходившего 25 февраля 1929 г.

[…]

11. Об использовании церкви в Рабочем городке (б. женский монастырь) (Левитин).

Ввиду отказа о-ва «Транспорт» от здания церкви в Рабочем городке в отмену своего постановления от 15.01.1930 г. церковь передать СХИ для использования под клуб или общежитие студентов.

Татарскую мечеть, в изменение решения от 5.02. с.г., передать под клуб татарской школе.

 

Л. 241об.

Из протокола № 47 заседания президиума Самарского горсовета, происходившего 25 февраля 1929 г.

[…]

23. Ходатайство рабочих и служащих Водосвета о сносе колокольни в Рабочем городке, за невозможностью использования её, и передаче материалов, полученных от разборки, на расширение Самарской ЦЭС.

Ходатайство рабочих Водосвета о разборке колокольни в Рабочем городке и использовании материалов, полученных от разборки, на расширение Самарской ЦЭС – удовлетворить.

 

ЦГАСО, Р-56, оп. 1, д. 343.

Самарский городской Совет рабочих и красноармейских депутатов (горсовет)

Обязательные постановления Самарского горсовета

 

Л. 114.

Обязательное постановление Самарского городского Совета от 31 декабря 1929 года.

В целях сохранения хвойных лесов (ёлок и сосны), хищнически уничтожаемых порубкой в целях продажи в дни Рождества и другие праздники, горсовет постановляет:

1. Категорически запретить порубку указанных выше видов деревьев, расположенных на территории г. Самары, прилегающих к городу посёлках, дачах, садах и загородном парке «Зелёная Роща».

2. Запретить всякую продажу ёлок и сосен на рынках, площадях и улицах, перечисленных в п. 1 местностях.

3. Виновные в нарушении настоящего постановления подвергаются штрафу в административном порядке до 25 рублей, или принудительным работам на срок до 7 дней.

4. Наблюдение за выполнением этого постановления возлагается на органы милиции.

5. Постановление вступает в силу с момента его опубликования в печати.

Председатель горсовета Левитин (подпись).

Секретарь Каширин (подпись).

 

ЦГАСО, Р-56, оп. 1, д. 438.

Самарский городской Совет рабочих и красноармейских депутатов (горсовет)

Переписка по религиозному вопросу

 

Л. 34.

Выписка из протокола № 96 заседания Малого президиума исполнительного комитета Советов Средне-Волжского края от 21 июня 1930 года.

75. Слушали: О закрытии Успенской церкви (внесено горсоветом).

Постановили:

1. Считаясь с тем, что Успенская церковь находится рядом с Педвузом, и с расширением последнего вызывается настоятельная необходимость в использовании как земельного участка на территории церкви, так и самого здания церкви, что о закрытии этой церкви имеются массовые ходатайства трудящихся, и верующие смогут удовлетворять свои религиозные потребности в Спасо-Преображенской и Троицкой церквях одинаковой ориентации – Успенскую церковь закрыть и передать её Педвузу.

2. Постановление президиума крайисполкома от 21 мая 1930 г. о закрытии Троицкой церкви отменить.

Подлинный с надлежащими подписями

С подлинным верно.

За тех. секретаря крайисполкома Сорокина (подпись).

 

Л. 37.

Самарский трест коммунальных предприятий

№ 36/188 от 8.06. 1930 г.

В президиум горсовета

По вопросу: о месте установки расширительного бака для теплофикации

Гострест «Тепло и Сила», проектирующий теплофикацию гор. Самары, своим отношением от 6.03. 1930 г. за № 216/39 уведомил Комтрест, что он намечает для установки бака-расширителя для теплофикации использовать колокольню [Кафедрального] собора, как наиболее высокое место для установки бака-расширителя.

В феврале месяце во время доклада инж. «Тепло и Сила» Дюскина тов. Левитину рабочей гипотезы теплофикационных работ Самары с тов. Левитиным был согласован вопрос об использовании колокольни, на основании чего и даны были соответствующие указания «Тепло и Сила». Так как в настоящий момент приступили к разборке здания собора, то не найдёт ли возможным горсовет дать соответствующие указания строительной организации, осуществляющей переустройство здания собора, о возможности использования колокольни в качестве колонны для водонапорной башни, т.к. последнее позволило бы ускорить осуществление теплофикации города.

Зав. горкомхозом (подпись неразборчива).

Зам. управляющего трестом Евстигнеев (подпись).

Главный инженер Вицман (подпись).

 

Л. 46.

Копия.

Исполком Самарского городского Совета рабочих и красноармейских депутатов

№ 752.15/36

21.06.1930 г.

Горкомхозу

До сего времени колокольни на церквях, закрытых и переданных учреждениям, не сносятся. Предупредите эти организации, дайте срок несколько дней, и, если не приступят к работе – отберите церкви, что бы в них не находилось.

Исполнение сообщите.

Председатель горсовета Левитин (подпись отсутствует).

Управделами Кашутский (подпись отсутствует).

 

Л. 54.

РСФСР

НКВД

Административное управление исполнительного комитета Советов рабочих, крестьянских, казачьих и красноармейских депутатов Средне-Волжского края

18 апреля 1930 г.

№ 11/170

Г. Самара, Ленинградская, 74.

Телефон № 5-07.

Адрес для телеграмм: Самара, крайадмуправление.

Срочно.

Зав. Самарским агентством Рудметалторга.

Копия: в Самгорсовет.

На № 902.

О возникающих затруднениях в перевозке колоколов ни горсовет, ни КрАУ в известность не ставились, благодаря чему мы не могли воздействовать на транспортный комбинат и предложить выделить Вам необходимое количество подвод.

Трудгужповинность закончилась 10 апреля с.г., и подводы есть на местах стоянок. Вами же работа была прервана даже по разбивке колоколов, хотя даже при отсутствии транспорта эта работа могла бы вестись бесперебойно.

КрАУ ещё раз настаивает, чтобы в действующих церквях, которых всего 8 по городу, работа по вывозке была закончена к 19 апреля с.г.

Нач. отд. СГМ одновременно дано распоряжение о проверке 19 апреля с.г.

Нач. адморготдела РАУ Плакитин (подпись отсутствует).

Верно: Зав. отделением адмнадзора Кузьмин (подпись).

 

 

ЦГАСО, Р-56, оп. 1, д. 736.

Самарский городской Совет рабочих и красноармейских депутатов (горсовет)

Переписка по религиозному вопросу

 

Л.л. 6-8.

Президиуму Самарского городского Совета.

В целях осуществления наказа избирателей в прошедшую в 1930 г. отчётно-перевыборную кампанию, и поступаемых в горсовет ходатайств о ликвидации в г. Самаре церквей и использования их под культурные цели, предлагаю следующие соображения.

Из существующих на сегодняшний день 10 культовых зданий и помещений, а именно: Успенской по ул. Водников, 44, Кресто-Воздвиженской за р. Самаркой, Троицкой на Базарной площади, и Спасо-Преображенской на Хлебной площади, принадлежащих верующим Сергиевской ориентации (староцерковники), Петропавловской на Никитинской площади, Всехсвятской на старом кладбище, Покровского собора на Некрасовской ул., принадлежащих верующим обновленческого направления, Ильинской, принадлежащей верующим, присоединившимся к ВВЦС, Мусульманской мечети по Казанской ул., 81, и Еврейского молитвенного дома по Чапаевской ул., 82. По согласовании с соответствующими организациями в ближайшее время необходимо приступить к ликвидации следующих культовых зданий:

1) Кресто-Воздвиженская церковь – за Самаркой, деревянная на каменном фундаменте. На 13 мая созвана комиссия по производству технического осмотра и составления соответствующего акта. О ликвидации указанной церкви имеется ходатайство 4-го отделения Краевого дома крестьянина.

2) Успенской церкви – по ул. Водников, 44 (каменная), которую предполагается ликвидировать по ходатайству общества «Автодор», представившего материал, содержащий в себе до 14.000 подписей и ряда постановлений собраний о закрытии и предоставлении в пользовании общества «Автодор» Ильинской церкви.

Крайисполком в данное время составляет протест против постановления Президиума ВЦИК об оставлении Успенской церкви в пользовании верующих.

3) Петропавловской церкви – на Никитинской площади. Отдельных ходатайств не поступало.

4) Мусульманской мечети – по Казанской, 81. База под ликвидацию данной мечети подводится нацмен-работниками с целью использования здания под детский дом дошкольников, так как в том районе не имеется ни одного деточага и дома.

Затем в ближайшее время необходимо подвести базу под ликвидацию еврейского молитвенного дома с использованием освободившейся площади под жилое помещение.

В отношении других культовых зданий вопрос пока остаётся открытым.

[…]

На слом для изъятия кирпича можно использовать следующие ликвидированные культовые здания:

1) быв. больничной церкви около больницы им. Пирогова.

2) Смоленской церкви на Хлебной площади, переданной после ликвидации Союзу пищевиков под спортзал, но, по сведениям, используемой в данное время Союзхлебом под ссыпку хлеба.

3) часовня у р. Волги под Пионерским спуском.

4) часовня на римско-католическом кладбище и часовни, перечисленные в отношении горкомхоза от 12.05. 1931 г. за № 68 под п.п. 6,8,9, исключая часовню Смоленскую, указанную под п. 2 по указанным выше соображениям.

13.05. 1931 г.

Инспектор горсовета Брадлей (подпись отсутствует).

 

 

ЦГАСО, Р-81, оп. 1, д. 1070а.

Исполком Самарского губернского Совета.

Секретариат

Общий подотдел

Доклады, докладные записки в фракцию ВКП (б) губисполкома и переписка с губернскими отделами и уездными исполкомами, в т.ч. о борьбе с контрреволюционными выступлениями служителей культа.

13 января – 4 мая 1928 г.

 

Л.л. 58-61.

СССР

Объединённое государственное политическое управление при Совнаркоме

Самарский губернский отдел

31.01.1928 г.

№ 653сс

Г. Самара

Сов. секретно. Срочно.

В фракцию [ВКП (б)] губисполкома – здесь.

Докладная записка

За время с 23 декабря 1927 года по 20 января 1928 года Самгуботделом ОГПУ на основании имевшихся материалов было заведено следственное дело, арестованы и привлечены к уголовной ответственности за явно контрреволюционную деятельность 14 человек руководителей Раковского женского монастыря, находящегося в Красноярской волости Самарского уезда. Этот монастырь, оставаясь под руководством старых главарей монархически настроенных, в 1919 году, дабы удержать за собой все монастырские владения и пользоваться всевозможными льготами, «преобразовался» в сельскохозяйственную трудовую общину, но, фактически таковой не являясь, продолжал оставаться монастырём со всеми своими старыми монастырскими распорядками, и пользовался не уставом сельскохозяйственного объединения (которого не имел), а уставом монастыря, выработанного в 1863 году.

Согласно этого устава, вся власть в монастыре находилась в руках не низового состава и выборных лиц, а в руках начальниц, поставленных служителями религиозных культов, а именно: всеми делами монастыря управляла игуменья, её помощница казначея, благочинная, и часть других лиц, кои по положению религиозного устава близко к ним стояли.

В результате такого устройства монастырской жизни, и проникновения, в связи с революцией, новых идей в низовую массу, в монастыре создалось две группы:

1-я. Это паразитический элемент – руководители и старые монахини, эксплуатирующие низовых работниц.

2-я. Весь рабочий люд – послушницы, малостажные монахини, батраки и батрачки, и находящаяся в среде последних молодёжь.

Несмотря на такое разделение, всё время существовала между ними только скрытая вражда, не прорывавшаяся открыто вследствие необеспеченности последней группы. В таком же духе поставлено дело и на [монастырских] подворьях в гор. Самаре (ныне ликвидированном) и Старой Майне, Мелекесского уезда (ещё не ликвидированном), где так же жестоко эксплуатировались и эксплуатируются низовые работницы и работники.

Не являясь сельскохозяйственным объединением, а оставаясь религиозной организацией, будучи руководим антисоветским элементом, монастырь в течение всего времени существования Советской власти становится рассадником контрреволюционных идей в среде окружающего крестьянства и надёжным убежищем для всевозможного вредного существующему строю элемента. В монастырских стенах находят приют монахи и монахини ликвидированных в Республике монастырей, разные прорицатели, «бесноватые», мнимые царицы, их наследницы и наследники. Весь этот пришлый элемент ведёт антисоветскую агитацию, внушает крестьянству монархические идеи, и бессовестным образом обирает его, используя религиозные предрассудки.

Все монастыри Самарской губернии имеют между собой тесную связь, поддерживаемую через тот же странствующий антисоветский элемент, и являются для него надёжным убежищем.

В настоящее время не ликвидированными монастырями в Самарской губернии являются следующие:

1. Чагринский женский монастырь, расположен в Самаровской волости Самарского уезда. В нём находятся 166 монахинь, лишённых избирательных прав. Владеет 948 дес. земли, имеют много скота и инвентаря.

2. Ключегорский женский монастырь, расположен в Бузулукском уезде, при с. Таллах – 189 монахинь, владеют 453 дес. земли, имеют скот и с/х инвентарь.

3. Подворье Раковского женского монастыря в Ст. Майне, Мелекесского уезда, 26 монахинь и 50 послушниц, владеют 70 дес. земли, имеют скот и с/х инвентарь.

4. Спасо-Преображенский мужской монастырь, находящийся в 5 верстах от г. Бузулука, 40 чел. монахов, владеют 15 дес. земли и большим количеством имущества и с/х инвентаря.

Все эти монастыри за время революции также, преследуя цель укрепления своих монастырских устоев, и дабы оставить за собой принадлежавшие им монастырские владения, как-то: землю, строения, скот, с/х инвентарь и другое, «преобразовались» в с/х объединения. Некоторые из них даже ухитрились получить через местные органы власти по договорам жилые корпуса, инвентарь и скот. Последнее имело место в Егорьевском сельсовете, Андреевской волости, Бузулукского уезда, который сдал по договору религиозной общине Спасо-Преображенского монастыря четыре двухэтажных корпуса, каменный амбар, 3 жилых дома, 3-х лошадей, 5 коров, племенного быка, двое саней, 1 косилку, оборудование столовой и другие предметы, никакого отношения не имеющие к религиозному культу.

В этом же монастыре скрывались именующие себя членами царского рода Александрой Фёдоровной Романовой и др. неизвестные лица, распространяющие слухи о том, что Николай II жив и скоро воцарится на престоле.

В Чагринском монастыре также ведётся антисоветская агитация, вредно действующая на крестьянство. Кроме этого, в подтверждение того, что монастырь не является сельскохозяйственной артелью, служит тот факт, что в 1927 году ввиду неурожая монастырём было устроено молебствие, на котором присутствовало более 17 чел. духовенства. Имеются сведения, что этому монастырю оказывают помощь некоторые представители местной власти, через которых ему удалось получить 230 штук овец породы мериносов.

Усматривая, что все монастыри Самарской губернии, имеющие между собой тесную связь, являются непосредственными рассадниками контрреволюционных идей, и не сельскохозяйственными объединениями, а религиозными очагами, Самгуботдел считает необходимым поставить перед Вами вопрос об обследовании этих монастырей на предмет их ликвидации и передачи имущества для рационального использования в руки соответствующих государственных учреждений и организаций.

Начальник Самарского губотдела ОГПУ Бак (подпись).

Пом. нач. СГО ОГПУ Рождественский (подпись).

Начальник СО Шкеле (подпись).

Резолюция на документе:

«Поставить на ближайшее заседание фракции, поручив тов. Лисицину подготовить решение ГЗУ по выдвинутому предложению о ликвидации мнимых артелей и использовании угодий, согласовав по возможности мнение с УММ. 3.02. 1928 г. Подпись под резолюцией неразборчива».

 

 

ЦГАСО, Р-1061, оп. 1, д. 10.

Прокуратура Средне-Волжского края.

Спецсообщения за 1930-1931 г.г.

Начато 25.10. 1930 г. Окончено 28.12. 1931 г.

368 листов.

 

Л. 41-42.

Пономарёвский район б. Бугурусланского округа.

26.10. 1930 г. в с. Емельяновке на основании распоряжения представителя центра в лице т. Сырцова, пред. крайисполкома т. Брыкова и зам. пред. крайисполкома т. Прокофьева, прибывших в Пономарёвский район, было произведено закрытие церквей по целому ряду сёл этого района. В результате неправильного подхода к делу со стороны местного с/совета в с. Емельяновке женщины численностью до 50 человек, узнав о закрытии церкви, явились к зданию сельсовета, заявив: «Церковь закрывать мы не дадим». Инициаторами выступления явились середнячки: Тенякова Т.Ф., Косухина Мария и Табельская Мария, каковые, являясь делегатками от религиозной общины, были выступающими посланы в РИК с протестом.

26.10. 1030 г. в с. Е.—Зыкове председатель с/совета Строков, выполняя распоряжение о закрытии церкви, вызвал в с/совет председателя церковной общины середняка Милосердова, предложив последнему сдать ключи от церкви. Милосердов это предложение выполнять категорически отказался, заявив: «Ключи могу отдать только народу». В результате женщины в количестве до 50 человек стали собираться к помещению с/совета, выражая резкое недовольство по вопросу закрытия церкви и заявляя: «Церкви мы не отдадим». Находящийся в толпе священник Юрков С.Г. возбуждал толпу, в результате чего выступавшие отобрали ключи от церкви. Вопрос о закрытии церкви был разрешён положительно с приездом в село представителя райцентра, разъяснившим необходимость этого мероприятия, причём собравшуюся толпу верующих уговорили разойтись члены церковного совета совместно с попом, т.к. на уговоры представителей власти толпа не расходилась.

26.10. 1930 г. в с. Ново-Богородское вопрос о закрытии церкви был поставлен на пленуме с/совета и бедняками на собрании. После состоявшегося решения о закрытии по инициативе монашки Свинарёвой Марии у здания церкви собралась толпа женщин численностью до 50 человек с детьми на руках, каковые противодействовали закрытию. Выступление ликвидировано вмешательством райуполномоченного ОГПУ, через изъятие Свинарёвой и предложение церковному совету не допускать сбора женщин, что последними было исполнено. Ввиду того, что после открытия церкви женщинами были навешены свои замки, то сельсовету пришлось таковые сшибить.

Аналогичные настроения среди женщин имели место в этом же районе при закрытии церквей в сёлах Воздвиженке и Пономарёвке.

По делу арестовано: в с. Е.-Зыково – поп Юрков, пред. церковного совета Милосердов и две монашки; в с. Ново-Богородское – монашка Свинарёва и ряд других лиц. Расследование ведут райуполномоченный ОГПУ и нарследователь.

 

 

ЦГАСО, Р-1061, оп. 2, д. 2.

Прокуратура Сызранского округа.

Доклады и отчёты окружной прокуратуры.

Начато 1 января 1930 г. Кончено 17 августа 1930 г.

 

Л.л. 44-57.

[…]

Закрытие церквей в сёлах: В. Маза, Соловчиха, Гурьевка, Суруловка, произведено без соответствующей подготовки масс, путём административного нажима, в результате чего верующие всех этих сёл обращаются во все органы, окружные и краевые, с просьбой о пересмотре постановлений общих собраний, ссылаясь на то, что их запугивали. После опубликования центральных постановлений по вопросу о перегибах при закрытии церквей в окружные органы хлынула волна ходатайств о возвращении молитвенных зданий. Например, закрытие церкви в В. Мазе произведено с утверждения президиума Новоспасского РИКа, который без утверждения вышестоящих органов вынес решение о реализации постановления общего собрания, поручив председателю сельсовета снять колокола и сдать в Рудметаллторг, и приспособить церковь под культурное учреждение.

Против состава президиума РИКа возбуждено преследование в дисциплинарном порядке через окрисполком.

[…]

До последнего времени райком не противодействовал перегибам, и мер к перегибщикам не принимал, что создавало у уполномоченных мнение, что все их действия правильны. Приезд работников прокуратуры для расследования всех описанных и других безобразий вызвало среди уполномоченных разговор, кому теперь верить, не знаем. Один из членов партии (с 1918 г.) в частной беседе заявил: получая указания об арестах середняков, я подумывал, не изменила ли партия политику по отношению к середняку. С разъяснением ст. от т. Сталина «Головокружение от успехов» и постановления ЦК об исправлении перегибов было опоздано, чем воспользовался кулак и опередил с разъяснением этих важнейших директив, настраивая против нас бедняков и середняков.

Позже в связи с принятием мер положение стало исправляться, несмотря на все допущенные перегибы и кулацкие противодействия в Радищевском кусту. Колхозы оказались устойчивыми, и весеннюю кампанию проводили дружно.

[…]

По закрытию церквей – дело обстояло исключительно безобразно. Из 27 молитвенных зданий закрыты 12, в том числе 3 мечети (в тат. сёлах). Молитвенные здания закрывались в административном порядке, самовольно уполномоченными РИКа и сельских советов. В отдельных случаях, с согласия районного руководства (Тепловка), последнее было осведомлено об этих безобразиях, однако мер не принимало.

На почве неправильного закрытия церквей происходили в ряде сёл массовые выступления с требованием открыть церкви.

По информации прокуратуры бюро ОК выслало в район партийную бригаду во главе с членом бюро ОК. При участии работников прокуратуры бригада непосредственно на местах исправляла перегибы. По решению бригады и бюро ОК постановлено открыть церкви в сёлах: Тепловке, Языкове, Топорнине и Епифановке, и мечети одну из двух закрытых в Б. Саймане, и 1 из 2-х закрытых в с. Ахметлей.

В ближайшие дни бюро ОК будет заслушивать выводы партийной бригады, и будет принято решение в связи с перегибами допущенными в этом районе.

[…]

Врид окрпрокурора Лысов (подпись).

1930 года 16 мая

Г. Сызрань.

 

 

ЦГАСО, Р-2558, оп.2, д.197.

Секретно.

Председателю крайисполкома тов. Полбицыну.

Специальные донесения Куйбышевской областной прокуратуры.

 

Л.л. 26-27.

Спецдонесение № 3 от 8 января 1937 года.

Контрреволюционная вылазка церковников.

Прокурор Подбельского района сообщает, что он 23 декабря 1936 года имел беседу с одним из сторонников открытия церкви в селе Малый Толкай, закрытой с утверждения ВЦИК в 1935 году гр-ном Назаровым Сергеем Павловичем. Назаров колхозник, хорошо работает в колхозе, но от других верующих отличается тем, что активно добивается открытия церкви.

В беседе с райпрокурором Назаров заявил, что после присутствия на одной из бесед по изучению проекта Конституции, которую проводил парторг Кириллов, многие из верующих статью 124 поняли так, что от государства отделяется не только церковь как организация религиозно-верующих, но и церковь как здание, к которому государство не будет иметь отношения, и это активизировало его деятельность в отношении открытия церкви. Назаров особенно указывал на то, что школа отделена от церкви, и педтехникум не имел права переоборудовать церковь под клуб (техникум сделал этот на основании постановления крайисполкома). Назаров, кроме того, заявил, что «предстоящая перепись населения покажет, что верующих будет более 50%, и сельсовет будет вынужден прибегнуть к постройке хотя бы молельни».

Назаров встречает активную поддержку со стороны колхозников Дьяконова А.П. и Гусарова С.Е.

Собранные по этому поводу материалы райпрокурор передал для оперативной разработки в органы УГБ НКВД.

Прокурор области Н. Жалнин.

 

Л.л. 34.

Спецдонесение № 13 от 31 января 1937 года.

Массовые беспорядки при снятии колоколов.

21 января 1937 года в село Карлинское Ульяновского района прибыли рабочие «Металлолома» для снятия колоколов с действующей церкви на основании постановления Ульяновского горсовета. Прибывшие рабочие обратились к председателю сельсовета Костригину и вместе с ним отправились в церковь. Церковь оказалась открытой, и в ней находился сторож Чебуров, которому предсельсовета сообщил о том, что пришедшие с ним рабочие будут с церкви снимать колокола, на это есть постановление горсовета. После этого Костригин из церкви ушел, а рабочие приступили к снятию колоколов.

Верующие, услышав стук на колокольне и узнав, что там находятся прибывшие для снятия колоколов рабочие, стали собираться около церкви и высказывать свое возмущение. Тем временем сторож церкви Чебуров сообщил члену церковного совета Уколову о том, что с церкви снимают колокола, и что около нее собрался народ. Пришедшему к церкви Уколову собравшиеся кричали: «Почему без разрешения верующих снимают колокола?» Уколов вызвал предсельсовета Костригина, который пытался прочесть гражданам постановление горсовета и разъяснить его, но этого ему сделать не удалось, так как толпа кричала и не дала ему говорить.

В толпе был пущен слух, что церковь закроют, после чего стали раздаваться угрозы по адресу снимавших колокола рабочих и советской власти. Затем несколько наиболее враждебно настроенных верующих полезли на колокольню, прогнали рабочих «Металлолома», а все их инструменты сбросили вниз. После этого церковь верующими была закрыта, а ключи они унесли с собой. На следующее утро, то есть 22 января 1937 года, у церковной сторожки собрались несколько человек и написали заявление с требованием «собрать собрание верующих, а то как бы чего не вышло». Заявление подписали два члена церковного совета Меркулов и Уколов.

Священник во время этих беспорядков был в толпе, где в это время раздавались крики «стаскивай их», «перебить всех» и т.д.

Следствие по делу ведет НКВД г. Ульяновска. Арестованы члены церковного совета Уколов и Ежова, особо активно проявившие себя в подстрекательстве к массовым беспорядкам верующие Сергеев, Кашева, Корочев и Буланов.

 

Л.л. 180-181.

Спецдонесение № 31 от 8 марта 1937 года.

Раскрыта контрреволюционная группа.

Прокурор Кинель-Черкасского района сообщил, что в селе Кинель-Черкассы раскрыта контрреволюционная группа, возглавляемая священником Козлицким Сергеем Тимофеевичем. Активными членами группы были бывшие священники Остроумов Владимир Петрович и Александровский Василий Алексеевич. Все вышеперечисленные лица в прошлом эсеры, и с 1917 по 1920 годы активно боролись против советской власти.

На квартирах Козлицкого и Александровского группа устраивала нелегальные сборища, на которые привлекались антисоветские настроенные и неустойчивые люди и бывшие церковники (бывшие псаломщики, дьякон, церковный староста, монашки и т.д.). На собраниях иногда присутствовали и колхозники. На сборищах велась контрреволюционная агитация против мероприятий партии и советского правительства.

По вопросу ликвидации кулачества разговоры носили такой характер: «Гибнет лучшая часть цивилизованного крестьянства, которая кормила все население. А в колхозы вошли те крестьяне, которые не в состоянии прокормить даже сами себя, и не могут дать излишков своего труда государству». Далее: «Политика Сталина довела до того, что все цивилизованное общество в России пришло к гибели. Без вмешательства иностранных государств этот вопрос не разрешится».

По вопросу международной политики на сборищах говорили: «Хоть в газетах и пишут, что РККА технически крепко вооружена, но все же при объявлении войны СССР не устоять, так как Германия, Япония и другие не настолько глупы, чтобы подставить свой лоб для поражения. Большевистская зараза забыла о том, что внутри нашей страны имеется немало единомышленников, которые пойдут вместе с капиталистическими державами».

По вопросу троцкистско-зиновьевского центра говорили: «Троцкий, Зиновьев и Каменев шли по правильному пути. Только путь, предлагаемый троцкистами, может вывести страну из тупика, в который ее завела политика Сталина. Все окружающие государства относятся к СССР с большим недоверием и при объявлении войны все пакты о ненападении полетят в воздух».

Козлицкий, Остроумов и Александровский арестованы. Следствие ведет РО НКВД.

 

Л. 216.

Спецдонесение № 60 от 26 мая 1937 года.

Преступление изуверов.

В селе Татарский Шелдаис Бедно-Демьяновского района группа фанатиков-изуверов изувечила молодого татарина Юлгышева Усмана.

Юлгышев Усман на днях возвратился из Москвы с село Татарский Шелдаис больным эпилепсией. Во время припадков, будучи в бессознательном состоянии, Юлгышев повторял имя своей знакомой русской девушки Маруси. Группа местных фанатиков-мусульман решила, что в больного «вселился шайтан». Чтобы изгнать из Юлгышева «беса», участники этой группы стали выпытывать у больного фамилию его знакомой, сначала путем угроз, затем применили пытку – стали жечь больному подошвы ног горящей лучиной. У Юлгышева обгорели ступни.

По делу арестованы производившие истязания Курамшин Абубекер, Давликанов Хусьян и Анчурин Хасьян. Для наблюдения за ходом расследования на место выехал зампрокурора области по спецделам тов. Зарубин.

 

Л.л. 221-224.

Совершенно секретно

Из прокуратуры Куйбышевского края от 2 июня 1937 года

Председателю облисполкома тов. Полбицыну

Итоги процесса церковников

21-28 мая с.г. в г. Куйбышеве в спецколлегии с участием прокуратуры проведен процесс над контрреволюционной группой церковников. Вся группа стояла, как выявлено предварительным и судебным следствием, из 14 человек.

Во главе этой группы был бывший раскулаченный Исаев Василий Александрович, 57 лет; бывший монах Макашев Степан Ильич – 47 лет; раскулаченный, бывший лишенец Хавченко Нестор Моисеевич – 72 лет. Остальные же: 3 человека служители религиозного культа, один единоличник, две монашки, фотограф, домохозяйка, маляр – бывший лишенец, и один без определенных занятий.

Характерным моментом работы этой контрреволюционной группы было то, что на протяжении 1935-1936 годов они подыскивали умалишенных калек, создавали вокруг них ореол святости, и впоследствии, когда начиналось посещение этих лиц отсталыми элементами, обрабатывали последних в контрреволюционном духе. Антисоветская обработка в одиночку и группами была главным образом направлена на дискредитацию колхозного строительства, профсоюзов и Сталинской конституции, и переписи, и в первую очередь на дискредитацию коммунистов и советской власти. Отдельными лицами (Хавченко) высказывались и террористические настроения в адрес руководителей страны.

Практическая организационная работа распространялась на следующие населенные пункты.

В Куйбышеве, в доме Исаева, была помещена больная Александра Погановская, носившая имя «Сашенька болящая». По сути дела, это был штаб указанной группы. Петропавловская церковь, где церковным старостой был один из обвиняемых Макашев, являлась местом вербовки верующих для к-р обработки. Метод к-р работы состоял в следующем.

Исаев, Макашев, Лычев, а также Лезина, как правило, распускали слухи о святости «Саши болящей», о ее сверхъестественных предсказаниях, и впоследствии лиц, заинтересованных в этом, приглашали в дом Исаева. Первоначально люди опрашивались, кто они, какие их нужды, а потом допускались к «Сашеньке», и пользуясь тем, что последняя говорила непонятные слова, разъясняли смысл ее суждений по своему усмотрению. Лица, которые казались, на взгляд организаторов, сомнительными или подозрительными, оставлялись на ночлег (если они приезжие), или приглашались посетить болящую вторично.

Тех лиц, в которых Исаев, Макашев и Лычев не видели опасений, начинали склонять к тому, что в городе есть прозорливый старичок – проповедник Хавченко, дающий благие советы каждому, кто их захочет получить. Втянув их таким образом к «пророку» Хавченко, они уже безо всякой опаски приступали к антисоветской агитации. Пришедшим единоличникам они доказывали гибельность колхозов, говорили о неминуемом голоде, о предстоящем вторжении в СССР иностранцев, о предстоящей расправе над колхозниками, а на основе контрреволюционной литературы Нилуса предсказывали гибель Советской власти. Если это был член профсоюза, говорили о вредной и грешной роли профсоюзных организаций, устрашая его всяческими муками ада. Как правило, их пророческие советы сводились к тому, чтобы не вступать или выходить из колхозов и профсоюзов, противодействовать советской власти, присоединяться к группе верующих, и тем самым спасать свою душу.

Из многочисленных показаний свидетелей видно, что квартиру Исаева посещали ежедневно десятки лиц со всевозможными приношениями, ежедневно устраивались групповые моления, ночные беседы с антисоветским содержанием. Характерно то, что за счет этих приношений посещающие, особенно из деревень, кормились в доме Исаева бесплатно.

Удавшаяся работа в г. Куйбышеве привела организаторов к тому, что они «по образу и подобию» стали насаждать подобные контрреволюционные гнезда и в других городах и селах Куйбышевской области. Так, например, взятый из психиатрической лечебницы г. Ульяновска психически ненормальный Сергей Нечаев был перевезен в г. Сызрань, и вокруг него стала проводиться такая же работа, как и вокруг «Сашеньки болящей». В г. Хвалынске в святость был произведен некий Иннокентий, в Чапаевске – «Наташа», в Уреноке – «болящий Вася», в селе Воскресенском – больной «молодой Вася». Подготовлялась подобная же почва, как организация «святых мест» с больными: в Батраках, в селе Бариновка Утёвского района и в Обшаровке. Эти своеобразные «филиалы» были организованы исключительно Исаевым, Макашевым, Лычевым и их приспешниками. Для обслуживания таких больных посылались проверенные в Куйбышевском «очаге» лица, преимущественно из бывших монашек.

Процесс показал, что указанная группа вербовала к себе особо реакционную часть духовенства, причисляя к изменникам и предателям тех, кто не вел активную работу против советской власти.

Бывший поп Троицкий, отбывший наказание за антисоветскую агитацию в лагерях и служивший в церкви поселка Алексеевского, вошел в указанную к-р группу. В своей квартире и в церкви он стал устраивать в праздничные дни нелегальные сборища, одобряя работу всей к-р группы.

Безместный поп Миронов, проживающий в Куйбышеве, точно также примкнул к группе Исаева-Макашева, распространяя о последней слухи среди верующих, как о группе с «высокорелигиозной моралью».

Следует отметить и то, что организаторы контрреволюционной группы даже на суде всячески пытались вести антисоветскую агитацию. Например, обвиняемый Макашев заявил: «Когда я выхожу на улицу в Куйбышеве и вижу, что делается вокруг, то мне кажется, что от всего этого пахнет каким-то смрадом и гарью». Еще он говорил так: «Дети, особенно в последнее время, развращены, не слушаются своих родителей, и я убежден, что наступает конец мира». Далее: «Газет я не читаю потому, что от них также веет смрадом, что, когда я встречаю единоличника или глубоко верующего человека, только эти люди мне кажутся со светлыми лицами, остальные же имеют нехороший облик».

Поп Троицкий, имея высшее образование, заявил суду о том, что «душа человека должна находиться в распоряжении религии, а земное его – в распоряжении власти».

Обвиняемый Исаев заявил суду: «Все, что проделано Советской властью, сделано по велению и желанию только бога», и далее: «Человек не может создать жизни, а только бог».

Характерно то, что во всей своей к-р агитации мракобесы не задели ни единым словом никого из врагов народа – ни троцкистов, ни правых. Дискредитирующие моменты ими изыскивались исключительно против руководителей Советской власти и правительства.

Например, один из широко применявшихся приемов агитации к толкованию виденных якобы снов сводился к тому, что памятник Ленина окружен человекообразными зверями, что портрет Сталина медленно превратился в зверя, что у Калинина на столе образовалась часовня, и так далее. Все это истолковывалось среди фанатиков как конец существования советской власти. Отвлечение верующих от демонстраций, от оказания помощи испанским женщинам и детям, даваемые советы закупать как можно больше хлеба, ибо будет голод – были также приемами агитации. У обвиняемы при обыске обнаружена и черносотенная литература.

На процессе также выявлено, что группа имела непосредственную связь через специальное лицо Киселеву, с киевскими религиозными кругами, а последние, как заявила на следствии Киселева, связаны с почаевским монастырем в Польше. Из вскрытой на процессе картины можно сделать вывод, что в Куйбышеве и районах ослаблено внимание к деятельности церковников и плохо поставлена религиозная пропаганда.

По приговору обвиняемые Исаев и Макашев приговорены к расстрелу, Хавченко, Троицкий, Лычев и Миронов – к 10 годам тюремного заключения каждый и остальные к тюремному заключению на разные сроки.

Прокурор области Ледвич

Старший помощник прокурора по спецделам Коннов.

 

Литература

150 лет Самарской губернии (цифры и факты). Статистический сборник. Под ред. Г.И. Чудилина. Самара, Самарский дом печати. 2000. :1-408.

Алабин П.В. 1894. Во имя Христа Спасителя кафедральный соборный храм в Самаре. Самара: Губернская типография, 1894.

Белоногов А. 2011. Главная площадь. // Самарские судьбы: журнал. Самара, 2011. № 11., с. 44—51.

Были пламенных лет. Куйбышев, Куйб. кн. изд-во, 1963.

Ерофеев В.В., Чубачкин Е.А. 2007. Самарская губерния – край родной. Т. I. Самара, Самарское книжное изд-во, 416 с., цв. вкл. 16 с.

Ерофеев В.В., Чубачкин Е.А. 2008. Самарская губерния – край родной. Т. II. Самара, изд-во «Книга», - 304 с., цв. вкл. 16 с.

Ерофеев В.В. 2011. Следы язычества в позднем российском христианстве. – В сб. «Истоки и развитие экологической культуры, этики эстетики». Самара, изд-во «АсГард», стр. 394-415.

Жуков А.Н., Мельникова Н.В. 1994. Культовое зодчество Самары // Самарский краевед: Историко-краеведческий сборник / Составитель А.Н. Завальный. — Самара: Самарское книжное издательство, 1994, с. 210—249.

Зубова О.В., Мельникова Н.В., Радченко О.И., Бочков В.А., Подмарицын А.Г. 2001. Православные святыни Самарского края. Самара, 2001. 270 с.

Карташёв А.В. Очерки по истории русской церкви. (Собрание сочинений в 2-х томах). М., Терра, 1992.

Куйбышевская область. Историко-экономический очерк. Куйбышев, Куйб. кн. изд-во. 1977. :1-406.

Куйбышевская область (Рекомендательный список литературы). Куйбышев, тип. им. Мяги. 1978. :1-260.

Куйбышевская область. Историко-экономический очерк, изд. 2-е. Куйбышев, Куйб. кн. изд-во, 1983. :1-350.

Матвеева Г.И., Медведев Е.И., Налитова Г.И., Храмков А.В. 1984. Край самарский. Куйбышев, Куйб. кн. изд-во.

Наш край. Самарская губерния – Куйбышевская область. Хрестоматия для преподавателей истории СССР и учащихся старших классов средней школы. Куйбышев, Куйб. кн. изд-во. 1966. :1-440.

Наякшин К.Я. 1962. Очерки истории Куйбышевской области. Куйбышев, Куйб. кн. изд-во. :1-622.

Никольский Н.М. История русской церкви. М. Политиздат, 1985. 448 с.

Русское православие. Вехи истории (Науч. ред. проф. А.И. Клибанов). М., Политиздат, 1989, 719 с.

Синельник А.К. 2003. История градостроительства и заселения Самарского края. Самара, изд. дом «Агни». :1-228.

Сыркин В., Храмков Л. 1969. Знаете ли вы свой край? Куйбышев, Куйб. кн. изд-во: 1-166.

Храмков Л.В. 2003. Введение в самарское краеведение. Учебное пособие. Самара, изд-во «НТЦ».

Храмков Л.В., Храмкова Н.П. 1988. Край самарский. Учебное пособие. Куйбышев, Куйб. кн. изд-во. :1-128.

---

Просмотров: 5978

---